Я проснулся с ощущением, что я совершенно здоров. Все было, как в старые добрые времена. Только в комнате стоял кавардак, не было рядом Дашки и еще я по-прежнему чувствовал незримый покой, благодатно сходивший на меня. Я потянулся и вскочил с тахты. Быстро сбегал в ванную, умылся, вернулся в спальню, зажег лампаду перед иконами и прочитал утреннее правило. Сделал зарядку. Собрал валявшиеся на полу вещи, которые я вчера вытряхнул из рюкзака, отнес все в ванную — некогда мне ими заниматься. Шкаф по-прежнему загораживал окно, мне захотелось подвинуть его на место, но я несколько переоценил свои силы, мне это не удалось, и я махнул на него рукой. Я приготовил на скорую руку яичницу и кофе, позавтракал, вымыл посуду. Больше заняться пока что было нечем. Взял Библию и стал читать Апокалипсис.
«И, начав речь, один из старцев спросил меня: сии облеченные в белые одежды кто, и откуда пришли? Я сказал ему: ты знаешь, господин. И он сказал мне: это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца. За это они пребывают ныне перед престолом Бога и служат Ему день и ночь в храме Его, и Сидящий на престоле будет обитать в них. Они не будут уже ни алкать, ни жаждать, и не будет палить их солнце и никакой зной: ибо Агнец, Который среди престола, будет пасти их и водить их на живые источники вод; и отрет Бог всякую слезу с очей их».
В двенадцать часов я включил ноутбук Длинноухого и зашел на главную страницу Мэйла. Там уже был вывешен список победителей всех конкурсов. Мой ник красовался на первом месте. В тотализаторе бушевали страсти. Большинство народа ставило на Цыпочку и теперь обвиняло администрацию в фальсификации результатов конкурса. Лишь немногие были рады, в том числе Гоша Пулькин. Он давал интервью новостям первого канала и был страшно доволен.
— Эх, Гоша-Гоша, знал бы ты, какой ценой заплачено за твой выигрыш. И сколько еще заплатишь ты сам, бедолага… — пожалел я его и выключил ноутбук.
Мне не пришлось долго искать себе новые занятия. Через полчаса раздался звонок в дверь. Я пошел открывать. За порогом стояла группа людей в форме внутренних войск и в масках. Их было человек десять.
— Зачем вас столько? — спросил я, усмехнувшись, и пропустил их в квартиру. Вслед за ними в квартиру юркнул маленький вертлявый человечек, которого я сначала не заметил из-за его роста, в руках у него была видеокамера.
— Постойте, вы с ними? — спросил я, схватив его за рукав. Он оглянулся и я увидел знакомые белесые водянистые глаза. — Михаил? — удивился я. — Исцелитель?. — В ответ он подмигнул мне и юркнул вперед, в спальню. Я прошел следом.
— Вам нужны все эти церемонии? — лениво спросил один из военных. — Зачитывать приговор?
— Да нет, не надо, — сказал я. — Делайте свое дело. Только поскорее.
— А вот учить нас не надо, — высунулся сзади Михаил. — Мы сами разберемся, что и как.
— Вы готовы? — оглянулся на него военный, который заговорил со мной. Очевидно, он был здесь старшим.
— Всегда готов! — радостно воскликнул Исцелитель.
— Как вы собираетесь меня убить? — спросил я.
— Казнить, а не убить, — поправил старший. — Вам будет введена внутривенно смертельная доза фенадола. Снимите свитер.
Я стянул свитер. Из нагрудного кармана выпал один из крестиков, которые я собирался взять в Чумной форт. При виде его Исцелитель побагровел и повелительным тоном приказал старшему из военных:
— Разденьте его догола.
Я думал военный воспротивится тому, что им командует этот ничтожный человечек, но он воспринял этот приказ как должное.
— А не рано ли? — засомневался военный. — Публика еще не привыкла к таким зрелищам.
Михаил-Исцелитель захихикал:
— Публика привыкнет ко всему, чему угодно, как только ей это покажут. Они все проглотят. И пусть только кто что вякнет.
Старший военный кивнул, ко мне подскочили трое подручных и стали срывать с меня одежду. Я не знал, сопротивляться мне или нет, и просто стоял. Меня раздели донага, сорвали крест и бросили его тоже на пол. Я видел, что Исцелитель хочет меня унизить, но унижения, стыда, страха не испытывал совсем, несмотря на то, что он снимал всю эту сцену камерой. Я растерянно оглянулся, не зная, что делать мне дальше, когда один из военных ударил меня в солнечное сплетение. В голове почернело и перехватило дыхание. Они долго мутузили меня, я испытывал сильную боль, но она существовала как бы отдельно от меня, и совершенно не мешала тому чувству любви и покоя, которое все так же спускалось на меня. Любовь и покой были всюду, они заполняли всю квартиру, а, может, и больше, чем только квартиру. Я не понимал, как они не чувствуют того же, что и я. И чем больше они били меня, тем более жалко мне их становилось. «Прости их, Господи, ибо не ведают, что творят», — помолился я за них разбитыми губами. Похоже, им не терпелось сломить меня, и, наверное, они легко бы этого добились, если бы кто-то невидимо не помогал мне. «Кто это? — подумал я. — Может, мои заступились за меня у Престола Божиего? Или это Ангел-Хранитель?»
Наконец они решили, что достаточно, и отпустили меня. Я стоял и старался улыбнуться им. Было трудно, но не столько от боли, сколько от того, что лицо распухло и не слушалось меня.
— Привяжите его к тахте, — приказал старший военный, но Исцелитель тут же заегозил, задергался.
— Не к тахте, не к тахте, к шкафу.
Они охватили мне запястья резиновыми бинтами. Я не видел, как они закрепили их к шкафу, но стоял я, раскинув руки в стороны, а ноги мои закрепили снизу. Исцелитель включил ноутбука Длинноухого, нашел какую-то радиоволну, которая разносила дикие, душераздирающие звуки. Кажется, этим он тоже хотел меня унизить. Я улыбнулся, как только мог. Вдруг я увидел, что у ног моих лежит кавказская овчарка. Нет, их было две. Найда, а вторая… я страшно обрадовался, это был Волчок моего отца. Они просто лежали рядом, не ласкались, не скулили, не лаяли. Они не пытались меня защитить. Но от того, что они находились рядом — совсем близко, я чувствовал их горячее дыхание, — мне стало еще светлее, чем прежде, хотя это и казалось невозможным. Я никогда не думал, что человеку может быть так хорошо.
— Пусть сожрет свой крест, — заверещал Исцелитель. Они подняли с пола кресты и заставили меня проглотить их. Третий крест они достали из кармана свитера — я удивился, откуда они знают, что он там? — и тоже проглотил его. Найда махала хвостом, я кивнул ей, а когда поднял голову, увидел, что в комнате прибавилось людей. Теперь здесь было много людей без масок. И все они были удивительно знакомы, хотя некоторых из них я не видел уже два десятка лет. Я увидел отца и мать, я увидел своего друга детства, попавшего под машину в седьмом классе, я увидел Дашку, Ветра, Одинокую Птицу. А где же мои дети? Я увидел двух молодых людей, и понял, что это Длинноухий и Цыпленок. Я увидел незнакомца и сразу понял, что это Хакер. А сзади всех маячили чьи-то рыжие лохмы. «И Хиппа здесь», — обрадовался я. Я увидел множество наших прихожан, и Машу, и отца Иллариона, и сменившего его отца Сергия. Они все молча ждали. Ничего не говорили, не предпринимали, но рядом с ними мне становилось все лучше и лучше.
— Последнее слово хотите сказать? — спросил старший военный и кивнул в сторону камеры. — Увековечиться?
— Хочу, — кивнул я и продолжил. — Верую во Единого Бога Отца Вседержителя, Творца Небу и Земли… — тут мне заткнули рот, а я продолжал молиться про себя. А прочитав Символ Веры, начал «Отче наш», а за ним «Богородице Дево».
Когда мне ввели лекарство, я стал вспоминать, что же говорят на исход души от тела, но не сумел вспомнить и произнес молитву, которую всегда говорил перед самым сном, уже лежа в постели: «В руце Твои, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, предаю дух мой, ты же мя спаси и сохрани и живот вечный даруй ми. Аминь».
Я увидел, как толпа встречающих раздвинулась, пропуская двух человек. Они были в белых одеждах и выглядели гораздо светлее всех остальных. Ангел-Хранитель и Встречный Ангел, — догадался я. Я знал, что у ангелов нет крыльев, но так привык к их изображениям с белыми пушистыми крыльями за спиной, что очень удивился.
— Пойдем, — позвал один из них. — Тебе пора.
И я пошел вслед за ними. Но как говорится, это уже совсем другая история, и о ней я не могу вам рассказать.
Лето-осень 2007 г.