У ангара полицейского управления стояло ментов человек двадцать и еще с десяток прочих лиц. Среди прочих я увидел изобретателя нитеплазменного детектора Викентия с сынишкой…
Мухин попросил меня помолчать пару минут и сам закатил такую речугу, какую я от него не ожидал. Раньше-то он мастер был рассуждать разве что, как заживет на пенсии, выращивая грибы в марсианских тоннелях, долго и нудно, так что уши увядали. Сейчас кратко и энергично изобразил из меня великого воина, почти святого, единственно знающего, как уконтрапупить нитеплазму, за что корпоратократы из «Комбинации» и «Миражи» злодейски сговорились меня лишить жизни.
Не знаю, все ли Мухину поверили, но когда кое-кто в толпе подвинулся, освобождая мне дорогу, остальные не стали упорствовать и расступились. Хотя, повторяю, к этому моменту нервы, аксоны и ганглии были у всех на взводе.
И я, встав на ящик, провел импровизированный митинг.
– Братки, господа и товарищи. Посмотрите на меня, я не самоубийца и отнюдь не законченный придурок .Однако я рискую, когда нет других вариантов. Мы все готовы рискнуть, если нам угрожает верная хана. Вы все слыхали о том, что творилось в аномальных зонах. Так вот, это были лишь цветочки. Теперь аномальная зона – вся планета. Я и моя подружка – она красивая, правда? – мы единственные среди собравшихся, кто съел собаку на этом деле. К чему веду, пора с Меркурия удирать. Иначе нет шансов дожить до получки.
– Я за лейтенантом, – высказалось доверенное лицо, то есть Мухин, следом, в краткосрочном референдуме, посыпались новые "да". В итоге, все почли за лучшее забраться в оставшиеся два коптера. В последний момент запрыгнули на борт и Терентий-Младший со своей женушкой Спецслужбой, точнее записались они в жировую ткань одного упитанного инфо-контрабандиста, в его липосомы, которые с помощью наноманипуляций были переделаны в цепочки мемоцитов стандартной емкостью в один гигабайт.
Вот створки внешнего шлюза разошлись, и коптеры стали взмывать вверх. Я сидел рядом с пилотом в первой машине. Шошана – во второй. А когда поднялись метров на триста, вертикальная скорость начала по-быстрому падать, хотя пилоты давили на дроссель, выжимая из моторов все большая мощность.
А еще стало заметно, как Скиапарелли целиком стал проседать в какую-то воронку.
– Жать на газ не стоит, – сообщил я пилотам. – Демон питается той энергией, которую мы тратим. – Снижайтесь помаленьку и двигайтесь вдоль склона.
Линия горизонта стала напоминать горлышко опрокинутого кувшина. Поверхность замкнулась со всех сторон, и с боков, и сверху. Спектральный анализатор показывал, что эта странная твердь ничего не излучает и не отражает, зато лихо поглощает волны во всех диапазонах.
И вертикальная, и горизонтальная скорости стали нулевыми. Мы зависли. Пейзаж вокруг был по-прежнему совершенно абстрактным, типа "черный мешок". Только небольшое излучение в виде сверхдлинных волн слегка украшало его. Мы висели в центре ничего.
– Кажется, конечная остановка, – заметил Мухин и помрачнел, видать задумался, что не светит ему честно заработанная пенсия на Марсе.
А вот лицо у Шошаны прямо засветилось. Значит, почувствовала центр симметрий. И сразу подключила меня. Меркурий как раненный колобок лежал у меня на ладони.
Мои пульсации стали как пальцы, бережно ощупывали его раны – колотые, резаные, выворачивающие – откуда уходили силы к стае пиявок, к Новой жизни. И я стал обрывать эти сосущие рты.
– Сдвинулись, – послышался далекий грохочущий голос Мухина. – Набираем ускорение.
И в самом деле, лихо тронулись – всего несколько минут потратили на разгон до первой космической скорости.
Забортная жаркая мгла почти моментально налилась бешеным светом – фильтры обзорных мониторов едва успели сработать – и стенки туннеля перестали быть абстрактными и размытыми. Сработали спектральные анализаторы.
– Просьба сохранять спокойствие, мы – на солнечной стороне Меркурия, под нами кипит свинец.
И тут между нами и неуемным светилом пристроилась туша военного крейсера. От одной его тени стало прохладно и весело на душе. Распахнулись приемные шлюзы ангаров, и два коптера были втянуты на борт корабля как мухи пылесосом. Еще с полчаса нас аккуратно и умело охлаждали пенными струями. Но когда нам разрешили распахнуть люки и выпрыгнуть на палубу, где пены было по колено, потрескавшуюся обшивку коптеров не стоило трогать даже пальцем.
Появился некто в чине полковника космической пехоты, а с ним несколько дюжих парней в беретах, украшенных мерцающими Горынычами.
– Есть тут лейтенант Терентий К123?
– Ну, я. Ладно, пусть меня по-человечески приговорит трибунал и после принятия внутрь стопки "язвенной" распылит корабельный гразер.
– Вас ждет адмирал Никодимов-Солярный.
Адмирал смахивал на внимательного доктора и в течение получаса я много узнал. О поменявшем кости Пикси Манане. О расторопных ребятах из Адмиралтейства, которые выкопали из архивов безумные, как считалось, докладные записки завзятого психа Викентия с окраины обитаемого мира. Об автоматических межпланетных станциях, которые вдруг заметили исчезновение городка Скиапарелли на Меркурии.
Узнал, что на подходе еще один крейсер и вскоре два корабля первого класса будут усердно патрулировать каверзную планету. Порадовался тому, что слово "Плазмонт" уже печально известно и многие ждут от меня подробностей. Услышал довольным ухом, что мое уголовное дело скоро превратится в судебное преследование "Миража" и "Комбинации". А мерой пресечения для меня установлена подписка о невыезде из пределов Солнечной системы. Поскольку теперь ясно, что я не бандит и не брехун, то адмирал лично будет ходатайствовать о присвоении мне звания майор, минуя капитана, и о награждении орденом Юпитера-Громовержца первой степени.
– А как же Плазмонт? Его споры, наверное, разлетелись чуть ли не по всей Космике. – Я все-таки нашел силы забеспокоиться. – Ухитрились же они попасть с Земли на Меркурий.
– Не волнуйся так, сынок. Разработаны уже методы очистки. Помимо двух крейсеров на санацию подряжаем половину флота. А то, что останется от Плазмонта, посадим в аквариум и будем кормить тухлыми тараканами... Ну ладно, вижу по глазам, хочешь перекусить, покурить, мордашку сполоснуть. Отдыхай, заслужил.
Я вышел в коридор. Надо, само собой, помыться для начала, но ноздри привели меня на корабельный камбуз. Там жадно питалось несколько беженцев с Меркурия, уже умытых и переодетых в матросские робы. У большего псевдоиллюминатора с видом на звезды, освежалась пивком Шошана – рядом с ней вился какой-то сержант космической пехоты, понятно, что не слыхавший о female-mutant. Заметив меня, он уважительно произнес:
– Чего-то я тут заболтался, – и отчалил.
– От фемов ничего не осталось, – итог подвела она вполне официальным голосом, но понятно, что внутри нее вулкан. – Я одна.
– А я? Если хочешь, я заменю тебе материнское вещество. А ты мне – всю организацию фемов. Я думаю – не боюсь употребить столь крепкое слово – что матка предвидела и такой поворот. Может, ты вообще стала вместо нее центром симметрий. Наберешь себе учениц и возьмешься за старое. Я вижу, ты молчишь и соглашаешься. Так что пора замуж – в смысле, за меня.
– Только никогда не зови меня киской и рыбкой. Убью на месте.
– Знаю. Если что, на моей могиле высечешь: "Он пал за киску".
Мы вдвоем обернулись к иллюминатору. Красный глаз Юпитера мерцал устало и мудро, по-отцовски.
СПб., 1994