Королевская охота

ГЛАВА 30. ВСЕ ИЛИ НИЧЕГО

Обычно Людовик XIV принимал вельмож после обедни, перед тем, как пойти к мадам Ментенон. К этому времени Эктор занял место у самых покоев короля вместе с Рипарфоном и Фуркево. Наконец, наступил момент, когда король приблизился к ним.

— Государь, — произнес Шавайе с поклоном, — не удостоит ли ваше величество чести выслушать своего преданнейшего солдата?

Король взглянул на маркиза. Несмотря на длительное отсутствие Эктора, он узнал его. Это было видно по тому, как он нахмурился.

— Этот взгляд стоит пушечного ядра, — прошептал Поль Рипарфону.

— Говорите, я вас слушаю, — произнес, наконец, король.

— Ваше величество, это разговор тайный, — твердым голосом ответил Эктор.

Наступила тревожная пауза. Король медлил с ответом, постукивая тростью в пол. Эктор напряг свою волю, страстно желая положительного ответа. Но вот прозвучало:

— Следуйте за мной, сударь.

Слаще этой музыки Эктор ещё не слыхал.

Они вошли в кабинет короля. Хозяин остановился у камина, опершись руками о трость.

— Государь, — произнес Эктор, — я без разрешения покинул армию во Фландрии. Меня вынудил к этому случай сослужить вам службу, ваше величество.

— Разве вам необходимо было ехать самому?

— Никакие личные причины не заставили бы меня так поступить. Даже желание знать причины вашего охлаждения ко мне, ваше величество. Но мне казалось, что мое присутствие в Версале будет полезно, и я потому приехал.

— Полезно? Кому же, сударь?

— Вам, государь, — ответил Эктор, опускаясь на колено.

— Мне? — Король пристально взглянул на Эктора. — объясните, сударь, в чем дело.

— Государь, прежде чем покинуть армию, мне пришлось навестить принца Евгения.

Глаза короля сверкнули. Людовик XIV не забыл, что в свое время отказался дать полк сыну графини Суассонской. Этот отказ привлек принца Евгения на сторону неприятеля. Потому после Вильгельма Оранского этот полководец стал главным врагом Людовика XIV.

— Так вы имели дело с принцем Евгением?

— Мне удалось большее, государь: я разбил его в бою.

— И вы поспешили ко мне с этим известием?

— Нет, государь, я воин, и мой долг сражаться. Да и сражение было небольшим: всего в несколько сотен кавалеристов. И я не стал бы беспокоить ваше величество по такому пустяку, если бы в мои руки не попала одна шкатулка. Уверен, что принц Евгений выкупил бы её ценой своей армии.

— Что же было в этой шкатулке?

— Бумаги, государь, которые я хотел бы вручить сам в ваши собственные руки.

Эктор вынул из кармана пачку писем и положил королю на стол. Король взял одно из них и пробежал глазами. Лицо его исказило сильнейшее волнение. Он взял другое. Оно было шифрованным. Король велел дежурному офицеру принести таблицы для перлюстрации австрийской императорской переписки. Прикладывая их поочередно, он прочитал все письма до конца. Затем король обратился с вопросом к Эктору:

— Вы их читали?

— Только те, что не зашифрованы, ваше величество.

— Один или с кем-нибудь?

— Клянусь, я читал их один.

— Прошу вас поклясться мне, что вы никому не расскажете того, что здесь прочли.

Эктор поднял руку и уверенным голосом произнес требуемую клятву.

— Принимаю вашу клятву, сударь. Ваша честь дворянина и воина будет мне в том порукой. — И король снова вызвал дежурного, велел развести огонь в камине и, когда офицер вышел, бросил пачку в огонь. Эктор сделал было движение, чтобы спасти письма, воскликнув:

— Ваше величество, что вы делаете? Ведь это же доказательства заговора!

Людовик XIV посмотрел на него поистине королевским взглядом.

— Я жгу их, сударь, — произнес он твердым голосом, — потому, что на королевском достоинстве не должно быть никаких пятен. Я уважаю его в себе и в императорской фамилии Австрии тоже.

Когда последние листы писем догорели, король снова обратился к Эктору:

— Вы честный дворянин и храбрый воин. Я благодарю вас, сударь.

Эктор отвесил глубокий поклон.

— У вас могут быть просьбы ко мне. Говорите, я заранее даю слово их исполнить.

— Служить вам, ваше величество, уже награда для меня. Но если вам угодно будет сделать для меня милость, позвольте мне просить у вас чести остаться в Версале.

— И это все, сударь?

— Все, ваше величество.

— Ваша скромность не уступает вашей храбрости. Оставайтесь, сударь, столько, сколько вам будет угодно.

— Я останусь, пока не докажу вашему величеству, что я не заслужил недостойного обращения и того забвения, в котором пребывал столько лет.

Король, видимо, почувствовал какую-то драму в сердце молодого человека.

— Если бы вы не были янсенистом… — с сожалением произнес он.

— Если бы я им был, я бы никогда от этого не отрекся. Но перед самим Богом клянусь вам, государь, что никогда ни мой ум, ни мое сердце не были заняты этим незнакомым мне учением. Я родился католиком и умру им, целуя крест своей шпаги.

Его откровенность не ускользнула от королевского внимания.

— Хорошо, сударь, я люблю видеть во французском дворянстве подобные чувства. Они позволяют ему быть в стороне от безбожных нравов нынешнего развращенного века.

— Мой закон — мой Бог, мой король и мое отечество, — ответил Эктор.

— Вы выполнили свой долг, сударь, зато я его не выполнил. Я должен наградить вас за ваш благородный и храбрый подвиг.

— Государь, я уже награжден.

— Перестаньте, сударь. Вы ведь, кажется, капитан?

— Да, государь.

— Для такого воина, как вы, этого недостаточно. Итак, мсье де Шавайе, вы полковник.

Эктор хотел было броситься к ногам короля, но тот его удержал.

— Идите и не благодарите, сударь, — произнес король, — ведь это награда, которую вы заслужили.

Эктор поклонился и вышел. Шагая с друзьями по залам дворца, он чувствовал на себе взгляды придворных. Эти люди хорошо знали Людовика XIV и понимали, что такой долгий прием у короля что-нибудь да значит.

— Ваше лицо так и светится от удовольствия, — заметил Фуркево, когда они вышли наружу. — Объяснитесь, наконец.

— Мне повезло больше, чем я рассчитывал, — ответил Эктор.

— Слава Богу! — воскликнул Рипарфон. — Ну и тяжесть же вы сняли с моей груди! Пока вы были у короля, мне только и виделась Бастилия.

— Я остаюсь здесь и я полковник, — произнес Эктор, пожимая руки друзей.

— Да вы просто чародей! — воскликнул Поль.

И Эктор принялся им пересказывать прием у короля. Когда он сказал, что король бросил письма в огонь, Поль не удержался от восклицания:

— Вот это настоящий король! Не знаю никого, кто обладал бы таким величайшим сознанием своего величия. А теперь, господа, мы остаемся в Версале, где изрядно повеселимся: охота, балы, маскарады и прочее — вот что нас ждет. И если господин Рипарфон перестанет быть мизантропом, ми примем его в нашу компанию.

Рипарфон поморщился. Но Поль не придал этому никакого значения.

— Признаться, продолжал он, — я был недоволен Людовиком, забывшим нас. Но раз он сделал вас полковником, я ему все прощаю. Да здравствует король! А я пойду завтра же к Сидализе и попрошу её помочь нам. В ночных кутежах и похождениях нет ей равных.

— Вы сошли с ума! — воскликнул Рипарфон. — Говорить о любовных похождениях влюбленному!

— А что, мне говорить о них отшельнику, что ли? Именно потому, что он влюблен, я и говорю ему о них. Любовь лечат любовью, сказал кто-то и где-то.

После обеда трое друзей вернулись во дворец. И сразу бросилась в глаза перемена среди придворных: все они старались наперебой проявить любезное внимание к Эктору, которого ещё утром избегали. Эктор отвечал всем, проявляя сдержанность.

— О вас говорил король, — тихо заметил Рипарфон.

Эктор улыбнулся: яснее не объяснишь.

В одном углу зала суетилась толпа молодых придворных, окружив игральный стол. Как оказалось, за ним сидела герцогиня Бургонская, наследница, недавно приобретшая свои титулы.

В ту минуту, когда друзья подходили к ним, дверь в зал открылась и вошла герцогиня Беррийская — юная дочь герцога Орлеанского, только что вышедшая замуж за внука короля.

Эктор увидел её впервые. Она была ещё почти дитя, но дитя, обладавшее красотой Афродиты. Врожденная грациозность каждого её движения восхищала взор; в её глазах светился проницательный ум; лицо постоянно было озарено полускрытой улыбкой. Она всем нравилась и всех поражала.

Рипарфон взял за руку кузена и подвел его к принцессе, чтобы представить.

— Друг моего отца всегда будет моим другом, — сказала она. Ее взгляд показался Эктору подобным огненному лучу.

— Ваше первое слово возносит меня на вершину моих желаний и больше мне их не оставляет, — галантно ответил он.

— Ничего более? — спросила она с милой улыбкой. — Вы в этом уверены? Вы даже знаете человека, который ничего бы не желал?

— Я знаю только тех, которые желают лишь того, что можно получить. В этом случае у них как бы нет никаких желаний.

— Я всегда думала, что благородная и достойная высшего счастья душа может победить все препятствия.

— Все ли?

— Все. — Голос юной принцессы звучал с необыкновенной звучностью.

Тут к ней подошла раскланяться принцесса Лоренна, и разговор прервался.

Разговор с принцессой произвел на Эктора какое-то непонятное впечатление. Нельзя было не увлечься этим прекрасным существом, и в то же время Эктор чувствовал к ней некоторое нерасположение.

Разговор о военных делах во Фландрии отвлек было его от принцессы. Но через час ему пришлось о ней вспомнить. Поднимаясь с кресел, она выронила веер. Он поднял и подал ей. В ответ последовала самая обворожительная улыбка, и принцесса удалилась, сопровождаемая восхищенными взглядами присутствующих.