Конкурс Мэйл.Ру

ЧАСТЬ СОРОК ПЯТАЯ

Михаил сидел на тахте и курил, стряхивая пепел на ковер.

— Проснулись? — холодно осведомился я. — Мне хотелось бы, чтобы вы показали мне пропуск из Дивеево.

— Какой пропуск? — заюлил гость. — Меня там все знают, все ко мне хорошо относятся и всегда пускают туда-сюда-обратно-обоим нам приятно. И монахини тоже. Гыыыы! Это я так пошутил. А у вас — что, нет чувства юмора? Я давно уже, знаете ли, ощущаю вашу враждебность. Вы злой человек, Скиталец.

— Откуда вы знаете, что я Скиталец?

— Ой, не помню, может, отец Илларион сказал, может, ваш сосед. Очень, кстати, приятный юноша. И совсем не грубит, не то, что вы. Но я думаю, все дело в том, что вы меня просто плохо понимаете.

— Да нет, напротив, я очень хорошо вас понимаю, — сказал я. — И я вас очень попросил бы, чтобы вы мне сказали, кто вы такой и зачем ко мне вторглись.

— Ну я же вам говорил, меня отправил отец Илларион.

— Хорошо, — я взял в руки телефон и набрал номер храма.

За священником послали, он подошел через минуту и я спросил его, действительно ли он послал ко мне человека, который говорит, что приехал из Дивеево.

— О да, — согласился отец Илларион. — Он, конечно, несколько странный, и надо сказать, бесцеремонный, но он хорошо знает архимандрита Симеона, с которым я вместе учился в семинарии.

— Это он вам так сказал? Или отец Симеон? — осведомился я.

— Ну конечно, гость из Дивеево. Прости, я запамятовал, как его зовут.

— Михаил, — сказал я. — Отец Илларион, я не верю ни одному его слову. Он не тот, за кого себя выдает. Неужели вы не почувствовали?

— Голубчик, — взмолился священник, — у меня служба сейчас начнется. Потерпи его пару деньков, а потом он сам уедет, хорошо? — в трубке раздались короткие гудки.

Я повернулся к гостю.

— Ну что ж, — сказал я. — 48 часов вы можете здесь находиться. И ни минутой больше. Только потому, что за вас хороший человек попросил. Хотя он вам тоже не верит. Только вот одно условие — прекратите вести себя в моем доме, как хозяин!

— Что вы имеете в виду? — возмутился Михаил. — Если то, что я взял у вас из блока пачку сигарет, то, пожалуйста, так и быть, я верну… — он вытащил из кармана мои сигареты и положил на прикроватный столик. Я заскрипел зубами.

— Вы прекрасно поняли, что я имел в виду.

— Я вас не понимаю, это все ваша враждебность. Мне, конечно, неуютно будет у вас, но что поделать, куда-то же мне надо на эти дни деваться, — и человечек юркнул из спальни в коридор. Когда он выходил из комнаты, то по-птичьи наклонил голову, повернул через плечо ко мне лицо и, как мне показалось, опять подмигнул мне.

Я сдернул простыню с тахты, снял наволочки с подушек и пододеяльники с одеял, отнес все это в ванную, бросил в стиральную машину. Вернулся в спальню, подмел пепел с ковра. Мне очень хотелось взять в руки мокрую тряпку и тщательно вымыть всю комнату, каждый предмет, но я решил, что негоже надолго оставлять Михаила с моей семьей и отправился на кухню.

Хиппа уже ушел. У Михаила в руках была колода карт — вероятно, он принес их с собой, у нас их отродясь не было, — гость показывал Длинноухому какой-то дурацкий фокус. Малыш с интересом следил за ним, смеялся, поблескивая глазами и раскрасневшись, давно я не видел его веселым. Дашка, не стесняясь постороннего, кормила Цыпленка грудью.

— Даша, — он поживет у нас, но всего два дня, не беспокойся, — вполголоса предупредил я.

— Да пускай остается, — ответила Дашка. — Посмотри, он такой веселый. Длинноухому с ним хорошо.

— Но он врет, он не наш, ты же сама это видела, он не православный.

— Ну и что? — сказала Дашка. — Ты прямо упертый какой-то. Можно подумать, остальные — не люди.

— Люди, конечно, люди, — согласился я. — Но с нормальным человеком можно общаться. Вот с Хиппой у меня же прекрасные отношения.

— И Хиппа, между прочим, сказал, что он нормальный дядька, а что врет — так в этом нет никакого криминала. Ну свойство такое у человека.

Михаил продолжал показывать фокусы Длинноухому. Периодами они оба оглядывались на меня и начинали громко хохотать. Я никогда не слышал, чтобы мой мальчик так цинично и нагло смеялся. Не знаю, когда с ним успел договориться Михаил, но между ними явно существовал молчаливый договор. И несмотря на шум, издаваемый гостем, я был уверен, что он прекрасно слышит, о чем я говорю с женой.

Мне стало невыносимо находиться среди них, я вернулся в спальню, сел за компьютер, соединился с Феей, сказал, что мне нужно посоветоваться с ней насчет той ситуации, в которой я оказался. Но Фея, к моему удивлению, выслушав мой рассказ, приняла сторону гостя. Я соединился с Шаманом, Одинокой Птицей, и оба они дружно стали уверять меня, что я слишком эмоционален, не объективен, что гость — нормальный человек, а я просто испытываю к нему естественную антипатию, как человек, который редко с кем общается. Я уже хотел выключить компьютер, как вдруг замигала лампочка экстренного вызова. Я включил линию. На ней был Ветер.

— Ветер, ты разве не умер? — удивился я.

— Конечно, умер. Я хотел сказать тебе, что я знаю, кто это, Скиталец, но только одно могу сказать — беги! Оставь семью и беги. Ты никого не сможешь уже спасти…

— Ветер, что ты такое говоришь? — взмолился я. — Я не могу бросить Дашку, Длинноухого, Цыпленка… — но Ветер не ответил.

Я вернулся на кухню.

— Кстати, паспорта у вас тоже нет? — спросил я Михаила.

— Почему же нет, есть, вам показать, подозрительный вы наш? — дружелюбно улыбнулся мне гость широкой белозубой улыбкой. Но водянистые глаза его смотрели мимо меня.

— Покажите, — потребовал я. Михаил протянул мне паспорт. Я посмотрел данные гостя. Иванов Михаил Александрович. Я взял бумажку и записал это, затем номер паспорта, прописку. Он был прописан в Питере. — У вас ведь есть здесь квартира, — сказал я.

— Ну и что? — ответил гость.

— Вы говорили, что вам негде остановиться.

— Вы просто завидуете, что я подружился с вашей семьей, — возразил Михаил.

— Причем здесь моя семья? Может, вы хотя бы не будете уходить от прямых ответов?

— А я разве ухожу?

— Да что ты привязался к человеку? — заступилась за самозванца Дашка. — С тобой просто ладу в последнее время не стало.

— Боже мой! Но он ведь все врет! Неужели ты не чувствуешь, что ему нельзя верить? — я схватился за голову.

— Да почему же нельзя? Михаил, простите его, что он такой невоспитанный. Кстати, а кто вы по профессии?

— Я? Я исцелитель, — улыбнулся Дашке гость. Он наклонил по-птичьи голову, глянул на меня, подмигнул и на долю секунды я увидел, что он показывает мне язык.

— Так вы доктор? — радостно воскликнула Дашка. — Посмотрите, пожалуйста, Цыпленка. Он заболел.

— Нет, — крикнул я. Внутри меня все похолодело.

— Ты бы сходил, проветрился, — улыбнулся мне гость.

— Действительно, ты совсем перестал соблюдать правила приличия, — поддержала Михаила Дашка. А Длинноухий вдруг заскулил:

— Дяденька Миша, а вы потом еще покажете мне фокус?

Я выбежал из кухни. Я выбежал из квартиры. Я выбежал из дома. На улице было холодно, а я выскочил в одной рубашке, шлепанцы на босу ногу. Я скинул их и побежал вокруг квартала. Мне надо было успокоиться. Я бежал. Бежал. Бежал. Круг. Другой. Третий. Тело ломило все более невыносимо. Плечо изнывало от боли. Но хуже всего было то, что я не мог держать дыхание, оно сбивалось, у меня заболела грудь, она стала вдруг огромной и горячей. На четвертом круге я споткнулся и упал. И увидел, как вылетаю из собственного тела. Только лежало оно не на улице, как мне казалось, оно должно было лежать. Оно было на тахте. В углу стояли испуганные Дашка и Цыпленок, оба плакали. На мне сидел Хиппа и ритмично нажимал на мою грудь. Михаила не было. Я облетел всю квартиру. Никаких следов самозваного гостя. Я так обрадовался, что не заметил, как оказался опять внутри собственного тела.

— Ох, тяжелая эта работа — из болота тащить бегемота, — слезая с меня, облегченно заметил Хиппа.