Конечно, кровь (СИ)

Глава 10 ТАК ВАЖНО МЕНЯ БРОСИТЬ?

Начало уличного шествия я заметил на подъезде к Бонжуру, ещё на спуске с Тысячи Дорог. Даже когда силовые коридоры закончились и фаэтон пришлось опустить на колёса, с высоты сложнейшей развязки пёстрая змея празднующих просматривалась весьма хорошо.

Шумная, костюмированная и потрясающая надувными фигурами толпа плыла на запад, на каждом перекрёстке пополняясь сотнями новых гуляк. Чу-ха вообще не дураки до одури поорать и напиться на регулярных уличных фестивалях, а уж на таком-то, как Канамара-ац’ри…

Стараясь не вырываться из плотного потока окружавших меня гендо и фаэтонов, я рассматривал огромные надувные и свето-струнные пенисы, покачивающиеся и мерцающие над шествием — символы Каменного Плодородия. Прикинул дальнейший путь и возможные препоны, беззлобно выругался… растущий фестиваль медленно катился к площади Канамару, что значило — через весь Бонжур.

Я мысленно перекроил маршрут возвращения, а яростно засигналивший «Барру» Сапфир сместился к вспомогательной эстакаде. Нырнул на стартовую, подпрыгнул в подвернувшуюся силовуху. Гуляния вынуждали брать южнее с последующим виражом в сторону Виривага-Ню, иначе мне на родные улицы транспорт было не приткнуть.

Внизу шумели, дули в трубы, барабанили и веселились так, что я даже сбросил скорость. Покосился вниз, на пёструю тысячеглавую реку, над которой колыхались трёхметровые члены, и невольно улыбнулся.

Праздник плодородия всегда казался мне забавным. И весьма неприличным, к слову. Но если в прошлые годы я сознательно (и по понятным причинам) его избегал, то после недавней ночи… Интересно, намекнуть Ч’айе о торжественной дате, или всё же поостеречься?

Я снова улыбнулся, едва не поцеловав бампером парящий впереди фаэтон.

В толпе, закутавшись в специальные ритуальные полотна, то здесь, то там предавались плотским утехам; на обочинах процессии спешно возводились лёгкие матерчатые палатки, где любая парочка (а иногда и целая группа) могла за малую плату принести символическую жертву Каменному Плодородию Тиама.

Я вернул внимание силовому коридору.

Да уж (Благодетельная Когане Но свидетельница!), в этом прекрасном мире все постоянно друг друга дрючат… Шири-Кегарета — свою доверчивую казоку; Нискирич — отборных дорогих онсэн и вражеских хетто; вистар — рабов и родственников; дворовая шпана — покорных двухрупиевых кукуга из уютных домов; Аширна — свояка Нурсета…

Снова мелькнуло жаркое воспоминание о Куранпу, этом странном образе не менее странной девчонки в моей норе. Но развиться ему не позволило отсыпанное на гаппи сообщение.

Я невольно хмыкнул. Пробормотал:

— Ты что, байши, мысли читать научилась?..

И открыл на бортовой консоли свето-струнный слепок Аширны фер вис Фиитчи. Вторая вдова сталелитейщика была одета в тот же костюм, что и во время разоблачения сестрицы, но на голове сейчас покоилась лёгкая вуаль с символами смытого позора.

— Господин Скичира, — без приветствия произнёс слепок твёрдым, чуть вибрирующим голосом, — я сделала эту запись, потому что мне было бы очень непросто сказать дальнейшее в настоящем разговоре…

Нахмурившись, я попробовал поставить слепок на паузу, но консоль ответила писклявым отказом.

— Впрочем, вы поймёте, что после событий в «Колесе» особенного желания повторять таковой у меня нет… — с печальной улыбкой добавила Аширна.

А я выругался, на этот раз громко и с чувством, высматривая место для экстренной парковки. Бросил «Барру» вниз и влево, лихорадочно высматривая свободный посадочный коридор под навесными мостками, рекламными конструкциями и даже бельевыми верёвками.

— Я не помню нашу беседу в парке, господин фер Скичира, — продолжила чу-ха на записи, — но помню её последствия. Скажу откровенно, мне до сих пор не по себе от ваших… умений.

Стараясь не упустить ни единого слова, я, наконец, углядел свободный пятак на дне вспомогательного колодца и направил фаэтон в переулок.

— Первое, за что я хотела бы поблагодарить, — кивнула Аширна, — как вы всё прекрасно продумали… Как дали понять, что в комнате находятся ваши бывшие клиенты, которые не дадут соврать, но при этом не указали на меня… Давление тоже было оказано блестяще, в лучших традициях вистар… мастерски… И считалочка, да, она тоже показалась мне забавной. Я не помню ту, с «Колеса», но эта отныне осела в моей памяти до самой смерти…

Мне удалось-таки втиснуть «Барру» в пустынный проулок, куда не заглядывали даже самые разнузданные гуляки Канамара-ац’ри. С проспектов доносился шум, но он почти не мешал слушать откровения спасённой вистар:

— Вероятно, господин фер Скичира, вы ждёте объяснений? — Она вздохнула, оправила шаль, и задумчиво уставилась в сторону. — Не знаю, что я наговорила вам в «Колесе», но да… мы с Нурсетом действительно спали. Уже не один год. Мне неведомо, знала ли об этом Чинанда-Кси, но поверьте — я терзалась каждый из прожитых во лжи дней. Нурсету тоже было неспокойно. Он хотел расторгнуть контракт с Чи… оставить её очень богатой, очень, но жить со мной… вы знали, что это я их познакомила?

Я чуть не кивнул, на секунду забывшись, что имею дело с записью. Происходящее казалось волнительным. Меня, мягко скажем, не так часто находили после выполненной работы. Особенно те, кого по заказу я должен был довести до самоуничтожения…

— Ах, как причудлива жизнь, — вторя моим мыслям, невесело усмехнулась Аширна. — Я могла умереть вместе с Нурсетом, если бы не сработало противоядие… могла умереть в «Пламенном колесе», если бы не вмешались вы…

По спине прокатились мурашки, будто бы чу-ха на слепке и правда умела проникать в чужое сознание.

— Но, быть может, моя жизнь ещё для чего-то нужна этому миру, да?

А вот на этот вопрос я не ответил бы, даже ведя с Аширной фер вис Фиитчи полноценный диалог. Да что там? Я и сам бы с удовольствием задал его кому-то мудрому и всеведущему…

— Благодарю вас, господин фер Скичира! — Та сложила лапы и коснулась ими лба в почтительном жесте. — Когда будет закончено делопроизводство, мои помощники перечислят вам щедрую премию. Если вдруг возникнут сложности, если Чинан… — Она запнулась на полуслове, и даже вуаль не помешала заметить, как непросто ей произносить имя сестры. — Если кое-кто сумеет извернуться и начнёт портить вам жизнь, сразу свяжитесь со мной или поверенными. Я решу любой вопрос.

Моя бровь изогнулась. Краски стали ещё ярче, шум праздника приятнее. Премия! Неожиданно, но до чего же пьянит!

— Разумеется, — продолжила Аширна, всё ещё глядя немного в сторону, чем напомнила мне Нискирича, — излишне напоминать, что всё случившееся должно остаться в строгой тайне. Запись, которую вы активировали, закодирована от пересыпания вовне и будет стёрта после завершения… Благодарю вас ещё многократно…

Она снова коснулась лба сжатыми лапами.

— Пусть хранит вас Двоепервая Стая…

Улыбнулась с оскалом:

— …впрочем, сестра в очередной раз доказала, что можно верить в высшее добро и самопожертвование, одновременно планируя такое… Подумать только… узнать, что я пойду к Нурсету перед «Загоном», хладнокровно смазать бокалы, а потом поехать виниться в «Созидательное Отрицание»… — Она встряхнулась. — Впрочем, теперь это лишь пыль памяти… Светлого неба над вашей норой и незапятнанной судьбы, господин фер Скичира.

На этом слепок погас, оставив меня в тишине и одиночестве.

На мгновение мелькнула мысль: а что, если это был Песчаный Карп в обличии Аширны? Я тут же погнал эти мысли, ведь так было недолго загреметь на одну больничную койку с Зикро…

Потрогал колечко Аммы. Что ж, если вистар готовы платить премии, то могут и дальше изменять друг другу, и даже вне праздника Каменного Плодородия. Отключив «болтушку» от бортовой консоли, я осмотрелся и только сейчас сообразил, куда опустил — едва ли не уронив, — старенький фаэтон любимой синешкурки…

Охнул, машинально открывая дверь.

В салон тут же ворвались полноценные звуки фестиваля, по шее крутанул порыв ветра. Выбравшись из «Барру», я осмотрелся с кривой улыбкой, не в силах поверить совпадению — запись Аширны вынудила меня забиться в один из многочисленных и совершенно пустынных переулков улицы Киопти.

В очень знакомый переулок, куда я не заглядывал уже много лет…

При очередном (и не первом за последнее время) воспоминании о Пяти-Без-Трёх по спине снова прокатился морозец. Я прикрыл дверь фаэтона, задумчиво прошёлся по кругу.

Сложно вычленить, чем именно переулок потянул меня вновь. Говоря по чести, нужно было падать в «Барру» и на полной скорости мчать к знойной и неприступной Ч’айе, с благодарностями отпускать Сапфир и проверять разбухшие счета.

Но чудесное настроение, приступ воспоминаний и эйфория от завершённого дела накатили так плотно, что я вынул из рюкзака «Сачирато» и медленно двинулся к знакомому подвалу. Надевая очки, подумал, что давненько не использовал прибор и вообще почти забыл, каково это, таскаться по тёмным норам и тоннелям…

Несмотря на плотность заселения этой части Бонжура, переулок был пуст. Более того, нужный мне спуск тоже казался заброшенным едва ли не с тех самых злополучных времён. Символы на стенах стёрлись до полуразличимых линий, многие были задуты из баллонов с краской или заклеены объявлениями, рекламой и молитвами с призывами процветания на улицу и район.

Потайной вход нашёлся ровно там, где я и запомнил. Настроив «Сачирато», я осторожно отодвинул в сторону лист гофрированной жести, ещё раз осмотрелся и нырнул в темень. Оказавшуюся в точности такой же вонючей, как и в воспоминаниях…

Стараясь дышать ртом, я с интересом двинулся вперёд. Несмотря на то, что мне довелось побывать в «храме» всего пару раз, каждый поворот, каждый свисающий с низкого потолка кабель казались знакомыми, как в родной норе.

Наверное, мне стоило развернуться и уйти.

Хорошее настроение смело вихрем тягостных воспоминаний. Я вспомнил дикое пламя в глазах Пяти-Без-Трёх; тягучее пение его последователей; смрад десятков немытых хвостатых тел, и исступление, в котором чу-ха тянулись к чужеродному образу, запретному и обманчиво-святому.

Пожалуй, мне не стоило даже спускаться в подвал… но в душе шевелилось тревожное, зудящее, тянущее вперёд ещё раз взглянуть на остатки алтаря.

Чего я ждал под этими низкими сводами?

Выжившего-таки одинокого Пять-Без-Трёх, добровольно изувеченного, измождённого голодом и грязным стрихом; брошенного всем миром, в полузабытьи терпеливо дремлющего у серой стены в ожидании моего возвращения? Или повторной волны ложного всесилия, вызванного перекормленным самолюбием?

Голоса в голове молчали, как и музыка улиц…

На пороге «центрального зала» я остановился, брезгливо принюхиваясь сквозь смешение оттенков самой отвратительной вони. Различил еду… недавно приготовленную… Невольно хмыкнул, осознав, что сквозь гниение и ароматы склизкой тины на стенах пробивается запах настоящего жареного мяса.

Задумался, что это странно, ведь обычно местные торчки предпочитали грызть раздаваемые Подмастерьями Двоепервой Стаи галеты или заливать кипятком дешёвые жировые капсулы. Предположил, что им могло повезти изловить нерасторопного пса; медленно направился к центру «молельни».

Припал на колено, разглядывая бесформенное пятно костровища. Довольно свежего, хоть и остывшего. Рядом обнаружились складной вертел, дряхлые пожитки и разделочные доски. Отбросив их палкой, я увидел разделанную тушу.

После чего резко поднялся на ноги и расстегнул кобуру.

Потому что дворовые собаки, по грустному стечению обстоятельств попадающие в пасть к безнорым наркоманам, не носят удобных спортивных ботинок, курток и рюкзаков…

На меня напали, едва я успел выхватить башер.

Чуть позже я размышлял, что окажись незваный гость обычным чу-ха, ублюдки навалились бы ещё на входе. В моём же случае, вероятнее всего, они настолько ошалели от чужеродных вида и запаха, что пару минут элементарно приходили в себя.

Однако ж, пришли…

Снаружи грохотали барабаны и кимвалы, верещала и стонала тысячами глоток перевозбуждённая толпа, взрывались петарды и шутихи. А в грязном забытом подвале на меня бросалась дрянь совершенно отвратительного вида.

Чу-ха напал сверху, пробравшись по стяжкам многочисленных потолочных кабелей; дёрганный, будто капля на жаровне, худой и длиннохвостый; он был одет в пёстрое тряпьё, а на правой верхней лапе носил устройство сродни сложному шприцу или распылителю.

Обернувшись на шорох и выдернув «Молот» из кобуры, я едва успел прикрыть лицо вскинутым предплечьем — по левому рукаву, разбрызгивая капли на «Сачирато» и скулу, — ударила тонкая струя шипящего, тут же ядовито-обжёгшего, заставившего взвыть и отпрыгнуть.

Очки, к счастью, не повредило. Отскочив и оскалившись, я без труда рассмотрел ублюдка среди проводов и без раздумий всадил в тощий живот сразу пяток фанга. Тот заверещал, разжал хватку, рухнул и плотно запутался в провисших кабелях; вздрогнул, испустил на пол длинную струю обжигающей жидкости, и тяжело обмяк, медленно покачиваясь.

Я отскочил от костровища, тряся облитой рукой и сбрасывая на пол тяжёлые, маслянистые и дымящиеся бусины кислоты. А из проёма слева показался второй выродок, такой же худой и пёстрый.

Этому я не позволил даже вскинуть распылитель. «Молот» щёлкнул ещё три раза, в морде борфа открылось три новых алых глаза, и тот с протяжным хрипом завалился на спину.

Прижавшись к стене в том месте, где Пять-Без-Трёх когда-то ставил нелепый алтарь, я присел на колено, выставил башер, задержал дыхание и прислушался.

По замусоренному бетону соседних комнат, спешно затихая в удалении, скребли когти удирающих крыс. Несколько секунд их писк и шуршание ещё доносились до меня, но затем всё стихло, а я мог только посочувствовать подвалам тех комплеблоков, куда уроды доберутся подземными ходами…

Убедившись, что окружающая тьма отвечает лишь пульсацией крови в моих ушах, я торопливо перезарядил «Молот», почти разряженную кассету спрятав в карман. Бережно ощупал обожжённую щёку, беззвучно выругался и осторожно — вдоль стеночки, с оружием на уровне груди, — двинулся в сторону выхода.

Байши, вот говорил же себе, что нужно двигать в нору⁈

Так какого, спрашивается, *уя⁈

А если бы суки оказались чуть прово…

Замер: датчики «Сачирато» зафиксировали звуки в соседнем помещении. Едва слышные, не нарастающие, теперь я разбирал их и сам. Приподняв «Молот», быстро выглянул в проём, отступил, рассмотрел зафиксированную очками картинку… и торопливо вошёл.

На трубе под потолком висели трое: грузная взрослая самка; парнишка, на вид чуть моложе Прогиба; и старик. Все они были связаны так плотно, что и хвостом не шевельнуть, морды опутали кляпы, и только подросток пытался дёргаться, чуть задевая боком бетонную стену. Глядя на припасы «Кислотных шутов», я пожалел, что не могу заново убить двух тварей, напавших на меня в молельной.

Спрятав башер, я выщелкнул клинок ножа и принялся бережно срезать пленников с трубы. Самка почти не двигалась, но слабое дыхание улавливалось. Старый чу-ха был мёртв, причём, по всей видимости, уже не первый день.

А вот паренёк — едва я разрезал верёвки и сковывавшие лапы провод а, — зарычал, щёлкнул зубами в сантиметре от моих пальцев и рванул прочь с такой скоростью, что меня обдало пылью.

Что ж, разве его можно было винить?

Я ещё раз прислушался и убедился, что «Шуты» не вернулись. Выбрался из проклятого подвала. Дрожащим пальцем пролистал ячейки гаппи, соображая, кого именно вызывать. В итоге остановился на Пио. Пусть здоровяк являлся бригадиром по сбору дани, а не силовиком, в голову первым почему-то пришёл именно он.

— Куо-куо, братишка! — Слепок Пио показал мне скрещённые пальцы. — Как сам?

Я не стал тратить время на приветствие или пустую болтовню. Кратко, максимально ёмко и информативно обрисовал казоку-йодда ситуацию, дал как можно более точный адрес и запросил группу зачистки.

Пио слушал в суровом молчании, деловито отмечая что-то на невидимой консоли, и пообещал быть через десять минут.

Вернувшись к «Барру», я тяжело упал на водительское сиденье, щедро глотнул паймы и осмотрел ожоги. К счастью, сильнее прочего пострадало пальто — из проплешин на рукаве даже проглядывала экранирующая сетка. «Сачирато» почти не задело, лишь оплавив обод оправы. А вот на лице следы всё же остались, зудящие, опалившие кожу и лишь чудом не прожёгшие левую скулу до кости.

Я обеззаразил отметины нифотехом. Мазнул по лицу «жидким бинтом», ругаясь предельно беззвучно, чтобы лишней мимикой не помешать препарату застыть. Осторожно глотнул ещё паймы.

Можно ли назвать везением случайное обнаружение мелкого логова «Кислотных шутов»? Или же случившееся можно назвать как раз невезением? А то, что струя ублюдка не попала мне, скажем, в глаз? Или что говномесов не оказалось пять, двадцать или даже больше? А спасение незнакомых чу-ха, пусть и не всех?

Так, господин Скичира… теперь вы точно катите домой! На*уй испытывать судьбу, когда в норе вас ждёт горячая подруга и полный кошелёк!

Фаэтон в воздух я поднимал так быстро и неосмотрительно, что сорвал десяток проводов и верёвок с подштанниками. Развернулся под цветистую брань из окон, и рванул вперёд с такой скоростью, что вздрогнул и сам.

Над процессией Канамара-ац’ри пришлось немного нарушить правила… Ну, может, не так уж и немного… Ладно, признаю честно, правила воздушного движения я нарушил основательно и грубо — на малой высоте прошёлся поперёк фестиваля, едва не врезавшись в пару надувных членов; и погнал к «Куску угля»…

Успокоиться удалось только на въезде в гараж комплеблока, после ответного вызова Пио, который сообщил свежие новости — отряд «Детей» прибыл на место, самку откачали, след борфов взяли и начали преследование.

Поставив «Барру» на привычное место, я ещё несколько минут посидел в тишине, и только потом скидал в рюкзак разбросанную аптечку, «Сачирато» и разряженную кассету башера. Двинулся к лифтам. Уже дожидаясь кабины, запоздало вспомнил, что следовало убедиться в отсутствии хвоста… но махнул на это рукой.

Спустился под гаражи, дошёл до нужной двери. И замер.

В сознание вполз знакомый страх: а что, если Ч’айи нет внутри? Если её нашёл фер Шири-Кегарета? Или Нискирич? Или она вообще сбежала, больше не желая меня видеть? Что, если за время моего отсутствия девчонки не поделили сущую мелочь, и Сапфир причинила ей вред?

Я стиснул кулаки.

Хорошее настроение, купавшее меня в своих лучах ещё час назад, испарилось под звуки мысленной какофонической музыки; на смену ему пришли привычная тревожность, нервозность и ожидание беды… Помотав головой, я потянулся было к фляге, но решил притормозить. Ещё раз осмотрел полутёмный коридор подвала и осторожно отбарабанил условным стуком.