Принц ужинал в окружении лишь небольшой компании. В неё входили его старые друзья — Рипарфон и Фуркево, — а также де Шавайе, готовый стать его другом немедленно.
Слова, сказанные принцем в присутствии свиты, не выходили из головы Эктора. Но в ещё большей мере они занимали Фуркево, недавно прибывшего в лагерь.
Какая воля могла служить препятствием воле его высочества? Уж не интриги ли королевского двора просматривались во всем этом? Фуркево горел желанием разгадать эту тайну.
За время ужина принцу несколько раз приносили срочные донесения, не терпящие отлагательства. При чтении одного из них принц заметно побледнел и велел призвать офицера, его доставившего.
— Сударь, — сказал герцог офицеру слегка дрожащим голосом, — из уважения к чину я не стану спорить, но передайте маршалу, что я возлагаю на него полную ответственность за все, что может произойти. За все, слышите, сударь?
Офицер молча поклонился и вышел. Принц повернулся к собеседникам.
— Становится скучно, господа, — заметил он. — Завтра битва, так повеселимся же сегодня, если не знаем, будем ли веселиться завтра!
— Завтра битва? — спросил Эктор.
— Думаю, завтра мы увидим, на что способен принц Евгений.
— Слава Богу, наконец-то! — произнес Фуркево, приказывая наполнить свой стакан. Я пью в честь боя. Так отпразднуем же эту счастливую новость!
— Вы полагаете, она будет счастливой? — спросил герцог Орлеанский.
— Как?! Ведь вашего сигнала ждут полки солдат с оружием в руках. Вы ими предводительствуете и не хотите, чтобы я был весел?
Герцог покачал головой.
— Благодарю за ваши чувства, — ответил он, — но у меня есть основания опасаться развязки. Вас надежда на битву радует. Следует ли мне признаться, что меня она огорчает?
Присутствующие молча слушали принца. Сделавшись ещё более серьезным, он обратился к Рипарфону:
— Я вам обязан, герцог, теми минутами счастья, что вы доставили мне вместе с вашими друзьями. Поверьте, здесь, в Италии, мне ещё не приходилось его испытывать.
Фуркево не смог сдержать удивленного восклицания.
— Вас это удивляет, — усмехнулся принц, — но это так. Знай я здешние дела, ни за что бы сюда не приехал.
— Похоже, они идут не совсем хорошо? — осведомился Эктор.
— Ха, не совсем! — воскликнул горестно герцог. — Не совсем! Лучше скажите, просто плохо! Я не люблю заниматься делами не вовремя, но они преследуют меня даже сейчас, в вашем обществе.
— Следует отметить, они неудачно выбирают время, — заметил де Рипарфон с важной насмешливостью.
— Вам смешно говорить, — парировал принц, — но раз мне суждено потерять свое доброе имя в этой свалке, по крайней мере, я мог бы потерять его, не скучая.
— Неужели все так плохо? — спросил Фуркево.
— Хуже не придумаешь. Да и как могло быть иначе, если начальники действуют вразнобой?
— Вы говорите о начальниках. Я думал, здесь только один начальник.
— Это лишь видимость. Да к тому же тот, кому воздается больше почестей, то есть я, имеет власти меньше других. Мои приказания не исполняются или переиначиваются до неузнаваемости. Вчера я послал три полка в поле, но их отправили в горы. Похоже, злой гений стоит на пути моей власти.
— Я знаю людей, ваше высочество, которые на вашем месте приказали бы расстрелять этого гения, — спокойно заметил Эктор.
Де Рипарфон улыбнулся.
— Нельзя расстрелять маршала Франции…
— По крайней мере, его отрешают от должности.
— Что бы вы сказали, — спросил принц, — если посланник, с которым я потребую отставки маршала Маршена, вернется назад с моей отставкой?
Эктор и Фуркево переглянулись.
— Вашей?! — вскричали они одновременно.
— Да, моей. За подписью мсье де Шамийяра. Разумеется, начинался бы ответ с самых лестных слов и учтивых выражений, но заканчивался бы отставкой.
— Ваша отставка? Невозможно! — вскричал Фуркево.
— Почему?
— Но ваше положение! Имя, которое вы носите!
Герцог Орлеанский рассмеялся.
— Имя принца крови? — спросил он. — Господин де Рипарфон вам объяснит, какое место занимает принц крови при дворе Людовика XIV. Эх, будь я не законнорожденным принцем крови, а каким-нибудь сынком мадам де Монтеспан! Но нет, я всего лишь законный принц, происхожу от Анны Австрийской, как и наш монарх. Фи, господа, это хорошо для того, чтобы носиться с гончими по Сен-Жерменскому лесу, быть у короля на вечерами в Марли, ездить на приемы в Версаль. Но воевать, как наш прадед Генрих IV? Нет, ни-ни! Да я вам даю честное слово, что не знаю, как здесь очутился! В Версале, видно, очень надеялись, что я проиграю какое-нибудь сражение. Впрочем, надо признать, безошибочный расчет: ведь там хорошо знают достоинства людей, от которых я завишу.
— Вы должны опровергнуть эти низменные расчеты! — взволнованно произнес Эктор.
— Постараюсь, не для успеха собственно, а ради чести моего доброго имени. Но я принужден за него платить. Шамийяр не расположен ко мне, а мадам де Ментенон меня просто ненавидит. Мне нет опоры в Версале и тысяча преград препятствует мне в Турине.
— Так разрушьте их, ваше высочество! — с жаром воскликнул Фуркево.
Принц пожал плечами.
— Вы забываете, — ответил он, — что существуют тайные предписания. Разве не может Маршен иметь предписаний действовать без меня или даже против меня? Он очень учтив и предупредителен, но его приказания исполняются прежде моих. Ведут же они обычно к поражениям. Вот почему я хотел оставить армию. Но вы, сударь, — он обратился к де Шавайе, — помешали мне в этом…
— Я рад от имени всей армии, ваше высочество.
— Благодарю вас. Но не радуйтесь за меня. Следствием будущего сражения может быть гибель моей военной карьеры, и этим прекрасным результатом я буду обязан глупости де Лафейяда и бездарности маршала Маршена.
— А король? — спросил Эктор. — Знает ли он все это?
— Король не интересуется такими мелочами.
— Но вы же королевской крови, и ваше поражение может бросить тень и на него.
— Нет, он слишком высок для того, чтобы оно его коснулось. Да, он король, но это, сударь, Людовик XIV, то есть величайший из властителей вселенной. Сама слава утомлена громом его побед. Рухнет Европа, погибнет Франция, но это его не смутит. Этот король защищен своим могуществом, как Юпитер стрелами — молниями.
Тут вмешался де Рипарфон, холодно заметив:
— Я знаю многих, кто на его месте был бы гораздо хуже.
Принц умолк, казалось, его буйная пылкость угасла.
— Вы правы, — подтвердил он. — От короля исходит добро. Но многое он делает по неправильным внушениям со стороны придворных.
— Король любит истину, — прибавил Рипарфон, — но его принуждают к неправде. Быть на такой высоте, и чтобы при этом не закружилась голова!.. И все же, господа, согласитесь, в древней Греции он занял бы место на Олимпе. Но Людовик XIV — первенец Бурбонов, и этого для него уже достаточно.
— Ей-Богу, он прав, когда довольствуется этим, — весело произнес принц, вдруг забывший свою досаду, — поэтому предлагаю тост за здоровье французского короля. Да здравствует король!
Присутствующие опорожнили свои бокалы.
— А знаете, господа, что мне нравится в короле? Его любовь к хорошеньким женщинам, — усмехнувшись, произнес Фуркево.
— Это замечание открывает вашу собственную слабость, — смеясь, заметил принц.
— Что ж, не отпираюсь. Надо же разнообразить эту скучную жизнь. Что касается меня, Поля-Эмиля-Феба де Монвера, маркиза де Фуркево, я отношу к неверным того, кто не посвящает женщинам всего своего времени, сердца и мыслей.
— С такими мыслями вы отнесете меня к туркам, — улыбаясь, заметил Рипарфон.
— О, вас все знают: вы не человек…
— Гм…не понял. Как вы сказали?
— Вы мудрец. Вы имеете право быть важным и читать проповеди. Вы разрушитель мечтаний матерей, желающих выдать за вас своих дочерей. А нам, повесам, достались в удел лишь наши двадцать пять лет и наше сердце, легко покоряющееся всем хорошеньким глазкам. Я же не знаю другого развлечения, без которого я бы постригся в монахи и жил в пустыне. А что, господин де Шавайе, разве я неправ? Вы что-то молчите, но я думаю, у вас есть своя Мандана, мой прекрасный Кир?
Эктор слегка покраснел.
— Я ещё не имел пока времени изучить подобные тонкости, — ответил он.
— Помилуйте, здесь не нужна никакая наука, достаточно лишь практики, причем с самой школы.
— На случай, если вам понадобится учитель, — вмешался Рипарфон, — я знаю превосходного, и он неподалеку.
— Ну вот, это уже камешек в мой огород, — заметил принц. — За что вы на меня нападаете?
— Так вы себя узнали?
— Сократ учил: познай самого себя.
— И вы себя знаете? — смеясь, спросил Фуркево.
— Его высочество так прозорлив, — добавил Рипарфон.
— Но как тут быть, мой друг, — возразил принц, — нельзя не иметь хоть одного положительного качества, когда тебе приписывают столько пороков.
Вошедший дежурный офицер подал принцу записку. Прочтя её, принц обратился к друзьям:
— Если то, что здесь написано, подтвердится, скоро нам предстоит жаркая схватка.