Королевская охота

ГЛАВА 44. ГОРДИЕВ УЗЕЛ

Фуркево отступил в удивлении.

— Как, вы деретесь со мной?

— Да, — отвечал спокойно Эктор.

На этот раз Поль подумал, что его друг сошел с ума, и в испуге посмотрел ему прямо в глаза.

— Это вас несколько удивляет? — заметил Эктор.

— Очень удивляет, — ответил граф.

— Жизнь так устроена, что не знаешь, что случится завтра.

— Звучит, конечно, прекрасно, но я ничего не понимаю. Вы шутите, я думаю.

— Совсем нет. Это очень серьезно.

— Вы хотите, чтобы мы дрались друг с другом?

— Хочу.

— Хорошо. Но скажите мне, по крайней мере, какая причина побуждает вас возобновить со мной туринскую шутку?

— Позвольте возвратиться немного назад и кое-что вам объяснить.

— Говорите.

— Помните ли, милый граф, что вы мне заметили насчет герцогини Беррийской?

— Конечно, и то, что я говорил, я подтверждаю.

— Итак, мой друг, вы были правы.

— Наконец-то вы соглашаетесь.

— Я не могу спорить с очевидным.

— Стало быть, с тех пор дело пошло?

— Оно не шло, а бежало.

— Вот что значит шестнадцать лет!

— Я достиг последней главы.

— Уже!

— Да.

— Каким тоном вы это говорите!

— Хотел бы я вас видеть на моем месте.

— Я тоже бы хотел.

Эктор улыбнулся. Поль топнул ногой.

— Все это не объясняет, — возразил он, — зачем вы хотите меня убить.

— У герцогини странные фантазии, и говоря вашим языком, она требует, чтобы я поступил с ней, как будто я Юпитер, а она Европа.

— Похищение!

Де Шавайе кивнул.

— Я вам удивляюсь, — вскричал Фуркево. — К вам приходит величайшее счастье, и вместо радости вы принимаете жалобный вид, от которого хочется плакать. Похищение! Да знаете ли, что из-за похищения герцогини я соглашусь получить сто ударов шпагой. Вы неблагодарный!

— Не забывайте о Кристине, — заметил Эктор.

— Кристина? При чем тут она? — вскричал Фуркево.

— Для вас ни при чем, но для меня — другое дело.

Поль покачал головой полушутя, полусерьезно. С минуту он смотрел на друга, барабанившего пальцами по пьедесталу статуи, и наконец произнес:

— Я взял бы одну и не оставил бы другой.

— Вы есть вы, а я есть я, и поневоле повинуюсь своей природе.

— Итак, вы решились не похищать герцогиню Беррийскую?

— Решился.

— Да покровительствует вам тень Сципиона, мне же вас жаль.

— Жалейте, сколько вам будет угодно, но исполните то, чего я требую.

— А, вы о дуэли?

— Да.

— Вы все об одном и том же. Посмотрим, какие у вас причины.

— Можно не похищать герцогиню, но для этого нужен предлог. Дуэль будет служить таким предлогом.

— Как вы ловко придумали, удивляюсь!

— Это же очень просто. Обе любви опутывают меня, как гордиев узел. И то, чего не могут развязать…

— Разрубают.

— Поэтому мы любезно будем драться, и вы мне нанесете удар шпагой.

— Я вам? Но вы же знаете, что это невозможно!

— Вам в том помогут.

— Конечно, если вы не будете защищаться.

— Вы должны будете меня ранить. Мне только того и нужно.

— Потом?

— Остальное само собой разумеется. Раненый, я ложусь в постель и не являюсь ко двору. Герцогиня забудет меня, и когда я вернусь в Версаль, о похищении и разговоров больше не будет.

— Прекрасно придумано.

— Итак, вы решаетесь?

— Как я могу вам отказать? Эта дуэль дает мне возможность оказать вам услугу и сделать глупость…Достаточно, чтобы убедить меня.

— Хорошо. Я вас буду ждать.

— На рассвете моя шпага и я будем к вашим услугам.

Двое молодых людей сделали несколько шагов по направлению к дворцу.

— Кстати, — спросил Поль, — а вдруг герцогиня станет упорствовать в своей любви к вам?

Эктор пожал плечами.

— Вы знаете, что прихоти — это розы души и живут одно утро.

— Это справедливо, но бывает, что когда оборачиваются спиной к счастью, оно начинает вас преследовать.

— Тогда я приму крайние меры.

— Какие?

— Я женюсь.

— Самоубийство, — весело воскликнул Поль, — это геройство.

— Нет, это любовь.

На другой день все произошло, как условились: два друга стали под аркадами Марлийского водопровода в присутствии секундантов. Они вежливо раскланялись и бросили шляпы на траву.

— Итак, вы настаиваете, маркиз? — сказал Поль с важным видом.

— Вы знаете, граф, что я никогда не отказываюсь от своих слов, — отвечал тем же тоном Шавайе, едва удерживаясь от смеха.

— Так начнем, мсье.

Эктор и Поль выхватили шпаги.

— По крайней мере, забудем прошлое, граф, что бы ни случилось, — сказал Эктор, протягивая руку противнику.

— Я и не думал иначе!

И, наклонившись к уху Эктора, Поль тихо прибавил:

— Не забудьте быть очень неловким.

— Сделаю в лучшем виде.

— Если вы меня убьете из-за такой глупости, я умру безутешным.

Эктор лишь улыбнулся. Два дворянина поклонились и скрестили оружие.

Эктор защищался достаточно для серьезной дуэли, после чего позволил себе пропустить укол шпагой в плечо. Брызнула кровь, и Фуркево опустил клинок.

— Вы, кажется, ранены? — произнес он.

— Мне самому тоже так кажется…Однако, если вам угодно продолжать…

— Нет, нет, — отвечал Поль, смеясь, — не стоит умирать из-за подобной безделицы.

Завязавши платком рану, Эктор поблагодарил своего секунданта, Фуркево — своего. Двое молодых людей сели в карету и отправились в Париж.

— Теперь вам следует, — сказал Эктор, — предупредить герцогиню Беррийскую о случившемся.

— Да, поручение довольно щекотливое.

— Поэтому-то я и доверяю его вам.

— Это очень любезно с вашей стороны, однако что я скажу ей?

— Что хотите.

— Скоро сказано, но трудно выполнить. Милая прихоть хорошенькой женщины родилась в её сердце…

— В сердце? — с недоверчивым видом прервал Эктор.

— Или ещё где хотите, — отмахнулся Поль. — Место не влияет на каприз, и как тяжкий шмель, опускающийся на распустившуюся розу, я грубо раздавлю все мечты её весны. Но мой поступок отвратителен, смешон, сумасброден…Он не согласуется с правилами всей моей жизни, и я заслуживаю, чтобы первый бродяга проколол меня насквозь шпагой за мое согласие на вашу затею…Если она заплачет, что я сделаю с её слезами?

— Но, — возразил Эктор, — мифология, на которую вы ссылаетесь так часто, не говорит, что покинутая Ариадна умерла с горя.

Поль посмотрел пристально в глаза Эктору.

— Уж не думаете ли вы, что я способен играть роль торжествующего Бахуса?

— А почему?

— Счастье делает вас неверующим и легкомысленным одновременно. Влюбленный в мадмуазель де Блетарен, вы не думаете, что она могла бы вас когда-нибудь забыть. Равнодушный к герцогине Беррийской, вы считаете, что она забудет вас завтра же. Одной вы охотно согласились бы выдать свидетельство вечной верности. И вы же готовы усомниться в постоянстве другой. Сердце человека — лабиринт.

— Потому-то я и советую вам взять нить Ариадны, — отвечал, смеясь, Эктор.

С наступлением вечера, весь укутавшись от чужих глаз, Эктор отправился в карете в павильон Кристины.

Кристина побледнела при виде крови, но Эктор успокоил её.

— Мне осталось только это средство, чтобы не разлучаться с вами, и я к нему прибегнул, — сказал он.

— Дуэль! — вскричала она.

— Да, — подтвердил несколько смущенный Эктор, — дуэль без причины, последствия которой соединят меня с вами.

Кристина умолкла и не очень жаловалась на рану, принуждавшую мсье де Шавайе оставаться дома.

В тот же день Фуркево возвратился в Версаль, куда переехал двор. Его живой характер заставлял видеть лишь приятную сторону возложенного на него странного поручения. То, что ужасало его в первую минуту, теперь забавляло.

Когда он вступил в игорный зал, герцогиня Беррийская, по обыкновению, занимала один из столов; её окружала многочисленная толпа. Дукаты сыпались на бархат.

Полю удалось поместиться возле герцогини. Нужен был лишь случай с ней заговорить.

Принцесса казалась очень занятой игрой, но внимательный и предупрежденный наблюдатель, каким был Фуркево, мог заметить взгляды, бросаемые ею повсюду украдкой.

»— Ладно, — подумал Поль, — наступила минута нанести первый удар.»

Он бросил несколько дукатов на стол и закашлялся, как герой комедии, желающий привлечь к себе внимание.

Герцогиня Беррийская подняла на него глаза.

— А, вот и вы, мсье де Фуркево, — сказала она, — вы приехали поздновато.

»— Она говорит со мной, но думает о нем, — сказал он сам себе. — Как гибок наш язык для выражения того, в чем мы не хотим признаться.»

И громко произнес:

— Я замечаю не с сегодняшнего дня, сударыня, непостоянство времени наоборот. Когда дело касается вашего высочества, время — олень, и благодаря его проказам в часе только пятнадцать минут. Я спешу, приезжаю. Но слишком поздно. Сударыня, когда мы возле вас, запретите времени идти.

Герцогиня Беррийская кротко улыбнулась.

— Останьтесь, мсье, — сказала она, — мы постараемся это исполнить.

Она начала игру и выиграла; золотые волны хлынули в её нежные руки.

Ее глаза быстро скользнули по толпе и вновь остановились на Поле.

— Вы, кажется, проигрываете, — заметила она.

— Да, сударыня…Еще три подобных хода, и вам нужен будет казначей.

Принцесса, тасовавшая карты, подняла свой огненный взгляд на Фуркево.

— Мсье де Шавайе прекрасно исполняет эту должность, — сказала она. — Не видели ли вы его?

— Ах, сударыня, какой удар был бы для маркиза, если бы он вас услышал!

— Что же ужасного в моих словах?

— Их любезность, — ответил Поль.

Герцогиня сдала карты и снова выиграла; дукаты сыпались в её руки.

— Ваши слова загадочны, — возразила она. — Объяснитесь.

— Если приехать поздно — всего лишь неприятно, не быть совсем — ну не несчастье ли?

Сверкающие глаза герцогини впились в лицо Фуркево, потом внезапно потупились.

Поль видел, как она побледнела под румянами. Тасуя карты дрожащей рукой, она молчала несколько минут, и наконец возразила:

— Но как бы поздно не приезжали, однако приезжают.

Поль покачал головой.

— Ни поздно, ни рано, сударыня.

Эти слова были произнесены таким серьезным голосом, что принцесса вздрогнула.

Разговор в ту же минуту стих. Игра продолжалась, прерываемая только восклицаниями.

»— Лед тронулся, — подумал Поль, — или я разучился понимать сердце женщины, или она станет меня расспрашивать.»

Он вынул из кармана горсть дукатов и очень серьезно принялся за игру. Герцогиня не обращала на него внимания; он не смотрел на нее.

По окончании игры герцогиня встала; легкое движение её длинных ресниц предупредило Фуркево. Это движение было почти незаметно, но его проницательный и верный взгляд все понял. Он пошел за герцогиней Беррийской в сад.

Она вошла в аллею, которая вела к бассейну Аполлона.

В ту минуту, когда герцогиня обернулась, Поль был рядом.

— Это вы? — она искусно притворилась удивленной. — Я думала, вы далеко…

— Я должен бы быть далеко, потому что вы желаете быть одни. Но вечер — час раздумий. Я думал о Венере, сияющей в небе, и следовал за вами против воли.

После этого небольшого мадригала Фуркево поклонился, как человек, готовый удалиться.

— Нет, — живо прибавила герцогиня, — раз вы уж здесь, так оставайтесь.

»— Наконец-то, — подумал Поль. — Сколько хитростей, чтобы добиться немного откровенности.»

— Кстати, — простодушно спросила герцогиня, — что это вы говорили мне за игрой? Я вас не поняла.

— Но, — отвечал Поль столь же простодушно, — я, кажется, говорил о непостоянстве времени…

— Да, сначала, но потом…

— Сударыня, я не смею о том вспомнить.

— Хорошо, я буду смелее, чем вы.

— Так помогите мне, сударыня.

— Вы говорили, кажется, о де Шавайе.

— Точно.

— По этому поводу вы задали какую-то загадку, решить которую я совершенно не могу.

— Это и есть причина моего смущения.

— Вы пробуждаете мое любопытство.

— Поэтому я должен объясниться?

— Сию же минуту, если не боитесь меня разгневать.

— О, сударыня, эта угроза возвращает мне мою смелость…Я скажу.

— А я слушаю.

— Но прежде, сударыня, простите ли вы меня?

— В загадке, стало быть, таится преступление?

— Почти.

— Хорошо! Вы обратитесь к отцу Телье, и он даст вам отпущение грехов.

— Берегитесь, сударыня, дело ведь идет о казначее вашего королевского высочества. А до этого рода преступлений отцу Телье нет дела.

— Да говорите же, я умираю от нетерпения.

— Итак, сударыня, казначей вашего высочества дрался на дуэли.

Герцогиня поспешно переспросила:

— На дуэли, вы говорите?

— Да, сударыня.

— И его не было, потому что он…

— Ранен, — живо прервал её Фуркево.

Герцогиня Беррийская побледнела и оперлась на мраморный пьедестал бога Пана, игравшего на флейте.

— Жизнь де Шавайе вне опасности, — продолжал Поль, — но он довольно серьезно ранен и будет оставаться в совершенном уединении на протяжении шести недель или двух месяцев.

Принцесса поднесла платок к немного дрогнувшим устам и посмотрела на собеседника.

— Вы не напрасно колебались, граф, — сказал она, — королевские указы так строги. Но открывшись мне, вы забыли только одно.

— Что именно, сударыня?

— Имя противника господина де Шавайе.

»— Вот, наконец, переходим к главному,» — подумал Поль.

— Что ж, вы опять колеблетесь? — продолжала она.

— Он перед вами, сударыня.

— Вы, вы, его друг, самый искренний! Это невозможно, — вскричала она.

— Если другой утверждал бы мне это, я усомнился бы, как ваше высочество. Но согласитесь, сударыня, что мое свидетельство в этом случае не может быть подозрительным.

— Причина этой дуэли, причина, мсье?

— Причина, сударыня, из числа тех, — отвечал Поль, смело преклоняя колено, — которые поверяют на исповеди, шепчут в летние ночи нежному зефиру, пересказывают внимательным и молчаливым озерам. Ее нетрудно угадать!

Дерзость этого движения и ещё более неожиданность этих речей смутили герцогиню Беррийскую. Взволнованная и раскрасневшаяся, она смотрела на молодого человека, стоящего на коленях, и сделала, наконец, ему знак встать.

Поль грустно покачал головой.

— Нет, сударыня, не прежде, чем вы простите мне мое преступление. Я не заслужил этой милости и надеюсь только на ваше великодушие.

— Но, мсье, встаньте же; кто-нибудь может зайти и вас застать…

Поль думал, что он бы точно мог заночевать в Бастилии, войди сейчас кто-нибудь. Но такая безделица его не пугала.

— Мне нужно прощение моей вины, сударыня. Если я не получу его, я останусь у ваших ног с опасностью умереть.

— Ну, мсье, не умирайте, — вздохнула принцесса. — Довольно и одного раненого. Я принуждена вам простить…Но с условием.

— Приказывайте, сударыня.

— Не возобновляйте нашего разговора.

В аллее послышались шаги, и герцогиня исчезла, подобно лани.

Поль видел, как она бежала во мраке, и встал.

»— Не прав ли был Эктор?» — подумал он.