Конечно, кровь (СИ)

п.3.; г.4; ч.2

Ночные улицы Юдайна-Сити встретили неожиданной прохладой, зачатками пылевой бури и нескончаемым шумом гуляющих толп.

Потрясая транспарантами, ростовыми куклами на шестах, флагами и оглушительными трещотками, улицу Рассветной Росы пересекала бесконечная процессия, то ли религиозная, то ли пьяная. Впрочем, чаще всего чу-ха не допускали большой разницы, а массовые шествия устраивали по поводу и без…

Дождавшись, когда поток скачущих ряженых иссякнет, я в числе первых двухколёсных «пробочников» рванул через освобождённый перекрёсток; привычно крутил рулём, страховался пинками и не стеснялся отжимать клаксон при любом удобном случае.

Уже через минуту река гендоистов стихла, выровняла урчащее течение, и — даже несмотря на бесконечную суету и ежесекундную угрозу аварии, — я ощутил, что вовлеченность в единство сотни куда-то катящих соседей успокаивает, позволяя собраться с мыслями.

Действие пуэтты начинало сходить на нет. Но в очередной раз закидываться чем-то бодрящим становилось просто опасно, это я ощущал интуитивно, на уровне инстинкта.

Значит, требовалось как можно скорее добраться до норы, успокоить Ч’айю, отдохнуть, а затем быстренько разобраться в смерти сталелитейщика Нурсета. А ещё, что немаловажно, взвесить шансы всех без исключения родственников на его наследство, вопрос о котором я был обязан задать Аширне фер вис Фиитчи… вместо этого предпочтя благородно сорвать с неё яд…

Ещё предстояло нырнуть в Мицелиум. Даже с риском наткнуться на всеведущего Карпа. И тут, как ни извивайся, без поддержки мне было не обойтись.

Озарённый, я решил не терять времени даром, и опасным манёвром направил гендо к «берегу» проезжей части. Едва прорвался, осыпаемый проклятьями и пустопорожними угрозами, но встал-таки на обочине. Оттянул двухколесник «Детей» на тротуар, присадил на выдвижную опору.

Надвинув капюшон поглубже, поднял к лицу гаппи и отыскал в списках ячейку Зикро. Несмотря на поздний час, глабер ответил почти мгновенно, но долго молчал и всматривался в мой свето-струнный слепок. А затем вдруг выдал вместо традиционных приветственных фраз, отрывисто и с недоверием:

— Байши, бесхвостый… Это точно ты?

Признаюсь, туман в голове не дал мне сразу сообразить, о чём толкует Зикро. Когда же осознание пришло, я улыбнулся как можно приветливее:

— Куо-куо, обжора! Уже набил пузо ночной порцией лапши?

Он не оценил. Нос всё так же подрагивал, будто хотел учуять мой запах через разделяющую нас бесконечность Мицелиума; уши прижались к выбритой голове, на губах не промелькнуло ни тени улыбочного оскала.

— Это можно узнать, — отрывисто бросил он, и я заметил, что левое веко мицели-йодда мелко дёргается. — Я страсти к жратве не скрываю. Но привычки. Особенности. Есть такое, чего подделать нельзя. Так что докажи.

Вздохнув, я уже почти пожалел о начавшемся разговоре.

Выглядел Кирчик Акс-Иушиппи неважно. Да что там⁈ Я видывал наркоманов после недельного забега на грязном стрихе, выглядевших лучше, чем Зикро после нашей последней встречи. И всерьёз начинал беспокоиться, как бы над парнишкой не начал протекать подвал…

— Признаюсь, пунчи, ты ставишь меня в тупик, — я обезоруживающе улыбнулся, поглядывая по сторонам и убеждаясь, что ночным гулякам на тротуаре начхать на мою болтовню. — Подскажешь, как можно доказать, что это правда я? И если смогу, ты мне поверишь, сисадда?

— Да, да… — Он закивал с такой интенсивностью, что свето-струнный слепок на секунду засбоил. — Байши… Да, я всё равно не поверю. Кто ты? Что тебе нужно? Это ведь ты, верно?

Какое-то время мне пришлось сонно переваривать новые обстоятельства. И я ещё имел совесть считать, что больше всех в этом гнезде заслуживаю отдыха?

Взвесив риски, начал осторожно, в привычном ключе:

— Зикро, пунчи, мне снова нужна твоя помощь. Дело простое, но ты обязательно…

— Нет! — перебил он меня, снова закивав. Уши жили своей жизнью, веко монотонно трепетало, взгляд никак не желал фокусироваться. — Нет, нет, Ланс, или кто бы ты ни был. Я не помогу. Ничем. Ничего не знаю, зря ты так. Я и раньше не помогал. Всё, прости… байши…

И соединение с ячейкой мицели-йодда оборвалось, оставив после себя гаденькие послевкусия полнейшего недоумения и тревоги. Не то, чтобы мы с Зикро водили настоящую дружбу (этот термин вообще трудноприменим к чу-ха), но всё же… Байши! Только этого сейчас не хватало.

Развернув ежедневник «болтушки», я сделал торопливую пометку заскочить к глаберу в одну из тайных нор Кирчика и разобраться с его душевным равновесием. Но позже, потому что сейчас над усталым терюнаши нависали куда более важные дела…

Побарабанив пальцами по рулю гендо, я задумчиво уставился на парящие над головой фаэтоны. Вокруг меня общались, ругались, мирились, торговались и шутили чу-ха, сотни сотен соседей по Бонжуру, таких родных и столь же незнакомых.

И что же мне теперь делать?

Словно списки ячеек в гаппи, я перебрал в голове всех способных помочь.

Мелькнула мысль связаться с Перстнями. Может ли Галло Ш’Икитари — отнюдь не последний хвост в «Жёлтых котелках», которые, в свою очередь, напрямую подвязаны под «Диктат Колберга», — знать про погибшего вистар? Что-то вынюхать о его слабых местах, привычках, тайных особенностях, о которых не ведала даже жена? Возможно, вполне возможно…

Наверное, Перстни и впрямь способен помочь. В конце концов, дело с обманщиком-слибу я ему почти распутал. Но стоило ли тащить «Котелка» на территорию собственной работы? Да ещё и просить об одолжении, за которое впоследствии придётся отвечать и расплачиваться?

Я хотел машинально покрутить кольцо Аммы, но сейчас не позволила перчатка.

Ветер усиливался, таская вдоль проспекта настоящие пылевые облака и понемногу разгоняя полуночную братию по заведениям и домам. На меня изредка косились, но в основном на блестящие штаны несколько чужеродного здесь фасона.

Хао! Из этих туч дождь и вправду не пойдет… Но если Зикро и Перстни отпадают в качестве помощников (как и Нискирич, разумеется), то кто остаётся? Сапфир?

Я невольно скуксился: при всём уважении и даже любви к девчонке, забота и добросердечность моей славной помощницы никак не выручат в деле убийства известного вистар. По той же причине было бы бесполезно обращаться с вопросами к босолапому Пятке или его дружкам-беспризорникам с Тринадцатой или Виривага-ню.

Несколько прохожих недоумённо оглянулись на мой нервный смешок — усталое сознание предложило выйти на Господина Киликили. Разумеется, в свето-струнной башке Князя-Из-Грязи наверняка хранятся сотни миллионов досье на обитателей Юдайна-Сити. Но на такой шаг я не пошёл бы и под дулом башера…

От мысли, что джинкина-там способен прямо сейчас наблюдать за одинокой фигуркой, оседлавшей притихший гендо на пустеющем тротуаре… что способен перехватывать если не мысли, то любые мицелиумные переговоры жалкого человечка… в общем, меня в очередной раз охватил весьма неприятный озноб.

Впрочем — хвост я на это клал! Да, нужно быть осторожнее и изобретательнее, но когда дела обстояли иначе⁈

Я обернулся на камеры, закреплённые на столбах, рекламных конструкциях и углах зданий. Убедился, что все они как одна надёжно перебиты камнями шпаны. Хмыкнул, скользнув взглядом дальше и выше — по фасадам и окнам, многие из которых украшали большие бумажные звёзды.

Нахмурился, без особого успеха припоминая, где недавно мог слышать про эту традицию. Оглядел соседний дом, и ещё один комплеблок чуть поодаль, приметив не только многочисленные бумажные фигуры на стёклах, но и несколько поминальных лампад на подоконниках.

В голове будто щёлкнуло…

Не успев убедить себя в потенциальной ошибочности решения, я снова обнажил запястье, листанул по «болтушке» и почти без труда выудил из «мицухи» нужный профиль.

Не совсем представляю, чего именно я ожидал. Может быть, даже прямого отказа в разговоре. Но мне всё же откликнулись, пусть и далеко не сразу. И, разумеется, без свето-струнного слепка.

Голос собеседницы оказался предсказуемо искажён, как и во время традиционных вещаний:

— Вот так сюрприз… это подлинная ячейка?

Вздохнув, я бросился в раззявленную пасть судьбы.

— Можешь поверить, Чапати. Не разбудил?

В бесконечном отдалении от меня Моноспектральная хмыкнула, будто услышала добротную шутку.

— Чего тебе нужно, Ланс Скичира?

В моё имя прокламаторша вложила всё фирменное презрение, которого не смогли скрыть даже качественные акустические фильтры.

— Я по делу. Имею просьбу. Необычную, скажу сразу. К тебе и твоему агентству.

Выпалив это, я вдруг ощутил, что задержал дыхание. Заушник наполнился приглушённым дыханием, также искажённым и ломким. Через почти минуту шершавой тишины она наконец уточнила, снова не пытаясь хоть чуточку прикрыть едкого отвращения:

— И чем же Чапати может помочь одному из поганых «Детей заполночи»? — И добавила, будто намеренно хотела вывести из себя: — К тому же, мутанту…

Против воли я всё же улыбнулся, устало, не очень-то весело. Привычно осмотрелся, в очередной раз убедившись, что никто из окружающих не пытается нагреть уши на неожиданной беседе.

Интересно, Чапати действительно знает, кто я такой? Насколько хорошо? И отчего её разговорные, не для выпусков «Ломкой горечи», интонации, вдруг показались мне смутно знакомыми?

— Допустим, я смогу тебе кое-что рассказать, — ответил я с предельным равнодушием, но стараясь не переиграть. — Кое-что интересное и малоизвестное. Про «Шутов», например…

Она снова замолчала, причём снова надолго. А может, это и вовсе был самец, под угрозой разоблачения примеривший маску таинственной мицелистки? Тишина затягивалась. И когда я уже почти поверил, что сейчас меня отправят катиться к Бансури:

— Говори. А затем Чапати будет думать над твоей просьбой.

Моя улыбка стала шире. Прокламаторы одинаковые — брось им добротную кость, и они пойдут на переговоры с тем же самым Бансури…

— Я знаю твоё отношение к нашей казоку, Чапати. Но готов достоверно заявить, что отныне Нискирич фер Скичира гарантирует защиту района от «Кислотных шутов». Минувшим днём казоку-хетто объявил кочевникам настоящую войну.

Заушник фыркнул, буквально сочась презрением и разочарованием.

— Это в агентстве Чапати знают и так! — Я представил, как кривится подвижная мохнатая морда «самой неподкупной мицелистки Юдайна-Сити». — И данный факт ничуть не меняет нашего гадкого отношения к твоему хозяину…

Я проглотил оскорбление. Осторожно, чтобы не расслышала собеседница, вздохнул. Признал негромко, но уверенно:

— Да, знаете. Но есть кое-что ещё. Завтра, Чапати… точнее, уже сегодня утром на улицах района появятся несколько мёртвых тел. Это будут «Шуты», которых перекрасили в алое столь нелюбимые тобой «Дети» Нискирича. Тела появятся, как предупреждение. Ещё один выродок греет яму на нашей базе. Не прошу делать рекламу старшему фер Скичире, но жители Бонжура должны знать: если заметят неладное, идти нужно не к тетронам, а сразу в Нарост, сисадда? Тянет на уникальную новость?

Она снова хмыкнула, но чуть более заинтересованно.

— Скажу откровенно, мой сладенький, такая себе новость.

На заднем фоне зашипел комбайн для варки чинги, затем звякнула чашка, чу-ха прихлюпнула, и только после добавила:

— Но, предположим, глупая Моноспектральная заглотила наживку. Ещё Моноспектральной стало жутко любопытно, какую выгоду от защиты моих последователей поймает Косоглазый… Но не отвечай, Чапати обязательно раскопает правду и выяснит всё сама, сисадда? Можешь переходить к делу — чего же непутёвой игрушке Нискирича потребовалось от Чапати?

Броня невозмутимости едва не дала трещину, но я заставил себя проигнорировать и этот укол. На секунду задумался над «низким писком». Вспомнил последнюю попытку применить его через гаппи, и вовремя отмёл идею.

Чапати, конечно, не джи-там, но её ячейка наверняка защищена всеми доступными фильтрами. Особенно сейчас, когда пасынок ненавистного хетто вышел на связь без маски…

Я взвесил, чего ещё смогу подкинуть язвительной сучке, если та начнёт извиваться. Чего-то, не подставляющего казоку под удар. Подумал, не отказаться ли от просьбы вообще. Но всё же уточнил, аккуратно и вкрадчиво, как умел и без применения таланта:

— Могу быть уверен, что дальнейшее останется между нами?

Чапати снова хмыкнула. Отхлебнула ещё чинги, причём нарочито шумно и влажно.

— Допустим, терюнаши. Моноспектральная даже может поклясться прокламаторской честью. Да вот только часто ли ты сам держишь обещания, которые охотно раздаёшь?

У меня снова дёрнулась бровь.

— Ты о чём, подруга?

— Улица болтает, бесхвостый. И Чапати тебе не подруга.

— Улица много чего болтает… Так я могу быть уверен, что дальнейшее останется только между нами?

— Допустим, мой ненаглядный. Ты, наконец-то, заинтриговал.

— В «Горечи» знают, чем я зарабатываю на жизнь, — произнёс я. И торопливо добавил, не позволив ей ввернуть про многогранную сферу деятельности «Детей заполночи»: — Недавно у меня появился клиент. Точнее, его вдова. «Ломкая горечь» знает многое про многих. Слухи, сплетни, домыслы, связки несвязуемых нитей, обрывки шепотков и намёки на правду. А я хочу знать, мог ли столь уважаемый вистар покончить с собой, или к делу приложили лапу извне?

— Ланс хочет крошечку информации? Из наших профессиональных запасов, так сказать? — Чапати неестественно рассмеялась, отчего заушник зашёлся хрипом. — А чего бы Лансу не применить свои шаманские штучки, чтобы вызнать всё лично?

— Чапати… — Я вздохнул, уже не скрывая эмоций и даже не пытаясь замаскировать усталость. — Ответь, пожалуйста. Ты поможешь? Или этот разговор изначально был ошибкой?

— Не заводись, бесхвостик, — чуть тише прохихикала Моноспектральная. Помолчала, будто набивая цену молчанием. — Что дашь взамен? Чапати может рассчитывать на эксклюзив, когда ты закроешь дело?

Я стянул влажные изнутри перчатки, потёр лицо ладонями. Обвёл мутным взглядом улицу Рассветной Росы, пестрящую ночными огнями, пару раз прокрутил на пальце кольцо.

В конце концов, это было ожидаемо ещё до того, как в «мицухе» нашёлся профиль Моноспектральной Чапати. И чем же Ланс Скичира рисковал при такой расторговке? Праведным гневом отчима, что снюхался с упёртой и враждебно настроенной прокламаторшей? Но ведь я сам много раз с пеной у рта доказывал Нискиричу, что моя работа не касается «Детей».

— Хао, — ответил я, покивав сам себе. — Эксклюзив будет твоим. Но без имён.

Теперь она улыбнулась, я слышал это даже через фильтры.

— Замётано, — не скрывая радости, Чапати щёлкнула зубами. — Сыпь своего клиента. Получишь всё, что «Горечь» сможет нарыть.

Я поднял гаппи к груди, прикоснулся к браслету и в последний момент едва не отказался от затеи… но всё же пересыпал Моноспектральной профиль Нурсета фер вис Фиитчи.

Добавил с нажимом, чуть резче, чем требовалось:

— Никакой огласки до окончания дела…

Но меня оборвали, причём не менее грубо:

— Не учи Чапати делать её работу, терюнаши… А теперь обожди.

Не совсем то, чего терюнаши ожидал… Скажу иначе — события приняли совершенно неожиданный поворот. И вот вместо того, чтобы на предельной скорости мчать в нору заботиться о болезненно хрупкой Ч’айе, я застрял на оживлённой ночной улице под ударами пыльного ветра.

Застыв в седле гендо, обессиленный и вымотанный, подпираемый лишь истончающимися парами пуэтты, я позволял порывам хлопать лацканами дорогущего френча под распахнутым пальто.

Запоздало вспомнил, что башер по-прежнему покоится в рюкзаке, но мысль отчего-то не принесла тревоги. Улица охотно и мирно впитывала меня, а я втягивал её каждой п о рой кожи.

В нескольких шагах впереди, привалившись к многогранной рекламной конструкции, спали две коровы. Спали покойно и крепко, давно привыкнув к вспышкам, мерцанию вывесок, треньканью гендо, шумной брани и прочему визуально-акустическому мусору района. Ох, как сейчас я завидовал этим ленивым тварям, хоть рядом ложись!

Пауза дала мне возможность слезть с двухколесника и размять ноги.

Фляга с трофейной паймой в кармане напомнила о себе приятной увесистостью, но я мужественно отказался от глотка — не то время, не те обстоятельства. И уже был готов снова связаться с Чапати и уточнить, как долго она планирует интриговать, как мицелистка отозвалась через «болтушку».

Моноспектральная вернулась на линию так резко, что я едва не подскочил:

— Что ж, мой любознательный, пока Чапати смогла собрать не так много данных, но картина вырисовывается.

На этот раз в тоне самочки было куда меньше презрения и больше азарта, отлично знакомого мне самому — первый хвост «Горечи» определённо напала на след.

— Судя по досье, уже собранному нашим агентством об этой семейке и лично главном толстосуме, предварительный ответ на твой вопрос — нет. За Нурсетом не водилось ни фатальных болезней, ни крупных долгов, ни конфронтации с какой-либо казоку. Твой покойничек, терюнаши, был ушлым малым: любил выпить, заправить под хвостик молоденькой сучке и погонять на гоночном фаэтоне. А ещё, конечно же, любил денежки. Едва ли это может быть прямым доказательством, но что-то подсказывает Чапати, что Нурсет Фиитчи вряд ли избавился от упомянутых радостей собственной лапой…

Опершись на руль гендо, я невидящим взором провожал туши ветростатов, плывущих в ночном, но ярко подсвеченном огнями гнезда небе. Вот как? Значит, у меня тут нарисовался жизнелюбивый вистар-гуляка, какими они почти повально и являются? Пожалуй, я ждал чуть большего.

Едко прокомментировать слова Чапати не успел, та добавила:

— Но Моноспектральная заинтригована, Ланс. Мы станем искать ещё. Есть зацепки, мысли, фантазии?

— Зацепки? Бес его знает… — рассеяно ответил я, покручивая кольцо названной сестры. — Ищите любые данные по наследникам. По конкурентам. По старым распрям, в том числе производственным. Да, вот ещё: отдельно присмотрись к его семейству, супруге и сестре…

Мицелистка фыркнула, словно я ляпнул что-то глупое или крайне неуместное.

— Сразу видно, мой аппетитный, что ты никогда не вёл настоящего прокламаторского расследования. — И попрощалась, хихикнув громко, но сейчас почти без злобы: — Чапати в деле, Ланс. И помни про эксклюзивный материал.

Против своей воли я улыбнулся и поднёс палец к «болтушке»:

— Клянусь, Моноспектральная, он у тебя будет.