Конец начала

XI

- Уверена, что тебе нужно на работу? - спросил Оскар ван дер Кёрк у Сьюзи. - Япошки сегодня сами не свои.

- Всё будет хорошо, - ответила девушка.

На ней было надето пышное платье, но ничто в этом мире не смогло бы заставить её быть похожей на Маргарет Дюмон*

- В меня они, всё равно, стрелять не станут, - добавила она и посмотрела на него по-кошачьи блестящими глазами.

В другое время Оскар не знал бы, смеяться ему или злиться. Он рассмеялся, потому как, начни он злиться, Сьюзи принялась бы швыряться в него вещами.

- Нужно переживать и за кое-что ещё. Слыхал я про этих тварей...

Сьюзи нетерпеливо махнула рукой.

- Мы об этом слышим с того самого дня, как они тут оказались.

- Иногда, это правда.

- Иногда, но не всегда. В основном, они не такие ужасные.

Насколько Оскар знал, это не совсем так, но Сьюзи могла думать, что хотела. Если кому-то это не нравилось - его проблемы. Словно в доказательство этого, она взяла сумочку, медленно и нежно поцеловала Оскара на прощание, словно обещая по возвращении устроить ему нечто более приятное, и вышла за дверь.

- Господи, - выдохнул Оскар, прислушиваясь к её отдаляющимся шагам. Он помотал головой, успокаивая разогнавшееся биение сердца. Не получалось. Сьюзи - та ещё штучка. Нет, просто - та ещё.

Продолжая мотать головой, он взял парусную лодку и отнёс её на пляж Ваикики. К его облегчению, япошки не стали обносить его колючей проволокой. Зато через каждые сорок метров они установили прямо в песке пулеметные гнёзда и миномётные расчёты, за которыми сидели те самые полусолдаты-полуматросы.

К счастью, один сержант, или кто там это был, уже знал Оскара. Оскар ему поклонился. Держа в одной руке неудобную доску, а в другой мачту с парусом, сделать это оказалось непросто, но он справился. Япошка даже снизошёл до ответного поклона, пусть и не столь низкого. Крепко сбитый коротышка махнул Оскару рукой в сторону океана.

- Спасибо. Аригато, - ответил ему Оскар.

Японских слов он знал немного, но это выучил ещё до войны. Раньше оно встречалось повсюду. Теперь же встречалось ещё чаще. Лицо япошки просветлело, ухмылка обнажила ряд золотых зубов. Он снова поклонился, на этот раз, как равному, и что-то прокричал подчинённым. Оскар не понял ни слова, но, судя по улыбкам и кивкам, это было что-то хорошее. "Как завести друзей и оказывать влияние на людей", - подумал Оскар.

Японцы прогоняли с пляжа всех рыбаков, но Оскару позволили пройти. Его они знали, и не считали, что он отправится прямо на подлодку или на корабль. О встрече с подлодкой знал только он. Оскар даже Сьюзи о ней не рассказал, но попросил командира передать на материк весточку от неё.

Он установил мачту, прицепил парус и вышел в море, подгоняемый ветром с холмов Гонолулу. Даже отойдя от берега, он продолжал слышать гул артиллерии в отдалении. Это навело его на мысли, к которым он уже давно не возвращался. Если его соотечественники вернут Гавайи обратно, сможет ли он запатентовать своё изобретение? Если сможет, на этом, наверняка, можно будет заработать. Он уже давно не жил в достатке. Немного денег точно не помешает.

Он отошёл уже достаточно далеко, и уже решил забросить удочку, как заметил в воде какой-то предмет. Он был слишком мал для лодки и никуда не плыл, а просто качался на волнах. Заинтересовавшись, он направил доску в ту сторону.

Оскар успел разглядеть, что перед ним резиновый плот, как из него высунулась голова.

- Э, браток, это у тебя чо за хрень? - с чисто бруклинским акцентом спросил человек.

- Парусная доска, - автоматически ответил Оскар. Затем спросил сам: - А ты кто? Ты там в порядке? Как ты там оказался? Помочь добраться до берега?

- Парусная доска? Неужели? Чего только не придумают.

Парень на плоту ткнул себя в грудь большим пальцем.

- Я - Ник Тверски. Да, я пилот, так, что не доёбывай меня. Иногда, бывает, что и везёт. Сраная зенитка разбила мне движок, а по мне не попала. Сможешь довезти меня до берега так, чтобы Тодзё* не узнал?

- Эм...

Оскар задумался. До появления американцев в гавайских водах сделать это было несложно. Япошки тогда не были столь взвинченными.

- Не знаю, смогу ли тебя спрятать.

- Ладно. Ты только помалкивай.

Сбитый пилот говорил намного спокойнее, чем чувствовал бы себя Оскар, окажись он на резиновом плоту.

- Тут повсюду спасательные "Каталины" летают, - пояснил тот. - Наверное, больше шансов, что меня подберут, чем пробраться незамеченным мимо узкоглазых пидоров. Если попробую, думаю, смогу отплыть подальше.

- Ладно, - с сомнением произнес Оскар. - Хочешь, дам тебе удочку и крючки? Может, поймаешь чего-нибудь.

Он и сам собирался порыбачить, пока не заметил спасательный шлюп.

- Очень мило с твоей стороны, братан, но, честно говоря, я переживу, - сказал Ник Тверски. Он провёл в воде совсем немного времени, ещё не обгорел на солнце, ему даже бриться пока не нужно. Очевидно, он очень хотел пить.

Оскар не знал, что делать и что говорить. Он не раз думал о возможной встрече со сбитым пилотом. Но встретить сбитого пилота, который не хотел спасаться? Это уже совсем другое.

- Круто, что Америка возвращается, - сказал он и тут же добавил: - Вовремя.

- Слышь, я не штабист, ничем помочь не могу, - ответил на это Тверски. - К слову о штабистах: наверное, мы сюда не совались, потому что в прошлый раз получили по мордам, и решили удостовериться, что больше такого не будет.

- Разумно, - согласился Оскар. - Мы по вас скучали.

- Ну, а как иначе-то? Нужно стойко переносить тяготы и лишения.

Тверски, очевидно, понятия не имел, что пережил Оаху после 7 декабря 1941 года. С другой стороны, Оскар понятия не имел, каково это - быть сбитым на самолёте. Разве одно не уравновешивало другое? Трудно сказать, возможно, на весы Фемиды эти вещи класть не стоит, но на какие-нибудь другие, вполне.

- Ну, удачи тебе, - неуверенно произнес Оскар, полагая, что бросает пилота наедине с чем-то ужасным.

Но Тверски, вдруг, закричал и указал на восток.

- А, вот, и моя попутка. Надо только внимание привлечь!

Оскар посмотрел в ту же сторону. Точка в небе очень быстро увеличивалась. Ну, точно, гидросамолёт. У япошек они тоже были. Ник Тверски, казалось, никаких сомнений не испытывал. Он размахивал руками, словно одержимый. Пилот вытащил нечто похожее на пистолет и выстрелил в воздух. Оказалось, что это сигнальная ракета. Светилась она не так впечатляюще, как ночью - просто, небольшой красный шарик. Но, то ли он, то ли активное размахивание руками, от которого плот, едва не перевернулся, привлёк нужное внимание. Гидросамолёт развернулся в их сторону. Пилот снова закричал криком индейца из второсортного вестерна.

"Каталина", если это была она, плюхнулась на воду и подкатила к ним. Открылся люк - Оскар затруднялся вспомнить правильное название - появился человек и крикнул:

- Это ещё кто? Местный что ли?

- Это мой братан, - крикнул Тверски в ответ, затем тихо спросил: - Как тебя там?

- Оскар, - ответил тот.

- Оскар, приносящий удачу, - продолжил пилот. - Сначала появился он, затем вы.

- И какой мудак назвал гавайца Оскаром? - поинтересовался парень с "Каталины".

- Я из Калифорнии, - сухо ответил Оскар. - Здесь уже лет восемь живу.

- Нихуя себе, - отозвался лётчик.

Тверски затащили на борт. Зарычали ожившие двигатели. Большой неуклюжий с виду самолёт развернулся на воде, грациозно, подобно утке, разогнался по воде и взлетел. Оказавшись в воздухе, он уже вёл себя не так изящно, как утка. Но всё же, он летел. Самолёт вернулся на тот же курс, которым шёл до того, как заметить сбитого пилота.

Оскар остался наедине с пустым плотом.

- Один - ноль в нашу пользу, - сказал он.

Он увидел Тверски впервые всего полчаса назад, и вот, он улетел. Через день, или, скорее, через несколько часов, он вернется на войну. А Оскар... "Надо рыбу ловить", - подумал он, отошел чуть подальше и закинул удочку.

Он надеялся, что встреча с Тверски принесёт ему удачу, но нет. Улов оказался, мягко говоря, средним. Но приходится брать то, что есть. "Может, это ненадолго. Может, скоро всё вернется на круги своя". Оставалось только надеяться.

На пляж Ваикики он вернулся, управляя доской автоматически, чего нельзя было сказать, когда он вышел в море таким образом впервые. Практика решает всё. Чарли Каапу обладал такими же навыками, как и сам Оскар. Что, блин, с ним стряслось? Качаясь на волнах, Оскар поморщился. В любом случае, исправить он ничего не может. Он и сам чуть не подставился. Слабое утешение.

Когда он появился на берегу, некоторые япошки принялись аплодировать. Если бы Оскар в этот момент не думал о Чарли, ему бы это даже понравилось. Ему бы это понравилось, если бы в мешке было нечто большее, чем пара скумбрий, которыми придётся расплачиваться за хорошее отношение. "Так здесь дела и делаются", - подумал он. Эта мысль успокаивала его чуть лучше.

Когда Оскар вернулся домой, то обнаружил там Сьюзи. Судя по всему, пришла она давно. Она была пьяна, а в квартире стоял терпкий запах фруктового пойла, которое здесь звали джином. Сколько он её знал, Сьюзи никогда так не поступала.

- Что случилось? - спросил он.

Она взглянула на него, лёжа на старом разбитом диване. Взгляд её скользил по сторонам.

- Оскар! - воскликнула она. - Слава богу!

Затем, икнув, она добавила:

- Это могла быть я!

- Что могла? Что случилось, малыш?

Оскар пожалел, что у него не было кофе, нынче достать его крайне трудно. Поэтому он от него отвык.

- Я шла на работу. На работу, - повторила Сьюзи, словно забыла, о чём говорила. - Там на баррикадах сидели яшки... япошки.

Она трижды повторила это слово, пока не получилось правильно.

- Япошки уложили девчонку посреди улицы... А потом... Они...

Она не закончила. По щекам потекли слёзы.

- Это могла быть я!

- Эй, - тихо произнес Оскар. - Эй.

Он, наверное, был нежен, как медведь. На языке вертелось "Я же говорил", но оно там и осталось, к счастью. Он слышал, что эти солдаты-матросы иногда так поступали, поэтому и не был в восторге, когда утром Сьюзи собралась на работу. Он подошёл к ней и осторожно положил ладонь ей на плечо. Она слегка дёрнулась.

- Рад, что с тобой всё хорошо, - сказал Оскар.

Она имела полное право напиться.

- Это могла быть я, - вновь повторила она.

Затем она прижалась к нему и заревела изо всех сил. Таких слёз он от неё прежде не видел.

- Что мне теперь делать? - спросила Сьюзи, когда буря стихла.

- Думаю, тебе следует остаться дома, чтобы эти твари тебя не заметили, - ответил Оскар.

- Я тут рехнусь. И загар весь сойдёт.

Видимо, это для неё было очень важно. Затем, вспомнив увиденное, она вздрогнула.

- Я справлюсь.

- Хорошо. А теперь, успокойся. Тебе нужно поспать. Боюсь, когда проснёшься, тебе будет несладко.

- Я не пьяная! - зло воскликнула Сьюзи.

- Конечно, малыш, конечно, - не раздумывая, соврал Оскар. "Чего не сделаешь ради любви", - грустно улыбнувшись, подумал он и замер. Как обычно, слова едва не сорвались с языка. Однако он кивнул своим мыслям. Заставляли ли они его нервничать или нет, но думал он верно. Оскар поцеловал Сьюзи.

- Это ещё зачем? - спросила она.

- Просто так, - ответил он. - Просто так.

Охранники гнали пленных на юг, прочь от американских солдат, явившихся вернуть Оаху под тень звёздно-полосатого флага. Как и большинство своих товарищей, Флетч Армитидж, скорее бы побежал в сторону американцев, а не от них, невзирая ни на какие отряды смертников. Охранники, конечно, те ещё твари, но они не идиоты. Сами до всего додумались. Едва кто-то выбивался из строя, они открывали огонь. Всю дорогу до Гонолулу устилали мёртвые военнопленные.

Люди всё равно засыпали, особенно, по ночам. Флетч не спал. В любой момент мог прозвучать выстрел из винтовки или очередь из пулемета. Промежутки между выстрелами заполняли крики раненых. Иногда япошки могли позволить раненым страдать. Но, чаще всего, их добивали прикладами или штыками. Флетч так и не решил, какой звук хуже.

Но начеку его держали не звуки, а холодный подсчёт шансов. Можно ли убежать от охранников? Возможно, но маловероятно. Если он сбежит, сможет ли он прокрасться через линию фронта и не погибнуть под огнём обычных вражеских солдат? Тоже возможно, но ещё менее вероятно. Сложить два этих момента вместе, и шансов у него окажется меньше, чем вытащить короля пик, чтобы собрать "ройял-флеш".

Когда взошло солнце, стало видно, сколько американцев погибло, пытаясь сбежать, и сколько ещё пока не умерло. Если бы в животе у Флетча что-то было, оно сейчас оказалось бы на земле. Впрочем, кормить пленных япошки не собирались. Да и не было заметно, что их покормят сейчас.

Руганью и пинками пленных подняли на ноги. Один возмущался, и его закололи штыками. После этого более сильные пленные помогали встать слабым.

- Исоги! - кричали охранники.

Как пленные в таком состоянии могут идти ещё быстрее, было выше понимания Флетча, но они шли.

- Твари, - сказал кто-то.

Флетч кивнул. Япошки - это твари, которые едят. Рис они несли с собой.

Вскоре над колонной шагающих, а точнее, едва волочащихся пленных собрались тучи. Пошёл дождь. Мгновенно все задрали головы и максимально широко раскрыли рты. То и дело люди падали, потому что не видели, куда шли. Всем было плевать. До того как вновь вышло солнце, Флетч и сам успел сделать несколько глотков.

К полудню второго дня марша они дошли до окраин Гонолулу. В этот раз сбежать решилось меньше народу, чем днём ранее. Они всё дальше отходили от фронта, к тому же в памяти ещё были свежи примеры расправ. Гонолулу выглядел отлично укрепленным. Американцы не стали сражаться в городе. Они сдались, чтобы не подвергать опасности пару сотен тысяч гражданских. Судя по всему, о гражданских япошки пеклись ещё меньше, чем о пленных. Флетч не знал, что могло вынудить их сдаться. Он даже придумать ничего не смог.

После построения, пленных покормили. Они пришли сюда ради плошки риса. Каждый получил от повара полную ложку прямо в рот. Тот смотрел на пленных так, словно всех их ненавидел. Всех кормили с одной ложки. Флетчу было плевать. Сейчас он был готов есть рис хоть с коровьей лепешки. Он был бы не прочь съесть и саму лепёшку тоже.

Горожан на улицах почти не было. Попадавшиеся, жались к стенам домов и изо всех сил делали безобидный вид. На пленных они смотрели с ужасом.

Через Гонолулу. Через Ваикики. Флетч уже начал догадываться, куда их ведут.

Убедившись в своей правоте, он рассмеялся. Пленный, что шёл рядом, видимо, решил, что он спятил, и был недалёк от истины.

- Чего ржёшь, блин? - спросил он.

- Вот я и дома, - ответил Флетч.

Он снова в парке Капиолани, в лагере военнопленных. Снова за ворота из колючей проволоки, через которые он проходил, когда япошки решили, что лучше занять пленных работой, и не давать просто сидеть и подыхать от голода. "Нас можно и морить голодом, и использовать. Вот, что называется - эффективное управление".

Флетч гадал, зачем япошки привели их обратно в лагерь. Чтобы они не сбежали к американцам? Вполне разумно. Чтобы американцы не перестреляли их по ошибке? Несмотря на усталость, он снова рассмеялся. Следующий раз, когда япошки проявят заботу о пленных, окажется и самым первым. Собрать всех в кучу, чтобы потом было проще их перебить? Флетч посмотрел на пулеметные вышки за забором. А, вот, это уже, весьма вероятно.

И что теперь делать? Ни единой мысли. За военнопленными закрылись ворота.

Флетч огляделся. Лагерь был уже не так переполнен, как в прошлый раз. Это могло бы вдохновить, если бы не страх того, что большинство отсутствующих мертвы.

Старая палатка стояла где-то... здесь. Теперь, её нет. Место оказалось занято кем-то другим. Этот кто-то даже соорудил некое подобие навеса, который, казалось, вот-вот, перестанет нависать и рухнет. Бараки стояли на месте, но идти в них не хотелось. Любое место, где пленные могли собраться вместе, было местом, которое япошки могли в любой момент уничтожить.

Флетч не имел ничего против того, чтобы спать на земле. Да и с чего бы? Он уже привык. Тут ещё можно найти какую-нибудь тряпку и палки. Если понадобится, соорудить себе защиту от дождя будет несложно. До сей поры Флетч особо не переживал из-за погоды. Намокнуть здесь далеко не то же самое, что намокнуть на материке. Он отправился к единственному фонтану в парке. Марш выжал его досуха.

Из-за того, что в парке стало не так многолюдно, очередь к фонтану оказалась довольно короткой. Но, пока он ждал, в лагерь прибыла ещё одна колонна пленных. Он, наконец, добрался до воды и пил, пил, пил, и пил.

- Через Сахару шёл? - поинтересовались позади.

- Типа того.

Флетч ополоснул лицо. Прекрасно. Наконец, успокоившись, он занял своё место.

Пленные продолжали прибывать. Флетч вспомнил слова одного сумасшедшего римского императора, сказанные пару тысяч лет назад: "Я бы хотел, чтобы у всех людей была одна шея, дабы я мог перерубить её одним ударом". Флетч же хотел, чтобы воспоминания об уроках истории больше к нему не возвращались. Эти слова лучше всего подходили к тому, что планировали сделать япошки.

Проблема с миномётами в том, что пока мина не разорвётся, её почти не слышно. Лес Диллон услышал в небе тихое шипение и рухнул на землю. Над головой пролетели осколки. Сержант позволил себе расслабленно выдохнуть. У япошек было такое гадкое орудие, которое американцы прозвали "ручной миномёт". Стрелять из него можно было с рук, орудовать им можно было и в одиночку, и такие штуки, казалось, были у каждого япошки. Одна из таких мин едва не отправила его на тот свет.

Впереди стояли казармы Скофилда. Бомбардировщики основательно над ними потрудились. Но япошкам, кажется, плевать. Они были готовы защищать эти руины до самого конца, словно там хранились все драгоценности Хирохито.

Со стороны казарм дал несколько очередей пулемёт. Это напомнило Лесу не высовывать голову, если он не хотел её лишиться. Япошки оказались крепче, чем он думал. Если рассуждать логически, шансов у них никаких. У них не осталось авиации. У них почти не осталось бронетехники, а та, что имелась, ничего хорошего не показала. Будь Лес их командующим, он немедленно бы начал выторговывать себе наиболее удобные условия капитуляции.

Япошки так не считали. Они не сдавались, точка. В плен захватить удавалось лишь контуженных и раненых настолько тяжело, что они просто не имели сил покончить с собой. Сами они тоже пленных не брали.

Если кто-то попадал им в плен, помочь ему мог только бог. Порой, своими безумными контратаками они захватывали передовые позиции американцев. Лесу пару раз приходилось отбивать их обратно. Вид трупов американских солдат вынуждал его ненавидеть своего противника, а не относиться к нему с чисто профессиональной точки зрения, как это было с немцами в 1918. После увиденного он и сам не стал бы брать япошек в плен, даже если бы те этого сами захотели.

Рядом с ним приземлился молодой новобранец из Оклахомы, добродушный парень по имени Рэнди Кастил.

- Сержант, зачем япошкам такое вытворять? Они, разве не понимают, что так мы будем драться ещё злее? - спросил он.

Его медленная речь делала его ещё более напуганным и сбитым с толку.

Лес Диллон тоже был сбит с толку, но он и повидал побольше, чем рядовой Кастил.

- Да хрен бы его знал, - ответил он. - Может, решили, что, если будут вытворять подобное с трупами, то напугают нас.

- Пусть ещё разок подумают, - зло произнес Кастил.

- Да, я в курсе.

Сам Лес знал, что трупы япошки практически не трогали. Когда за них принимались, большинство растерзанных бедолаг были ещё живы. Оставалось лишь надеяться, что умерли они быстро.

- Надо продолжать давить. Если все они передохнут, никто над нашими издеваться не станет.

- Чем скорее, тем лучше, - отозвался Кастил.

- О, да, блин, - по-отечески, или, даже, по-дедовски произнес Лес. - Ты, главное, помни - никаких глупостей. Цель у нас: валить япошек. Не дай им завалить тебя. Начнёшь тупить, глазом не успеешь моргнуть, как поплатишься. Примкнуть штыки.

Рэнди Кастил спешно кивнул.

- Да, сержант. Я помню.

- Запомни накрепко, мать твою. У япошек столько сюрпризов, ты таких даже не видел.

Обычно, штык крепился режущей стороной к земле. Но у японских штыков была загнутая гарда. Ею они цепляли штыки американцев. Рывок, и американская винтовка уже летит.

- Ставь тыльной стороной вниз и всё будет в порядке.

- Понял, сержант, - ответил Кастил.

Несколько человек успело погибнуть, пока кто-то не догадался до такого простого решения. Глядя на обыкновенного японского солдата, трудно предположить, что он способен победить в штыковом бою, но так и было.

- Ещё: не используй штык до последнего момента, - добавил Лес. - Лучше прострели пидору башку. Пусть дергается, уклоняясь от выстрела.

На учениях штыки никто не любил. В бою же, они отлично прорезали колючую проволоку. Как боевой нож, штык так себе, поэтому Лес, как и все морпехи, пользовался кабаром*.

- Сюда! Эй! Сюда! - закричали впереди на чистом английском.

Рэнди Кастил взглянул на Леса.

Взводный сержант помотал головой.

- Сиди тихо, - сказал он. - Очередная ловушка.

Некоторые японские солдаты говорили по-английски, к тому же, им зачастую помогали местные. Последние выросли в англоязычной среде, поэтому у них не было отличительного акцента, который бы их выдал. Если обращать внимание на окрики от незнакомцев, быстро заведешь своё подразделение в засаду.

Лес на мгновение высунулся. Выглядывал он не из того места, откуда смотрел в прошлый раз. Впереди шевелился одетый в хаки силуэт. Сержант выстрелил и снова спрятался. Даже последовавший крик не вынудил его высунуться снова. Видать, этот япошка посещал театральный кружок. Начни высматривать того, кого недавно подстрелил, и неизменно получишь пулю промеж глаз.

Солнце закатывалось за хребет Ваиана.

- После темноты опять попрут, - пробормотал Лес.

- Ага, - кивнул Рэнди Кастил.

Днём бал правили американское оружие и американская авиация. Ночью наставал черёд япошек. Они пробирались на американские позиции поодиночке и парами. Затем швыряли в окопы гранаты или бросались с ножом. Выработалось правило: в окопе всегда должны быть двое, и один должен бодрствовать. От этого воевать становилось ещё утомительнее, зато люди не гибли понапрасну.

Как минимум одного американца подстрелили, потому что тот не смог быстро назвать правильный пароль взвинченному морпеху. Лес сожалел о случившемся, но не сильно. Любой, кто настолько туп, чтобы шляться по ночам без дела, кто настолько туп, чтобы забыть пароль, был, наверное, достаточно туп, чтобы подохнуть, тем или иным способом.

- Помнишь пароль на эту ночь? - спросил Лес у Кастила.

- Поцелуй ящерицы, - ответил пацан.

В большинстве паролей имелись звуки "л" и "р". Их япошки произносили с трудом.

Опустилась тьма. Сумерки здесь короткие, не такие, как на севере. И тьма здесь означала настоящую темень. Электричество отключено. Никакого свечения горящих неподалёку огней. Горело несколько костров, но из-за сырой земли рисовых плантаций, их было немного.

- Ты не против, если постоишь смену первым? - спросил Диллон. - Говори прямо. Если устал, спи, разбужу в полночь. Я-то потерплю. Не хочу, чтобы мы оба облажались из-за того, что ты вырубился.

- Если вы не против, сержант, я лучше посплю. Устал.

- Ладно. Давай.

Парень съёжился, какое-то время поворочался, словно, собака, устраивавшаяся на своём месте, и через пару минут отрубился. Лес понимал, что и сам провалится в беспамятство, как только настанет его очередь. Сырая земля? Голая земля? Дождь? Он готов спать хоть на гвоздях, подобно индийскому факиру.

Сейчас же, спать нельзя. Сержант высунул голову и огляделся. Больше ничего делать он не стал. Любой, кто разгуливает среди ночи - однозначно, япошка. Диллон уставился на юг, прижимая к себе винтовку. Пожары в казармах Скофилда, в основном, прекратились. Он неразборчиво выругался. При свете огня можно было бы выследить подкрадывающегося япошку. Теперь же, это будет непросто.

Сержант пожалел, что не было видно луны. Это не было какое-то ребяческое сожаление о том, чего ему очень хотелось. Он просто сожалел, что её не было видно. Луна не появится до тех пор, пока на смену не заступит Рэнди Кастил. Лес пожал плечами. Судя по всему, парню понадобится помощь. Ну, и ладно, решил он про себя.

Чуть впереди американских позиций виднелись несколько полос колючей проволоки. Лес сомневался, что она сумеет сдержать япошек. Однако морпехи, что её устанавливали, понавесили на неё банки из-под консервов, наполненные пригоршнями мелкой гальки. Если повезёт, дребезжание банок предупредит бойцов о противнике.

Немного левее треснула винтовка - "Арисака". Ей ответил очередью американский пулемёт. Лес гадал, не начнётся ли ночная перестрелка. Вот, этого, уж точно, никому не надо. Но, стрелять всё равно прекратили. Насколько понял сержант, вся её суть заключалась в том, чтобы перепугать тех, кто стоял на часах. Дыхание спящего Кастила даже не сбилось.

Хотелось курить. Нет, это подождёт до рассвета. Вражеский снайпер только и ждёт, когда вспыхнет спичка или затлеет уголёк. Курить хотелось, но не смертельно.

По небу рассыпались звёзды. Ничего не происходило, но обязательно могло. От постоянного ожидания, размышлений, когда что-то случится, и насколько плохо всё будет, стягивало живот.

Впереди что-то зазвенело. Винтовка оказалась в руках Леса раньше, чем он успел это осознать. Звенеть могло и не из-за япошек. В другую ночь, какая-нибудь приблудившаяся кошка могла за раз рискнуть всеми девятью жизнями. Но, наверняка, знать нельзя.

Это, что, там, тень какая-то движется, по эту сторону проволочной ограды? Для человека она маловата, но и это не наверняка. Япошки умеют ползать, словно змеи. Переместив палец на спусковой крючок, Лес тихо прошипел:

- Пароль!

Нет ответа. Движения тоже нет. Тишина. Неужели, нервы начали сдавать. Сержант вновь потребовал пароль. Всё ещё ничего. Но тёмная форма впереди выглядела иначе, чем до того, как он услышал звон. Воображение, наверное, разыгралось. Впрочем, сам Диллон так не считал. Скорее всего, это япошка, возможно, двое. Приклад винтовки ударил в плечо.

Дисциплина у япошек на высшем уровне, всяко выше, чем у морпехов. Но лежать спокойно и не издавать ни звука при попадании пули .30 калибра к ней не относится. Кто-то застонал. Лес снова выстрелил. Япошка закричал, крик вскоре сменился предсмертным стоном.

Разумеется, там, во тьме, прятался не один вражеский солдат. С душераздирающим воплем япошка бросился на Леса. Тот ещё раз выстрелил, но не попал. Стреляя ночью, в основном, полагаешься на удачу. Не переставая вопить, япошка прыгнул к ним в окоп.

Если бы Лес вовремя не вскинул винтовку, япошка выпотрошил бы его, как тунца. Нож, которым он размахивал, отскочил от цевья. Лес сам учил Рэнди стрелять, а не идти в штыковую. Сейчас времени на прицеливание не было. Не было ни времени, ни места, чтобы бить его штыком. Пришлось пользоваться прикладом. Лес услышал чёткий стук о голову япошки.

Он надеялся, нет, был уверен, что удар проломил ему череп. Но, либо голова у япошки оказалась деревянная, либо ударил он не так сильно, как думал. Пусть и слегка вяло, но япошка продолжал бороться. Он взмахнул ножом. Лес услышал звук рвущейся ткани и жгучую боль от пореза на руке. Он тихо выругался.

Внезапно, япошка вскрикнул, скорее от удивления, и завалился на бок. В окопе появился металлический запах крови и другой, менее приятный запах, от выпавших внутренностей. Япошка сдох раньше, чем упал на землю.

- Ну, у вас тут и побудка, - проворчал Рэнди Кастил.

- Спасибо, пацан, - выдохнул сержант. - Раны перевязывать умеешь? Он меня зацепил слегка.

Он поработал кулаком. Пальцы сжимались и разжимались, как обычно. Диллон кивнул.

- Вроде, не страшно.

- Дайте, гляну.

Рэнди присел в окопе и присмотрелся.

- Ага, я перевяжу. К звезде вы только что заработали Пурпурное сердце*.

Он полез в поясную сумку за перевязкой.

- Я бы предпочёл минет, - ответил на это Лес, отчего второй морпех хихикнул.

- Что там ещё за хуйня? - крикнули неподалёку.

Если не ответить, следом полетит граната.

- Это ты, Датч? - спросил Лес. - Тут два япошки, похоже. Одного я подстрелил. Второй решил присоединиться к нам. Порезал меня слегонца, но Кастил вспорол ему брюхо.

Кто-то ещё в темноте тихо что-то спросил. Датч Вензел ответил достаточно громко, чтобы Лес его услышал.

- О, да, сэр. Это точно он. По-английски так ни один япошка говорить не умеет.

- Я вам ещё немного сульфатного порошка насыпал, сержант, - произнес Кастил.

- Хорошо. Здорово. Ты всё правильно сделал. Сколько там время?

- Половина одиннадцатого.

- Поспишь ещё полтора часа? Я пока на часах постою. Всё равно, не засну, пока рука не успокоится.

О бешеном ритме сердца, которое тоже требовало покоя, он упоминать не стал. Ночью нужно оставаться начеку, несмотря даже на близко прошедшую смерть.

- Ну, попробую, - ответил Кастил.

В этот раз, чтобы начать посапывать ему потребовалось минут десять. Лес завидовал его молодости и стойкости. "Это я должен быть тут самым умным, - думал он. - Так, почему же порезали именно меня?".

Японский офицер, лежавший на Джейн Армитидж, стиснул её грудь, застонал и кончил. Она так и пролежала всё время, пока он дергался на ней. Но ему было плевать, чтоб его. Он похлопал её по голове, словно она была собакой, верно выполнившей команду. Затем он оделся и вышел.

Джейн тупо лежала и ждала следующего. Она понимала, что нужно сходить в душ, но какой смысл? Когда каждый день через неё проходит столько япошек, душ - слабая защита от беременности или болезни.

Сколько уже длится эта "временная работа на станции утешения"? Сколько потребуется сил и выносливости, чтобы выдержать одного за другим мужиков, которым до тебя нет совершенно никакого дела, за исключением одной, или пары, дырок, в сочетании с ненавистью к самой себе и мыслями о том, что ты уже не выдержишь ещё один член, не то, что ещё один день? Джейн держалась. Она жила, желая увидеть, как подыхают япошки, сильнее, чем желая умереть сама. Но на смену первому набору приходили новенькие, а тех, кто остался, никуда не отпускали. Они умирали, умирали по собственной воле.

Когда дверь открылась, Джейн дёрнулась. Но это оказался не очередной озабоченный япошка, возжелавший несколько минут веселья перед тем как отправиться убивать американских солдат. Это была одна из китаянок, что при оккупантах управляли борделем. Она пошевелила пальцами, что означало, что на сегодня это был последний.

Джейн устало кивнула. Китаянка закрыла дверь и отправилась в следующую комнату. "Оккупанты". Это слов эхом отдалось в голове Джейн. В шекспировские времена, вспомнила она семинары по литературе в университете штата Огайо, оккупировать женщину означало трахнуть её. Джейн и не подозревала, что подобная связь слов так звонко отзовётся в ХХ веке.

Неподалёку грохотали японские орудия, сдерживавшие продвигавшихся с севера американцев. Ей захотелось, чтобы эти орудия взорвались вместе с япошками. Она не понимала тщетности своих желаний, пока не очутилась здесь.

Вскоре послышался свист американских снарядов. Контрбатарейный огонь - так это называется. Эти знания Джейн почерпнула ещё будучи женой артиллериста. Бывшей женой. Почти бывшей женой. Она помотала головой, не веря происходящему. Джейн считала, что Флетч не был тем любовником, которого она заслужила. Может, и не был. Но миллион лет рядом с Флетчем покажутся настоящим раем, по сравнению с тем, что она пережила за эти две недели.

В её комнату заглянула белая женщина. Беула жила, точнее, сидела взаперти в соседней комнате.

- Идём, - сказала он. - Надо поесть.

- Ладно.

Джейн заставила себя сползти с кровати и встать. В нескольких сотнях метров от превращённого в бордель здания прогремели взрывы.

- Надеюсь, пара снарядов ляжет прямо сюда и разнесёт тут всё к чертям собачьим.

Она понимала бессмысленность своих слов, но совладать с собой не могла. А что ещё ей оставалось?

Беула лишь пожала плечами. Это была широкоплечая, бесстрастная и, как подозревала Джейн, не слишком далёкая женщина. Вероятно, ей это помогало. Не думать о происходящем - вполне себе решение.

- Надо идти, - сказала она. - Что ещё делать-то?

"Повеситься". Однако вслух Джейн этого не сказала. Её воспитывали так, что, раз сказал, то, скорее всего, сделаешь сказанное. Она особо в это не верила, особенно, после занятий по психологии, но любой английский майор сказал бы, что у слов есть сила. Если нет, почему на них обращают внимание в первую очередь?

Женщины собирались в помещении, которое когда-то было кладовой. Теперь же, сюда добавили несколько стульев и столов, наверняка, вынесенных из чьих-то домов, и превратили комнату в столовую. Некоторые женщины не желали ни с кем общаться. Джейн была одной из них. Другие постоянно рассказывали о том, что сделали и о том, что япошки сделали с ними, словно, были работницами на заводе и обсуждали станки. Если они и разговаривали, то других тем, обычно, не находилось.

На ужин был рис и овощи - намного больше, чем Джейн получала до похищения. Вряд ли япошки станут её трахать, если она будет умирать с голода. Ей было плевать. Она не стала бы этим заниматься даже за всё золото Форт-Нокс*. Она не стала бы этим заниматься и за кусок мяса на косточке, обжаренное с луком и грибами.

Кто-то спросил:

- Если япошек выкинут из Вахиавы, что они будут делать?

Видимо, новая тема для разговоров, всё-таки, нашлась.

- Поскорее бы, Господи! - воскликнула другая женщина.

Сидевшая напротив Джейн перекрестилась. Любой, кто продолжал верить в бога, восхищал её. И пугал. Почему до них, до сих пор, не дошло, что на том конце провода никого нет?

- Может, отпустят нас, - сказала Беула.

- Только не япошки! - ответила на это Джейн. - Они ничего не делают для людей. Они делают с ними.

- Ну, и что они с нами сделают? - поинтересовалась Беула. - Что они могут с нами сделать такого, чего ещё не делали?

Джейн поморщилась. Весьма справедливый вопрос. После нескольких недель секса с мужчинами, которых она ненавидела, куда ей ещё падать? Однако кто-то, всё же, ответил:

- Они могут нас всех перебить. Тогда мы никому не расскажем, что с нами делали.

Какое-то время все молчали. Вынужденные работницы борделя прикидывали возможности. Смогут ли япошки всех их хладнокровно убить? В этом Джейн ни капли не сомневалась. Мертвые женщины молчат. Она сказал:

- Нужно выбираться отсюда.

- Как? - разом спросили трое.

На окнах решётки. У дверей охрана. Китаянки работавшие в борделе - их начальницей была змеюка по имени Аннабель Чанг - постоянно за всеми шпионили. Опасно даже говорить о побеге. Кто-то из этих отчаявшихся женщин, наверняка, стучал. Неизвестно точно, кто именно, но факт этот неоспорим. Что же они такое получали взамен на доносы на сестёр по несчастью? Явно не больше еды, которой обычно и платили за предательство в остальной Вахиаве. Меньше озабоченных япошек? Но, в итоге-то, какая разница? Ничего, кроме общей озлобленности, Джейн придумать не смогла. Разумеется, такое тоже вполне вероятно.

Сколько бы женщин не спросило, отвечать никто не стал. Самой Джейн на ум ответ пришёл: дать охранникам то, что они обычно дают посетителям. Не успев обдумать эту мысль как следует, она поняла, что, скорее покончит с собой, чем станет отсасывать незнакомцу ради получения желаемого.

Когда-то она и думала, что, скорее покончит с собой. Теперь же... Она уже так часто становилась на колени за просто так, что ещё один раз ради чего-то стоящего не сделает погоды. Мысли о самоубийстве тоже частенько её посещали.

Она оглядела других работниц борделя. Думали ли они о таком раскладе? Почему нет? За эти несколько недель, те, кто не умерли, стали грубее. Некоторые, даже не потрудились одеться, когда шли на ужин. Иногда, бывало, что Джейн тоже не одевалась, но сейчас набросила на себя муу-муу*. Думали ли они: "Почему нет? Что стоит ещё один раз?".

Если, вдруг так случится, и они выберутся, во что превратятся их жизни? Джейн попыталась представить, будто хочет, чтобы до неё дотронулся мужчина. Картинка отказывалась представать перед глазами. Затем она попыталась представить, что до неё дотрагивается мужчина, который знает, что япошки с ней вытворяли. Эта картинка тоже отказывалась появляться. Джейн помотала головой. Что ей оставалось? Мало чего.

Иногда женщины срывались и начинали рыдать. Иногда эти рыдания распространялись на всех, подобно ветрянке. Но не сегодня. Вероятно, все прикидывали шансы.

Ни орудийный грохот, ни стрельба не разбудили Джейн. Никто не говорил ей, что секс весь день - это тяжёлый труд. И душу он выматывал посильнее, чем тело.

На рассвете не закричал ни один петух. Насколько знала Джейн, всех петухов, за исключением одного в курятнике, давно пустили на суп. Попав сюда, она пару раз задумывалась, не надоело ли этому петуху весь день трахать незнакомок. Вряд ли, решила она. Он же, всё-таки, самец.

Крик петуха заменил удар в гонг, призывавший к завтраку. Женщины просыпались и выходили. Если они не выйдут на завтрак, то еды не получат до самого ужина. Сегодня же, едва небо на востоке начало розоветь, в бордель угодил 105мм снаряд.

Джейн, буквально, вылетела из постели. В себя она пришла, лёжа на полу, одна стена потрескалась, а с потолка на неё осыпалась штукатурка. Кто-то заорал:

- Пожар!

Кто-то просто вопил, визжал, агонизируя от боли.

Джейн поднялась на ноги. Одну ногу она порезала о стекло, но едва заметила это. Она накинула муу-муу и выскочила за дверь. Обычно её запирали снаружи, но взрыв сломал замок.

Дверь в комнату Беулы тоже оказалась не заперта. Джейн заглянула внутрь.

- Бежим отсюда! - крикнула она. - Другого шанса не будет!

- Наверное, не будет.

Когда раздавали мозги, она, вероятно, стояла в другой очереди. Одета она была лишь в одни трусики. Задерживаться и одеваться она не стала. Если подумать, не такой уж и глупый поступок.

- Куда собрались?

В коридоре стояла, уперев руки в бока, Аннабель Чанг. Джейн не стала тратить время на разговоры. Она подбежала и ударила мучительницу прямо в челюсть. Китаянка вскрикнула и пошатнулась, но начала отбиваться. Джейн приложила её качественной "двойкой". Видать, дали о себе знать бесконечные рассказы Флетча про Джо Луиса и Хэнка Армстронга*.

Китаянка упала на колени. Когда она попыталась подняться, Беула пнула её под рёбра. Это, конечно, было совсем не по правилам маркиза Куинсберри*, но сработало, как надо. Больше Аннабель Чанг не вставала.

- Идём! - крикнула Джейн.

В стене дома зияла дыра размером с автобус. Через неё выбегали женщины. Некоторые были одеты в такие же муу-муу, как и Джейн, другие же бежали совершенно голые. Кое-кто хромал, у кого-то текла кровь. Всем было плевать. Они хотели выбраться.

Джейн выбежала. Снаружи их ждали охранники. От одного осталась лишь нижняя часть туловища, другому практически оторвало голову. Джейн внимательно посмотрела на лежавшую "Арисаку". Она прекрасно умела обращаться с винтовкой с ручной перезарядкой. Но в Вахиаве всё ещё полно япошек. Из винтовки она всех их не перебьёт. "Но, как же хочется!". Её могут убить, и обязательно убьют, если увидят в руках "Арисаку". Ей совершенно не хотелось бросать винтовку, но она пошла дальше.

- Бежим отсюда! - крикнула она.

Её подруг по несчастью не надо было просить дважды. Они и так разбегались, кто куда. У некоторых оставались друзья и семьи, у которых можно спрятаться. Останутся ли эти друзья и семьи, когда узнают, что эти женщины вынуждены были делать? Возможно. Кто-то, наверняка, останется. Что же до остальных - хуже, чем япошки, они себя не поведут.

У Джейн здесь никого не было. Флетч, если не умер, сидит в лагере военнопленных. В любом случае, он уже - бывший муж и практического смысла в нём не было. "Вернусь ли я к нему?". Джейн рассмеялась, пока бежала. Вопрос, ведь, не в этом. "Вернётся ли он ко мне?". Она не знала. Всё, что она делала, она делала по принуждению. Это все должны понимать. Будет ли до этого кому-то дело и не останется ли она посрамлённой в глазах всего мира до самой смерти?

Об этом она подумает позже. Сначала нужно убраться подальше от борделя, подальше от япошек, а потом уж пусть её судят.

Снова засвистели снаряды. Джейн упала на землю. Её этому тоже научил Флетч, да она и сама видела, как это работает, когда с севера шли япошки. Теперь же её пыталась убить её собственная родина. Но Джейн её простила. Лёжа среди обломков, среди пролетавших над головой осколков, она кричала и плакала от непередаваемой радости и облегчения.

Лейтенант Сабуро Синдо помогал механикам потрошить разбитые "Зеро" и "Хаябусы", снимая с них пулеметы и 20мм пушки, чтобы использовать их против американцев уже на земле. Свой истребитель он уже распотрошил. К огорчению лейтенанта, янки подловили самолёт на земле и сильно повредили. Он надеялся погибнуть в небе, забрав с собой, как можно больше врагов. Ответственный за это ками* решил не обращать внимания на желания Синдо.

Он уже и забыл, когда в последний раз видел в небе японский истребитель. Небом владели американцы. Их наводящие ужас самолёты пролетали над Оаху, ревя подобно тиграм, и уничтожали всё, что шевелится. Когда здесь высаживались японцы, небом правили "Зеро". Теперь Синдо предстояло на своей шкуре познать, что такое - воздаяние по заслугам. Сам бы он, конечно, предпочёл держаться подальше.

- Передай ножницы по металлу, - попросил Синдо.

Помогавший ему механик выполнил просьбу. Синдо разрезал алюминиевую шкуру крыла "Зеро". Фюзеляж обгорел и второе крыло вместе с ним. Это, по какой-то нелепой случайности осталось нетронутым. Если переставить пушку на удобную насыпь, то несколько американцев пожалеют, что родились.

Едва эта мысль промелькнула в голове лейтенанта, как над головой вновь раздался тот самый ненавистный звук - рёв двигателей вражеских самолётов. Синдо бросил ножницы и побежал в ближайший окоп. Японцы много таких выкопали, когда думали, что ещё смогут взлететь с Уилера. Задумка оказалась слишком оптимистичной, но вырытые окопы спасли уже немало жизней.

Некоторые солдаты принялись стрелять по истребителям и пикировщикам из винтовок. Американцы в начале войны поступали точно так же - смелый, но безнадёжный поступок. Пару японских самолётов они сбили, но господства в воздухе тогда не вернули. Без сомнений, японцы тоже сбили несколько американских самолётов, но и им это ничем не помогло.

Строго говоря, вспышки выстрелов помогали янки обнаружить окопы. Когда крупнокалиберные пулемёты начали выдергивать куски почвы, Синдо бросился лицом в вонючую грязь. Несколько раненых кричали так, словно в них попала ружейная пуля. Если в человека попадала пуля толщиной с большой палец, этот человек оказывался слишком мёртвым, чтобы кричать.

От взрывов бомб задрожала земля. Звук этот потрясал, в самом буквальном смысле. Синдо и слышал его, и, одновременно, чувствовал кожей. Сверху сыпалась земля. Прямо над головой просвистел осколок бомбы.

И, вдруг, словно ливень, всё прекратилось. До следующего раза. Синдо взглянул на часы и медленно помотал головой от удивления. Весь этот ужас сумел уместиться в какие-то десять минут? Налёт казался заторможенным, как и воздушный бой, и даже медленнее. Находясь в воздухе, Синдо мог бы ударить в ответ. На земле же он мог только терпеть.

Американцы не полетели на север. Наоборот, они направились на юг, бомбить Перл Харбор и Эву. Значит, вероятно, на обратном пути на авианосцы они снова ударят по Уилеру. Синдо равнодушно пожал плечами и выбрался из окопа. Если ударят, то ударят. Ничего не поделаешь. Нужно помочь армии встретить американских захватчиков.

Либо, он думал, что помогает. Взглянув на истребитель, который он разбирал, Синдо был уже не столь в этом уверен. Одна бомба угодила прямо в него, ещё одна упала рядом. Ударная волна отшвырнула ножницы в сторону и воткнула их прямо в ствол пальмы. Чтобы их вытащить, понадобятся инструменты. Более того, ствол пушки, которую он пытался снять, от взрыва изогнулся. Против американцев пушка уже непригодна.

Плечи Синдо осунулись. Как сражаться с врагом, когда он предупреждает все твои действия? Наверняка, американцы и сами себя спрашивали об этом в конце 1941-го. Теперь настал черёд Японии, и нужных ответов у Синдо не нашлось.

Джим Петерсон стоял по стойке "смирно" в одном ряду с прочими несчастными в долине Калихи. Большинство, как и он сам, выглядели, как натуральные скелеты. Другие, благодаря берибери раздулись до неестественных размеров. По сравнению с ними, худой Чарли Каапу выглядел, как настоящий атлет.

Пленные пытались сбежать из этого ада и до возвращения американцев на Оаху. Теперь же, зная о помощи с воздуха, этих попыток стало гораздо больше. Однако больные, изголодавшиеся люди быстро бежать не могли. Как правило, их ловили. А когда ловили, наказывали.

Этот бедняга был похож на мешок с костями. Мясницкий кот не обратил бы на него внимания и до того, как япошки принялись его бить. Парень был весь в синяках и крови. Ему сломали нос. Пара охранников прихватила его под руки, чтобы стоял. Сам он держаться на ногах уже не мог.

- Что с ним сделают? - прошептал Чарли Каапу Петерсону.

Он быстро обучился навыку разговаривать, не открывая рта.

- Не знаю, - прошептал Петерсон в ответ. - Потому и стоим тут - они решили устроить шоу.

Шоу получилось неважным. Охранники позволили пленному упасть на колени. Лейтенант вытащил меч. Петерсон слышал, что самурайские мечи могут разрезать что угодно с одного удара. То ли соврали, то ли япошка плохо ухаживал за лезвием. В любом случае, чтобы отрубить пленному голову ему потребовалось три удара. Тело начало дёргаться, но недолго. Голова лежала рядом. Она словно обрадовалась, что мучения, наконец, закончились.

- Блядь, - прошептал Чарли.

Его смуглая кожа позеленела.

Он был гражданским и ничего подобного не видел. Петерсон лишь пожал плечами. Япошки вытворяли вещи и похуже. Лейтенант быстро заговорил по-японски. Сержант, который немного знал английский, указал на обезглавленное тело и на растекавшуюся по земле лужу крови.

- Ты, бежать. Ты...

Он снова указал в сторону. Смысл понятен, но, очевидно, часть красноречия лейтенанта оказалась утеряна при переводе. "Ага, как будто мне не похер", - подумал Петерсон.

Где-то вдалеке рвались бомбы и трещали крупнокалиберные пулемёты. Никаких сомнений, это американцы устраивают япошкам добротную взбучку. Охранники успешно притворялись, будто вокруг всё спокойно. Пленные тоже были вынуждены притворяться. Тех, кто ухмылялся или смеялся, били. Некоторых забили до смерти. Не так торжественно, как обезглавленного, но забили. Охранники вели себя нервно, и становились неадекватнее с каждой минутой, притворялись они там, или нет.

Говоривший по-английски сержант указал на вход в туннель через хребет Кулау.

- Вы идти! - выкрикнул он.

И пленные пошли.

Безумие какое-то. Петерсон это понимал. Все это понимали, и пленные, и охрана. Единственная причина, по которой они продолжали рыть этот туннель, заключалась в том, что последние надеялись, что работники перемрут от тяжёлого труда и плохой еды. Некоторых япошкам можно было даже не бить. Рутина убивала сама по себе.

Кроме того, если раньше в изнурительной работе и был какой-то смысл, то теперь нет. С прокладкой этого туннеля япошки ничего не добьются. Насколько мог судить Петерсон, Оаху они не удержат. Над островом вновь будет развеваться звёздно-полосатый флаг. Единственное, чем пленные занимались в долине Калихи, это упражняться в бесполезной работе.

Но они всё равно продолжали работать. Более того, они работали усерднее. Вероятно, япошки боялись, что, если они не будут работать на износ, поднимется бунт. Возможно, они были правы.

Подойдя ко входу в туннель, Петерсон взял кирку. Чарли Каапу взял лопату. Судя по выражению его лица, он скорее проломит ей голову япошке, чем откинет кусок камня.

- Спокойно, - пробормотал Петерсон.

Инструмент охранял пулемёт. Любой, кто дёрнется, быстро получит пулю. Поэтому пленные и не дергались.

Полугаваец глухо зарычал, но всё же не стал проламывать ничью голову, а ушёл с лопатой вглубь туннеля. Свет потускнел. Внутри оставалось бы темно, даже если бы Петерсон питался нормально. А берибери только ухудшил его зрение. Он вообще почти ничего не видел.

Света ламп хватало на то, чтобы продвигаться вперёд. Звуки ударов металла о камень говорили о том, что он уже близко. Как и крик япошки:

- Шевелись! Быстро!

Петерсону захотелось поинтересоваться, зачем. Ответить япошка мог либо ударом, либо штыком, либо пулей. Весьма убедительные ответы. И как с ним спорить? Никак, если сам не держишь винтовку. Петерсону захотелось взять винтовку. Ещё ему захотелось пулемет и сил, чтобы поливать из него с бедра. В кино так делали. А в реальности? Никогда.

Япошка ударил его бамбуковой палкой без видимой причины. Кирка - тоже оружие. Ею можно проломить этой твари башку. Можно, но он не станет этого делать. Смерти Петерсон не боялся, хоть и понимал, что непременно умрёт, стоит ему замахнуться на охранника. Но в наказание япошки перережут множество других пленных. С таким грузом на совести он погибать не желал.

Вместо того, чтобы вонзить кирку в голову врага, он воткнул её в скалу. Чтобы выдернуть её обратно, пришлось приложить все силы. Как и опустить её вновь. Сколько раз он уже так делал? Много. Очень много.

Он оттащил кусок скалы от стены. Чарли Каапу поднял его лопатой и опустил в корзину. Другой, такой же несчастный бедолага оттащит мусор наружу. Другие пленные тоже таскали и махали лопатами. Охранники кричали на них, требуя ускориться. Петерсон подумал, какой в этом смысл. Вряд ли они скоро пробьются наружу, или нет? Если так, какое преимущество получат япошки от переброски войск на восточное побережье? Там бои не идут. Неужели они решили обойти американцев и ударить во фланг? Во время своего вторжения они вышли на них с западного направления, но тогда они сражались с более слабым противником, не имевшим господства в воздухе. Петерсон не верил, что в ближайшее время у них это получится.

Время от времени кто-нибудь падал. Япошки относились к таким вещам отнюдь не как к небольшой передышке. Они набрасывались на них, словно стая волков, и пытались поднять пинками и тычками. Некоторые пленные, в итоге, поднимались. Другие же вымотались полностью, и продолжали лежать, что бы япошки с ними ни делали. Кто-то падал не потому, что устал. Эти люди падали, потому что умерли.

Те, кто выносил камни, также выносили и трупы. Работа из-за этого останавливалась, потому что камень начинал накапливаться. Япошки и на них орали, требовали, чтобы они шевелились быстрее, и били их, когда этого не происходило - всё по стандартам Японской Империи.

Часы растянулись в одну продолжительную агонию. Наконец, спустя целую вечность, охранники позволили пленным выйти из туннеля. Те выстроились за скудной порцией риса, что выделяли скупые япошки. Сегодня выдали меньше, чем обычно. Пленные ворчали, к еде они относились очень серьёзно. Япошки лишь пожимали плечами. Тот, что говорил по-английски, сказал:

- Больше нет. Виновата Америка.

Неужели, американские истребители (те, что видел Петерсон, были не "Уайлдкэтами", а какими-то новыми, более мощными машинами) разбомбили все рисовые поля в долине Калихи? Или у япошек появились дела поважнее, чем кормить кучку обречённых, в буквальном смысле, пленных, и они ничего не прислали? В любом случае, смерть от голода стала практически неизбежной.

Практически.

Когда Хиро Такахаси подошёл к зданию консульства, то был шокирован, не увидев на его фасаде флага с восходящим солнцем. Зато он заметил на стенах следы от пуль. Видимо, персонал решил не привлекать внимание истребителей, размахивая флагом.

Почти всё время оккупации охрана посольства имела чисто символическое значение. Больше нет. Они установили пулеметные точки и обложили их мешками с песком, уперев стволы в небо. Самих охранников тоже стало меньше. Кто-то, предположил Хиро, отправился на фронт. Кто-то... Судя по отметинам на стенах, некоторые пули, таки, нашли свою цель.

- Это же Рыбак! - воскликнул один охранник.

Те, что остались, узнали Хиро. Старику полегчало. Тот же охранник заговорил вновь:

- Ты принёс нам свеженького ахи, Рыбак, или хотя бы, скумбрии?

Хиро нервно рассмеялся. Они и сами видели, что он шёл с пустыми руками.

- Не сегодня, гомен насаи.

Ему было искренне жаль. В лучшие времена, он приносил рыбу и консулу, и советнику, и часовым.

- Кита-сан здесь? - поинтересовался он.

- Наверное, - ответил болтливый охранник. - Ты, всё равно, проходи. Тебя будут рады видеть. Нынче они всех рады видеть.

Он рассмеялся, но как-то мрачно.

Думая о таком проявлении юмора висельника, Хиро прошёл. Даже секретари отложили ручки и взялись за "Арисаки". Один из оставшихся, седовласый мужчина, бесполезный на поле боя, сказал:

- О, конечно, Такахаси-сан, консул здесь. Уверен, он будет рад пообщаться с тобой. Минутку, пожалуйста.

Он поспешил в кабинет Нагао Киты.

Вернулся он очень быстро и предложил Хиро войти.

- Добро пожаловать, Такахаси-сан, здравствуй, - сказал Кита, после того, как они обменялись поклонами. - Рад, что ты нас не бросил.

Он вовсю излучал боевой дух, но выглядел консул более худым и усталым, чем, когда Хиро видел его в последний раз.

Хиро снова поклонился.

- Я бы так никогда не поступил, ваше превосходительство, - сказал он, хотя такая мысль его и посещала. Ложь, которую он передавал по радио, до сих пор не давала покоя.

- Многие поступили, - сказал Кита. - Решили вдруг забыть о Японии и Великой азиатской сфере сопроцветания. Приспособленцы, - последнее слово он произнес с презрением. - Видимо прятали в шкафах американские флаги, дожидаясь подходящего момента.

- Я всё ещё тут, - сказал Хиро и вспомнил о сыновьях, которые считали его дураком за то, что он продолжал держаться своей родины. Эта его фраза навела его на другую мысль.

- Прошу прощения, Кита-сан, но где советник Моримура?

- Где-то воюет, - ответил консул.

От удивления Хиро моргнул. Тощий чиновник с вечно красными глазами вряд ли подходил на роль военного. Консул продолжал:

- Я слышал, он закончил Этадзиму, но уволился из флота из-за проблем с желудком. После этого он, эм, занялся другими делами. Но сейчас, когда для того, чтобы сдержать американцев, нужен каждый, он решил вновь стать военным.

Тадаси Моримура - если это, вообще, его настоящее имя - выпускник военно-морской академии? Хиро не мог этого даже представить, не то, что поверить. Однако, видимо, так оно и есть. И какими это "другими делами" занимался Моримура? Судя по тому, как консул Кита это сказал, он был шпионом.

- Я впечатлён, Кита-сан, - сказал Хиро.

- Я тоже, - ответил тот. - Думаешь, что знаешь человека, а потом выясняется, что совсем его не знаешь. - Он пожал плечами. - Сигата га наи.

- Хаи - кивнул Хиро.

Он считал Моримуру другом, а не разведчиком. Теперь всё стало яснее. Понятно, зачем советник Моримура познакомил Хиро с Осами Муратой. Он хотел, чтобы радиоведущий из Токио использовал старого рыбака, как инструмент пропаганды. И получил то, что хотел.

"Попадись мне сейчас Моримура, я бы ударил его по носу", - подумал Хиро. Он рассмеялся собственным мыслям. Молодой человек, наверняка, вытер бы им пол. Он пожал плечами. "И, что с того? Иногда так и нужно поступать, чтобы люди поняли, что ты не марионетка". Ему показалось, что его руки и ноги обвивали нити.

Вероятно, Нагао Кита прочёл его мысли.

- Мне жаль сообщать тебе такие вести, Такахаси-сан, - сказал он. - Боюсь, это пошатнёт твою верность.

Он не зря боялся. Но Хиро сказал:

- Я зашёл слишком далеко. И выпрыгнуть из этой лодки уже не могу.

"Слишком поздно. Ничего хорошего меня не ждёт".

Поняв, что поставил консула в неудобное положение, он набрался сил спросить:

- Как идут бои?

- Нас теснят, - безрадостно произнес Кита. - Мы сражаемся храбро, с именем Императора на устах и пожеланиями ему десяти тысяч лет жизни. Но, что бы мы ни делали, небо принадлежит им, у них больше танков и артиллерии.

- Это нехорошо.

- Верно. Нехорошо, - согласился консул. - Не знаю, что ещё мы можем сделать, кроме как храбро погибнуть, не отступив ни на сантиметр и не отдав врагу ни пяди завоёванной земли.

Прозвучало помпезно. А ещё, в его словах слышалось поражение. Современная Япония не потерпела ещё ни одного поражения. Она победила Китай и Россию. Во время Первой Мировой войны она присоединилась к Антанте, и победила Германию в Китае и на море. Сама мысль о том, что Япония могла проиграть, казалась невозможной. Только, Хиро, всё прекрасно осознавал.

- Если... случится худшее, что вы будете делать, Кита-сан?

- Я дипломат. Для меня действуют другие правила, не такие, как для солдат, - ответил тот. - Меня могут обменять.

Его слова натолкнули Хиро на мысль.

- А я родился в Японии. Меня могут тоже обменять?

Если Гавайи вновь окажутся под Америкой, оставаться здесь он не хотел. Люди будут ненавидеть его за то, что он сотрудничал с Японией. И даже больше, чем просто ненавидеть. Люди могут решить, что он предатель и тогда его повесят или расстреляют.

Консул Кита, казалось, удивился.

- Ну, не знаю, Такахаси-сан. Я могу, наверное, внести тебя в списки персонала.

- Сможете? - жадно переспросил Хиро.

Если он вернется в Японию, то бросит сыновей. Он это понимал. Но Хироси и Кензо уже живут своей жизнью. К тому же, они американцы, как он сам остался японцем. Они, наверное, и сами обрадуются, если он уедет. Может, даже им станет от этого легче.

- Это непросто.

Консул Кита сделал какие-то пометки на листе бумаги.

- Будем пока надеяться, что худшее не наступит. Но, если наступит, посмотрим, что сможем сделать.

- Домо аригато, Кита-сан.

Хиро поклонился, не вставая со стула. Об этом теперь можно не переживать. Конечно, его могли и убить, но это уже переживания иного рода. С этим он ничего поделать не мог. Но, если Япония проиграет, месть американцев будет неизбежна, как утренний рассвет. Теперь же у него появилась возможность её избежать.

Когда Минору Гэнда подъехал на велосипеде ко дворцу Иолани, то заметил некоторые перемены. Ему потребовалось какое-то время, чтобы понять, что именно не так: здоровенные, крепкие гавайские гвардейцы, стоявшие у подножия лестницы, ведущей к главному входу, исчезли. Коммандер поинтересовался у караульного на вершине, куда они делись.

- Король Стэнли отправил их на передовую, господин.

Судя по тону, с каким говорил сержант, он не хотел иметь никаких дел с тем, чем занималось начальство.

- Всю гавайскую гвардию на фронт отправил.

Вся гавайская гвардия означала целый батальон солдат.

- Неужели? А наши офицеры одобрили это решение?

- А кто бы их туда послал, если бы не одобрили, господин? - разумно возразил сержант.

- Полагаю, никто.

Гэнда имел на этот счёт иное мнение, но обсуждать его с ниже стоящим по рангу он не станет. Оккупационные власти позволили королю Стэнли сформировать армию, потому что они, в некотором роде, восстановили независимое Гавайское королевство, а у всех независимых государств была, в некотором роде, своя армия. Какое-то время, никто, даже сам король Стэнли, и не думал, что эта армия будет сражаться.

Более того, никто не знал, за кого именно она намерена биться. Неужели эти солдаты и в самом деле, ощущают себя гавайцами, подданными древнего королевства, или тайком поддерживают американцев? Есть ли среди них те, кто считают себя и теми и другими? Если так, в этой крошечной армии может начаться небольшая гражданская война.

Если это произойдёт прямо на передовой... ну, ничего хорошего из этого не выйдет. И всё же, японские офицеры, видимо, знали лучше, поэтому и отправили их на передовую. Гэнда надеялся, что они знали, что делали. В любом случае, уже поздно что-либо менять.

Пока он поднимался по лестнице в библиотеку, щиколотка почти не болела. В библиотеке он разговаривал со Стэнли Лаануи и другими претендентами на престол. Теперь она вновь принадлежала далёкому предку короля Дэвида Калакауа, гавайского правителя прошлого, который когда-то её и построил.

Гигантский викторианский стол, за которым восседал король Стэнли, был почти таким же широким, как полётная палуба "Акаги". Несчастный "Акаги"! Внезапно, боль от потери корабля кинжалом кольнула Гэнду. Он поклонился королю, в том числе и затем, чтобы он не разглядел его лица.

- Ваше величество, - пробормотал он.

- Здравствуйте, коммандер. Рад, что зашли повидаться со мной.

Говорил король Стэнли невнятно, Гэнда с трудом его понимал. Неужто, напился уже с утра? Так или нет, но японский офицер встревожился. Знал ли он, что Гэнда ходил к королеве Синтии? Если знал, что намеревался делать? Если помимо бутылки, у него в тумбочке спрятан пистолет... Но, не совсем король Стэнли продолжал:

- Этот ваш капитан Ивабути ещё противнее, чем генерал Ямасита.

Гэнда был склонен согласиться. Командующий специальным отрядом флота был очень уж упрям и решителен, даже по японским меркам.

- Прошу прощения, ваше величество, - сказал коммандер. - Вы же знаете, у него много забот.

- А то у меня их нет! - воскликнул король. - Если мы проиграем, Ивабути не повесят!

Определенная истина в его словах имелась. Гэнда не мог представить ситуацию, при которой офицер Императорского флота сдастся в плен. Ивабути скорее храбро погибнет в бою, или совершит сеппуку, чем покроет себя подобным позором.

- Не злитесь на него. Не забывайте, он помогает защищать вашу родину.

- А, ну да, - сказал король Стэнли. - Он будет её защищать, пока все в Гонолулу не передохнут.

Гэнда не сомневался, что Ивабути намерен защищать Гонолулу именно таким способом.

- Это война, ваше величество, - сказал он.

С каждым днём его английская речь становилась всё более беглой.

- Это не игрушки. Мы не можем попросить противника остановиться и начать сначала. Она завершится, не важно, каким именно образом.

- Если б я знал, что американцы вернутся, то никогда бы не позволил вам надеть на меня корону, - сказал Стэнли Лаануи.

- Поверьте, ваше величество, присутствие здесь американцев мне нравится не больше, чем вам. Япония делает всё возможное, чтобы их разбить.

- Гавайи тоже делают всё возможное, - ответил на это король. - Именно поэтому я и послал свою армию в бой.

- Хаи, - только и сказал Гэнда.

Любые другие слова могли оказаться лишними. Спустя мгновение, коммандер подобрал подходящие:

- Надеюсь, армия будет сражаться храбро.

- А с чего бы ей не сражаться? - поинтересовался король.

На это Гэнда ничего не ответил. Всё потому, что ответов могло быть множество: солдаты могли изменить присяге королю Гавайев, потому что им не хватало оружия, чтобы сражаться с таким первоклассным противником, как морпехи и армия США, потому им не хватало боевого опыта, потому что некоторые из них могли оказаться головорезами, или людьми, которые лучше умеют жрать, чем воевать. Их с самого начала усердно тренировали, но насколько усердно?

Способ выяснить был только один. В данный момент они уже должны быть на передовой. От них тоже может быть польза. А, почему нет? В конце концов, они убьют несколько американцев. Если и сами погибнут при этом, что с того? Пусть лучше они, чем бесценные, незаменимые японские войска.

Король Стэнли делал всё, чтобы выглядеть добросовестным союзником. Гэнда высоко ценил его усилия. Ещё ему было жалко короля. Японии не нужны союзники на Гавайях, как они не нужны ей в любой другой завоёванной ею стране. Империи нужны марионетки, которые будут поставлять природные ресурсы и делать всё, что прикажут.

На Гавайях никогда не было серьёзных природных ресурсов. Сахар? Ананасы? Всё это не стоило ни единой жизни японского солдата или матроса. Природный ресурс Гавайев - их местоположение. Находясь под тенью флага с восходящим солнцем, они защищали завоевания на западе, мешали США помогать Австралии и Новой Зеландии. Если бы над ними развевалось звёздно-полосатое знамя, они бы оказались острием копья, нацеленным прямо в сердце Империи.

Япония должна удерживать Гавайи максимально возможный срок. Сколько этот срок продлится...

- Мы сделаем всё, что сможем, ваше величество, - сказал Гэнда.

- Хватит ли этого? - спросил король Стэнли. - Канонаду на севере слышно даже здесь. И с каждым днём она приближается. В небе, кроме американских самолётов, нет ничего. Они расстреливают всё, что движется. Меня самого два или три раза чуть не убили. Как вы их остановите, коммандер? Ответьте, прошу вас. Ответьте.

- Мы сделаем всё, что сможем, - повторил Гэнда. - Мы храбрее нашего врага.

Он был убеждён, что это так, хотя морпехи бы с ним не согласились.

Король взглянул на него.

- Какой смысл в храбрости, когда вам на голову падают бомбы, а вы ничего не можете сделать?

- Ну...

Весьма справедливый вопрос. Ответа Гэнда не знал. Не знали его, наверняка, и вышестоящие офицеры.