Конец начала

X

Взводный сержант Лестер Диллон старался как можно больше времени проводить на палубе "Вальдоста Либерти". Снаружи прохладнее и свежее, чем внизу. Вниз он спускался только, чтобы поесть - по правилам, выносить еду запрещалось, - да сходить в гальюн. Спал и играл в покер он тоже внизу. Во всех остальных случаях, нет. К тому же, снизу не видно, что происходит вокруг.

С самого выхода из порта Сан-Диего их корабль шёл зигзагами на юго-запад. Вокруг, насколько хватало взгляда, тянулись длинные шеренги транспортников и эсминцев сопровождения. Диллон решил, что это самый большой флот в мире, когда-либо выходивший в море, не говоря уж о том, что он намного превосходил тот, что не дошёл до цели годом ранее. Доказать этого сержант не мог, но убежден в своих мыслях был крепко.

Ещё он видел, что курс менялся чаще и аккуратнее, чем в прошлый раз. Когда сержант произнес эту мысль вслух, Датч Вензел кивнул.

- Полагаю, морячков тоже можно кое-чему научить, если дать время, - произнес второй взводный сержант.

- Похоже, ты прав. Кто бы в такое поверил?

Они стояли всего в нескольких метрах от пары матросов "Вальдоста Либерти". Те притворились, что ничего не слышали. Если они решат устроить потасовку, Лес был к этому готов. Как тогда поступит капитан Брэдфорд? Не разрешит участвовать в высадке? Вряд ли! Худшее, что с ним могут сделать - это послать туда, куда они идут.

Едва сержант успел об этом подумать, как ожили громкоговорители.

- Слушайте все! Слушайте все! - раздался восторженный голос. - Наши корабли смели японский флот, путь к зоне высадки открыт. Нас ждут прекрасные романтичные Гавайи!

Палуба взорвалась радостными криками. Матросы и морпехи орали так, будто с ума посходили. Лес охотно к ним присоединился. Как и его приятель. Люди продолжали кричать и радоваться, пока Лес не отрезвил их одной фразой:

- Чего радуетесь? Мы только что получили отличный шанс выхватить пулю в голову. Вы этому радуетесь?

- Да, бля! - ответил Датч. - И ты тоже, старый ты хер. Иначе мы бы оба уже стали ганни.

- Ну, ёпт. Когда ты прав - ты прав.

Они отказались от возможности получить третью полоску на шеврон, и всё для того, чтобы вместо тренировки новобранцев в Кэмп Пендлтон, поучаствовать в неудавшейся высадке годичной давности. В итоге, они, всё равно, оказались в Пендлтоне, причём, в прежних званиях. Жизнь, порой, умеет мощно поднасрать.

Рокот двигателей "Вальдоста Либерти" стал громче. Судно ускорилось. Как и все остальные корабли и суда флота вторжения. Вензел пробормотал:

- Ни минуты терять не хотят.

- А ты бы хотел? - поинтересовался Лес. - И так целых полтора года потратили. Самое время вернуть Гавайи. Несправедливо, блин, что на Отель-стрит ходит кто-то другой.

- Ну, вот! - рассмеялся Вензел. - Теперь я знаю, за что воюю - ради дешевых шмар и дорогущего бухла!

- Меня устраивает, - сказал Диллон и Вензел не стал с ним спорить.

Каждый раз, когда Диллон находился на палубе, он всматривался в воды океана, высматривая перископ. Шансы невелики. Шансы на то, что эта жалкая посудина сумеет увернуться от японской торпеды, ещё меньше. Сержант всё это прекрасно знал. Но продолжал смотреть. Это как пытаться отогнать слона щелчками пальцев - толку никакого.

- Интересно, как далеко мы от Гавайев, - сказал Датч.

- Хер бы знал, - ответил Лес. - Дорожных указателей в море как-то не очень много. Доберемся, когда доберемся.

Они добрались через три дня. Должно быть, они прошли мимо того места, где разыгралась битва американского и японского флотов, но никаких признаков произошедшего заметно не было. Океан хранил свои тайны на большой глубине.

По мере того, как они приближались к северному берегу Оаху, линкоры, крейсера и эсминцы, сопровождавшие авианосцы, устроили на суше настоящий ад. Над водой разносился грохот корабельных орудий. Пролетавшие над головами снаряды существенно меняли окружающий пейзаж.

Лес наблюдал за происходящим с воодушевленным одобрением.

- Чем больше они перемолотят япошек, тем меньше достанется нам.

С авианосцев взлетали пикирующие бомбардировщики и били по тем местам, где, по мнению Диллона, располагались позиции япошек. Их бомбы поднимали ещё больше пыли и земли, чем крупнокалиберная артиллерия. Этот мир всё больше и больше становился миром лётчиков. "А мне-то что? - подумал Лес, когда эта мысль пришла ему в голову. - Для меня это важно. Они могут забомбить Гавайи в каменный век, но именно такие жалкие ничтожества, как я, будут высаживаться на берегу и штыками выковыривать япошек из этой земли. Блин, я везунчик!".

Он даже не мог винить вербовщика, когда, как и все остальные морпехи, записывался в Корпус. По призыву набирали в армию, так что, пусть они и жалуются.

Несмотря на все старания американской авиации, нескольким японским самолётам, всё же, удалось взлететь и атаковать корабли. На них тут же, подобно овчаркам на стаю волков, бросались "Хеллкэты" и "Уайлдкэты", но япошки не промахивались: там крейсер, здесь транспортник. Когда над судном, полным морпехов и салаг поднялся столб дыма, Лес грязно выругался - там погибали его товарищи.

То там, то тут с берега по кораблям били полевые орудия япошек. Вокруг в воду шлёпались снаряды. Корабли открыли ответный огонь. Остальным япошкам хватило ума не высовываться. Если они каким-то образом выдавали свою позицию, корабельная артиллерия раскатывала их в блин.

Что-то отвлекло Датча от разворачивавшегося перед ними представления. Он пихнул Леса в бок.

- ПДС пошли.

Лес тоже обернулся через плечо. Разумеется, вместе с "Вальдоста Либерти" и остальными транспортниками, включая тот, что горел, шли ПДС - пехотно-десантные суда, если официально. Возможно, это был единственный способ быстро доставить людей до точки высадки. И, на случай, если высадка пойдёт не так, забрать уцелевших обратно.

В любом случае, времени на размышления у Леса не осталось. Он кивнул тем, с кем предстояло идти в бой. Пацаны, в основном, ещё недостаточно взрослые, чтобы даже голосовать, некоторые недостаточно взрослые, чтобы начать бриться, разбавленные кучкой старичков, ветеранов, вроде самого Диллона. Он задумался над тем, что скажет, когда настанет время.

- Не натворите глупостей, - сказал он. - Как на учениях и всё будет пучком. Ясно?

Каски качнулись вверх-вниз. Несмотря на все старания Корпуса, на самые реалистичные тренировки, большинство из них понятия не имело, что такое попасть под обстрел. Судя по их круглым глазам, сжатым губам и напряжённым лицам, воображение у них работало. Лес вспомнил, как сам дрожал от страха, поднимаясь в атаку во Франции. Вскоре он выяснил, что все вокруг, включая немцев, испытывали то же самое.

Интересно, япошкам на берегу тоже страшно? Они должны были быть гуннами, которых, вдруг сделали школьными учителями. Страшно ли им? Лес надеялся, что страшно, но он не поставил бы на это и дайм.

- Рота! - заорал капитан Брэдфорд - Грузимся!

Морпехи начали перебираться через фальшборт и по сетям, висящим вдоль борта "Вальдоста Либерти", спускаться вниз. Бойцы перебирались с судов на лодки, словно, всю жизнь только этим и занимались. Впрочем, по мнению Диллона, могло быть и лучше. Кого-нибудь могло зажать между бортами, кто-то мог сорваться, упасть в воду и утонуть, или упасть в лодку и сломать ногу. Такие эксцессы никак не помогут стране победить.

Пара бойцов на ПДС подхватили Диллона и поставили на палубу.

- Держим, сержант, - сказал один.

- Спасибо, - ответил тот, хотя никакой благодарности не испытывал.

Оказавшись на металлической палубе десантного судна, он сам принялся помогать спускаться другим морпехам. Все оказались на борту без значительных травм. Диллон надеялся, что это хороший знак. Но ещё он знал, что счёт потерям может открыться ещё задолго до высадки на берег.

Зарокотал и зафыркал двигатель, ПДС отошло от борта транспортника. На его место тут же встало следующее. Вместе с роем других, они направились к берегу Оаху. Высунуться и оглядеться Диллон не мог. Внутри стальных стен десантного корабля, Лес видел лишь морпехов в зеленой форме и сидевших за штурвалами ПДС матросов, одетых в серые, как цвета кораблей, на которых они служили, каски.

Даже не глядя вперед, сержант знал, что они приближаются к берегу. Заградительный огонь кораблей стих, дабы, случайно не задеть своих. Как только орудия замолчали, япошки начали бить по ним из всего, что было. Прятались они, конечно, хорошо. Вокруг приближавшихся кораблей начали падать мины и снаряды.

Один снаряд разорвался рядом с ПДС, в котором сидел Диллон. По борту застучали осколки, но ни один не пробил обшивку.

- Слава тебе, Господи, - пробормотал морпех позади него.

Лес кивнул. Он никогда не был верующим, но сейчас любая помощь кстати.

Время от времени, снаряды падали не между десантными кораблями, а совсем рядом с ними. Каждый раз, когда Лес слышал лязг металла, он морщился, словно, слышал бурмашину стоматолога. Возможно, эта бурмашина предназначалась ему, в зависимости от того, какие планы у стоматолога. Ему же мог предназначаться очередной лязг, всё зависело от воли божьей.

- Шевелись, мать вашу! На берег, вашу мать! - раз за разом кричал кто-то. Мгновение спустя, Лес осознал, что кричал именно он. Кричал он то, о чём думали все остальные.

Днище ПДС шаркнуло о песок, но судно продолжало двигаться вперед. Это не был полноценный корабль-амфибия, но какое-то время судно могло двигаться и с вытащенным на поверхность винтом. Двое матросов опустили десантный пандус. Тот упал, подняв вокруг себя тучу брызг. ПДС, всё же не был предназначен для полноценной высадки на берег.

- Пошёл! Пошёл! Пошёл! - орал капитан Брэдфорд. - Рассредоточиться и уходить вглубь, как можно скорее! Живо!

Морпехи бросились из десантного корабля. На берег падали мины, вздымая в воздух золотистый песок. Неподалеку в зарослях вокруг себя сеяли смерть пулеметы. У японцев трассеры бело-синие, а не красные, как у американцев. Пули из пулеметов и винтовок, тоже поднимали фонтанчики песка.

Бойцы начали падать.

- Санитар! Эй, санитар! - закричал кто-то, подзывая флотских медиков, шедших с морпехами.

Кто-то оставался лежать там, где упал. Ни санитар, ни кто-либо другой не поможет тому, кого мина превратила в фарш. До самого Судного дня.

Лес пробежал мимо окровавленного япошки, лежавшего рядом с длинной винтовкой с примкнутым штыком. Он думал, что перед ним покойник, пока не услышал за спиной выстрел. Сержант тут же развернулся кругом. Стреляли из американского оружия.

- Эта сука притворялась. Я видел, как он потянулся за винтовкой, а потом выстрелил, - сказал морпех.

- Спасибо, - ответил Диллон.

Если бы япошка дотянулся, то выстрелил бы ему в спину. Над головой пролетел сине-белый трассер. Лес рухнул в воронку и начал стрелять сам.

- Добро пожаловать на Гавайи, ёбаный в рот!

Капрал Такео Симицу считал, что знал всё, что нужно делать. Обстрел с американских кораблей, что собрались на северном берегу Оаху, показал, как же он ошибался. Сам путь до позиций превратился в один сплошной кошмар кошмар. Авианалёты сильно потрепали полк. А, когда они добрались...

Отсюда можно было наблюдать конец света. На японские позиции обрушились вражеские снаряды. Их звук был похож на рёв падающих с неба товарных поездов, но, когда они подлетали ближе, то начинали пронзительно выть. Выстрелы с эсминцев и крейсеров просто пугали. Но снаряды, выпущенные с линкоров, можно было даже разглядеть. Когда они взрывались, земля дрожала под ногами. Повсюду свистели осколки. Ударная волна подбрасывала вверх и с размаху била оземь, подобно пьяному и злому двухсот пятидесяти килограммовому сумоисту.

Когда начался обстрел, бойцы начали кричать. Симицу не мог их за это судить. Он и сам кричал, когда бомбардировщики громили казармы. То тут, то там, отдельные бойцы бросали позиции и убегали. Иногда их расстреливали собственные товарищи. Иногда вместо них справлялись вражеские снаряды.

Чтобы добавить соли на рану, сверху на японцев бросились пикирующие бомбардировщики, уничтожая всё, до чего не дотянулись корабельные орудия. "Точно так же мы поступали с американцами, - думал Симицу. - Но они продолжали сражаться. Нужно делать то же самое. Но, как?". Капрал сидел в окопе, не рискуя высунуться. Высматривать врага, значит, нарываться на осколок. Просто сидеть в окопе - тоже нарываться на осколок.

Когда обстрел и бомбардировки временно прекратились, Симицу был слишком шокирован, чтобы реагировать, поэтому на мгновение растерялся. Или чуть дольше, чем на мгновение. В любом случае, слишком долго, чем того требовал долг.

- Отделение! - крикнул он. - Вы живы?

Надо было спрашивать иначе, но вышло, как вышло.

- Здесь, господин капрал! - выкрикнул из соседнего окопа Сиро Вакудзава.

- Я тоже! - подал голос Ясуо Фурусава.

Откликнулись ещё несколько человек. Где-то неподалёку застонал тяжелораненый, если по стонам можно было определять состояние.

Это плохо, но Симицу было, о чём переживать. Пока стояло временное затишье, он сумел высунуться из укрытия из веток и листьев посмотреть в сторону океана.

- Дзакенайо! - выругался он.

Море кишело вражескими кораблями и лодками. Чуть дальше от берега стояли боевые корабли. Продолжали бить японские орудия, несколько вражеских судов загорелись, но лишь несколько. Симицу обратил внимание на крупные корабли, но надолго те его не задержали. Медленно покачиваясь на волнах - море в этот день выдалось намного спокойнее, чем в день высадки японцев - к берегу шли десантные суда в таком количестве и таком многообразии, что даже представить трудно. Баржи "Дайхатсу", на которых капрал с товарищами прибыл на Гавайи, тягаться с этим не могли никак.

Некоторые выглядели, как полноценные суда, которые могли перевозить всё, что угодно. Симицу не знал, что именно они перевозили, да и не очень-то горел желанием это выяснить. Другие, меньше и более плоские, везли к берегу солдат. Американцы даже в этом превзошли противника. На баржах "Дайхатсу" стояли металлические щиты, защищавшие рулевого и пулеметный расчёт. Солдаты, которых везла та баржа, были уязвимы для огня противника.

Но не в этом случае. Эти десантные суда были вкруг обшиты сталью, защищая солдат. Симицу таращился на них в немом восхищении. Ему очень хотелось, чтобы его страна тоже строила такие суда.

На приближающийся десант зашло несколько японских самолётов. Над одним из кораблей поднялся столб дыма, но тот продолжал идти к берегу. На носу судна открылся шлюз. Оттуда выкатился рычащий танк - громадная грохочущая махина, намного больше и опаснее всех тех, что строили японцы. Танк поехал вперед, из-под гусениц горстями полетел песок.

К берегу приближались и суда поменьше. Выбегавшие из них солдаты были одеты в зелёную форму, а не в хаки, как те, что противостояли японцам в прошлый раз. Каски у них тоже были новые: куполообразные, больше похожие на японские, чем на стальные шляпы британского производства.

- Вперед! - закричал офицер. - Нужно сбросить врага в море! За мной!

Последнее, куда хотелось бежать Симицу - это "вперед". Но "За мной!" игнорировать нельзя, потому как привычка подчиняться приказам была вбита в него накрепко, как и в любого другого японского солдата. Когда мимо пробежал офицер с катаной в руках, капрал вылез из окопа и побежал следом.

Среди американцев рвались мины и артиллерийские снаряды. Люди падали, их разбрасывало в стороны, разрывало на части. В них стреляли из пулеметов и винтовок. К сожалению, падали далеко не все. Над головой Симицу просвистела пуля. Он скрылся за валуном. От камня срикошетила ещё одна.

Нужно заставить себя двигаться дальше. От того, что он будет прятаться, легче не станет. Может, даже станет тяжелее. Капралом быстро овладел страх. Чувствовал он себя хуже, чем, когда сам высаживался на Оаху, и намного хуже, чем, когда воевал в Китае. Этих здоровых мужиков в незнакомой зеленой форме отбросить назад будет непросто.

Симицу огляделся. Всегда хочется убедиться, что вперёд не идёшь не только ты один. Несколько его бойцов по-прежнему с ним. Хорошо. Остальные японцы тоже приближаются. Да, очень хорошо.

Офицер тоже принялся оглядываться, когда очередь из вражеского пулемета попала ему в грудь. Катана выпала из ладони. На лезвии блеснул солнечный зайчик. Офицер дёрнулся, зашатался и упал. Какое-то время он ещё продолжал дёргаться на земле, но было ясно - он уже нежилец. Несколько пуль вышли у него из спины. Выходные отверстия всегда получаются больше и кровавее, чем входящие. Если сердце не задето, он истечёт кровью и быстро умрёт.

Интересно, кто из командиров остался в строю? Симицу никого не видел. Не очень хороший знак, но размышлять над этим времени не было.

- Шевелись! - закричал он. - Мы справимся!

Но справятся ли? Нужно попытаться.

Он продолжил путь на полусогнутых, когда в бок ему попала пуля. Поначалу, капрал ощутил лишь удар. Ноги, вдруг, отказались слушаться. Он лёг на землю, сжимая винтовку. Затем пришла боль. Он попытался вдохнуть, и рот наполнился кровью. Капрал приложил все силы, чтобы не начать дергаться, словно собака, которую переехал грузовик. Если он продолжит лежать спокойно, то, возможно, сможет подстрелить врага.

На него посмотрел американец, одетый в ту самую новую форму. Симицу, прищурившись, посмотрел на него в ответ. Американец вскинул винтовку, чтобы его добить. Капрал попытался выстрелить первым, но сил, чтобы поднять тяжёлый "Спрингфилд" уже не осталось. Он увидел смазанную вспышку. Затем его окутала тьма.

За последние несколько минут Сабуро Синдо сбил уже второй американский истребитель. Дело тут, скорее всего, в везении: снаряды из бортовой пушки разнесли кабину пилота на кусочки, и, возможно, самого пилота тоже. Потерявший управление самолёт рухнул в океан.

"Толку со всего этого", - думал про себя Синдо. Убей одного муравья, остальные, всё равно, испортят пикник. Американцы уже на берегу. Теперь дело за армией. Флот сделал всё, что мог и проиграл. Синдо ненавидел проигрывать. Он понимал, что его вины в этом не было. Это не означало, что, в противном случае, этого бы не произошло, или не привело к менее печальным последствиям.

Вдоль берега, подобно детским игрушкам на дне ванны, были разбросаны американские десантные корабли. Все эти хитроумные лодки, огромный флот боевых кораблей дальше в море и гигантский зонтик из самолётов в небе - всё это говорило о величайшей промышленной мощи, которую он, Синдо, даже представить не мог. В 1941 он бил американцев. Больше такой возможности ему не дадут.

Мимо его "Зеро" пролетели трассеры. Скинуть американца с хвоста, уйдя в пике, или вверх, он не мог. Он мог лишь уйти от него на вираже. Так он и поступил, круто завернув вправо. Американец попытался удержаться за ним, но не сумел. Лишь фронтовой истребитель "Хаябуса" мог повторить манёвр "Зеро", но против американца "Хаябуса" долго не протянет.

Синдо и его "Зеро" тоже не могли долго тягаться с ними. Он дал по врагу очередь, но особого вреда не нанёс. Затем противник ушёл из-под прицела, словно машина Синдо была закована в колодки. Такое он уже видал. Он злился от унижения. Мысли лейтенанта никак не отражались ни на лице, ни на поведении. Лишь изредка.

Рядом с самолётом разорвался выпущенный снизу зенитный снаряд. Никакого вреда он не нанёс, но машина дёрнулась, словно споткнулась о камень прямо в воздухе. Синдо принялся закладывать один за другим крутые виражи, сбивая стрелкам прицел, и, одновременно, думая, что делать дальше.

Бить вражеские авианосцы он пока не мог. Удар по другим кораблям никак не снизит их огневую мощь. С десантными кораблями тоже ничего не сделаешь, да и без толку - американцы уже на берегу. "Значит, буду бить их там", - решил лейтенант.

Он снизился, взревели пулеметы. Внизу что-то загорелось. Вражеские солдаты бросились врассыпную в поисках укрытия. Однако разбегались не все. Некоторые остались на месте и стреляли по нему из винтовок. Точно так же они вели себя в первый день высадки японцев на Гавайи. Любой, кто отказывал американцам в храбрости - дурак. Они слабые, позволили себе сдаться в плен, что дало японцам делать с ними всё, что захочется, но в бою мужества им было не занимать.

По Синдо начали стрелять из пулемётов. Плотность их огня уже не просто раздражала. Где-то позади кабины лязгнула пуля. Синдо оглядел приборную панель. Повреждений нет. Управление работает. Он набрал высоту, затем снизился и ещё раз облетел берег.

В этот раз по нему стреляли активнее. Американцы вели себя очень агрессивно. Что, впрочем, никак не мешало им раз за разом промахиваться. Синдо наблюдал, как его собственные пули взрывали песок, и надеялся, что с людьми они делали то же самое.

После очередного пролёта вдоль берега, лейтенант заметил, что топливо подходило к концу. Пора возвращаться на дозаправку. Взлетал он с Халеивы, катясь по травяному полю рядом с разбитым аэродромом. Если уж он взлетал с раскачивающейся палубы авианосца, то и тут справится. Однако садиться в том же месте он не стал. Обстрел американцев наворотил воронок вокруг аэродрома. Если он решит там садиться, то непременно разобьётся.

Если там садиться нельзя, то где же? Ближайшая взлётная полоса находилась на аэродроме Уилер, ближе к центру острова. Лейтенант знал, что американцы отработали и по нему, но он надеялся, что били по Уилеру только с воздуха. Какие-то самые мощные и дальнобойные орудия до него, наверняка, достанут, но, скорее всего, их огонь был сосредоточен на целях ближе к берегу. Если бы Синдо командовал десантом, он бы так и поступил и был уверен в этом насчёт американцев.

Уилер находился всего в паре минут лёту. Синдо вдруг понял, что взлётные полосы не работали. Их сильно разбомбили, а бульдозерам, которые должны были их ровнять, досталось ещё сильнее. На глаза лейтенанту попалось несколько обгоревших остовов. Один валялся на боку, несмотря на огромный вес.

Бомбы падали и в поле вокруг аэродрома. Но там, Синдо был готов голову свою заложить, сесть ещё можно. Он летел как можно медленнее, на грани сваливания в штопор. Опустились шасси. Лейтенант задрал нос самолёта и опустил хвост, словно пытался зацепиться за тормозной крюк на палубе авианосца.

Самолёт качнулся и остановился. Не самая удачная посадка, но он на земле. Какое-то время ничего не происходило. Синдо открыл "фонарь" кабины и встал на ноги. К нему уже бежали техники.

- Чего вам? - закричали они.

- Всего, - ответил Синдо. - Топливо, боеприпасы, место, где можно поссать.

Один техник указал в кусты.

- Туда идите. Так янки вас не заметят. И побыстрее, пока снова не налетели самолёты и вас не разбомбили.

Говорил он, конечно, не о самом Синдо. Весьма вероятно, что американцы следили за его "Зеро". Едва лейтенант добрался до кустов и расстегнул лётный комбинезон, чтобы облегчиться, как услышал над головой жужжание двигателей. Но то оказалось знакомое жужжание. На то же поле собирались сесть ещё несколько "Зеро" и "Хаябус". Оставить несколько машин для защиты того, что осталось от аэродрома Уилер оказалось хорошей идеей, хоть пилотов "Сапсанов", было, конечно, жаль. Жуткие новые самолёты американцев с легкостью пережёвывали их и выплёвывали. Высокая скорость и бортовая пушка давали "Зеро" хоть какие-то шансы против врага.

Когда он выбрался из кустов, то увидел, как над этой пушкой трудились механики.

- В чём дело? - спросил он.

Техник, перезаряжавший пулемёт, сказал:

- Прошу прощения, пилот-сан, но раньше это был аэродром армейской авиации. И так как, у "Хаябус" нет бортовой пушки, боюсь, мы не можем дать вам 20мм снаряды.

- Дзакенайо! - воскликнул Синдо. Он принялся лихорадочно соображать.

- Погодите-ка. У вас же тут есть "Донрю", так?

Самолёт "Ki-49", по прозвищу "Пожиратель драконов", являлся армейским аналогом флотского бомбардировщика "G4M". Он был быстрее, но и летал не так далеко. Как и "G4M", он нес на борту 20мм пушку.

- Какой же я дурак! - воскликнул техник.

Он хлопнул себя по лбу и поклонился.

- Прошу прощения, господин. Боеприпасы для бомбардировщиков мы держим отдельно от тех, что для истребителей.

- Держите их хоть у себя в заднице, мне плевать. Несите и побыстрее.

Техник закричал своим товарищам. Один тут же куда-то побежал. Вернулся он настолько быстро, что даже злой Синдо остался бы доволен. Вражеских самолётов видно не было, что хорошо. Синдо задумался, сможет ли он взлететь и не уткнуться носом в воронку. Взлёт оказался не из простых, но он оказался в небе.

Если придётся, он мог садиться и взлетать на шоссе. Единственное, чего хотел лейтенант - это бить американцев, пока есть такая возможность. Но, если он сядет на шоссе, кто будет заправлять самолёт? Синдо пожал плечами. Сейчас у него есть и топливо, и боеприпасы, и толпа американцев, которых нужно сбить. Он полетел обратно к берегу.

Хиро Такахаси испуганно смотрел на текст речи, которую ему предстояло читать.

- Господи боже!

На Осами Мурату он посмотрел с ещё большим испугом.

- Прошу прощения, Мурата-сан, но я не могу это читать!

- Почему? - спокойно поинтересовался радиоведущий из Токио. - Что не так?

- Что не так? - переспросил Хиро.

Он надеялся, что Мурата пошутил, но, скорее всего, нет.

- Это же всё неправда, вот, что! Как можно говорить - как я должен говорить, - что все японцы на Гавайях поддерживают Императора в его борьбе с американцами?

Хиро прекрасно знал, что Императора поддерживали далеко не все японцы даже в его собственной семье. Об этом он не сказал. Вместо этого старый рыбак произнес:

- Капитан Ивабути развесил по всему Гонолулу листовки, где написано, что любой, кто будет создавать неприятности, будет расстрелян. Текст написан на английском, корейском, тагальском*, китайском и... японском. Стал бы он писать текст на японском, если бы все японцы были верны Империи?

- Капитан Ивабути должен сражаться, - терпеливо пояснил Мурата. - Это не ваше дело. Ваше дело - склонять население к сотрудничеству с Японией и Императором. Прежде вы отлично справлялись, Такахаси-сан. И нужно продолжать в том же духе. Более того, сейчас вы нужны нам сильнее всего.

- Правда?

Хиро попытался скрыть беспокойство. Вероятно, он начал говорить, как машина. Он знал, что сейчас нужен им сильнее всего. Американцы высадились на северном берегу Оаху. Продвинулись они пока недалеко, но господство в воздухе уже захватили. Тем же пользовалась и Япония во время своего вторжения. Поступят ли так же США? Он был уверен, что поступят.

- Правда.

Под толстым слоем спокойствия и добродушия, Мурата состоял из стали.

- А вы, Такахаси-сан, вы уверены, что вы тоже - добропорядочный гражданин Японии?

- Надеюсь, что, да!

- Ну, вот и я надеюсь, - сказал радиоведущий. - Но вам придётся это доказать.

Он ткнул тщательно наманикюренным пальцем в текст.

- Вот этим.

- Господи! Дайте мне такой текст, после которого мне не захочется выйти и перерезать себе горло! - воскликнул Хиро. - Гавайям никогда не было так хорошо, как в Великой восточноазиатской сфере сопроцветания. Не все местные японцы любят Императора. Хотелось бы мне, чтобы было не так, но нет. Не знаю, чем занимаются корейцы, но не думаю, что они спешат встать в один строй с японцами.

Корейцам не нравилось жить в составе Японской Империи. Гавайские корейцы никогда не скрывали своей радости от того, что больше не являются её частью. До недавних пор.

Мурата отмахнулся от возражений Хиро, словно те исходили от ребенка.

- Мы все должны делать то, что можем, Такахаси-сан. Мы воюем. Война снова пришла сюда. Мы её не звали, но она пришла. Мы должны использовать любое оружие, что окажется в наших руках. Таким оружием будет поддержание высокого морального духа и здесь, и на родине. Через несколько минут вы выходите в эфир. Вы собираетесь читать написанное, или нет? Это поможет Империи. Если вам это неважно...

Договаривать, что будет потом, Мурата не стал. Картинки сами всплыли в голове у Хиро и без его слов. И эти картинки ему не понравились. Неприятности начнутся сначала у него, а потом у сыновей и друзей. Организовать эти неприятности будет совсем несложно. И, всё же, он попытался разыграть последний козырь:

- Я буду жаловаться советнику Моримуре.

Если он напомнит Мурате, кто его друзья, возможно, он отступит.

Но радиоведущий только рассмеялся.

- Вперёд, Такахаси-сан. Идите. Кто, по-вашему, написал этот текст?

- Советник Моримура? - не без тени ужаса в голосе произнес Хиро.

Самодовольно ухмыляясь, Мурата кивнул.

- Он самый. А, теперь, хватит глупостей, Такахаси-сан. Идите и работайте.

Хиро, не без сожаления, подчинился. Он не понимал, как сможет досидеть до конца программы, но он уже провёл их столько, что слова вылетали сами. Он подумал, что произойдёт какая-нибудь поломка, но звукоинженер в соседней комнате за стеклом поднял вверх большие пальцы так, что бы Хиро их видел.

Когда всё закончилось, по нему ручьём струился пот. На негнущихся ногах он вышел из студии. В коридоре его уже ждал Мурата, довольный тем, что получил желаемое.

- Очень хорошо! - сказал он. - Видите? Всё просто.

- Как скажете - отозвался Хиро.

- Да. Как я скажу.

У Мураты было очень аккуратное произношение. Он носил элегантный костюм и излучал то самое высокомерие, которое японцы привезли с собой с родины.

Когда это высокомерие было направлено на хоули, Хиро им восхищался. Когда же оно было направлено на него и било, словно пушка, ощущения были... иными. Просто, поразительно, насколько иными.

- Прошу простить, Мурата-сан. Мне пора домой.

- Счастливо, - ответил тот, будто они с Хиро, до сих пор, находились в приятельских отношениях.

"Если мы, вообще, были приятелями, - подумал Хиро. Мурата им воспользовался, как удобным инструментом. "Я был глуп, и не понимал. Теперь понимаю". Вслух он говорить этого не станет. Если скажет, Кензо и Хироси рассмеются ему в лицо. Ему совершенно не хотелось слышать от сыновей "Мы тебе говорили".

В воздухе стоял густой противный запах горелого топлива. Так пахло после того как японцы разбомбили американские топливохранилища в Перл Харборе. Когда хранилища, наконец, выгорели, запах исчез. Теперь он вернулся. Впрочем, был он не таким сильным, вероятно, потому что японцы хранили здесь на так много топлива, как американцы. И, всё же, янки разбомбили даже то, что было.

На перекрестках японские спецвойска вместе с гражданскими строили баррикады и пулеметные гнёзда. Гражданские не вызывались на эти работы добровольцами, что не означало, что они могли их избежать. Какой-то хоули стал работать не так быстро, как хотелось морякам, и те били его прикладами по голове. По его щеке и челюсти потекла струйка крови, но парень закинул на растущую баррикаду горсть земли, а за ней ещё одну.

Матрос махнул Такахаси винтовкой.

- Эй, ты! Да, ты! Иди-ка сюда и помоги Императору!

- Прошу простить, но я уже помог, - ответил Хиро. - Я только что вёл передачу для Мураты-сана.

- Рассказывай, ага, - раздражённо произнес матрос.

В разговор вступил один из его товарищей.

- Погоди-ка. Я знаю его голос. Ты же тот, кого все зовут Рыбак, да? Я постоянно тебя слушаю.

- Да, это я, - признал Хиро.

Несколько минут назад он ненавидел себя за то, что связался с радио. Теперь же, он пользовался этими связями, хоть и продолжал их ненавидеть. Он помотал головой. Жизнь намного сложнее и труднее, чем можно представить, пока не пройдёшь много-много миль под килем.

- Пусть идёт, - убеждал второй матрос первого. - Он свою работу сделал, а у нас тут и так полно народу.

- Ладно. Ладно. Иди, давай.

Первый матрос из спецотряда даже не скрывал отвращения, но спорить не стал.

- Иди. И не натвори делов.

- Домо оригато. Не натворю.

Хиро спешно убрался прочь.

Американцы практически не сражались за Гонолулу. Когда их прижали к окраинам, они сдались. Это сохранило жизнь многим гражданским. Но в японском военном словаре слова "сдаться" не было. Спецотряд флота был готов драться за каждый дом. Когда битва закончится, останется ли здесь хоть что-нибудь? Более того, будет ли обеим сторонам хоть какое-то до этого дело?

Джо Кросетти попивал кофе в кают-компании "Банкер Хилла". Если бы не кофе, непонятно, как бы он держался на ногах. Он слышал, фельдшеры раздавали всем желающим таблетки бензедрина. Выяснить, так это или нет, он пока не решался. Джо не считал, что ему нужен такой удар по яйцам. Впрочем, скоро потребуется.

Рядом с ним сидел Орсон Шарп и пил колу из бутылки. Он по-прежнему придерживался запрета относительно "горячительного", но взбодриться нужно было и ему. Под ногами у него валялась пара пустых бутылок.

- Ссаться потом будешь, как лошадь, - сказал ему Джо. - Что будешь делать, если обоссышься прямо в кабине?

Шарп слегка, почти, элегантно, улыбнулся.

- Слыхал о приятеле водителя трамвая?

Когда Джо помотал головой, Шарп объяснил суть устройства.

- Нихера ж себе! - воскликнул Джо. - Отличная мысль. А если она выпадет, если прибавишь газу? Зальёт весь комбез и кабину.

- Пока везло. К тому же, я по-всякому летал, но не переворачивался. Вообще, я планирую написать руководство для всей роты.

- Святая Луиза, я тебе мешать не стану. А как же твой прибор? Как ему такое общение с этим "приятелем" по четыре раза на дню?

- Побаливает, - ответил Шарп, словно констатировал факт, что, собственно, так и было. - Не распух, ничего такого.

- Ладно. Подумаю, может, и себе такой сделаю. Ты его здесь уже сделал или пронес на борт?

- Пронес. Так что, не думаю, что у тебя получится такой сделать. Лучше спроси у самого крутого чиф-петти-офицера*. Если он не поможет, но никто не поможет.

- Разумно. Чиф-петти знают всё, или делают вид, что знают.

Когда он попал на борт авианосца, это стало для Джо настоящим откровением. Во время учёбы, почти все инструкторы были офицерами. С петти-офицерами он имел дело лишь, когда сталкивался с флотской бюрократией. Теперь он знал, что старшие матросы держали в своих руках все нити. Без офицеров они бы управлялись с кораблём лучше, чем офицеры без них.

Над их головами проревел и сел самолёт. Корабль выглядел маленьким, но лишь на первый взгляд. Водоизмещение авианосцев типа "Эссекс" - 27000 тонн и несколько тонн самолётов особой роли не играли. Джо и Орсон одновременно сказали:

- "Донтлесс".

Звук у них был совсем низким, если знать разницу. Оба пилота знали.

- Ну, и каково оно - быть ветераном? - поинтересовался Шарп.

Джо задумался. Эти раздумья прервал зевок.

- Устал, - ответил он.

Его товарищ кивнул.

- Это так.

Он отпил из зеленой бутылки и тихо рыгнул.

- Пардон.

Вежливость его была доведена до автоматики. Джентльменом он был ещё до того, как стал офицером. После ещё одного глотка он продолжил:

- Впрочем, мы делаем то, что должны.

- Точно, блин, - решительно согласился Джо.

Морпехи и армия высадились на Оаху и медленно продвигались на юг. Было непросто - слова "отступать" в японском словаре не было - но, они справлялись. Где-то по-прежнему сновали японские подлодки, но весь надводный вражеский флот нокаутирован. Авиация противника находилась на последнем издыхании. Япония доказала, что палубная авиация отлично бьёт наземные цели. Теперь очередь США повторить этот урок.

- Некоторые их пилоты просто чудовищно хороши, - сказал Шарп. - Пристроился я недавно за одним "Оскаром". Он буквально остановился, развернулся и прошлёпал мимо, помахивая хвостом.

Шарп, наверное, был единственным пилотом на авианосце, кто употреблял слова, вроде "прошлёпал".

- Со мной было ещё два "Хеллкэта", но он, всё равно, ушёл. Он такие виражи закладывает, у тебя такие никогда не получатся. Мы его так и не достали, а, когда я сел, то нашёл в винте дырку.

- Они своего никогда не упустят - согласился Джо. - С этими жалкими пулемётиками они задолбаются тебя бить, но скинуть их, всё равно не получается. Если не ввязываться в схватку - всё будет хорошо.

Какое-то время Джо помолчал.

- Тебя залатали или новый винт поставили?

- Новый поставили, - ответил Шарп. - Я бы и с дыркой полетел, если надо - там тридцатый калибр всего, - но зачем рисковать? Запчасти у нас есть, а они здесь именно за ними.

- Это уж точно, - сказал Джо. - Скоро у япошек ни самолётов не останется, ни аэродромов. Мне плевать, какие они пилоты. Если не смогут взлетать, то возьмут винтовки и пойдут в пехоту.

Прежде чем ответить, Шарп опустошил бутылку колы и опустил её на пол к остальным.

- Кажется, после 7 декабря именно так и было с некоторыми нашими, - мрачно произнес он.

- Ага, наверное.

Джо не нравилось думать, что стало с теми американскими военными после того, как пали Гавайи, но унижение они, наверняка, испытали сверхчеловеческое. Не иметь возможности сражаться так, как учили...

- Пора им расплатиться.

Через час он уже снова сидел в кабине и летел в сторону Оаху. Рядом летел Орсон Шарп. Приказы были не такими строгими, как в самом начале операции. Они должны были бить по всему, что шевелится на земле и сбивать всё, что с неё взлетает, а особенно, следить за тем, чтобы противнику не удавалось восстановить аэродромы.

Один из них, тот, что в Халеиве, уже был захвачен американцами. Пролетая над ним, Джо заметил копошащиеся внизу бульдозеры и экскаваторы, которые восстанавливали полосу. Неподалеку от аэродрома он заметил артиллерийские позиции. Само лётное поле ещё не было готово к работе, по крайней мере, не на длительной дистанции. Артиллерийскому обстрелу Джо предпочитал взлёт с палубы авианосца. "Хеллкэт", конечно, крепкая машина, но от 75мм снаряда его ничто не спасёт.

Словно напоминая об этом, рядом с его самолётом начали рваться зенитные снаряды. Япошки старались насытить противовоздушную оборону по максимуму. Впрочем, огонь был далеко не такой плотный, как во время битвы с авианосцами. Тогда били так активно, что места вообще не оставалось. В тот раз, Джо было страшно. Теперь же, он знал, что делать. Сначала слегка уклоняешься. Потом ускоряешься и снижаешь скорость. Не даёшь им возможности нормально прицелиться. Едва научившись, в дальнейшем подобные манёвры выполняются автоматически. Некоторых, впрочем, сбивали. Оставалось лишь надеяться, что в этот раз твой номер не выпадет.

Именно эта мысль пронеслась в голове Джо, когда на его глазах "Хеллкэт", дымя, рухнул на рисовое поле. Шансов выбраться у пилота не было никаких - всё произошло слишком быстро.

- Не повезло же тебе, бедолага, - сказал Джо.

Вероятно, шрапнель от снаряда повредила двигатель или убила пилота, поэтому возможности уйти из-под огня у него уже не было.

Ствол пулемета направился в его сторону. Мимо "Хеллкэта" полетели синие, как лёд, трассеры. Большой палец Джо лёг на гашетку. Из-под истребителя вырвались красные американские трассеры. Истребитель нёс на борту шесть пулемётов, и каждый из них был во много раз мощнее одного японского. Джо совсем не улыбалось получить пулю пятидесятого калибра. Если пуля не убьёт сразу, самолёт собьёт с курса отдачей.

Против "Хеллкэтов" продолжала сражаться лишь ничтожная кучка "Оскаров" и "Зеро". Плюс какой-то одинокий истребитель неизвестной модели. Вероятно, это "Тони" - армейский самолёт с двигателем от немецкого "Ме-109", с жидкостным охлаждением, а не радиальный, какие стояли на двух других японских истребителях. "Тони" - отлично оснащённые и быстрые машины. На этого одиночку набросилось сразу штук шесть "Хеллкэтов", поэтому разглядеть его как следует Джо не сумел, хоть он и выдержал больше попаданий, чем любой другой японский истребитель.

"Будь их больше - мы бы, как следует, огребли", - подумал Джо. "Тони" был очень сильно похож на "Ме-109". Частично, очевидно, из-за двигателя, который и диктовал форму передней части корпуса. Оставалось только гадать, когда это немецкие инженеры успели помочь своим японским союзникам.

Впрочем, всё это не забота Джо. Вместе с остальными пилотами он приступил к штурмовке аэродрома Хикам, что рядом с Перл Харбором. Забавно было наблюдать, как япошки на земле разбегались по укрытиям. Смотреть, как некоторые из них до укрытий не добегали, оказалось ещё веселее. Ему совсем не казалось, что он стрелял по живым людям, как это бывало в случае воздушного боя. Здесь они, просто... мишени, и он спокойно их поражал.

Кто-то поджёг бульдозер. Джо восхитился поднявшимся в небо столбом дыма. Поскольку авианалёты продолжались постоянно, япошки могли чинить аэродромы только ночью. Появлявшиеся поутру "Донтлессы" обеспечивали их работой на следующую ночь.

По дорогам больше не маршировали пешие полки. Джо это сильно не понравилось. По ним было так легко целиться. Но япошки не дураки. Они чертовски быстро учатся. Теперь они передвигались отделениями и взводами и постоянно старались держаться в стороне от дорог. Выследить их становилось непросто. Разумеется, от этого они и воевали хуже, что было на руку бойцам на земле.

Джо высматривал артиллерийские позиции. Выбивать артиллерию всегда на пользу. Поговаривают, что её огонь убивает и ранит больше народу, чем винтовки и пулемёты вместе взятые. Джо не знал, правда это или нет, но слышал уже не единожды.

Большая часть японских орудий пряталась в джунглях на склонах гор, и к вопросу сооружения укрытий для них противник подходил со всем тщанием. Одну позицию Джо обнаружил лишь потому, что заметил вспышку от выстрела. Если бы не она, он бы позицию так и не увидел. Каким образом япошкам удалось затащить орудие в такую глушь осталось для него загадкой.

Расстреляв боезапас, Джо вернулся на "Банкер Хилл". Один за другим возвращались и его боевые товарищи. Джо тихо рассмеялся. Он так долго тренировался летать в строю, а здесь он сам по себе. Японских самолётов в небе почти не осталось, поэтому в чётком построении смысла не было.

В нескольких милях от Оаху горел эсминец. Какому-то япошке удалось прорваться сквозь заслон. Они, по-прежнему, бились изо всех сил. Видимо, они так и не поняли, что дерутся не в своей весовой категории, либо им было плевать.

Эсминцам, и их более крупногабаритным товарищам приходилось держаться максимально близко к берегу, чтобы доставать орудийным огнём до вражеских позиций. Авианосцы кружили севернее, намного дальше радиуса поражения. Джо не видел для них никакой угрозы, и был этому рад.

Он нашёл свой корабль и выстроился за кормой в ожидании своей очереди на посадку. Затем он в точности проследовал указаниям офицера-сигнальщика. Его никогда не переставал волновать вопрос подчинения чужой воле. Находясь в воздухе, он мог поступать, как пожелает. Но сейчас нужно подчиняться. Он поступал так с самой первой посадки на дряхлый "Вулверин" на озере Эри. Он не спорил. Просто, ему это не нравилось.

Сигнальщик его выровнял, задал нужный угол и скорость, а затем опустил флажки. Джо толкнул штурвал вперед. "Хеллкэт" нырнул на палубу авианосца. Тормозной крюк не задел первый трос, но зацепился за второй. Самолёт дёрнулся и остановился.

Джо выбрался наружу. Матросы шустро откатили машину, освобождая место для посадки следующей.

- Особые пожелания, сэр? - поинтересовался один матрос.

- Только боеприпасы, - ответил Джо. - Топлива хватает. Двигатель в порядке.

Петти-офицер махнул рукой, ухмыльнулся и кивнул.

Джо спустился вниз, в кают-компанию на разбор полётов. Там он огляделся. Почти все пилоты, с которыми он взлетал, вернулись, кроме...

- А где Шарп? - спросил он.

- А ты не видел? - поинтересовался другой пилот. - В него попали из зенитки и сбили. Парашюта никто не заметил, так что бедняга, наверняка, поел земли.

- А... так это был он?

Ему будто в живот пнули.

- Братан, ты как? - спросил пилот. - Зелёный весь какой-то.

Джо бездумно помотал головой. Он попытался облечь свои чувства в слова.

- Мы с самого начала учёбы были соседями. Дружили. Он всегда учился лучше меня. Летал он тоже всегда лучше меня. И, вот, я тут, а его... нет?

Он не смог произнести этого вслух. Джо снова помотал головой и посмотрел в сторону палубы, чтобы другой пилот не видел его лица.

- Даже не верится.

- Херово, - с сочувствием произнес пилот.

Джо едва его знал, по крайней мере, не так, как знал Шарпа. Во всём мире едва ли найдётся другой человек, не считая его младшего брата, кого Джо знал лучше.

- Мы все теряем друзей. Война - это же, пиздец, какое месиво. А что ты можешь? Соберись. И держись. Если не порвём япошкам их жёлтые жопы, всё это вообще нихера значить не будет.

- Ага.

Пилот всё правильно сказал. Только, не помогали его слова. Джо чувствовал себя ещё более опустошённым, чем, когда япошки разбомбили дом дяди Тони. Об этом он узнал от третьих лиц, когда всё уже случилось. А сейчас? Блин, он сам видел, как Шарпа сбили. Тогда он не знал, кто это был. Только, знание ничем бы ему не помогло, потому как тогда Джо не знал, что он смог бы сделать.

- Просто, не повезло, - сказал пилот. - Мы с ними расквитаемся. Со всеми расквитаемся.

- Конечно.

Джо снова посмотрел на палубу. Он представил дом в Солт-Лейк Сити (дом этот, в его воображении, очень сильно был похож на его собственный, хоть Джо и понимал, что это не так). Представил, как курьер "Вестерн Юнион" слезает с велосипеда, или выходит из машины - скорее всего, будет велосипед, с топливом сейчас тяжело - и идёт к двери дома с похоронкой от министерства обороны. Джо представил как жизни его родителей, братьев и сестёр - у него большая семья - переворачиваются с ног на голову.

Господи! Они даже похорон устроить не смогут. Хоронить, скорее всего, просто нечего.

"Если не порвём япошкам их жёлтые жопы, всё это вообще нихера значить не будет". Шла война. Но, со смертью Орсона Шарпа, Джо задался вопросом: если они порвут япошкам их жёлтые жопы, какой в этом будет смысл?

Кензо Такахаси не без тревоги подходил к баррикаде. Виной тому был направленный ему в живот ствол пулемёта.

- Ты кто? - спросил сидевший за ним солдат. - С чего нам тебя пропускать?

Как и большинство бойцов спецотряда, он был злее и более нервным, чем обычные солдаты, что находились в Гонолулу.

Назвавшись, Кензо добавил:

- Я сын Хиро Такахаси. Вы его слушаете?

Получилось, не в первый раз, к слову. Хмурый солдат за пулеметом ухмыльнулся и, внезапно, оказалось, что он - вполне дружелюбный парень, едва ли старше Кензо.

- Значит, ты - сын Рыбака? Тогда, всё в порядке. Проходи.

Он даже помог Кензо перебраться через баррикаду.

Кензо хотелось одновременно смеяться и плакать. Нет, с ним не всё в порядке, не в том смысле, какой вкладывал в эти слова солдат. Он поддерживал США, а не Японию. Ему было противно пользоваться популярностью отца среди оккупантов. Но, как бы ни было противно, он этой популярностью пользовался, так как она работала. У него складывалось ощущение, будто он постоянно рассчитывался поддельными деньгами.

Кензо продолжил путь. Солдаты у следующей баррикады заметили, что он перешёл через первую, поэтому пустили его без лишних вопросов. Можно расслабиться. Нынче все в Гонолулу, и солдаты и гражданские, вели себя очень нервно. Когда в небе появились американские самолёты, когда на берег высадились американские войска, все те, кто подлизывался к япошкам, искали оправдание тому, чем они занимались после 7 декабря 1941 года.

Оккупанты всё это прекрасно понимали. Может, они и твари, но не дураки. Они уже никому не доверяли, а своё недоверие выражали стрельбой. А то, как они обращались с местными, не давало никаких надежд на то, что станет лучше. Наоборот, только хуже.

Чтобы добраться до района, где жила Элси Сандберг, Кензо пришлось преодолеть ещё две баррикады. На её улице солдат не было, поэтому парень немного расслабился. Людей, вообще, на улице не было. Кензо посчитал такое поведение разумным. Это район, где жили хоули, а им япошки доверяли ещё меньше, чем всем остальным. В западной части города оккупанты расклеили пропагандистские плакаты, с надписями на нескольких языках, вроде: "Азиаты против империализма!". Здесь они ничего подобного не делали. Хоули не высовывались и надеялись, что пренебрежительное отношение к ним не обернется бойней.

Кензо не успел постучать в дверь, как она открылась.

- Заходи, милый, - сказала стоявшая на пороге Элси. - Быстрее заходи!

Кензо вошёл. Девушка сразу же захлопнула за ним дверь. Жалюзи опущены, поэтому с улицы их никто не увидит.

- Ты как? - спросила она.

- Я? Да, нормально.

Кензо не стал рассказывать о встреченных по пути сюда пулеметных гнёздах. Он просто её обнял.

- Здравствуй, Кен.

Из кухни вышла миссис Сандберг. До того, как он спас Элси от солдат в парке, до того, что случилось дальше, её появление вынудило бы его отпрянуть от девушки, а её саму заставило бы покраснеть. Кензо продолжал обнимать Элси, а её мать не сказала ни слова. Наоборот, она продолжила исполнять ритуал гостеприимства.

- Да, мэм. Благодарю - ответил Кензо.

Миссис Сандберг готовила замечательный лимонад. Когда она вернулась в кухню, он спросил у Элси:

- Вам еды-то хватает?

Та пожала плечами.

- Всё хорошо. Не идеально, но хорошо.

Она сильно похудела с тех пор, как они ходили в школу. Он тоже похудел, но не так, как она. В работе рыбаком есть свои преимущества.

- Как там дела в городе? - поинтересовалась миссис Сандберг, возвращаясь с лимонадом для Кензо и Элси. - Мы последнее время никуда не выходим.

- Это очень умно с вашей стороны, - заметил Кензо. - Если бы вы не сидели дома, я бы настоятельно вас об этом попросил.

Он рассказал о баррикадах, о том, что оккупанты с каждым часом становились всё злее.

- Думаю, они намерены биться за город изо всех сил, а на гражданских... плевать. По крайней мере, к этому всё идёт.

- Это нехорошо, - сказала Элси. Весьма справедливое замечание.

- Ни капельки. Именно поэтому я и пришёл: попросить вас, если у вас есть надёжное место, где можно спрятаться, сделать именно так, когда станет совсем плохо.

Он не стал вдаваться в подробности, объясняя, что означали слова "совсем плохо", и насколько это плохо. У него просто было предположение, которое он не мог объяснить словами, и которое, могло остаться лишь плодом его воображения.

Мать Элси хмыкнула.

- Этот дом не похож на тот, в котором я выросла в Коннектикуте. Тут даже подвала нормального нет.

Сказала она это так, словно виноват в таком положении был лично Кензо.

- Ой, мама! - воскликнула Элси. Видимо, она подумала о том же самом.

- Это правда - сказала миссис Сандберг. - Ты же сама знаешь, насколько всё стало тяжелее, когда отец вырыл убежище во время... первой части неприятностей.

О японском вторжении ей не хотелось ни говорить, ни думать. Кензо с подобным уже сталкивался. Если потребуется, она скажет, как есть. Не то, чтобы она до сих пор не верила в произошедшее, оно ей просто не нравилось. Её собственный мир перевернулся, и она больше не на его вершине.

Когда американцы здесь закончат, она снова будет на коне. Как она станет относиться к Кензо?

Об этом он подумает в другой раз.

- Убежище? - переспросил Кензо.

- Сам погляди.

Миссис Сандберг отвела его в свою спальню. Здесь Кензо раньше не бывал. При виде шкафа ему захотелось сразу и закричать и рассмеяться. Размером он был чуть ли не со всю квартиру Кензо. Зачем людям столько вещей?

Люк в полу появился здесь недавно. Он был застелен ковриком, а при тусклом свете его было трудно заметить даже, когда коврик отодвинут. Мать Элси жестом пригласила его двигаться дальше. Кензо наклонился и поднял люк. Петли не издали ни звука. Снизу тут же потянуло сырой землей.

Как миссис Сандберг и сказала, подвала у дома не было, только пустое пространство. Её муж вырыл под люком яму, а из вырытой земли насыпал укрытие, которое защитит их от пуль и осколков. Если на дом упадёт бомба, всё равно не поможет. В остальных же случаях...

- Ого! Вот это вал! - воскликнул Кензо, опуская люк обратно.

Миссис Сандберг аккуратно вернула коврик на место.

- Ральф служил во Франции в 1918, - объяснила она. - Он немного разбирается в окопах.

- О войне он никогда не рассказывал, - добавила Элси.

С тех пор, как Кензо с ним познакомился, её отец вообще ни слова не сказал. Он зарабатывал деньги, разговорами занимались его жена и дочь. Вся семья, кажется, была довольна таким положением. Элси продолжала:

- Это был первый раз, когда он показал, что действительно был на войне.

Какие ужасы увидел её отец по ту сторону Атлантики? Что он там делал? Видимо, у него были свои резоны хранить молчание. Ему самому хватило одного лишь взгляда, чтобы увидеть, на что же похожа война. Этот взгляд стоил ему жизни собственной матери и Кензо подозревал, что ему очень повезло, что он не увидел больше. Едва он об этом подумал, как неподалёку загрохотали зенитки.

- При первой же опасности, бегите туда, слышите? - сказал им Кензо. - Не ждите. Будет... очень плохо.

- Слышим, - в один голос ответили Элси и её мать.

- Ладно. Я, тогда, пойду. Собственно, за этим я и приходил.

На самом деле, он, конечно, рассчитывал, что Элси снова затащит его в спальню и закроет за собой дверь. Он не мог высказать свои желания вслух, и поделать он ничего не мог, особенно, когда рядом стояла миссис Сандберг. Он лишь опустил голову.

- Будьте осторожны.

Элси оказалась не столь стеснительной. Она обняла его и поцеловала, отчего Кензо ещё сильнее захотелось утащить её в постель. Она прошептала ему на ухо.

- У меня месячные начались. Всё в порядке.

- Хорошо, - также шёпотом ответил Кензо.

Заботиться о своей подружке оказалось непросто. Заботиться о подружке в положении было бы в два, нет, в четыре раза тяжелее. Мгновение спустя, Кензо поцеловал Элси. Миссис Сандберг стояла рядом и не сказала ни слова.

Генерал-майор Ямасита перенес свой штаб из дворца Иолани в Перл Сити. Коммандера Минору Гэнду это решение расстроило. Во-первых, меньше шансов повидаться с королевой Синтией. Во-вторых, обороной Гонолулу отныне занимался капитан Ивабути и его спецотряд флота. Ивабути был самураем из очень старой школы боевых искусств. Ему было абсолютно плевать, если вместе с ним погибнут гражданские и весь город.

- В Перл Харборе ещё много моряков, - сказал Гэнда. - Американцы выставляли их против нас на суше. Если вы согласны, господин, наши люди готовы встать в строй вместе с вашими солдатами.

- Видимо, они были вынуждены так поступить, - мрачно произнес Ямасита. - Тех, кто сражался за американцев в пехоте, попросту перебили. То же самое, скорее всего, случится и с вашими.

Он взглянул на разложенную на столе карту. Синие булавки и карандашные отметки показывали продвижение американских сил между хребтами Ваиана и Кулау. Невзирая на отчаянные контратаки японцев, американцы продолжали продвигаться вперед. Ямасита продолжал:

- Моряки нам могут и не потребоваться. Нам нужны авианосцы и самолёты.

- Так точно, господин.

Гэнда прекрасно понимал, что всех оставшихся у Японии авианосцев не хватит, чтобы противостоять американской армаде, стоявшей у северного берега Оаху. Ещё он понимал, что имевшиеся у японцев самолёты ничего не могли поделать с машинами противника.

- Мы запросили подкрепление, - сказал генерал. - Но в Токио с этим, почему-то не спешат.

Адмирал Ямамото слишком умён, чтобы разбрасываться ресурсами подобными образом. По крайней мере, Гэнда на это надеялся. В будущем предстоят другие сражения. Сражения, в которых Япония уже не будет в столь чудовищном меньшинстве. Имевшиеся здесь солдаты и матросы задержат американские войска. В этом от них, по крайней мере, есть польза. Теперь они наземный аналог флота. Но, сколько продлится это "теперь" - уже другой немаловажный вопрос.

Генерал Ямасита ничего этого не понимал. И Гэнда не мог его в этом винить.

- Дзакенайо! - выругался генерал. - Они там, дома, решили поиграться жизнями моих людей. Я хочу сражаться с хоть какими-то шансами на победу. Об изящных поражениях слагают песни, но тех, о ком в них поётся, никто не услышит, так ведь?

- Хаи, - сказал Гэнда.

Всё так. Он пожал плечами.

- Мы довольно далеко от источников ресурсов, господин.

- Нет.

Генерал помотал большой головой, отчего стал похож на разъярённого медведя.

- Мы были далеко от источников ресурсов. Американцы нас от них вообще отрезали. Когда мы захватили Гавайи, они не могли сюда ничего доставить. Теперь, мы не можем. И это недобрый знак.

- Недобрый, господин.

Гэнда не мог с ним не согласиться.

- Нужно продержаться максимально долго.

Ямасита недовольно поморщился.

- Если бы мы находились в другом месте, я бы увёл своих людей в горы и терзал врага месяцами, если не годами. Но в этих джунглях сражаться невозможно, потому что в них невозможно жить. Там негде спать и нечего есть.

- До недавних пор, это было нам на руку, господин, - сказал Гэнда. - Сбежавшие военнопленные там не выживали, не как на Филиппинах и в Малайе.

- Пленные. - Ямасита буквально выплюнул это слово. - Если мы проиграем, то можем оказаться в плену. Из-за нас Япония потеряет лицо.

Он оскалился.

- Уверяю вас, коммандер, я в плен не сдамся. Если вы останетесь со мной до конца, надеюсь, вы станете моим помощником.

- Разумеется, господин. Это будет честь для меня.

Японские офицеры, солдаты и матросы были обучены кончать с собой, а не сдаваться в плен. Традиция сеппуку шла ещё с самурайских времён.

Раньше, помощник отсекал мечом голову человеку, вскрывшему себе живот. Сегодня для этих целей чаще использовался пистолет. И то и другое оружие прекрасно избавляли от боли. Гэнда был вынужден добавить:

- Надеюсь, этот миг не наступит, господин.

- Я тоже. Но это не значит, что он не наступит.

Гэнда прикусил губу и кивнул. Возможно, настанет момент, когда ему самому потребуется помощник. Либо, если возникнет опасность плена, в дело пойдёт пистолет или граната. Отмахиваясь от тревожных мыслей, он вернулся к карте.

- Возможно, мы сумеем сдержать их в самом узком проходе между хребтами.

- Возможно.

Однако в словах генерала не было слышно никакой уверенности.

- Трудно удерживать позиции против таких сил в воздухе. Да и танки у американцев очень хороши. Намного лучше тех, что были у русских в Монголии в 1939.

Танки тоже, очевидно, были новых моделей, потому как они совершенно не были похожи на те, что были у американцев в 1941. У Японии танков здесь было немного, а те, что были, очень сильно уступали в огневой мощи. Советский Союз убедительно это доказал в пограничном конфликте незадолго до начала войны в Европе.

Японии нужна крепкая промышленность, чтобы создавать танки в нужных количествах. Таковой у неё не было. "Была бы, через несколько лет", - подумал Гэнда. Его родина проделала молниеносный скачок из феодализма в современность. Ничто не могло сравниться с японскими кораблями и самолётами. Но нельзя получить всё и сразу. Вопрос лишь в том: во сколько это обойдётся Японии?

- Авианосцев не осталось. И самолётов тоже, - не то спросил, не то утвердительно произнес генерал Ямасита.

- Прошу простить, господин, но должен заметить, это маловероятно, - сказал Гэнда.

- Плохо. С ними можно было бы устроить настоящую битву.

Ямасита помотал головой.

- Но сейчас... сейчас я только и могу, что надеяться. Пока враг контролирует небо, пока он контролирует море, единственное, на что мы способны - это откладывать неизбежное.

- Понимаю, господин. Но даже это может принести пользу. Таким образом, Империя выгадает время для подготовки к новым битвам.

- Хаи. Слабое утешение, но всё же утешение.

В голосе Ямаситы не слышалось ни тени спокойствия. Он уже приговорил себя к смерти на Оаху. Гэнда, в свою очередь, предвидел для себя ту же судьбу. Когда бежать некуда, остаётся только сражаться. Но он переживал за Империю и будущие битвы, в которых она примет участие. Если американцы способны привезти такие огромные силы в любую точку мира, как Японии с ними соперничать? Американские заводы и верфи по-прежнему работали на полную мощь. Как скоро они смогут удвоить, и даже, утроить свои силы?

Как скоро Япония сможет с ними хотя бы уравняться? Коммандер боялся, что это займёт очень много времени.

Адмирал Ямамото всё это предвидел. Ещё когда планы нападения на Перл Харбор и высадки на Гавайях оставались только планами, Ямамото переживал, что этого окажется недостаточно. Успех дал Японии почти два года успешных завоеваний. Гэнда надеялся, что его родина сделала достаточно, чтобы подготовиться к грядущим угрозам.

Да, он надеялся, но не верил, что сможет увидеть это лично.

- Карма, - сказал он Ямасите. - Сигата га наи.

Они здесь именно потому, что он предложил этот план Ямамото. Без него, японский флот ударил бы по Оаху, а затем отступил. Гэнда помотал головой. Сейчас, конечно плохо, но могло быть и хуже. Американцы могли сохранить превосходную базу. Они могли бы устроить Японии неприятности гораздо раньше, чем это стало возможно в реальности.

- Не всегда всё происходит так, как хочется, - произнес Ямасита. - У нас неприятности здесь, у Германии проблемы в России...

- Так точно, - согласился Гэнда.

Очередная ирония. Япония и СССР сохраняли нейтралитет. Советские суда ходили из Владивостока в США через Тихий океан, грузили там оружие, которое потом использовали против союзника Японии в Европе. Никто им не препятствовал. Война и дипломатия - очень хитрые занятия.

Загрохотали зенитки. Гэнда не слышал рёва вражеских истребителей, летевших на низкой высоте и бомбивших всё, что движется. Наоборот, звук двигателей был одновременно ниже и тише. Значит, самолёты летели достаточно высоко. К стыду Гэнды, Ямасита обо всём догадался первым:

- Бомбардировщики вернулись!

Он даже не сдвинулся с места. Когда генерал не бежал в поисках убежища, Гэнда не мог себе этого позволить, как бы сам того не желал. Пока у них ещё оставались самолёты, японцы послали свои бомбардировщики на Кауаи, чтобы сравнять вражеские аэродромы с землёй. Пилоты докладывали о многочисленных разрушениях. Очевидно, эти доклады были неточными.

Также очевидной, к невероятному ужасу Гэнды, оказалась логистическая мощь американцев. Их тяжёлые бомбардировщики могли добраться до Кауаи с полностью пустыми баками. Всё равно, у противника было достаточно и топлива, чтобы снова поднять технику в небо, и боеприпасов.

"Пожалуй, надо было разворачивать на других островах гарнизоны побольше", - подумал Гэнда. Но в расчёт был взят только Оаху. Если бы японцы привезли сюда ещё больше солдат, это означало бы, что нужно было бы кормить ещё больше человек. Тогда всем показалось, что оно того не стоит.

В нескольких сотнях метров начали падать бомбы, и земля под ногами коммандера задрожала. Ямасита продолжал спокойно сидеть перед картой. Возможно, он уже приговорил себя к скорой смерти. Гэнда решил, что ему следовало поступить так же. Так, по крайней мере, велел воинский долг. Но, как выяснилось, сохранять спокойствие оказалось очень и очень непросто.