И тут, словно поняв, что пора выручать батьку, проснулся Цыпленок, увидел в комнате чужих людей и истошно завопил.
— Позовите, пожалуйста, жену! — попросил я.
— Мы сами его отнесем к ней, — сказал капитан Касьянов и кивнул долговязому парню. Тот отошел от тахты к кроватке, вытащил из нее Цыпленка. Внутри меня что-то оборвалось. Чужой человек, не просто чужой — враг — взял на руки моего ребенка. Мне самому хотелось протестующее закричать, вырвать у него малыша, но я почувствовал, что полностью беспомощен в этой ситуации. Я не могу им приказать привести сюда Дашку. И бесполезно их просить. Так стоит ли унижаться? Стиснуть зубы и терпеть. Это мне и пришлось сделать. Через минуту долговязый парень вернулся и «дружеская беседа» с органами безопасности возобновилась.
— Систему Купера я не очень знаю, — честно сознался я. — Я слышал, что бегать надо много и медленно, именно так и стараюсь делать, но глубоко никогда в нее не вникал.
— Ну предположим, — кивнул Касьянов, — еще одно предположим. Посмотрим, сколько у нас их наберется к концу разговора.
— В жизни не все укладывается в простую схему, — попробовал я снова уйти в сторону от конкретных вопросов. Но Касьянова было не так легко сбить с намеченной им темы. И сейчас он меня чуть не поймал:
— Вас ранило до встречи с патрульными или после нее?
— Я же сказал вам, что не помню, когда это случилось. Может быть, вообще не в тот день.
— Куда вы побежали после встречи с патрульными?
— До моста, до Каменноостровского, потом направо.
— А не по мосту?
Я почувствовал, что надо сосредотиться и быть внимательным. Возможно, увэдэшник блефует, а, возможно, у него есть какие-то доказательства того, что я был на острове.
— Черт! Плечо очень болит, позвольте принять обезболивающее, капитан?
— Пожалуйста.
Я потянулся к прикроватному столику и взял с него антибиотик, выпил его, обезболивающее оставил нетронутым. Во время возникшей в разговоре паузы я обдумывал, что я должен сказать дальше. И решил рискнуть — спровоцировать капитана раскрыть карты.
— Я побежал направо. Я никогда не бегаю на острова. Кроме тех случаев, когда мне надо в храм.
— А вам не надо было в этот день в храм?
— Надо было, но сын заболел… Я не мог выйти надолго. Только слегка пробежался с утра.
— То есть вы готовы подписаться, что на остров не заворачивали?
Я изобразил возмущение.
— Капитан! Я несколько дней болен, почти все время без сознания, плохо помню, что было со мной в последнее время. Я не могу дать никаких гарантий. Вы меня спрашиваете — я отвечаю то, что помню. Но стопроцентно утверждать не возьмусь.
— Как вы объясните, что на острове была найдена ваша куртка?
— Понятия не имею. Но почему вы решили, что это именно моя куртка?
— На рукаве было обнаружено отверстие от огнестрельного оружия, и вся куртка в крови.
— Вы что — анализ ДНК делали?
— Делали, да, — ответил капитан Касьянов. Он не торопился задавать дальнейшие ответы. Он был уверен, что загонит меня в угол и поэтому никуда не спешил. Капитан Касьянов явно хотел дать мне время обдумать сказанное им, чтобы понять — им про меня известно все.
— А что? Теперь каждую куртку, найденную на улице, проверяют на то, кому она принадлежит?
— Ну, вы же знаете, что во-первых, не на улице, а в парке, во-вторых, на ней было слишком много крови, а в-третьих, все преследовавшие вас люди пропали без вести.
— Какие люди? — меня загнали в угол, и я стал пороть чушь, только чтобы оттянуть время.
— Как какие? Сатанисты. Вы сами прекрасно знаете. Один из них был найден мертвым, с прокушенным горлом, в районе очистных сооружений.
— Вы хотите сказать, что я прокусил ему горло?
— Нет, ну что вы, — сказал капитан Касьянов, — Я помогу вам. Я знаю, что вы жертва обстоятельств. И вас преследовали, вам грозила гибель. Сейчас вы совершаете благородный поступок — выгораживаете того, кто спас вашу жизнь. И я могу пойти вам на встречу — не обратить внимание на столько несоответствий в вашем рассказе. Я не спрашиваю вас — кто именно спас вам жизнь. Ответьте только на один вопрос — кому принадлежала эта трубка? — и вы будете свободны. — он показал мне трубку Хиппы.
— Почему вы знаете, что мне это известно? — попытался я выкрутиться.
— Потому что в кармане вашей куртки находилась отломанная крышка этой трубки. И на ней были отпечатки. Ваши отпечатки.
Вот черт! Как же я прозевал в своих ментальных построениях, что бросил на острове куртку?
— Как вам сказать? Моя это трубка, капитан.
— Ваша?
— Да.
— А откуда вы ее взяли?
— Выменял у какого-то алкаша на бутылку водки. Я понимаю, капитан, что трубка краденная, и я обязан был сообщить о ней органам, но я бедный человек, сами понимаете, я не могу себе позволить таких дорогих игрушек. Хотелось несколько дней сначала самому попользоваться. Но если вы считаете, что за это меня следует посадить, то пожалуйста, — опять меня понесло, только бы Касьянов не врубился, что я юродствую, а ведь прекрасно он все понимает, сукин сын, что это я сам себя обманываю?
— Вас сильно избили на острове, — флегматично продолжал увэдэшник. — Как вы домой добрались?
В этом вопросе я чувствовал себя уверенно, об этом мы с Дашкой четко договорились, возможно, только, что я слишком поторопился с ответом:
— Не помню, капитан, был без сознания. Дашка говорит, что нашла меня у двери квартиры. Кто-то принес меня.
— Значит, это был кто-то из ваших знакомых?
— Нет, у меня всегда с собой паспорт. По нему, скорее всего, адрес определили. Патрульные должны были сказать вам.
— Как там у нас? — спросил Касьянов долговязого парня.
— Полная лажа, от первого слова до последнего, — ответил парень, отцепляя от моего предплечья манжету детектора лжи.
— Ну, так и знал я, — произнес задумчиво капитан. — Жаль, что вы не захотели по-хорошему. Придется вам все же одеться и проехать с нами.
— Придется — так придется, — я сел на тахте; пытаясь справиться с головокружением и тошнотой, подступившими от резких движений, закрыл глаза. — Ситуация была безысходная. Они накачают меня наркотиками, и я все расскажу им про Хиппу. Бежать я не могу, сил нет. И умереть, кажется, не получится. Боже мой, Царю Небесный Утешителю, будь так добр, выручи меня, Отец мой…