Конец начала

VI

Тот, кто решил устроить церемонию на улице в Баффало в марте - пусть и в самом конце марта - испытывал удачу. Впрочем, имелся и запасной план. Если бы погода совсем испортилась, Джо Кросетти и его сокурсники пройдут церемонию приведения к присяге в стенах Замка - впечатляющего здания с зубцами, расположенного в восточной части парка Фронт, что раскинулся прямо на берегу озера Эри.

По мнению Джо Кросетти, у Замка был лишь один недостаток: он служил штаб-квартирой организации девочек-скаутов Баффало. Вряд ли можно сыскать менее подходящее место для приведения к присяге будущих офицеров-резервистов авиации флота США.

Однако небесная канцелярия пошла им навстречу. День выдался сухим и солнечным. Термометр показывал чуть выше +5 по Цельсию. В Сан-Франциско это означало бы лютый холод. Курсанты из не столь жарких районов страны убеждали Джо, что всё в порядке. Так как одет он был в тёплый шерстяной мундир, спорить с ними у него особо желания не возникло.

По всему парку были расставлены памятники в честь жителей Баффало, сражавшихся в Гражданской и Американо-испанской войнах. В это время года, когда листья уже опали, заметить их было гораздо проще, чем летом. Глядя на них, Джо понимал, теперь он тоже имеет к этим монументам некоторое отношение.

Равно, как и бронзовая статуя Оливера Хазарда Перри*. Напротив этой статуи и были расставлены раскладные стулья.

- Отличное место для того, для чего мы предназначены, - сказал Джо Орсону Шарпу.

Тот кивнул.

- Я бы сказал: "Мы встретили врага и он в наших руках!"* - процитировал он.

Об этом Джо уже и забыл. Он рассмеялся.

- Только тогда врагом этим была Англия, а сейчас мы с ними - лучшие друзья.

- Ага.

Парень из Юты тоже засмеялся.

- А знаешь, кто его младший брат?

- Боюсь, что нет, - признался Джо. Историю он знал неплохо, но не сказать, что на "отлично".

- Мэттью Перри* - человек, который открыл для нас Японию.

- Святый боже! - воскликнул Джо. - Блин, он, ведь, и понятия не имел, к чему это привело, правда? Лучше бы он её не открывал. Тогда бы и проблем никаких не было.

- Занимайте места, джентльмены, - раздался откуда-то строгий официальный голос.

Рассаживались в алфавитном порядке. Джо разместился в первых рядах, его товарищ - в последних. Мэр Баффало произнес торжественную речь, в которой восхвалял молодых патриотов, прибывших в его город, чтобы отправиться дальше и громить страны Оси. Звучало всё, как вполне традиционная для политика речь, пока Его Честь не указал на мост, перекинутый через реку Ниагара на северном краю парка Фронт.

- Это Мост Мира, - произнес он. - За ним заканчиваются Соединенные Штаты, и начинается Канада. Мы желаем мира всей планете, но мы намерены победить в этой войне, пока у нас ещё есть силы.

Джо зааплодировал вместе с остальными курсантами. Большинство хлопали порядка ради. Джо же хлопал иначе. Слова мэра эхом отдавались в собственных мыслях молодого пилота. Что бы Оливер Перри сделал с Мостом Мира, который соединял США и всё ещё существующую колонию Британской Империи? И что бы сделал Мэттью Перри, окажись его страна в состоянии войны с недоразвитым отшельническим государством, особенно, в нынешнем его состоянии? Насколько эти старые морские волки были бы удивлены?

Мэр сел и к микрофону подошёл другой выступающий. Ему курсанты хлопали более активно, чем Его Чести. Лейтенант Закари Ганстон был уроженцем Баффало. Как и Джек Хедли, он тоже летал на "Уайлдкэте" и тоже участвовал в битве на севере Тихого океана прошлым летом. И, подобно Хедли, он тоже утопил свой истребитель в океане и его потом выловил эсминец.

Он указал на курсантов.

- Теперь, дело за вами, - произнес он. - Я и мои товарищи сделали всё, что могли. У нас не было подходящих машин, не было у нас и рабочей тактики боя. В училище вы изучили всё то, что мы с огромным трудом постигали на практике в бою. У вас будут лучшие корабли. У вас будут лучшие самолёты - я слышал, что новые самолёты оборудованы техникой, намного превосходящей "Уайлдкэты". Но, в итоге... - Лейтенант снова указал на них. -... зависеть всё будет от вас и того, что у вас внутри.

- Мы ошиблись, - продолжал Ганстон. - Мы решили, что япошки струсят, отступят. И до сих пор расплачиваемся за эту ошибку. Они сильнее и умнее, чем мы вообще когда-либо могли предположить. Настала ваша очередь преподать им урок: не важно, насколько они сильны, не важно, насколько они умны, никто не может ударить Америку исподтишка и остаться безнаказанным. Никто! Или я неправ?

- Прав! - заревели глотки курсантов.

Джо чувствовал себя псом, бросающимся через улицу на другого пса - и помоги бог этому бедняге!

- Вот и славно, джентльмены. Полагаю, теперь вы готовы к выпуску, - заключил лейтенант Ганстон.

- Пожалуйста, встаньте, поднимите правую руку и повторяйте вслед за мной слова присяги.

Вместе со своими сокурсниками, со своими однополчанами, поднялся и Джо Кросетти. Его переполняла гордость. Хотелось сморгнуть подступившие слёзы, и он был здесь не один такой. Стоявший позади него паренёк тоже часто моргал. Когда прозвучали слова присяги, лейтенант Ганстон оглядел новоиспечённых офицеров.

- Добро пожаловать во флот, энсины! Впереди у вас много работы.

Джо взглянул на золотую ленту на рукаве кителя. Он стал самым младшим офицером, но, Господи, он стал офицером! Сын рыбака Кросетти, стал офицером ВМС США! Если не это самое лучшее, что могла дать ему страна, то непонятно, что же, тогда.

- Поздравляю, энсин Кросетти, - сказал парень, стоявший рядом с Джо. У него были светлые волосы и приятная внешность, складывалось впечатление, что он был родом из весьма состоятельной семьи. Возможно, так и было. Но сейчас он был таким же энсином, как Джо.

- Спасибо, энсин Купер. И тебя тоже, - ответил ему Джо.

Сегодня никто ни на кого не нарывался, не кичился отцами и тем, чем они зарабатывали на жизнь, какого размера у них банковские счета. Для Джо именно это было сейчас важнее всего.

Он обернулся и огляделся в поисках Орсона Шарпа. Соседа по комнате нигде видно не было. Слишком много молодых офицеров собралось между ними. Все вдруг начали ходить и искать своих друзей. Джо тоже пошёл, хотя с его ростом, искать у него получалось плохо. Однако он знал, где мог быть Шарп и отправился прямо туда. Вскоре Джо его увидел, шедшего ему навстречу. Друзья хлопнули в ладоши.

- Как же долго я этого ждал, - сказал Джо. Для него время, прошедшее с первой комиссии казалось вечностью. - Теперь...

- Придётся подождать ещё немного, - закончил за него энсин из Юты. - Получим назначение на корабль. Будем учиться летать на новых самолётах, будь это "Уайлдкэт" или те новые штуки, о которых говорил лейтенант Ганстон. А потом будем ждать, пока накопится достаточно авианосцев, чтобы как следует вдарить по японцам.

Каждое его слово было правдой. Самому Джо это не очень-то нравилось. Строго говоря, совсем не нравилось.

- Ты зануда, - сказал он.

- Знаю, - ответил Шарп, который, на всём протяжении учебного курса посмеивался над собственной репутацией. - Скоро япошки и сами в этом убедятся.

- Ага, - согласился Джо.

Глядя на пилотов, которые прибыли на Гавайи вместе с пополнением, лейтенант Сабуро Синдо дивился, как они вообще умудрились окончить лётную школу. Они Халеиву-то с трудом нашли, не говоря уж об аэродроме. Синдо казалось, что для некоторых из них самолёты, на которых они прилетели, были в новинку.

Устав, наконец, наблюдать за этим цирком, лейтенант отправился позвонить коммандеру Футиде.

- Слушаю. Футида на связи, - ответил командующий воздушной группировкой Гавайев.

- Это Синдо, Футида-сан. Что там случилось в лётных училищах, с тех пор, как мы выпустились?

Футида не без напряжения рассмеялся.

- Насколько я слышал, в Японии всё в порядке.

- Тогда, где они набрали таких олухов? - воскликнул лейтенант. - В лице американцев мы видели прекрасных пилотов. Да, у нас была лучшая техника и лучшие лётчики, и это нам здорово помогло. Но эти... Да, "Зеро" лучше "Уайлдкэта", но ненамного лучше... по крайней мере, недостаточно лучше, чтобы эти люди выходили против американских пилотов в надежде их побить.

- Они точно такие же, какими были мы после окончания лётного училища, - ответил на это Футида.

- Нет!

Синдо напрочь отрицал столь простое объяснение.

Однако Футида произнес.

- Хаи. Разница, Синдо-сан, в том, что до встречи с американцами, у нас имелся опыт боёв с китайцами и русскими. Мы уже были ветеранами. Мы были готовы.

Синдо задумался над его словами. Неужели, и он сам был таким же неумелым после выпуска из Касумигауры? Верилось в это с трудом. Он точно помнил, что знал, что делает. Разумеется, эти идиоты, попусту тратящие драгоценное топливо, тоже знают.

- Возможно, - нехотя ответил он.

- Набравшись опыта, они будут в порядке, - успокаивающе произнес Футида. - И не забывайте, потери у янки тяжелее, чем у нас. Если они снова придут к нам, неопытных пилотов у них будет больше.

- Полагаю, что так.

Синдо по-прежнему был огорчён.

- Вы уже видели этих новичков? Очевидно, лётных часов у них набрано немного. Дома топливо приходится экономить настолько жёстко, что его выделяют едва ли больше, чем срёт мышь.

- Эм... да.

Будучи человеком строгого воспитания, Футида вряд ли положительно оценил подобное сравнение. Коммандер продолжил:

- Так не должно быть. У нас в руках Голландская Ост-Индия... Ведь поэтому мы и ввязались в эту войну.

- Если дело не в топливе, значит, программа подготовки - ни к чёрту, - сказал Синдо. - Всё просто же. Я вам так скажу: некоторые новички совершенно не готовы к бою против опытного противника.

- Подготовьте их как следует, Синдо-сан, и поскорее, - сказал Футида. - В Америке дела идут бойко. Янки уже заложили новые авианосцы и, по слухам, готовят новые истребители.

- Вы сегодня просто сыплете добрыми вестями. А где же наши новые истребители?

Футида ничего не ответил. И Синдо понимал, почему. Замена "Зеро" уже пару лет оставалась на чертёжных досках. И сойдёт с них, видимо, нескоро. Армия уже начала получать новые самолёты. Эти "Хиэны" оснащались двигателями, изготовленными по чертежам немецких "Ме-109" и были гораздо крепче, чем "Хаябуса". Но они были менее надёжными, требовали опытных механиков, запчастей для их ремонта постоянно не хватало, да и в наличии их насчитывалось меньше, чем старых самолётов.

- Набраться опыта новичкам поможет противолодочное патрулирование, - сказал Футида. - Чем больше вражеских подлодок мы потопим, тем лучше. Вы же сами понимаете.

- Кое-что понимаю.

Несмотря на то, что Синдо лично потопил американскую субмарину, от Гавайев янки не отстали. Они продолжали воевать, словно ничего не случилось. Американцы оказались намного упорнее и мужественнее, чем ожидал от них Синдо и остальные японцы.

- Мы должны сделать всё, как можно лучше, - сказал Футида. - Я постоянно нахожусь в контакте с командирами эсминцев, дабы те лучше выискивали американские подлодки. Проблема непростая. Если не верите, можете сами расспросить американцев, или англичан. У них те же трудности в Атлантике.

- Мне и без того есть о чём подумать. Например, почему это так называемое пополнение, не настолько хорошо, как должно быть, - ответил на это Синдо. - Беспокоит меня и другое: когда американцы снова нападут на нас, они ведь бросят на нас ещё больше кораблей и самолётов, чем в прошлый раз, разве нет?

Какое-то время коммандер Футида молчал.

- Не могу сказать с уверенностью, - очень аккуратно подбирая слова, сказал он.

Синдо презрительно фыркнул.

- Я тоже не могу сказать с уверенностью, но поспорить готов.

- Да, возможно, - признал Футида.

- Ясно, значит, мыслим мы в одном направлении. Когда мы пришли на Гавайи, то пришли со всеми силами. Американцы этого не сделали и поплатились. В прошлый раз против наших трёх авианосцев выступило три их. Сейчас в этих водах у нас два. Если они приведут больше трёх, наших двух может не хватить. Когда прибудут подкрепления, и сколько?

На этот раз Мицуо Футида молчал гораздо дольше.

- На этот вопрос ответить непросто, Синдо-сан.

Лейтенант снова фыркнул.

- Мне кажется, вы уже ответили, господин.

- Всё... сложно.

Голос Футиды звучал нервно - плохой знак.

- Американцы сильно бомбят Новую Гвинею, взлетая из Австралии. А британцы лупят нас в Индийском океане. Адмирал Нагумо со своим рейдом годичной давности никак не вынудил их оттуда уйти. Недавно они бомбили Рангун и даже Сингапур.

- Я об этом не слышал.

- Мы стараемся об этом не распространяться, - сказал Футида.

Синдо зарычал.

- Самое тревожное то, что наши авианосные силы в этом регионе слишком растянуты.

- Прекрасно, - не скрывая сарказма произнес Синдо. - Американцы строят новые авианосцы настолько быстро, насколько могут, разве нет?

Ответа он ждать не стал, впрочем, Футида особо ничего и не отрицал.

Не скрывая гнева, лейтенант спросил в лоб:

- Где наши новые авианосцы, Футида-сан?

- Мы спустили на воду "Тайхо", - ответил Футида. - Считается, что он лучше "Сёкаку" и "Дзуйкаку".

Новейший, даже по сравнению с самыми последними японскими авианосцами, этот корабль, действительно, мог стать очень грозной силой. Однако спуск на воду авианосца и введение его в бой - это две разные вещи, и Синдо это прекрасно понимал.

- Когда мы сможем пустить его в дело? - спросил лейтенант.

Футида печально ответил:

- Насколько я слышал, не ранее, чем через год.

- Прекрасно, - повторил Синдо, с ещё большим сарказмом. - Ну, ладно. Позвольте ещё один вопрос, господин. Когда нам вернут "Дзуйкаку"? Он уже довольно давно ушёл на ремонт.

- Вот по этому поводу у меня для вас, на самом деле, хорошие новости. Авианосец уже готов вернуться в строй.

- Да, хорошие. Долго шли, правда, но, ладно, - признал Синдо. - Значит, у нас шесть тяжёлых авианосцев, что сражаются с самого начала войны, плюс несколько лёгких. Что могут выставить американцы?

"Тайхо" лейтенант в расчёт брать не стал. Он ещё вступит в дело, но не сейчас.

- У них есть "Хорнет", если его уже отремонтировали. Есть "Рейнджер". Есть "Уосп". Есть несколько лёгких авианосцев. И непонятно, сколько кораблей на стапелях. С определенной уверенностью можем говорить о двух.

Синдо обрадовался.

- Лучше, чем я думал. Им, ведь, нужно держать два океана.

- Однако в Атлантике им помогают англичане, успевая гадить нам ещё и в Индийском океане, - заметил Футида. - Это - мировая война, Синдо-сан. Их преимущество в том, что они могут действовать сообща. Работать так же с Германией нам мешает расстояние.

- Верно, - согласился Синдо.

Немцам удалось переправить в Японию свой авиационный двигатель и чертежи к нему на подлодке. Подобное случалось крайне нечасто, в то время как англичане и американцы, буквально, жили друг у друга. Синдо вздохнул.

- Если бы только русские сдались.

- Да. Если бы.

Вероятнее всего, этого не произойдёт. После катастрофы в Сталинграде, становилось очевидно, что скорее всего, Германия проиграет. Однако немцы, кажется, не унывали. Они выровняли линию фронта и даже продвинулись немного вперед. Эта битва длится уже долго и продолжается, на этот раз, в воздухе. Но даже в таком случае, быстрая победа Германии, на которую Япония возлагала так много надежд, превращалась в несбыточную мечту. И, пока русские и немцы сцепились в смертельной схватке, по отношению к Японии СССР оставался нейтральным. Складывалась довольно ироничная ситуация. Советские суда спокойно курсировали между Владивостоком и западным побережьем США, несмотря на то, что Япония и Америка бились насмерть за право владения этими водами. Япония советские суда не трогала. Прибывая в Сиэтл, в Сан-Франциско или в Лос-Анджелес, они забирали американские самолёты, танки, грузовики и боеприпасы и увозили это всё на немецкий фронт, против союзника Японии. Они шли через Тихий океан в обратную сторону и Япония, всё равно, не вмешивалась. Очень странные дела.

О таких вещах Синдо не задумывался. Его волновало то, что он мог контролировать.

- Футида-сан, не могли бы вы выделить дополнительное топливо?

- Не знаю, - осторожно ответил коммандер. - А вам зачем?

- Хочу поднять этих щенков в небо и устроить им полноценный тренировочный воздушный бой против себя. Как только они поймут, что я могу сбить их, когда пожелаю, то поймут, что ещё пока не знают того, что должны знать.

- Было бы неплохо, - согласился Футида. - Ничего обещать не буду. Сами знаете, какая у нас ситуация с топливом. Но я попробую.

- Мы не сможем сражаться с американцами, если нам не хватает горючего, чтобы тренировать своих пилотов.

- Да, я понимаю. Но мы не сможем с ними сражаться, если у нас не будет топлива, чтобы поднять против них свои самолёты. Чем больше мы расходуем до боя, тем меньше остаётся на сам бой.

- Так не воюют, - бросил Синдо.

Оспаривать его слова Футида не стал. Впрочем, он с ними и не согласился.

Офицерская подготовка Джима Петерсона не подразумевала изучение разницы между сухим авитаминозом и влажным. Почему-то инструкторы в Аннаполисе не стали вносить эти важные знания в учебные планы. Это всё от того, что они даже не подозревали, насколько важной частью службы пилота палубной авиации станет медленная смерть от голода.

"Это всё потому, что они там все - малограмотные козлы", - думал Петерсон, лёжа в хлипком бамбуковом шалаше в долине Калихи. Шёл дождь. Как всегда. Насколько Петерсон уже успел убедиться, в долине всегда шёл дождь. Крыша протекала. Поскольку япошки не позволили пленным накрыть крышу чем-то иным, помимо листьев и постоянно торопили, крыша получилась так себе.

Оглядываясь по сторонам, Петерсон легко отличал сухой авитаминоз, он же, бери-бери, от влажного. Те, у кого был влажный, страдали от задержки жидкости. Эти люди превратились в гротескную карикатуру на здорового человека. Но, несмотря на опухлость, они тоже страдали от голода.

Пленные, страдавшие сухим бери-бери, напротив, выглядели тощими. "Как я" - думал Петерсон сквозь пелену истощения. Ноги и руки кололо раскалёнными булавками.

Самое ужасное, что могло быть и хуже. Ему повезло не подхватить холеру, эпидемия которой пронеслась по лагерю несколько недель назад. Он самолично похоронил несколько потемневших, усохших товарищей, из тех, кто всё-таки заразился. Разумеется, сразу после работ по прокладке туннеля. Холера убивала с ужасающей скоростью. Можно было с утра выглядеть вполне нормально - для военнопленного, по крайней мере - а к обеду уже загнуться.

Положительный момент в том, что холера косила и япошек. Вместе с пленными умерло и несколько охранников. А бери-бери, наоборот, их совершенно не волновал. Да и с чего бы? Япошки отлично питались, причём, питались правильно, а не только лишь жалкими порциями варёного риса.

Петерсон огляделся, надеясь обнаружить геккона. Пленные постоянно пожирали мелких ящериц, если тех удавалось поймать. Иногда их даже поджаривали, разведя крошечный костерок. Но, в основном, никто о таких мелочах не заботился. В той физической форме, в которой находились они, сырое мясо ничем не отличалось от любой другой еды.

- Знаешь, что? - заговорил сидевший рядом Горди Брэддон. Парень из Теннеси был таким же тощим, как и Петерсон, его колени выглядели толще бёдер. На голени виднелся мерзкий на вид гнойник. Очень скоро офицеру-медику придётся его отрезать во избежание распространения гангрены. Багрово-красный шрам на ноге Петерсона, говорил о том, что тот подобную операцию уже пережил. Эфир? Хлороформ? У япошек всё это имелось. Когда медик попросил у них немного, они только рассмеялись. Ему повезло, что япошки расщедрились на йод, да и всё.

- Чего? - спустя паузу ответил Петерсон. Помимо ослабления тела, бери-бери высасывал волю. Порой даже разговаривать было тяжело.

- За каждые полметра проложенного туннеля мы теряем одного человека, - сказал Брэддон.

Петерсон задумался над его словами. На это тоже потребовалось время. Иначе и не получалось - мозги работали с огромным трудом, как бы он ни старался.

- Одного? - переспросил он после продолжительных подсчётов. - Мы должны терять десять человек за каждые полметра.

Настала очередь его товарища по несчастью обдумывать слова Петерсона.

- Я бы не удивился, - наконец, произнес он. - Грёбаный Уолтер Лондон.

- Ага.

Даже в нынешнем отчаянном состоянии, Петерсону не потребовалось много времени, чтобы согласиться с этой мыслью. Он усмехнулся смехом висельника.

- Знаешь, как япошки говорят: "П'енная всегда достатосна".

Глядя на то, как сокращались ряды военнопленных в лагере долины Калихи, Петерсон гадал, насколько их ещё хватит. Это место специально было создано для их уничтожения. За последние несколько дней уже немало парней сложили головы на прокладке этого туннеля. Те, кому удалось выжить, пока держались, хотя, Петерсон не стал бы считать, что им так уж повезло.

- Я лишь хочу дожить до того дня, как мы вернём этот сраный остров обратно, - сказал Брэддон. - Полагаю, эти сукины дети мне кое-что задолжали.

- Ага, мне тоже только этого и надо, - согласился Петерсон. - Иногда мне кажется, что только мысль вернуть должок меня и удерживает на этом свете.

Он гадал, когда американцы уже смогут вернуть Гавайи обратно. Находясь в лагере военнопленных в Опане, в обычной трудовой бригаде, у него остались кое-какие связи с внешним миром. В основном, конечно, это была японская пропаганда, но не только. У некоторых парней сохранились нелегальные радиостанции, поэтому удавалось получать новости и с другой стороны.

Но, только не в долине Калихи. Здесь япошки не заморачивались с распространением пропаганды, потому что не считали, что те, кто здесь трудился, когда-нибудь отсюда выберутся. Если у кого-то из местных пленных и имелось радио, новости до Петерсона не доходили.

Он начал укладываться ко сну. Внезапный шелест в кустах заставил его замереть. Яростное рычание вынудило вскочить на ноги. Брэддон тоже подпрыгнул. Как и несколько человек, находившихся в намного худшей форме, чем они, и забывшиеся глубоким сном.

Рычание означало, что где-то поблизости дикий кабан. Если удастся его изловить и убить, то у них будет еда. Мысль о куске кабанятины ударила по голове Джима Петерсона сильнее, чем бамбуковая палка надсмотрщика.

Иногда кабаны забредали в лагерь. Они искали какой-нибудь мусор или разрывали неглубокие могилы, намереваясь сделать с трупами людей то же самое, что живые хотели сделать с ними самими. У пленных имелись специальные копья из бамбука, с наконечниками из железа, добытого при строительстве туннеля. На кабанов охотились. Если это замечали охранники, то они забирали копья и избивали всех, кто попадался под руку. Для них всё, чем можно колоть кабанов, означало, что этим можно колоть и их самих. Разумное зерно в их поведении было. Петерсон не раз мечтал насадить на копьё парочку япошек. Останавливало его лишь осознание последствий, которые скажутся на нём и на его товарищах.

Он схватил копьё и бросился в изумрудного цвета джунгли, навстречу приглушённому рычанию. Не успел он добежать, как рычание сменилось пронзительным визгом.

- Не дайте ей уйти, мать вашу! - заорал он и побежал ещё быстрее.

На кабана он наткнулся, едва не перелетев через него. Это был самый мерзкий кабан, из когда-либо виденных. За ним уже гнались двое. Клыки кабана способны вспороть брюхо человеку похлеще штыка. К тому же дикий кабан был сильнее и быстрее любого япошки с "Арисакой".

Петерсон швырнул копьё в бок зверю. Скорее, благодаря везению, нежели навыку, острие копья попало кабану прямо в сердце. Зверюга испустила последний вздох, вероятнее, от удивления, нежели от боли, и упала замертво.

- Господи! Мясо! - воскликнул Петерсон.

Кабан оказался почти таким же тощим, как и сами пленные. Видимо, голод вынудил животное приблизиться к лагерю, как голод военнопленных вынудил напасть на него. За спиной Петерсона собирались люди.

По сложившейся традиции, тот, кто убил зверя, получал право отрезать первый кусок. Также, по традиции, брал этот человек меньше, чем хотел бы, чтобы досыта наесться, а остальное он отдавал товарищам, которые оказались не столь расторопны и везучи.

Петерсон поджарил свой кусок на небольшом костре. Проглотил он его мгновенно. Снаружи мясо покрылось корочкой, но внутри оказалось практически сырым. В более сытые времена, народ воротил нос от приготовленной подобным образом свинины. Постоянно говорили про трихинеллез. Петерсону было плевать. Он сожрал бы этот кусок, даже если бы кабан оказался болен бубонной чумой.

Желудок издал какой-то звук удивления. От такого богатства он уже отвык. Пару раз Петерсону даже пришлось сдержать рвотные позывы. Мясо было намного сытнее риса.

Через какое-то время боль от раскаленных иголок в конечностях ослабнет. У некоторых, у кого влажное бери-бери, из организма уйдёт немного жидкости. Сердца вновь начнут биться в нормальном ритме. А потом всё вернется на круги своя. До тех пор, пока в лагерь не забредет очередной отчаявшийся или невезучий кабан. Победить в этой игре нельзя. Можно лишь её ненадолго продлить.

- Господи, получилось, - пробормотал Петерсон.

Спал он лучше, чем за прошедшие несколько недель. Вскоре, впрочем, наступила его смена. Работа эта была просто на убой, несмотря даже на столь желанную еду. Ему было интересно, как долго он ещё сможет растягивать эту игру и, когда, уже получит награду.

Джейн Армитидж полола репу и картошку с каким-то нездоровым старанием. Как и всё прочее на Гавайях, сорняки росли очень активно. Она полола и копала, полола и копала, и даже не заметила, что за спиной появился Цуёси Накаяма.

- О. Здравствуйте! - сказала Джейн, надеясь, что в голосе её не был слышен испуг. - Чем могу помочь?

До смены власти на Гаваях, Накаяма работал садовником. Им он и оставался, причем, очень хорошим садовником. Но, так как он стал доверенным лицом майора Хирабаяси, то обрёл в Вахиаве немалый вес. С ним нужно вести себя осторожно.

- У вас же нет мужа, так? - поинтересовался Накаяма.

По спине Джейн пронеслась ледяная лавина. Неужели, кто-то видел Флетча? Неужели, на неё кто-то настучал? Можно ли сегодня хоть кому-нибудь доверять? Очевидно, нельзя.

- Я не замужем, - как можно спокойнее произнесла она, мысленно воздавая хвалу Господу за то, что надоумил её выбросить обручальное кольцо сразу же после разрыва с Флетчем. В противном случае, ложь её была бы видна сразу.

- У вас же нет мужа, даже в армии? - настаивал Ёс.

- Я не замужем, - повторила Джейн.

Её развод был оформлен окончательно, с того самого момента, как япошки высадились на берегу Оаху.

- Уверены? - спросил Накаяма.

- Уверена.

Если потребуется, она покажет все бумаги. Их будет достаточно, несмотря на то, что предварительное постановление не было оформлено должным образом. Джейн было непонятно, зачем нужно ещё какое-то оформление, ведь сам факт постановления говорил о том, что они уже не живут вместе.

Садовник, служивший правой рукой оккупационных властей, тяжело вздохнул. Такого Джейн от него прежде не слышала. Накаяма сказала:

- Вам следует быть осторожнее. У вас есть родственники неподалеку?

Джейн помотала головой.

- Я переехала сюда несколько лет назад.

Ей тут же захотелось вернуть эти слова обратно. Не то, чтобы в них ясно читалось, что она приехала сюда с военными, но уловить подобный смысл можно.

Ёс Накаяма снова издал тяжёлый вздох.

- Вы хотите куда-нибудь съездить? В Гонолулу? Ваимеа? Куда-нибудь?

Проездных документов у Джейн не имелось. Она подумала, что в случае отъезда без бумаг, она обязательно нарвётся на колонну японских солдат. Кожа вновь покрылась ледяным потом.

- Я остаюсь здесь.

Ёс ещё раз вздохнул.

- Если я достану бумаги, вы поедете?

Идти придётся пешком. Мысль, которую она обдумывала минуту назад, вернулась. Насколько весомы будут эти бумаги?

- Благодарю, мистер Накаяма, но, нет.

До войны она не называла его "мистером Накаямой". Если Джейн к нему и обращалась, то только по имени. А как иначе? Она - белая женщина, а он - просто япошка.

Теперь Джейн понимала, как бывает иначе. Хотя, хотелось бы, не понимать.

Ёс Накаяма в очередной раз вздохнул. У Джейн сложилось впечатление, будто он, наконец, сдался. Однако она ошиблась.

- Если передумаете, дайте знать. Обязательно дайте знать. Слышите?

- Да, мистер Накаяма.

В другие дни она обязательно бы добавила на пиджин: "чоп-чоп". И неважно, что Накаяма не говорил на пиджин, по-английски он изъяснялся весьма сносно, пусть и медленно. Она бы просто сказала так, дабы указать ему на его место и определить своё.

Накаяма пожал широкими плечами. Должно быть, он понял, что следовать его советам Джейн не собирается. Он ушёл, мотая головой. Джейн вернулась к прополке, но поселившийся в ней червь сомнения, не давал покоя. Он пытался что-то ей сообщить. Что бы это ни было, Джейн ничего не поняла.

Утром, когда она уже собиралась вернуться на огород, в дверь постучали. Джейн открыла, и нос к носу столкнулась с тремя японскими солдатами - двумя рядовыми и сержантом.

- Ты Джейн Армитидж?

Из уст сержанта её имя прозвучало едва понятно.

Она подумала отрицать, но решила этого не делать.

- Да. В чём дело?

Сержант заговорил по-японски. Рядовые держали наготове винтовки со штыками, те блестели прямо перед её носом. Джейн ойкнула и отпрянула.

- Ты идти.

Джейн снова ойкнула.

- Я ничего не сделала!

"Флетч. Господи, они узнали про Флетча".

- Ты идти, - повторил япошка.

Возможно, он не понял, что она сказала. А возможно - вероятнее всего - ему было плевать.

Так как, альтернативой была мгновенная смерть, Джейн подчинилась. Солдаты провели её через четыре квартала к многоквартирному дому, который пустовал с самого падения Вахиавы. Теперь на окнах висели решетки, а у входа стояли солдаты. Сверху висела надпись на японском, которую Джейн не поняла.

Туда же подошли ещё три или четыре группы японцев. Каждая вела за собой женщину. Всем женщинам было от двадцати до тридцати лет. Все, кроме одной были белыми. Последняя оказалась китаянкой. И все они выглядели довольно опрятно и мило. Джейн окутало жуткое подозрение.

- Что это за место? - спросила она.

- Ты идти.

Сержант указал на входную дверь. Видимо, на этом его словарный запас английских слов был исчерпан. Солдаты подталкивали её штыками. Джейн не думала, что её кололи до крови, но она не сомневалась - случись что, солдаты, не раздумывая, её заколют. Она неуверенно шагнула вперед. В спину снова кольнули, и она вошла внутрь.

В фойе уже находилось около десятка женщин, охраняло их примерно такое же количество солдат, дабы они никуда не делись. Становилось всё страшнее. Возможно, происходящее никак не связано с Флетчем, но лучше от этого не становилось. Ни капельки.

"Ёс пытался меня предупредить. Господи, он же говорил, что я должна скрыться, а я не послушалась". И, что же она получит за собственную глупость? В иные времена, подобная судьба считалась хуже смерти. Сама Джейн считала, что подобное могло случиться только в мелодрамах. Теперь же, она на своей шкуре испытает, каково это.

Она осмотрела подруг по несчастью. Почти половина женщин выглядела такими же напуганными, как и она сама. Видимо, это были те, кто тоже понял всё правильно. Другие же выглядели просто смущенными. Возможно, их незнание было для них благословением, но это ненадолго.

Среди япошек находился один лейтенант, которого Джейн раньше не видела.

- Слушайте сюда, - на хорошем английском произнёс он. - Японским солдатам не очень, эм, удобно ездить за развлечениями в Гонолулу. Поэтому мы решили организовать здесь станцию утешения. Вас выбрали, чтобы её заполнить.

Его английский, может, и был хорош, но не идеален. Слово "заполнить" для япошек означало несколько иное, чем означало на самом деле. Что под ним имели в виду япошки... Теперь уже ни у кого сомнений не осталось. Женщины начали кричать, ругаться и требовать лейтенанта их отпустить.

Тот позволил им покричать пару минут, затем сам выкрикнул несколько слов на японском. Солдаты вскинули винтовки. Одним движением они передернули затворы. Этот звук прозвучал с таким сухим грохотом, словно нож для стейка врезается в телячье ребро. Даже в столь жуткий момент, мысли Джейн были сосредоточены на еде.

- Довольно, - произнес офицер. - Если будете этим заниматься, вас будут хорошо кормить. Срок подобной службы для вас - шесть месяцев. Больше к подобным занятиям вас не привлекут. В противном случае, - он пожал плечами. - В противном случае, вас накажут.

- Да я лучше сдохну! - выкрикнула одна женщина за секунду до того, как то же самое хотела выкрикнуть Джейн.

Офицер вновь пожал плечами и пролаял приказ на своём языке. Двое солдат передали винтовки товарищам, затем схватили женщину, швырнули её на пол и принялись бить ногами. Фойе наполнилось её криками и воплями других женщин. Японцы же выглядели совершенно равнодушными.

Они знали, что делать. Они причиняли максимально возможную боль без какого-либо существенного урона. Когда солдаты закончили, женщина лежала на полу, издавая стоны и всхлипывая, однако, серьезных ран на ней не было. На её примере остальным преподали весьма показательный урок.

После ещё одного приказа, солдаты принялись по одной вытаскивать женщин из фойе. Некоторые кричали. Некоторые впали в истерику. Япошки не обращали на всё это никакого внимания. Некоторые пытались брыкаться. Япошки расправлялись с такими быстро и безжалостно. Они заламывали женщинам руки. Если это не помогало, и те начинали пинаться, их били до полного подчинения. Вели себя япошки, при этом, совершенно спокойно, словно укрощали необъезженных лошадей.

Когда очередь дошла до Джейн, та изо всех постаралась пнуть ближайшего япошку прямо по яйцам. Видимо, её выдало собственное выражение лица, потому что япошка расхохотался и отскочил в сторону и весело проследил за движением её ноги. В следующую секунду, его приятель со всей силы двинул ей в челюсть.

Будь это боксёрский поединок, рефери немедленно остановил бы бой и засчитал технический нокаут. Джейн не вырубилась и не упала. Однако перед глазами всё поплыло. Когда япошки потащили её вперед, ноги, помимо воли, засеменили следом. Желание бороться и сопротивляться, разом, куда-то пропало.

В себя Джейн пришла, сидя на краю кровати, в комнате с зарешеченными окнами. "Нужно отсюда выбираться", - подумала она и бросилась к двери. Картинка перед глазами всё ещё слегка покачивалась, да и челюсть болела нестерпимо, однако, женщина уже пришла в себя. Когда она повернула дверную ручку, та открылась. Джейн не слишком-то ожидала, что она откроется. Но стоило ей высунуть голову наружу, как к ней бросились японские солдаты. Нет, ещё раз она им не дастся. Джейн тут же спряталась обратно.

Где-то дальше по коридору закричала женщина, потом ещё одна. Внутри Джейн разрасталось густое чёрное облако страха. "Нужно отсюда выбираться", - снова подумала она. И всё же, её мысли, её желания и реальность - это две чудовищно разных вещи.

Когда дверь открылась, она обдумывала идею о том, чтобы забаррикадировать её кроватью. Снова опоздала, как опоздала выяснить, что же именно Ёс Накаяма пытался ей сказать.

В проходе стоял тот самый лейтенант, что говорил по-английски.

- Я подумал, что начну с вас, - сказал он так, словно оказывал ей честь.

- Почему? - прошептала Джейн.

- Нам нужны женщины для отдыха, - ответил лейтенант. - Мне нравится, как вы выглядите.

Он шагнул вперед.

- Давайте, уже, заканчивать. Потом узнаете, что нужно делать.

- Нет.

Но отказы не принимались. Джейн тоже кричала, добавляя свои вопли к общему хору, который озарял этот дом и все соседние. Она пыталась бороться. Её попытки оказались безуспешными. Её снова ударили в челюсть. На этот раз мир, ненадолго, стал серым. Она пришла в себя и заметила, что её джинсы валялись на полу, а между ног копошился япошка. Было больно, вероятно, именно боль вернула её к реальности. На её крики лейтенант не обращал внимания, однако, когда она попыталась его ударить, отвесил ей пощёчину.

Через минуту - или через вечность - он зарычал, задрожал и, наконец, вышел из неё.

- Неплохо, - коротко произнес он, быстро надевая брюки. - Совсем, даже, неплохо.

Джейн продолжала лежать на кровати.

- За что? - прошептала она. - Что я вам сделала?

- Вы - враг, - ответил офицер. - Вы - враг и вы проиграли. Не нужно спрашивать "За что?". Такова война.

Он потянулся вперёд и шлёпнул Джейн по голому бедру.

- Может, ещё увидимся.

И ушёл, довольный, как любой мужчина в таких случаях.

Джейн осталась лежать, гадая, чего она хочет сильнее: убить всех япошек в мире или покончить с собой. Когда дверь снова открылась, она вскрикнула и попыталась прикрыться тощими руками. Однако вошедший солдат лишь смотрел и смеялся. В руках он держал поднос, который, вероятно, украл из школьной столовой. Он поставил поднос на пол и вышел.

Джейн тупо осмотрела то, что на нём стояло. Еда оказалась намного лучше той, что она ела за всё это время, и её было много. В этом японский лейтенант не обманул. Какое-то время Джейн думала, что не сможет прикоснуться к еде. Хотелось всё выбросить.

Но, о чём бы она ни думала, перед ней лежал рис и овощи. Внезапно она поняла, что сидит и ест. Тарелка опустела за мгновение. "Плата за грех... обед" - подумала она, и эта мысль явственно свидетельствовала о силе её голода.

Поев, Джейн решила одеться. Едва она потянулась за джинсами, как в комнату вошёл сержант. Увидев её полураздетой, он тоже рассмеялся и махнул рукой, указывая лечь на кровать.

- Нет, - сказала Джейн, хотя в руках у япошки была бамбуковая палка, похожая на те, какими избивали военнопленных. - Я тебе просто так не дамся.

Возможно, он понимал по-английски. Возможно, выражение её лица говорило об отказе от сотрудничества. В любом случае, он сделал то, что хотел. Он принялся лупить её палкой, снова и снова. Джейн сопротивлялась, пыталась выхватить палку из рук, но безуспешно. Она кричала, но япошка не обращал на крики никакого внимания. Когда она попыталась пнуть его в пах, он схватил её за ногу и влепил пощёчину.

Вскоре, как бы Джейн ни отбивалась, япошка вошёл в неё, вломился, думая лишь о себе, а к ней относясь, не иначе, как к куску мяса. Решив, что он отвлёкся, Джейн попыталась укусить его за плечо. Однако он оказался начеку, и дернулся. Зубы женщины укусили лишь воздух. Он снова её ударил и продолжил в том же темпе.

Из комнаты он вышел, насвистывая какую-то немузыкальную японскую мелодию. Джейн лежала на кровати, из неё на простынь вытекало семя япошки. Если она будет драться с каждым, кто сюда войдёт, то скоро её забьют до смерти. Частично, именно этого ей и хотелось, но и умирать она не желала. Ей хотелось дожить до возвращения американцев и отомстить.

Если она будет просто лежать, возможно, её перестанут бить. Но, возможно ли так жить и не сойти с ума? Об этом Джейн ничего не знала, все её мысли были заняты болью и отвращением ко всему миру.

- Будь ты проклят, Ёс, - пробормотала она. - Что ж ты сразу не сказал, что им от меня нужно?

Видимо, он был слишком смущён самим фактом того, что пришёл и заговорил с ней. Этот японец вёл себя словно англичанин викторианской эпохи. Но, почему же, почему, почему, почему, она не уловила намёка и не сбежала?

Оскар ван дер Кёрк метался по крошечной квартире, будто тигр по клетке.

- Господи, может, хватит уже, а? - воскликнула Сьюзи Хиггинс. - Раздражает.

Оскар остановился, секунд на тридцать. Затем снова принялся расхаживать.

- Что-то случилось с Чарли, - сказал он.

Сьюзи закатила голубые глаза.

- Откуда ты знаешь? - спокойно, словно, взывая к голосу разума, спросила она. - Он же сёрфер. Ещё больший сёрфер, чем ты. Он не знает, чем будет заниматься завтра, да и дела ему до этого никакого нет. Исчезни он на несколько дней, или недель, что с того? Может, снова отправился на северный берег или типа того.

- Не в этот раз, - автоматически ответил Оскар. - Вода там в это время года плоская, как стол.

- Ну, значит, придумал ещё какую-нибудь глупость.

Оскар помотал головой.

- Не думаю. Этим утром мы должны были идти вместе, но он не появился. На Чарли можно рассчитывать. Если он говорит, что придёт, значит, придёт.

- Может, его акула сожрала.

- Может, и сожрала, - ответил Оскар. - Шути, сколько влезет. Ты не выходишь в море так часто, как я. Такое случается нечасто, но случается. Либо его взяли япошки.

Сьюзи фыркнула.

- Зачем япошкам нищий сёрфер-бродяга? Ну, серьёзно.

Оскар не ответил. Не смог ничего придумать. Как-то раз он повстречал в океане американскую подводную лодку и даже пообщался с командиром. Может, и Чарли встретил, или увидел гидросамолёт... Кто ж знает-то? Сам Оскар о той встрече никому не рассказывал, даже Сьюзи. Если Чарли хватит ума, он тоже будет держать варежку закрытой. Чем меньше о таких вещах трепаться, тем меньше вероятность, что тебя кто-нибудь сдаст. Жизнь среди япошек на Гавайях научила местных тому же, что уже успели познать живущие под нацистами французы: не высовываться и не привлекать внимание оккупантов - весьма неплохая мысль.

"Чарли даже мне ни о чём не рассказал, если было о чём рассказывать", - подумал Оскар. Это его задело, хотя сам он придерживался такого же подхода и даже Чарли не рассказал о подлодке. Логика? И рядом не валялась. По крайней мере, можно будет посмеяться над самим собой.

Сьюзи внимательно его изучала. Она не училась в колледже, Оскар сомневался, что она и школу-то закончила, но в умении читать людей ей не было равных.

- У тебя снова это выражение лица рыцаря в сияющих доспехах, - сказала она. - Не совершай глупостей, Оскар. Ты можешь погибнуть. Причём, на раз-два.

- Я? Да, перестань.

Он через силу рассмеялся.

- Рыцарь. Я же просто сёрфер - ты сама сказала. К тому же, это, когда ты видела у меня такое выражение на лице?

- Когда ты взял меня к себе, - ответила девушка. - О, я сразу поняла твои намерения. Справедливая награда для рыцаря. Многие, случись что, не стали бы даже связываться. Но не ты.

- Ты сама ко мне пришла, - напомнил Оскар.

- Это было не из-за япошек. Нас друг к другу притянуло.

Это правда. Сьюзи внимательно осмотрела Оскара.

- Но Чарли не может дать тебе то, что могу дать я. Он на это неспособен.

Щёки Оскара загорелись от гнева и возмущения. Он не педик! Если Сьюзи решила иначе... Его глаза загорелись. Она попыталась залезть ему под кожу и ей это удалось. Однако он не станет бросать Чарли, даже если тот раздражал Сьюзи.

- Он - мой друг, - твёрдо произнес он. - Я хотел прогуляться до его дома, узнать, может, кто, что слышал.

- А потом ты проснёшься, - сказала на это Сьюзи.

Прозвучало так, словно она хотела сказать "Да, конечно". Она снова посмотрела на Оскара.

- Я не собираюсь тебя отговаривать. Нет, не собираюсь. У тебя опять этот вид. Господи боже, будь там осторожен, идиот!

Губы Оскара растянулись в ухмылке.

- Это самые милые слова, дорогая. Не знал, что ты за меня переживаешь.

К его удивлению - нет, к несказанному изумлению - Сьюзи и сама покраснела.

- Иди ты, Оскар. Иногда ты ещё тупее, чем обычно, - пробормотала она.

Оскару вдруг захотелось узнать, что же она имела в виду, но он решил, что в таком случае победит она, поэтому промолчал.

Той же ночью, когда они легли спать, она прильнула к нему быстрее, чем он к ней. Она сползла вниз и взяла в рот, а потом, когда он уже был готов взорваться, села сверху и скакала, как бешеная лошадь.

Когда она кончила, Оскар решил, что победил в дерби Кентукки*. Она наклонилась вперёд и поцеловала его, её грудь прижалась к его.

- Ого! - искренне воскликнул Оскар.

- Будет, что вспомнить. На случай, если мы больше не увидимся.

- Всё будет в порядке.

Сьюзи обняла его и ничего не ответила. Своё мнение она уже высказала.

Утром она ушла раньше. Рабочий график у неё был строгий, Оскар в это время ещё спал. К тому же ей предстояло идти через весь Гонолулу, в то время как ему нужно было лишь дойти до бедняцких районов Ваикики. Туристы, которые толпами валили на пляж и представить не могли, что здесь есть бедняцкие районы. Впрочем, чем дальше вглубь острова...

По сравнению с квартирой Чарли, жилище Оскара было Гавайским королевским отелем. На материке, в таких районах обычно сновали дворняги, рывшиеся в горах мусора. Здесь же, их, скорее всего, переловили и сожрали. Оскар, по крайней мере, ни одной собаки не заметил.

Из дома вышла женщина, которая, судя по внешнему виду, работала на Отель-стрит.

- Привет! - обратился к ней Оскар. - Чарли давно видели?

- А кто спрашивает?

Женщина внимательно его оглядела.

- А, это ты. Ты же постоянно с ним трёшься.

И всё же, она оставалась настороже.

- С какой целью интересуешься?

- Он мне бутылку околехао должен, - ответил Оскар, что не являлось правдой, однако, вполне могло за неё сойти. С тех пор, как прекратились поставки алкоголя с материка, местное пойло, которое гнали из корня дерева ти стало самой ценной выпивкой. Всегда можно найти кого-нибудь, кто должен кому-то бутылку.

- Да ну?

По тону её голоса было понятно: женщина гадала, лежит ли эта бутылка до сих пор в квартире Чарли. Однако она дёрнула плечами и продолжила:

- Не видела его с тех пор, как его прошлой ночью забрали копы.

Видимо, она решила, что, раз копы забрали Чарли, то и околехао они тоже прихватили. Оскар бы так и подумал.

- Копы? - переспросил он. - Чего им от Чарли надо? Вы же его знаете, он и мухи не обидит.

Это не было правдой на сто процентов. Когда Чарли напивался, то регулярно устраивал драки в барах. Но он даже дрался как-то, по-дружески. Он никогда не тыкал кому-нибудь в рожу разбитой бутылкой. Оскар и подумать не мог, чтобы его посадили.

- Не знаю я, что случилось. У меня свои дела, - надменно сказала женщина.

Судя по её бегающим глазам, ей очень даже было дело до других людей.

- Может, за квартиру не заплатил, - добавила она.

- Не. В таких случаях его вещи просто вышвырнули бы на улицу.

Оскар знал это по своему опыту.

- К тому же, он ловит рыбу. Нынче, рыба гораздо дороже денег.

- Да хер бы знал, - пожала плечами женщина. - Слушай, парень, мне идти надо. Если я опоздаю, они и за мной придут.

Она пошла, под короткой юбкой соблазнительно виляли бёдра.

- Копы?

Оскар почесал затылок. Неужели, они выполняли какой-то приказ япошек? Или Чарли, действительно, впутался в какие-то неприятности? На него не похоже, но кто ж знает-то?

Можно пойти в участок и выяснить, можно ли выпустить его под залог. Если копы согласятся, тогда Оскар будет знать, что делать. Если же не согласятся... В таком случае, Оскар влипнет в те же неприятности, что и его друг. Какими бы они ни были.

Он вспомнил о предостережении Сьюзи. Ещё, с большим теплом, он вспомнил её прощальный подарок. Хотел ли он выяснить, что случилось с Чарли? Сложись всё наоборот, пошёл бы Чарли на такой шаг ради него? Ответ он знал ещё до того, как в голове оформился вопрос.

Полицейский участок Ваикики выглядел скромно и грязно. Дежурным был полугаваец, который даже в столь тяжелые времена расплывался по всему креслу. Оскар сомневался, что полицейским не доставало еды, неважно, какой. Если бы на его месте оказался местный японец, Оскар не знал бы тогда, что делать дальше. Но он подошёл к дежурному и поинтересовался о том, что случилось с Чарли Каапу.

Ответил сержант не сразу. Какое-то время он смотрел сквозь Оскара. По ту сторону его чёрных глаз виднелись картотечные шкафы. Никаких сомнений, он прекрасно знал Оскара и, что он общается с Чарли. Возможно, ему требовалось время, чтобы напомнить себе об этом, но он точно знал.

- Его отправили в Гонолулу, - наконец, сказал полицейский.

Его грубый прокуренный голос не выражал совершенно ничего.

- Это зачем ещё?

Оскар даже не пытался скрыть изумления.

- Что он натворил? Что ему вменяют? Ничего серьезного, ведь, вы же знаете Чарли, правда?

- Конечно.

Коп снова посмотрел сквозь Оскара.

- Хочешь его вытащить?

- Конечно, хочу! Я могу внести залог? Деньги у меня есть.

Сержант положил ладонь на нагрудный карман, где должны были находиться сигареты. Сколько раз он повторял этот жест с момента падения Гавайев? Судя по печальному выражению лица, не единожды.

- Внести залог? - переспросил он. - Ничего не знаю. Им, эм, занимается не только полиция.

- А кто ещё?

Оскар и сам понимал, что стоило изображать наивного дурачка. Словно, догадавшись, он спросил:

- Японцы, что ли?

Лучше не произносить слово "япошки" среди тех, кто с ними, а, строго говоря, на них работал.

- В точку. Похоже, он совал нос туда, куда его совать не стоит, - сказал полицейский. - Ты, конечно, можешь пойти за ним, но...

Он не стал договаривать, позволяя Оскару додумать самому.

Оскар вздрогнул.

В Гонолулу? "Значит, в Гонолулу", - решил он и направился на запад. Ноги не дрожали, и он удивлялся, почему. Сам он позеленел от страха. В самом начале войны они с Чарли попали под перекрестный огонь в момент высадки японских войск. Когда рядом с домом рвались бомбы, он прятался в окопах. Но пойти за другом сейчас - это был просто отчаянный поступок. "Вот, значит, что такое мужество, - думал Оскар. - Не позволять никому, даже самому себе, видеть, насколько же ты напуган".

Может, не всё так плохо. Начальник полиции Гонолулу по-прежнему сидел на своём месте и при япошках. Он прибыл на Гавайи из Калифорнии перед самой войной, чтобы бороться с коррупцией, и, вроде, неплохо справлялся. Заместителем начальника был коренной гаваец. В рядах полиции служили представители всех народов, населявших эти острова. Но если оккупанты прикажут прыгать, они примутся скакать, словно лягушки.

Главный участок располагался неподалёку от Гонолулу Хале, городской ратуши. Когда Оскар вошёл внутрь, до него донесся стук печатной машинки. Ему стало интересно, откуда полиция брала новые ленты. Или они вымачивали в чернилах старые?

Местный дежурный оказался азиатом. Японец? Китаец? Кореец? Оскар не был уверен. Голос дежурного тоже ясности не внёс.

- Тебе чего, парень?

- В вашей тюрьме сидит мой друг, - сказал Оскар.

Сержант вопросительно приподнял бровь. Больше никакой реакции не последовало. Оскар назвал имя Чарли Каапу.

Брови снова вскинулись вверх. Оскар ожидал, что сержант сейчас позовёт на помощь, либо наставит на него пистолет. Но он лишь сказал:

- Извини, его не выпустят.

- Да, почему? Поверить не могу, что его посадили. Это же милейший парень на свете. Что он, по-вашему, натворил?

Вместо ответа сержант спросил:

- Старичок, ты что-нибудь слышал о кэмпэйтай?

Оскар помотал головой.

- Нет. А что это?

- Это японская тайная полиция. А сейчас я окажу тебе величайшую услугу: я не стану спрашивать, кто ты такой. Вали отсюда на хер, пока я не передумал.

Оскар последовал его совету. Оказавшись на улице, он какое-то время петлял по улицам, на случай, если сержант послал за ним наряд. Но ничего такого он не заметил. Оскар дрожал. Ни здесь, ни в Калифорнии, он не знал, что такое мороз - Сьюзи постоянно смеялась над его необразованностью. Но сейчас его поглотила настоящая зима.

Кэмпэйтай. Это название не внушало такого ужаса, как, например, гестапо, по крайней мере, для Оскара. Но, тайная полиция? Видимо, занимались они тем же. И они взяли Чарли. Что же он натворил? Что же ему вменяли? "Как мне его вытащить? - отчаянно думал Оскар. - Как?".

Едва капрал Такео Симицу уснул, как вой противовоздушной сирены вышвырнул его из койки. Спать он лёг в тонкой хлопчатобумажной рубашке и кальсонах, и, едва очнувшись, сгрёб в охапку форму и сапоги и бросился из казармы к окопам. Бомбардировщики американцев вряд ли успели подойти достаточно близко, однако, в такой ситуации, рассчитывать на что-либо наверняка, никак нельзя.

Загрохотали зенитки. Нынче их в Гонолулу стало гораздо больше, чем раньше. И так как американцы всё чаще бомбили город, да и весь Оаху, зениток нужно ещё больше. Застучали пулемёты. Небо окрасилось синими и жёлтыми прерывистыми линиями трассеров. Несмотря на орудийный грохот, до Симицу донёсся равномерный гул вражеских гидросамолётов, а затем визг падающих снарядов.

До сигнала отбоя тревоги прошло двадцать минут. Всё это время орудия не переставали стрелять, хотя, американцы, наверняка, давно улетели. С неба сыпалась шрапнель. Вреда она наносила не меньше, чем бомбы.

Раздражённо ворча, Симицу вернулся в койку. Поспать практически не удалось, как вновь завыли сирены.

- Дзакенайо! - зло выругался он. - Чем там заняты эти бака яро в штабе?

Вскоре он узнал ответ на собственный вопрос: в небе появилось ещё больше американских самолётов. Пара бомбила Гонолулу, два других громили Перл Харбор. На западе вновь вспыхнуло зарево пожаров.

Симицу хотелось видеть не пожары на земле, а горящий гидросамолёт. Желаемого он не получил. После отмены тревоги, он снова вернулся в постель.

Часа через полтора, над Гонолулу появилась третья волна бомбардировщиков. К этому моменту, капрал уже настолько вымотался, что ему захотелось остаться в койке и пусть вся казарма рушится прямо на него. Однако крики офицеров подняли его на ноги. Его собственные окрики торопили бойцов.

Вжавшийся в окоп, Ясуо Фурусава произнес:

- Хотят лишить нас сна.

- И знают, как этого добиться, - прорычал Симицу. - Особого вреда американцы не наносят. И не смогут, с таким-то грузом. Однако все японцы в Гонолулу, да, на всём Оаху, подскакивают, словно блохи на раскалённой сковородке.

Он подумал, что до рассвета будет ещё одна волна авианалёта. Никто не прилетел, но какой-то нервный стрелок-наводчик начал палить по собственным фантазиям. Орудийная стрельба Симицу не разбудила. А, вот, падающие на крышу куски стали, разбудили. После чего он снова провалился в сон, что доказывало, что капрал был сделан из очень крепкого, но совершенно уставшего материала.

Подъём на рассвете ни капельки не улучшил его настроение. Горячий чай, вприкуску с рисом и маринованными сливами на завтрак едва смогли разлепить веки. Иначе и быть не могло. Еду поставляли с родины, а её постоянно не хватало. То, что он сегодня, всё-таки, ел, означало, что до них добрался очередной транспорт. Лишь офицеры получали всё, что могли пожелать.

Некоторые командиры, в награду за отличную службу, делились своим щедрым пайком с бойцами. К сожалению, ни командир взвода Симицу, ни его ротный, о таких вещах не думали. День предстоял быть сонливым и скучным.

Всё отделение еле шевелилось. Даже Сиро Вакудзава, который никогда не лез за словом карман, был вял и заторможен.

- Если это продолжится каждую ночь, американцы сведут нас с ума, - сказал он.

- Они не могут бомбить каждую ночь.

Как всегда, ефрейтор Сиро Фурусава говорил увереннее, чем позволяло его звание.

- А почему нет-то? - спросил Симицу и зевнул. - Последнее время они бомбят всё чаще и чаще.

Фурусава тоже зевнул, однако, перед этим вежливо отвернулся от капрала.

- Для дозаправки гидросамолётов им нужны подлодки, - сказал он. - У них нет самолётов, которые способны без дозаправки пролететь весь путь от материка до Гавайев и обратно. Даже у нас с этим проблемы, а у них техника лучше.

- Откуда ты всё это знаешь? - поинтересовался Симицу.

- Слушаю, что говорят. И не высовываюсь. Смотрю по сторонам. Те, кто много знают, любят потрепаться.

- Видимо, да.

Сам Симицу не был уверен, что, услышь он что-нибудь интересное, понял бы, о чём речь. Он всего лишь обыкновенный крестьянский сын. Фурусава же вырос в городе, его образования хватало на то, чтобы понимать, о чём говорили окружающие.

"Так, почему я командую им, а не наоборот?", - гадал Симицу. Но на этот вопрос, ответ у него нашёлся. В армии, при повышении, в первую очередь, важнее опыт и сила, а не образование.

И всё же, образование, или, по крайней мере, здравый ум, имели значение. Три или четыре ночи американцы не показывались. А затем они вернулись, накатываясь небольшими волнами, тревожа японский гарнизон в окрестностях Гонолулу. Симицу начал их по-настоящему ненавидеть. Пришлось очень сильно постараться, чтобы не возненавидеть заодно и ефрейтора Фурусаву.

Коммандер Минору Гэнда перешагнул через металлический порог и вошёл в каюту командира "Акаги". Отсалютовав, он произнес:

- Прибыл по вашему приказанию, господин, - а затем, добавил: - Поздравляю с повышением!

Контр-адмирал Каку поклонился, не вставая со стула.

- Премного благодарен, - сказал он.

Даже по его суровому лицу было понятно, что ему приятно.

- Закройте, пожалуйста, дверь и присаживайтесь. У меня для вас новости.

Просьба закрыть дверь в каюту означала, что дальше разговор пойдёт о тайнах. Преисполнившись ожидания и любопытства, Гэнда подчинился. Ему хотелось присесть на краешек стула, однако, пытаясь скрыть напряжение, он облокотился на спинку. Стараясь говорить, как можно спокойнее, коммандер произнес:

- Что случилось, господин?

- "Дзуйкаку", наконец, возвращается в эти воды, - весело ответил Каку, довольный собой. - Минут десять назад я получил шифровку. Вам сообщаю первому.

- Домо оригато.

Гэнда поклонился ещё ниже, чем его командир.

- Очень рад слышать. Если позволите, это очень вовремя. Ремонт длился дольше, чем следовало.

- Соглашусь, - произнес контр-адмирал. - Я злился и бесился чаще, чем могу вспомнить, и ни к чему это не привело. Никакого толку.

Гэнда кивнул - иногда злость совершенно бесполезна. Каку продолжил:

- И всё же, авианосец уже на пути сюда. Он прибудет через пару недель. Я надеялся, что нам дадут ещё и "Тайхо", однако, мне ответили, что его ещё нужно обкатать. Никакого толку, - повторил он.

- Плохо, господин. Он бы нам пригодился.

Гэнда очень много слышал о "Тайхо" и прекрасно понимал, какая от него могла быть польза. Среди прочего, корабль был оборудован бронированной полётной палубой, которая была способна выдерживать прямое попадание бомбы, весом 450 кг - впервые в истории японского флота. Коммандер добавил:

- Нам бы пригодились любые авианосцы, большие и малые. Американцы, определенно, готовы рискнуть.

- Не понимаю, о чём вы, - невозмутимо ответил на это Каку.

Строго говоря, он настолько убедительно изображал невозмутимость, что Гэнда едва ему не поверил. Командир "Акаги" так широко зевнул, что его лицо едва не разделилось надвое. Для него беспокоящие рейды американцев таковыми не являлись. Каждую ночь авианосец вставал на якорь в разных местах гавани Перл Харбора, дабы американским гидросамолётам было труднее его обнаружить и подбить. Пока такой метод работал; повреждения пока были лишь случайными. Но с каждой воздушной тревогой адмирал Каку обязан находиться на мостике. А, ведь, он уже не молод. Бессонные ночи не проходили для него даром.

- Они бьют не только здесь, - сказал Гэнда. - Американцы топят лодки наблюдения везде, где только могут.

- Да, я тоже об этом слышал.

Говорил Каку совершенно серьезно, и радости в его голосе слышно не было.

- Они считают, что, убрав их, обеспечат себе фактор внезапности.

- Мне тоже так кажется, господин.

Гэнда также считал, что американцы могут оказаться правы. Японцы постоянно заменяли выбывшие из строя сампаны новыми, но происходило это небыстро и с проблемами. Американцы могут пробить брешь и незаметно провести свои корабли ближе к Гавайям.

- Я разговаривал с коммандером Футидой, - сказал контр-адмирал. - Он пообщался с людьми, которые летают на "Н8К". Наши гидросамолёты будут патрулировать, несмотря ни на что. Они не застанут нас врасплох.

- Хорошо, господин, - согласился Гэнда. - И чем больше мы получим в свои руки радаров, тем лучше. Они видят гораздо дальше, чем человеческий глаз.

- Полагаю, что так. Все эти устройства, - раздражённо произнес Каку. - Я вам так скажу: когда спустили на воду мой авианосец, всё было иначе. В моё время, чтобы уничтожить противника, нужно было, действительно, его видеть. А не посылать самолёты куда-то за горизонт.

- Верно, господин. Я слышал, адмирал Ямамото высказывался в том же духе.

Гэнда решил, что его слова обрадуют командира. Разница лишь в том, что контр-адмирал Каку ностальгировал по былым временам, в то время как, Исороку Ямамото жил в настоящем, когда не смотрел в будущее. В этом и был весь Ямамото, иначе он бы не командовал Объединенным флотом. Люди, вроде Каку очень важны, но их можно было и заменить.

- Адмирал Ямамото, - задумчиво повторил Каку. - Если бы не адмирал Ямамото, нас бы здесь не было.

Именно так. Разумеется, японцев здесь не было бы и без Гэнды. Именно он убедил Ямамото в том, что за авиаударом необходимо высадить на Оаху наземный десант. Контр-адмирал Каку вряд ли об этом знал. Он продолжал:

- Мне иногда кажется, что было бы лучше, если бы мы не высадились. Тогда бы мы не застряли здесь, отрезанными от снабжения.

- Хаи, - сказал на это Гэнда, и развивать тему не стал.

Он извинился, и спешно вернулся на полётную палубу. Ему вдруг потребовался свежий воздух. Над водами гавани Перл Харбора до сих пор стоял едкий запах горелого топлива, вылившегося более года назад. Голубая некогда вода сияла радужными пятнами.

Коммандер напомнил себе, что Каку - превосходный командир авианосца. Это было правдой, независимо от того, понимал ли старик весь стратегический замысел. Гэнда был непоколебимо убежден, что, если бы Япония не бросила на США все силы, они бросили бы на неё свои. Для него этот факт был важнее всего на свете.

Мысли о независимых Гавайях сменились мыслями о короле Стэнли Лаануи. А мысли о короле Стэнли сменились более приятными размышлениями о королеве Синтии. "Нужно найти повод попасть во дворец Иолани", - подумал коммандер. Даже если ради этого придётся вести неприятную беседу с генералом Ямаситой.

Гэнда не ждал от неё поцелуя. Она бы, наверное, и не стала его целовать. Но и обратного отрицать нельзя. Рано или поздно, он это выяснит.

А если она не станет? Если разозлится? Худшее, что с ним сделают - отошлют домой. В этом Гэнда уверен. Более того, шансы на это, когда американцы стояли буквально за углом, были крайне низки.