Конечная остановка: Меркурий

2

Я – Терентий К123, место слияния родительских гамет, пре– и посленатального взращивания – инкубатор "Мамальфея", Ганимед, префектура Юпитер. Шестнадцати годов натурализован кастой кшатриев (воинов). Обучался и дрессировался в полицейской академии, Бредбериево, префектура Марс. Служил в транспортной полиции префектуры Астероиды, отряд "борзые". Три года тому, как спроважен в префектурную полицию Меркурия – за чрезмерное "оборзение". Дорос до зарубки "лейтенант", но, несмотря на протекцию карьерной машины (это компьютер, который ведет счет моим достижениям), распрямить коленки и сделаться повыше не удается. Приминает меня грузное начальство.

Атавизмов нет. Психопатологии, такие как политическая активность и тяга к абстрактному искусству, не замечены. К проявлениям стадных инстинктов, вроде участия в культовых движениях, требующих высшей справедливости, не склонен. Когда хорошее настроение, то верю, что космос – воплощение высшей разумной воли; выходит, близок я к космотеизму. Генетические модификации: тепловое зрение, электрорецепторы, система выведения радиоактивных изотопов из организма (вместе, пардон, с мочой). Кибернетическая вставка: стандартный черепной биоинтерфейс типа Анима, отвечающий за контроль жизнедеятельности, телеметрию и преобразование мыслеусилий в оптоэлектронные сигналы, понятные техническим системами.

Квартира или, как еще выражаются, жизнесфера, на пятой платформе мобильного города Скиапарелли, столицы префектуры Меркурий. Для невежественных марсиан объясняю популярно – на нашей планете все живое старается двигаться, чтобы не попасть утром на солнышко. (Между закатом и восходом укладывается примерно девять базовых месяцев.) Платформы, на которых разместился город, трогаются в путь три раза за меркурианскую ночь. Таким образом, движимость всего на Меркурии означает отсутствие недвижимости. Кроме того, когда город переползает с места на место, вы частенько падаете с койки и проливаете суп, если же в этот неспокойный период гуляете по улице, то чувствуете себя как вошь на гребешке.

В один из таких "гребешковых" дней мучительно шел я на службу, петляя между помойных бачков, из которых доносилось чье-то унылое чавканье. Вяло подсвечивали путь тепловые панели. Наша меркурианская псевдолуна, та самая солетта, застряла на ремонте, поэтому золотистый колобок не пытался озарять дорогу сквозь плексигласовое городское небо.

Марсианам поясню: от нашего колобка куда больше толку, чем от ваших Фобосов с Деймосами. Псевдолуна – это растаявшая комета, покрытая диамантоидной пленкой, которая удерживает жидкость от расплескивания и заодно отражает солнечные лучи нам, простым скиапарелльцам, не избалованным загаром. Правда, бывает, что вода, прорвавшись из-за сильной конвекции или метеоритного удара, ледяным болидом шлепается на меркурианские головы. Говорят, в глубине этого летучего аквариума скрываются гидромутанты (человекорыбы – потомки строителей солетты), которые умеют метать большую красную икру.

Мой трудодень начался с битвы двух разновидностей скиапарелльских мутантов. Случилось это в центре сомнительных увеселений по имени "Свободу мутным", неподалеку от мусорозавода, где муташки зарабатывают себе на пропитание и пропивание. Для затравки отличилась одна мелкая ворюга – оразумленная помесь обезьяны с крысой, так называемая «карманная сволочь». Тварь юркая резкая и наркоманствующая. Полазала она по котомкам честных тружеников и высосала все запасы водки гемоглобиновки. Безвинно пострадавшие муташки надышались с горя аккумуляторной жидкости и пошли стенка на стенку на другую группу, которая перекололась от какого-то своего горя токсином ботулизма.

Взял я всю смену ОПОНа, десять ментов, построил их в шеренгу, поприветствовал: "Всем недоброго утречка". И стройной колонной направил на место происшествия. Там аж двести монстров мочат друг друга – в кабаке и на прилегающих улочках. Из-за пониженной силы тяжести туши летают, бьются об стекла и стены, как шмели.

Ну, что остается? Ать-два и вперед. И колонна шагнула в это месиво. Мои баллоны с отравляющими и прованивающими газами сразу были оторваны. Помню, еще на руки посмотрел – остались ли в суставах. И ментов своих я вскоре перестал различать. Электрошоковую дубинку размочалили об мою же спину – только антисиловой жилет спас от шока, комы и размозжения костей. Несмотря на все, рекомендую эту жилетку, она ладненькая: титановые пружинки толщиной в несколько атомов запечены в силиконовый поролон.

Затем я несколько раз взлетал вместе с мухами вверх и шмякался оземь, как кокосовый орех с пальмы. Когда я рухнул окончательно, монстры-слонопотамы стали меня радостно утаптывать. Жилет уже плохо помогал от побоев, приближался торжественный момент размазывания лейтенанта по мостовой, еще немного – и удалось бы спасти одни сапоги. (Их затем бы торжественно с салютом и оркестром похоронили в лавке вторсырья.)

Да вдруг в эту петрушку угодило не с того ни с сего пяток фемок, PFM (progressive female-mutant), которым такие гены в инкубаторе добавляют, что делаются они плоские, мужененавистницы, фригидины и какие-то жуткие. Не внешне, конечно. Рожицы и фигурки у них как раз аккуратные. Они тетки жуткие по своим умениям, которые сродни знаменитым меркурианским полтергейстам.

Кто-то из муташек, перебравших токсина ботулизма, завидев эту самую PFM, затрубил, что у него гондурас зачесался на фемские прелести и он их немедля испробует. Едва мутный потянулся к прогресс-деве своими граблями, как, ни с того ни с сего возникло четверо ее товарок. Похоже, из пневмопровода или канализации выскочили, внезапно, как выигрыш в лотерее. Не сгрудились фемки, а встали в некую комбинацию и пошли косить вражескую толпу. Эти девки так принялись кружиться, что бить их всегда было не с руки – они или с левого бока или сзади. Что самое интересное – фемки-то никого конкретно не лупили, не напирали, скорее даже уклонялись. Однако муташки словно подставлялись под удар и выстраивались так, что валились и укатывались кучей.

Остальные мутанты, заметив поверженных своих коллег, скопом – без деления на ботулистов и аккумуляторщиков – рванулись мстить фемкам. Впрочем, от этого только возникла свалка и давка, а прогресс-девки расчистили себе тропу, скосив всех противодействующих, и организованно покинули сцену в неизвестном направлении.

После чего дерущиеся морально-психологически поникли, пустив слюни и сопли, дали себя разогнать и даже частично загрузить в арестантские фургоны. Кряхтя от полученных побоев, но глядя орлом, я вернулся в контору. Едва собрался в баню, размягчить радиоизотопным паром синяки и шишки, однако известие нехорошее из штаб-квартиры концерна «Комбинация» меня застопорило. Пропал без следа и вести член их совета директоров, некто Медб К845.

Видеозапись зафиксировала в его апартаментах некий вихрь, секундное дело, раз и нет, и вместе с ним исчез директор.

Эксперты, приехавшие со мной на место злоключения, анализировали эту улику со всех сторон. Получалось, что вихрь имел источник сильной гравитации где-то внутри. Впрочем, на память от улики лишь слабая ионизация воздуха.

– У меня впечатление создалось, – признался мне один из экспертов в старомодных очёчках на крючковатом носике, – что произошел маленький коллапс пространства-времени.

Но впечатление впечатлением, а мне полагается организационные меры принять, соответствующие данному моменту.

Опросил я возможных свидетелей, проверил движение транспортных средств – вроде все чисто, никого в ковре не выносили. Зашел директор после обеда в свои апартаменты и будто испарился – окон там нет, через единственную дверь вообще никто не выходил. Ну, просто Бермудский треугольник в одной отдельно взятой квартире. Единственная зацепка – на потолке и стенах остались вмятины с контурами человека, будто директора швыряло и подбрасывало.

Надо было разбираться с тем, кому этот самый директор был выгоден, кому невыгоден, кого обидел, надул, задел своим руководством. Но тут комбинашки стали показывать мне на дверь. Ясно, что Служба Безопасности концерна использовала меня в качестве клерка-регистратора, и «давай – до свиданья». Дальше они сами в узкосемейном кругу разбираться будут. Оно и понятно, «Комбинация» – контора таинственная, с капиталом ещё от земных вампиров-ротшильдов. Концерн этот первым занялся добычей и переработкой меркурианских минералов, разросся, разжирел уже лет двадцать назад.

Но потом люди из центрального управления расследований (ЦУР) – только цурипопикам и удалось внедриться в «Комбинацию» – разоблачили концерн до полной срамоты. Выяснилось, что его менеджеры – сплошь кибернаркоманы, приватизируют в свой карман доходы, прибыль выводят на оффшорные астероиды, не платят налоги. В общем, кого надо прижали с треском к ногтю. Больше того, в противовес «Комбинации» была запущена на Меркурий корпорация «Мираж», основанная знаменитым венчурным капиталистом Симом Симсоном – он до сих пор ею управляет, ведь нейрональные связи его мозга были оцифрованы незадолго до его кончины и превращены в ИскИн. Только вот «Мираж» и «Комбинация» не стали цивилизованно соревноваться, а занялись нескончаемой чередой сговоров и разборок. В «Мираж» пролезли агенты «Комбинации», в потемках «Комбинации» завелись шпионы «Миража». Потом разведчиков-лазутчиков перевербовывали и переперевербовывали, отчего они, в конце концов, переставали соображать, на кого работают.

Эти агенты постоянно кого-то кончали, мочили, гасили. Не всегда того, кого надо, но очень квалифицированно – с помощью квазиживого галстука-самодава, сосиски запрограммированной на взрыв в желудке, дрессированных вирусов или настольной лампы гамма-излучения. Потом правительству, то бишь, Совету Генеральных Уполномоченных, это всё надоело и оно подняло шлагбаум для старательских артелей, которые стали расторопно уводить самые лакомые кусочки из-под носов увальней-гигантов. Тогда к тихим «кабинетным» ликвидациям добавился яркий разговор на языке плазмобоев и лазерных резаков. Наконец, этот слишком густой коктейль был разбавлен префектурными органами власти, которые стали исполнять партию ингибитора.

Не успел я как следует обнюхать место умыкания директора и едва уложил в пакетик осколки с потолка, как меня уже стали выпроваживать – конечно, стилем, принятым в приличных домах, без пинков в зад. Униженный, но не оскорбленный, я отбыл в управление полиции, где собрался заняться электронным сыском, однако...

Из долины Вечного Отдыха (ее раньше по научному звали долина Симеиз) с прииска, принадлежащего «Миражу», пробилась через спутниковый ретранслятор дурная весть. На караван тягачей, тянущих в Скиапарелли гафниевую руду с того самого прииска, налетели гангстеры-разбойники в юрких старательских вездеходах и увели прицепы с ценным минералом. Все водители и охранники стали бледными трупами с дырками посреди. А случился разбой в той самой долине на пол ста километров южнее прииска. В этой местности лишь старательские кибитки кочуют – считай, что Дикая Степь и Гуляй-Поле. Такие вот нерадостные сведения мне передал начальник отдела по борьбе с разбоями, майор В. Зубов, то есть мой командир.

– Бери, – приказал он мне, – ОПОН, дюжину голов, и дуй туда на трех вездеходах.

– У нас же планетолеты есть, которыми можно и на разведку слетать, и всю группу в долину забросить.

– Уже слетали, сверху ничего не видно. Там повертеться надо, посовать нос, а вездеходы с помощью планетолетов мы забрасывать туда не будем, слишком жирно.

Он протянул мне список моих соратников.

– Кого вы мне, шеф, даете? Вот именно, дюжина «голов», тут все с помятым телом и отбитыми мозгами. Потоптали их в последней драке. Им сейчас в попу клизму, в рот манную кашу, а не в поход.

– Ты людьми не разбрасывайся, Терентий. Из инкубаторов никого лучше не присылают. Однако, даже ты до лейтенанта дослужился. Знаю я вашего папу – это техник-онанист, который в «Мамальфее» заведует холодильниками со спермяками.

Все ясно. Дело с разбоем в долине – темное и жареным пахнет. А номерки – это, в первую очередь, расходный материал.

– Когда?

– Час на сборы и отправка с пятого ангара.

Собирался я с резвостью воробья, выклевывающего зернышки еды из конской какашки, поэтому полчаса у меня в заначке осталось. Хотел было немного оттянуться напоследок с помощью какой-нибудь кайфовой виртуалки, вроде «Козла в огороде». Уже залез в двигательный имитатор. Но задумался.

Из «Комбинации» я убежал, поджав хвост, со смиренным скулежом. Но что тогда делать со своими понятиями о чести? Ведь мамальфейцы, как и прочие порождения Ганимеда, никогда не сдаются. Так принято считать, по крайней мере.

И тогда я разбудил свою кибернетическую оболочку, Терешку Малого, который возник на экранах хайратника так близко от сетчатки глаза, что показался совсем живым. Мы с ним вместе росли, вместе в Академии учились, так сказать, за одной партой, вместе расследованиями занимались. После Великой Санации, когда кибероболочки были лишены самостоятельности и права командовать, многие отказались от возни с ними, да и стерли их, ну, а я привык к Терешке Малому, как к щенку. Или брату. Или всё-таки щенку.

Ну, и полетели мы вместе с Терешкой по кибернетическим каналам. Он умело парил над информационными просторами и ландшафтами данных. Проносились по светящимся коммуникационным магистралям, через ажурные порталы интерфейсов, пронизывали пирамиды данных, типов и классов, пролетали над энтропийными болотами устаревших программ. «Комбинация» предстала этакой неприступной крепостью, но Терешка высмотрел щель, в которую мы протиснулись и угодили прямо в файлы персоналий, напоминающие клубки медлительных змей. Они защищались от хака, шипели и пытались укусить. Но Терешка схватил одну из них за хвост, выхватил из клубка и стал выдавливать из нее информацию.

Вот они, сведения на пропавшего Медб К845. Последние три месяца зарплату директору не выдавали, лишь пособие по болезни. Дальше больше, оказывается, целые полгода валялся означенный директор в больничной капсуле с каким-то воспалением мозга. А потом пошла информация, что уже год как кантовался он на пенсии, являясь лишь консультантом, а звание директор, стало быть, имело смысл почетного титула. Кто-то меняет данные прямо на лету.

Тут забибикал будильник, настоящий, антикварный, значит, мне пора в ангар. Можно быть уверенным, что когда вернусь обратно в Скиапарелли (если вернусь в достаточно свежем виде ), Медб К845 информационно прекратит существовать или окажется в числе полумифических отцов-основателей концерна «Комбинация». У нас в полиции этот дикий процесс называется «стиркой». Но я не мог поручить Терешке Малому слежку и самостоятельную фиксацию событий – если он попадется за этим делом, то согласно закону о Санации его самого сотрут, а мне сунут срок.

Я, конечно, перед ангаром заглянул к В. Зубову, начал ворковать про «стирку», но он только порадовался этому и, облаяв меня по-собачьи, обвыв по-волчьи да обкаркав по-птичьи, велел скрыться с глаз.

Что ж. Скафандр на мне, поверх его антисиловой жилет для противодействия в разумных пределах буйной кинетике, вредному лучу и разгулявшейся плазме. Хайратник как всегда украшает драгоценным венцом мою тыкву. В нем заканчиваются визуальные и слуховые каналы от всяких локаторов. С ним я знаю, что делается впереди и сзади, сверху и снизу, куда идти и куда стрелять. Правда, все знания лежат в пределах проникающих способностей аппаратуры слежения. Анима успокоительно вещает, что пока с составом крови все более-менее, железы внутренней секреции знают меру, АТФки хватает и иммунный ответ адекватный.

Впрочем, при всех этих дружках-аппаратах, в пылевой подушке, окутывающей нашу родную меркурщину, остаешься как бы наедине с самим собой. Радиоволны не всегда ее пронизывают, ведь вихрят и пучат эту суку заряженную ветры электрические да магнитные. Атмосфера молчания очень угнетает, особенно когда под ногами почва бесится в солнечный отлив. Поэтому, если свершится с нами в походе что-то препротивное, управление полиции узнает про это и опубликует официальный некролог («опять ушли от нас лучшие»), когда мы уже благополучно испаримся на солнечной стороне планеты. Вернее, сублимируемся во вполне питательный порошок – останется только развести нас в воде и добавить соли по вкусу.

Выбралось из ангара на меркурианскую землю три жуковидных вездехода с широкими-колесами – почва-то зело поганая, трухлявая и скользкая из-за того, что нагазирована гелием. Поэтому, если желаешь гулять пешком, надевай большие мокроступы. А у терминатора мать-земля становится коварна, как змея. Там много озер расплавленного свинца, слегка прикрытых корочками, бултыхающимися с боку на бок, как завещал великий Бенар. Долина Вечного Отдыха, между прочим, пришла с солнечной стороны всего месяц назад.

Половина маршрута проходила по плоскогорью Большая Задница, которая действительно состояла из двух выпуклых половинок с расщелиной посредине.

Место-то вроде безопасное. Относительно безопасное – это самый большой комплимент для меркурианского места. Я восседал в средней машине, как и полагается командиру. Правым оком наблюдал за индикаторами работы бортовых систем, которые строили голубые, зеленые, карие глазки. Заодно смотрел тоскливые передачи, показываемые мониторами наружного обзора – за бортом вездехода было совсем неинтересно. Левой же зеницей участвовал в спасении принцессы, то бишь торчал от наркомпьютерного мультика.

Не обошлось, правда, без момента неопределенности, когда мы пересекли ту самую канавку, без которой имени Большая Задница не существовало бы вовсе. Тут и мониторы наблюдения, и навигационные приборы зарябили-заколбасили. А показания лага-счислителя пути стали отличаться от данных ориентирования по карте сразу на десяток километров.

Ну, ладно – это, считай, Меркурий зевнул. Едем дальше, от забортного пейзажа сладостная дремота одолевает, и вдруг вездеход затрясло, забросало с бока на бок.

– Выпускайте «плавники», – гаркнул я всем машинам. И насосы на каждом вездеходе быстренько отжали четыре стабилизатора с большими ластами на концах. – Мухин, ты у нас ветеран и предпенсионер. Откуда сейчас солнечный отлив, если ему далеко не время?

– Может, это гравитационная волна? – предполагает сержант Мухин К765 (в инкубаторах частенько в поисках оригинального идентификатора путают имя с фамилией).

– Грамотный ответ. Это ты какому-нибудь марсианину порасскажи.

Тут перестала поступать телеметрия от первой машины. Никаких там сигналов тревоги, криков, просто – раз и отрубило. Я мигом нырнул в скафандр, затем в шлюз и на мокроступах почесал к переднему вездеходу. А переднего-то и нет. То есть, сочного томатного цвета отливка – всё, что осталось на память.

Четверым парням – моментальный карачун, мне грусть-тоска, а еще объяснительную надо мучительно сочинять для начальства. Напишу, наверное, что залетел сюда мощный электромагнитный вихрь с Солнца, навеял э.д.с. индукции в рудную жилу, и как наполз вездеход на нее брюхом, случился пробойный разряд плюс разогрев токами Фуко.

Ну, хорошо, а керамика под днищем толщиной в ладонь – на что? Но может ее расколошматило? Тут же всё время такая трясучка. Или, может, разряд случился какой-то нестандартный?.. Эх, на мое место какого-нибудь академика завалящего – было бы ему раздолье нести околесицу...

А мне бы для начала вернуться назад. Расстояния до второго вездехода было двадцать метров, но я отсчитал все тридцать шагов и ничего не нашел. Когда ж успела испариться командирская машина с бортовым номером 20321? Мать мою Мамальфею за ногу – никаких вмятин на грунте, одна первородная труха. А, чуть не забыл – следы своих геройских мокроступов я тоже перестал различать. Но позвольте.

Заторопился я дальше, туда, где должен стоять третий вездеход. И опять пусто. Борт номер 81015 словно подвергся сухой возгонке. Плюс местность совершенно неузнаваемая, также как мордашки серийно клонированных шлюшек из потемок Афродизианска. Поземка, что ли, все выровняла? Какая к бесу поземка, даже уборщица со шваброй не смог бы так чисто замести. Пожалуй, у местности нет общего рисунка, она словно выложена из одинаковых квадратиков. Словно там и сям стоят зеркала и плодят отражения. Похоже, влип я в аномалию...

"Словно", "что ли", "похоже" и прочие вероятия, от которых сейчас только тошнит. А если без них, напрямки, если все как есть? В этом случае жизнь моя закончится полным поражением через пару часов. Да, прокладка у скафандра знатная – органическая, квазиживая, заботится о постоянной температуре, будто ей самой это надо. Впрочем, ей самой по воле изобретателей, это тоже требуется. Заодно она газы и, пардон, жидкости поглощает, вернее питается ими. В общем, мы с ней кооперируемся, взаимно удовлетворяя потребности.

Однако большую нужду в скафандре справлять запрещено, режим благоприятствования разве что поносу обеспечен. И замороженного кислорода у меня всего одна плитка, кто же знал, что надо запасаться.

Попробовал связаться со спутником-ретранслятором. И удалось, удалось! В. Зубов на связи... Но плохой, вредный В. Зубов. Он как будто бормочет чепуху спросонья. Родной начальник говорит, что никого он в Долину Вечного Отдыха не посылал и зачем такой-сякой разыгрываешь его без нужды!

После чего советует связаться с аварийной службой и отключается. Если это не происки предателя В. Зубова и не бред В. Зубова-наркомана, тогда надо признаться, что эфир занял В. Зубов не первой свежести, бесполезный, как будто двухдневной давности.

Включил я аварийный маячок и собрался помирать именно так, как давно уже спланировал.

Фильтр-насос начинает подсасывать из меркушиной атмосферы инертные газы, постепенно замещая убывающий процент кислорода – так, чтобы в один, надеюсь, прекрасный момент, мой дыхательный центр просто отключился. Анима же потихоньку творит «отходную», то есть стимулирует выпуск внутренних морфинов, от которых наступает предсмертный кайф.

Потом я перестал понимать, это мультик или мое затухающее воображение рисует само. Да только я с некой принцессой Амалией отправился верхом на больших золотистых стафилококках в далекий северный край, где большой, размером с полюс, простуженный колдун распускает на всю планету разумные ядовитые сопли. А потом они меня обложили со всех сторон и стали... Меня не стошнило лишь оттого, что принялся кто-то по моим щекам лупить. Тьфу, вовремя предсмертный бред оборвался.

Нашел себя уже внутри вездехода. Надо мной склонялся Мухин, жующий пенистую жвачку. Изо рта его стайками выскакивали пузырьки. Всегда запрещаю ему это делать, потому что противно.

– Слушай, Мухин, ты, во-первых, сполосни руки, прежде чем кого-то бить, а то жирные. Во-вторых, воли конечностям не давай, поскольку я твой вполне легитимный командир. В-третьих, где вы меня нашли и почему не торопились?

– Мы тебя и не искали, командир. В котелок, оставшийся от первого вездехода, лазали, но там только выпаренные наши ребята. Потом какой-то вихрь заметили. А когда разворачиваться стали, чуть на тебя не наехали. Твое тело безмолвное ровно на месте этой крутящейся дрисни и лежало. Мы все на колени попадали от благоговения.

Что из этого следует. Что я исчез, но ожил. Может, этот вихрь меня расчленил, а затем снова слепил? А если при этом пара деталей стала лишней или наоборот появилось что-то новенькое. Тот ли я, что был ранее? Могу ли я теперь доверять самому себе? Постойте, но и Медб К845 тоже исчез в похожем вихре.

Потрясения долго пережевываются, если жизнь в целом спокойная. А на беспокойном Меркурии одно и то же переживание долго жевать не придется.

Впрочем, планетка Меркурий – вредная, но маленькая. Потому на следующий день мы уже вклинились в Долину Вечного Отдыха с севера, въехали туда, где мало кто знаком с хорошими манерами. Здесь справа и слева по борту частенько оставались старатели с их кибитками. С их гнутыми и грязными добывающими установками, всякими там бурами, экскаваторами и прочими замурзанными ковырялками, на которые тошно смотреть. Эти ребята поторопились сюда, едва долина выскочила с солнечной стороны, а уж за ними вынуждена была поспешить компания «Мираж». Немногие старатели пользовались для получения энергии ядерными твердотопливными установками с двойным контуром, у большинства – неприличные одноконтурные реакторы с газовой активной зоной и турбиной прямого действия. Поэтому, то там, то сям вырывался ледяным гейзером урановый пар избыточного давления.

Так что радиация здесь имелась – будь нездоров. Впрочем, не было тут слизняков с Земли, что от каждого лишнего нейтрона обделываются со страху. Здесь одни лишь крепкие ребята, которые, справляя малую нужду, всю радиацию из себя выводят.

А еще у них всех имелись плазмобои размером с трехфунтовую пушку. Нелицензионные, конечно. Но чтобы наложить штраф, надо отнять у нарушителя пушку и добраться с ней до Скиапарелли. Причем, в живом виде. Сами понимаете, местная публика не была расположена к задушевным беседам с неприятными людьми вроде нас.

Потом мы наткнулись на одного типа, которого местные признавали шерифом. Физиономия так называемого шерифа мне показалась знакомой, не пришлось даже его персон-карту в идентификатор запускать. Анима растормошила лежалые пласты длинномолекулярной памяти где-то в подкорке, и я всё вспомнил.

У нас в Скиапарелли этот толстозадый в каталажке посидел за «тягу к справедливости» – запускал социально-активные пузыри с управляемой пленкой поверхностного натяжения, которые, пока летели, звуковыми волнами костерили крупные концерны, обирающие мелких старателей. Анискин Т890 из касты техников.

Первым делом он нам заявил, что его интересуют только разборки между старателями, а на караваны с гафнием от «Миража» ему плевать. Пришлось обложить его со всех сторон. Замерили мощность его реактора – выше допустимой. Схема радиационной защиты нестандартная и нелицензионная. Умелец Мухин еще подбросил Анискину пару наркомультяшек запрещенных – в общем, взяли мы толстяка за рога.

– Если хочешь по-прежнему рыться в здешнем мусоре и гордиться своим шерифством, а по праздникам спускать деньги в Афродизианске, то стоит тебе с нами посотрудничать, Анискин. Ведь ты тоже своего рода полицейский.

Пухляк пожевал слюни и стал понемногу откровенничать. Мол, власть у него минимальнее некуда – следить, чтоб снабжение и запчасти не расхищались, чтобы старатели не лазали на чужие участки и не дрались, а если подерутся и убьют, то должен он превращать народную расправу в нормальное судилище. Так что хлопот ему и так хватает. А если кто занимается бандитизмом, то это – уголовники, у них свой авторитет имеется, пахан Долины Вечного Отдыха, все зовут его Бугор, подлинный идентификатор неизвестен. В паханы же попадает тот, кто больше всего душ загубил и меньше всего намотал срока за это.

– Сведи меня с этим авторитетом, Анискин, надо с ним посудачить, коли уж от тебя толку никакого.

– Без меня обойдетесь. Я и так неприятности от общения с вами поимею.

– Ты какой крутой парень на вид, шкаф натуральный, а на самом деле ссыкун. Мы-то обойдемся, только неприятности будешь от нас иметь. Мы тебе их устроим, мало не покажется. Согласно законодательству никаких шерифов не существует, есть только добровольные помощники полиции, а ты среди таких не зарегистрирован. Промаринуем тебя весь добывающий сезон в тюряге, выйдешь оттуда, гол как сокол, и почтешь за честь на мусороперерабатывающий завод поступить. Придется там в помоях ковыряться, выискивая полезные молекулы, до конца твоей забубенной жизни.

В общем, приперли мы его, сел он, злой, на свой трактор и поехал договариваться с паханом. Изрядно его прождали, в гладиаторский бой в виртуалке так наигрались, что доели все оставшиеся шоколадные батончики, сделанные из говна на том самом заводе. Наконец, возвращается шериф и докладывает.

– Он тебя встретит, лейтенант. В своем логове у Братской Могилы... велел передать, чтобы ты один к нему явился, без своих солдатиков. Иначе, никому из вас до дома не доберется. И никто в Скиапарелли по вам убиваться не станет.

– Последняя фраза твоя или его?

– Это жизнь сказала, лейтенант.

– Ладно, один поеду. Но если не вернусь, мои ребята тут всех в кандалы запакуют и отправят на пердячем паре пешком в Скиапарелли. И тебя первого.

Да, последняя фраза прозвучала внушительно, однако мне представился хороший шанс заработать дырочку во лбу, стать чьим-то призом и суммой очков. Приятно, если не успею даже и охнуть. А если лишь скафандр порвется? Тогда глаза вылезут на лоб вполне буквально.

Взял я в руки плазмобой, взвесил на руке – в обойме сорок боезарядов из металлического водорода, которые превратятся в снопы плазмы. На пояс повесил кобуру, туда сунул сквизер, тот самый, что человека превращает нейтронным пучком в квашню, на спину гразер пристроил, который неласковым гамма-излучением переводит любого меркурианца в свет и тепло. А за сапог сунул лазерный резак для быстрого превращения супостата в нарезанную колбасу. На шлеме закрепил ракетную установочку для пуляния ракет, наводящихся на тепло, свет, дыхание и выделение.

Пахан обитал на высоком месте, рядом с кибиткой жизнеобеспечения валялись обломки какой-то добывающей техники. Зато глиссер и вездеход были глянцево-новенькие, хорошей конструкции. А так называемый шериф, Анискин этот толстозадый, срочно развернулся у границ усадьбы и принялся накручивать спидометр обратно. Я оставил свой трактор чуть поодаль от кибитки – вдруг тут заминировано – стал обходить её и вдруг почувствовал напряжение в затылочной кости. Потом понял – тот сзади. Но оборачиваться было поздно. Как я так опростоволосился? Да, не зря он удостоен паханского звания.

– Правильно ты подумал, – послышался гнусавый голос в наушниках, – скидай весь свой арсенал. – Вряд ли он тебе еще понадобится.

Ну что ж, слушаю и повинуюсь, в противном случае шансов пообщаться вообще не останется.

– Кто такой? – гаркнули мне в уши.

– Неужто не догадываешься, Бугор? Представитель власти я. Лейтенант полиции из Скиапарелли, Терентий К123. За посягновение на жизнь и здоровье – расстрел двадцать раз подряд.

– Расстрел соленым огурцом. Знаешь, сколько я уже закопал в меркурианский мусор этих сраных представителей власти. И ничего, сам не кашляю. Ладно, мусор, пошли в дом.

– Уютно тут у тебя, не похоже на логовище злодея. – Внутри действительно было все чисто и справно как у какого-нибудь марсианского лавочника. Ни хабариков, приклеенных к потолку, ни пустой стеклотары из-под спиртного, как у паханов прежних времен. Ясно, что здесь авторитет меня грохать не будет, поэтому можно расслабиться.

Хозяин плеснул отдающей гелием шипучки и мне, и себе, не забывая удерживать мой живот в поле зрения своего бластера. А когда алкогольные пузырьки зароились у меня в башке, он поинтересовался:

– Чего ищешь, легавый, с шустротой достойной лучшего применения?

– Тех, кто раскурочил караван «Миража» на твоей, кстати, охотничьей территории.

– А ты, Терентий Инкубаторович, лучше бы не лез не свое дело. Побродил бы здесь для приличия, написал бы рапорт – и в кассу за зарплатой.

– Ты меня не за того принимаешь, Бугор. Я из «кротов», то есть копаю, пока живу.

– Пока живешь. Ведь это можно поправить.

И тут поправку сделал я. Мы сидели друг напротив друга. Иного выхода не было, да и похоже пахан давно зазнался. Ударил его каблуком по волосатому торсу, прямо под косточку, ту, что посередке. Я применил силу после того, как немного выдвинулся вперед на стуле и понял, что дотянусь до оппонента в рывке с места – если крепко ухвачусь руками за сидение. А вторым каблуком сыграл по его запястью, чтоб не захотелось ему воспользоваться пушчонкой. Потом подпрыгнул и сверху запаял торцом кулака в низкий лоб – блатной прием, но безотказный, если попасть. Пахан загремел назад, еще попробовал вскочить, но крепким апперкотом я свалил его с подметок. Затем поставил свой ботинок ему на волосатый кадык. Не пытки ради, а чтобы не пробовал больше гарцевать.

– Покажи-ка ручки, Бугор, – он повиновался, я же быстренько соединил его кисть с радиатором кондиционера хорошими титановыми наручниками. – Теперь ты весь вечер танцуешь с этим радиатором.

Тут какая-то бестия попыталась мне прыгнуть на холку, да только я успел встретить ее локтем, перехватил рукой и шмякнул об стенку. Это кибернетика на меня напала, киберкрыса с зубами из нержавейки и мышцами из электрорезины. Едва стихло возмущенное верещанье, из шкафа полезла какая-то буйно-патлатая голова, которую я чуть не оторвал. Однако, вовремя сообразил, что со мной хочет познакомится роботесса типа «баба-раба».

– Ты звал меня, господин? – томным, но заинтересованным голосом спросила она. – Какую из сорока известных мне позиций должна занять я, твоя раба?

– Сорок первую, закройся, – гаркнул я. – Это самая лучшая позиция для тебя вместе с твоим сраным господином.

Она спряталась с недовольным ворчанием: «Я все-таки машина высокого уровня для интеллектуальных, нормальных, анальных и орогенитальных сношений».

Бластер не годится для тонкой работы, поэтому я сходил в шлюз за сквизером, где оставил его хозяин, ныне ставший столь любезным.

– Так вот, Бугор, отбросить каблуки ты, наверное, не боишься. Но я поступлю не так, как ты хочешь. Я превращу всё, что у тебя ниже пояса, в сопли, а затем покину навсегда. И ты увидишь, как обойдутся с тобой даже твои приспешники.

– Не по закону, гражданин начальник, – прохрипел пахан.

– Ладно. Я запрограммирую твою бабу-рабу на то, чтоб она интенсивно любила тебя до полного истощения аккумулятора. В общем, выбирай. Или любовь до гроба, или ты срочно делаешься простодушным, как младенец. И внушаешь себе, что лейтенант полиции – это главный друг человека.

Я достал "трубку гласности" и навел ее на зрачок пахана.

– Если соврешь хоть единой буквой, Бугор, я это замечу по состоянию твоего бесстыжего глаза.

Пахан после упоминания о любви до гроба явно занервничал.

– Какие-то крысятники застопорили караван, а ты шьешь это дело мне. Нехорошо, начальник, – грубо, но послушно стал изъясняться авторитет.

– Какие крысятники? Ты и твои шестерки – все подряд разбойники, бесстыжие морды. Кому еще было выгодно грабануть караван и потом загнать гафний скупщикам краденого – не вам ли?

– Кому это было выгодно и кому не было... Да мои пацаны – невинные детки по сравнению с теми уродами, которые работают на «Мираж» и «Комбинацию», по сравнению с этими прогресс-девками, с муташками... Сидишь там в Скиапарелли, задом стул обогреваешь, кабаки обхаживаешь и считаешь, что знаешь планетку. Не знаешь ты планетки-то, лейтенант.

– Господин товарищ лейтенант, так надо обращаться. Давай не будем обсуждать мои знания, Бугор. Мы все учились понемногу, – я стал облупливать стенку сквизером, делая контур вокруг скованного разбойника. – Твои пацаны – нормальные воры, с каких это пор они стали брезговать гоп-стопом на большой дороге?

– У меня толковые ребята, они имеют ровно столько масла в котелке, чтобы не связываться с «Миражом». Есть тут несколько фраеров – не мои они, понял. Вот они кем-то были науськаны грабануть караван. Кем – непонятно. Сам хотел докопаться, но двое из этой кодлы смылись невесть куда, еще трое отбросили мокроступы один за другим – людям вдруг не повезло. А еще один... – пахан замялся, сообразив, что слишком резво раскалывается.

– Где он? Давай уж общаться красиво, Бугор. Я в отличие от тебя не испытываю удовольствия, играя на человеке как на пианино, но долг перед юриспруденцией люблю выполнять любой ценой.

– Тьфу на тебя, мусор, то есть господин товарищ лейтенант…. Это полный отморозок. Неподалеку от терминатора валандается. Если свернешь отсюда на запад, проедешь ущельем Дикого Брокера, потом через пылевое озеро, и по дороге Харона – приметишь ее по вдавленности в грунт – попадешь к нему в гости. То местечко лишь три дня как с солнечной стороны приплыло. Рисковые старатели любят напрыгнуть на горяченькое – там "бабки" под ногами лежат. Но и ошпарить задницу тоже можно.

Зрачок указывал на правдивость. Я стал собираться.

– Постой, легаш. Зачем обижаешь? Наручники как же?

– На-ка, – я швырнул ему напильник. – Довериться я тебе не имею права, поскольку ты человек без морального облика. Но к тому времени, когда я удалюсь от тебя на приличную дистанцию, ты успеешь перегрызть то, что мешает тебе жить по-новому.

Потом я выпустил из шкафа роботессу и ввел коротенькую программу через сенсорную клавиатурку, которая у ней имелась на ягодице.

– Чтобы меня не обвиняли в ущемлении прав заключенных, она будет тебя любить весь день без перерыва на обед. Сейчас благодарить не надо, но с этим секс-марафоном я тебя, считай, пристроил в книгу Гиннесса.

– С огнем играешь, – рявкнул пахан.

– Огонь сейчас в глазах у твоей дамочки.

Я оставил собеседника в позе рабочего-многостаночника, которому надо перевыполнить план на трех станках. Подобрал все оружие и поехал к своим. И вовремя приехал, потому что они уже собрались загнать старателям запасную турбину и парочку, как им показалось, лишних аккумуляторов, взамен же получить какой-то веселящий газ. Я продавцов с покупателями шуганул и погнал свой ОПОН на поиски того самого отморозка.

Терминатор уже сиял на горизонте золотыми волосами, когда мы поперлись через пылевое озеро в режиме глиссады, переходящей в борьбу за живучесть. Гелий пузырился и всходил бульбами, как будто в глубине что-то взрывалось.

– Бульба слева...

– Зыбь справа...

– Тонем... всю эту срань к звезде... – и в самом деле ведомый вездеход, колыхнувшись на пыльных волнах, вдруг нырнул носом, как линкор, получивший три торпеды.

Я заголосил, сгорая от адреналина.

– Трави трос!

Хорошо хоть шли в связке. Где-то на глубине в тридцать метров вездеход утопать перестал. Слабину у троса выбрали, стали в перетягивание играть с пылевым омутом, но вытащить утопленника не получалось. Видно застрял промеж глыб. Еще немного и лопнет связка, тогда ребятам там внизу – верная хана. Пожалел я их, заодно, свою репутацию, дал команду расстаться с трактором и в спасательной капсуле по тросу выверчиваться наверх.

Вывернулись, молодцы. Ну, и, конечно, влезли все в наш вездеход, в котором началась борьба за немногочисленные молекулы кислорода.

– Пора бы кому-нибудь пореже дышать, – предложил угрюмый Мухин.

– А кому-то реже попукивать, – огрызнулся один из гостей, – это не лучший способ для вентиляции помещения.

К тому же я замечаю, что и запасов еды на всех не хватит, придется пользоваться унитазом полного цикла, который фекалии превращает обратно в калорийную пищу, похожую на школьный завтрак. Да, тот самый, пюре с сосиской.

За озером обстановка стала еще более напряженной. Вот мы путешествуем по свежей покрытой трещинами запеканке, а внизу плещется свинцовая лава. Куски корочки плавают, бултыхаются и кренятся со стороны на сторону в такт подземным течениям расплавленного металла. Ой, как не хочется в плавильный тигель смайнать.

Но борткомпьютер худо-бедно следил за колебаниями зыбкой почвы и предупреждал, что вот-вот мы должны перевернуться. Правда, в последний момент, когда выруливать уже поздно. Однако расторопный Мухин выпускал на совсем худой конец гидравлические подпорки, похожие на гусиные лапы. Они отчаянно цеплялись за края плавающих глыб, отчего вездеход напоминал зверька, потешно сражающегося за свою непутевую жизнь. А потом мы заметили, что в этой канители участвует еще одна личность. Сквозь беспокойную пыль прорисовались смутные очертания трактора и даже пневмососала. Кибитку жизнедеятельности разглядеть не удавалось, похоже, она была спрятана где-то в более пользительном для здоровья месте.

– Должно быть это наш очевидец, давай туда, – скомандовал я Мухину, сидящему за пультом управления. И сержант резво стал орудовать приводами на все восемь колес. Он один из немногих, кто может управляться всем хозяйством с помощью мыслеусилий через Аниму.

Очевидцу, однако, наше присутствие показалось назойливым, он забрался в свой трактор и, бросив остальное барахло, стал удирать по свежей почвенной коре. Увлекательная получилась погоня – от переспертого воздуха кровь в ушах заколотилась. Фильтры не справлялись с выхлопными газами человеческих организмов, но кондиционеру нельзя было лишнюю энергию отдать. А Мухин такое выкаблучивал, то колесами, то газовой подушкой, то "гусиными лапками"! Потом я заметил, что отморозок недвусмысленно гнет в одну сторону, как будто заводит нас куда-то, и даже иногда притормаживает, чтоб мы не слишком большие крюки на виражах давали.

– Мухин, не старайся идти за ним нос к заду, – распорядился я. – Кажется, он в полынью нас заманивает.

Сержант сдал в сторону, а отморозок, который хотел нас в ловушку упечь, видно перестарался и, самого себя обхитрив, исчез с глаз долой вместе со своим трактором.

Мудрый Мухин стал аккуратно выруливать к месту пропадания, и вот мы замерли на краю трещины. Сама она не шибко заметная, словно с бортиками, так что со стороны похожа на холмик. На пять метров ниже обрыва корочка, совсем слабенькая, а в ней дрожащая застывающая полынья. Туда видно и отправился вертлявый тракторист.

– По правилам хорошего тона надо сказать "до свиданья", помахать ручкой и ехать домой, – сказал Мухин.

Я было согласился с ним, однако заметил парой метров ниже по склону легкий оползень. Как будто кто-то поскреб там ботиночками, прежде чем спрятаться в расщелину.

– Ау, милок, не надоело тебе прятаться, как таракану? – подал голос я на нескольких частотах. – Вылезай, пообщаемся.

– Ага, сейчас вылезу, – отозвался тот из расщелины. – Встречайте с цветами.

Но вылезло из щели лишь дуло его плазмобоя. Оружие брызнуло огнем, отчего коп, который стоял справа от меня, брякнулся с дырой в антисиловом жилете и в скафандре. Какое-то мгновение из нашего товарища летел красный порошок. Десять лет тому назад этот парень сразу бы стал мертвецом, сейчас же не все так просто. Конечно, плазма и космос изрядно попортили ему внутренности, но моментально сработали перетяжки скафандра рядом с пробоиной, квазиживая оболочка мигом затянула дыру и начала кропить на рану лекарствами. Впрочем, с такой близи получить огонь в живот – это вряд ли располагает к жизни. Вот и Анима сообщает о глубоком шоке.

Ребята у меня надрессированы оказывать первую помощь, нашлепнули раненому коллеге внешний пластырь, и тут же подключили к нему кибердоктора, похожего на осьминога.

Разгневанный Мухин стал отцеплять от пояса гранату, чтобы угостить ей вероломную гниду.

– Стоп, сержант. Ты ведь не земной барашек, чтобы давать волю эмоциям. Мне эта паскуда тоже не нравится, но в дохлом виде она будет совершенно бесполезна.

– Ну, так и полезай к нему, командир, со своим сквизером.

– И полезу. Буксирный трос от вездехода закрепи, где покрепче.

Отморозок не ожидал, что грозная машина съедет прямо на него, поэтому выскочил с испуга из расщелины. Тут я его и припечатал его из сквизера, а Мухин поймал его клейкой сетью из широкомолекулярных соединенией.

Можно сказать, что после этого удача скоропалительно повернулась ко мне задом. Буксирный трос соскочил, я едва успел выскочить из люка, а машина смайнала в полынью и свинцовая каша со сладостным причмокиванием ее слопала.

Подчиненные чуть ли не в полный голос и хором называли меня скотиной. И другими неласковыми именами щедро одаривали. За то, что остались мы без унитаза полного цикла с его школьными завтраками.

Мухин занялся связью с Скиапарелли, я же попытался что-нибудь выяснить у отморозка, пока он не отправился гулять в мир теней. Запираться подранок особо не стал, наверное, был уверен, что вскоре протянет каблуки. После укола нирванола забормотал:

– ...Появился один тип, звали его Мур В200. Такой мелкий фраер на катушках. Некоторые его знали – бывший старатель. Кое-кто встречался с ним в Афродизианске. Он сказал, что «Мираж» нам стоят поперек горла, надо отвадить это гадье отсюда. Справедливо чирикал. Обещал, что деньгу хорошо зашибем, потому что у него есть надежные перекупщики для гафния. Аванс дал. Ну, мы подловили караван, машины сожгли, гафний растащили по тайникам.

– А потом-то что? Кто за гафнием приехал? Кто шлепнул твоих подельников?

– Никто не приехал. И абзац всем настал. У кого реактор взорвался. Кто обдристался насмерть из-за жратвы нехорошей. Кто в утес впилился на вездеходе, а на него еще сверху десяток тонн упало. А кое-кто сам повесился.

– Ты-то почему уцелел?

– Уже не уцелел... Отдал свой гафний задармака пахану, он меня сюда направил, обещал никому не говорить. Не сдержал слова, сука.

– Как думаешь, на кого работал Мур? Зачем все это ему понадобилось?

– Не знаю... Отвяжись, вернее, включи мультик... Мур видел, что я видел. Он прилетел на коптере... планетолет был без опознавательных знаков... эти машины... лет пять назад их скупала «Комбинация», чтобы как можно меньше народа над Меркурием порхало и на орбиту поднималось. А потом дилерам запретили их продавать...

«Комбинация», стало ею и здесь попахивать.

Отморозок тяжко захрипел. Ладно, будет тебе мультик. Тем временем Мухин – человек везучий, за что и таскаю его с собой – сумел связаться через ретранслятор с управлением полиции, все-таки у терминатора запыленность поменьше. Управление пообещало нас спасти – если, конечно, не поднимется электропылевая буря, если мы не сдвинемся с места, не ухнем в какую-нибудь задницу. И на этом спасибо.