Королевская охота

ГЛАВА 54. СЛИШКОМ ПОЗДНО

Но когда ещё Шавайе скакал по дороге в Париж, в тюрьме Сен-Лазар происходила ужасная сцена. Туда прибыл шевалье, чтобы сопровождать Кристину в пути.

Несколько дней, проведенных Кристиной в тюрьме в ожидании помощи от Эктора, который все не появлялся, привели её в ужасное состояние.

Но, услышав шаги шевалье, она гордо подняла голову.

— Мадмуазель, — произнес он, входя, — прежде чем поставить все точки над «и», позвольте последний раз побеседовать с вами.

Кристина не ответила.

— Вы молчите. Хорошо, выслушайте меня. Но если мы не договоримся, вы развязываете мне руки.

Он расположился, как человек, собирающийся говорить долго.

— У нас с мсье Шавайе, — начал шевалье, — в жизни разыгрывается целая трагедия. Началась она в замке Волшебниц. Где закончится, неизвестно. Но судя по всему, конец близок. В этой трагедии было много событий и не было недостатка в развязках. Первый акт, должен признаться, закончился совершенно в пользу Шавайе. С того дня завязалась борьба. Она была бескомпромиссной с обеих сторон, и часто один из противников оказывался близок к смерти: Шавайе едва не убили в лесах Марли, я чуть не погиб на улице Арбалетчиков. Мы были квиты, и ни один не мог ни в чем упрекнуть другого. В другой раз я был в руках маркиза. Его удержало глупое понятие о чести…Теперь он в моих…И ничто меня не удержит. Вот к чему мы пришли.

Шевалье перевел дух, будто давая Кристине время поразмыслить, понюхал табак и продолжал:

— Я ненавидел всех, кто любил Шавайе, и всех, кого любил он. Он захотел на вас жениться…И во втором акте нашей трагедии я неожиданно отправил его во Фландрию, где он оставался целых пять лет. Пока он дрался с неприятелем, я был возле вас. Знаете, чего мне стоило преуспеть в этом? Только нескольких слов, сказанных на ухо монаху: «— Шавайе — янсенист.» В третьем акте внезапное возвращение, один из тех неожиданных поворотов, что бывают в хороших трагедиях, едва не лишило меня плода долгих усилий. Победа была на стороне моего соперника. Его шпага коснулась моей груди, вас у меня похитили, и он завоевал симпатии короля. Другой бы уступил — моя жизнь была на волоске. Но мое имя — шевалье Сен-Клер, и когда я отступаю, то для того, чтобы дальше прыгнуть. Мое убежище было открыто, я нашел укрытие во дворце короля. Кто мог меня здесь преследовать? Зато отсюда мне было видно все. В разгар борьбы между мной и Шавайе появился его могущественный покровитель. Он должен был исчезнуть. Он исчез.

— Исчезли и бумаги, которые могли спасти вас с Блетареном. Я это сделал.

— Но потом я все же попался и едва не заплатил за свои успехи дорогую цену. Король подписал приказ о моем аресте. Но он же подписал приказ о моем освобождении. Здесь мне пригодились некие тайны, которые я разузнал, скитаясь по различным местам.

— Знаете ли вы, что сказал отец Ла-Шез королю на смертном одре? Иезуиты это знают. Я тоже это знаю, вот почему отец Телье мне покровительствует. Это все равно, что обладать сверхъестественной силой. Нет решетки, которая меня задержит. Мне стало известно место вашего уединения, и я поспешил ускорить катастрофу, которую подготовила некая принцесса. Я предоставил свободу её ревности: она иногда приводит к ненависти.

Кристина пристально взглянула на шевалье.

— Я вас понял, — сказал он, выдерживая этот взгляд. — Вы, стало быть, не знаете, что герцогиня Беррийская обожает вашего Эктора? Я видел момент зарождения этого чувства, хотя не слышал слов. Но зато попытался извлечь их этого пользу. Отсутствие любви со стороны господина Шавайе вызвало ревность герцогини. Этого было для меня достаточно. Она сказала что надо королю, а он мне предоставил возможность отомстить.

Несколько слезинок упало на руки Кристины. Шевалье, заметив это, иронически усмехнулся.

— Надеюсь, это слезы счастья, которые вы найдете в том, что представляете несчастьем. Я тоже ощущаю счастье, поскольку последние события приводят вас ко мне.

Кристина вздрогнула.

— Вы, разумеется, и не подумали об этом, — продолжал шевалье, — но я-то постоянно о вас мечтал. Один мой друг сообщил мне о том, что подписан приказ о вашем аресте. Мой друг сообщил мне также имя полицейского офицера-исполнителя. Немного золота и…Остальное вы знаете. Сегодня последний акт трагедии. Вы на пороге пропасти: она разверзнется завтра, сегодня вечером, через час…Время не ждет. Я вам предлагаю сделку.

— Очередную низость! — прошептала Кристина.

— Судите сами, — хладнокровно заметил шевалье. — Наше с вами положение весьма определенно. Ваш отец арестован. Ваш защитник Рипарфон мертв. Шавайе, Фуркево и Кок-Эрон во Фландрии. Когда они вернутся — если вернутся, — где будете вы?

— Бог мне поможет.

— Бог или случай — я философ, и для меня название не имеет значения, — конечно, возможен. Но я его первый министр, и я действую. Вы в моих руках. Есть приказ отправить вас в Гавр. Там вас посадят на борт судна с девицами легкого поведения, которое направляется в Новый Орлеан…Вижу, вы дрожите. От вас зависит избежать всего, включая пребывание в Америке.

Шевалье выждал несколько мгновений и сделал круг по комнате.

— Вы ведь помните монастырь кармелиток в Шеврезе? И то, что я вам говорил? — Он остановился и уставился на Кристину.

— Я говорил, что люблю вас, и повторяю это снова.

Краска стыда залила лицо Кристины.

— Вы можете меня убить! — воскликнула она. — Но зачем вы меня оскорбляете?

— Послушайте меня внимательно. Я не скрываю, что моя любовь сопряжена с ненавистью к Шавайе. Но вы можете, в конце концов, спасти ему жизнь. Одно ваше слово, и мы с вами покидаем Францию. Я богат, и трагедия окончится мирно. Если же откажетесь, вы погибли, а он умрет. Ибо я посажу вас на борт судна, которое только вас и ждет, возвращаюсь в Париж, и поразив Шавайе в его чувствах, поражу его в жизни…Выбирайте!

— А что мне выбирать? — воскликнула Кристина. — Бесчестие, ожидающее меня в Луизиане? Бог избавит меня от него, призвав к себе. Что же касается предлагаемого вами позора, он хуже тысячи смертей.

— Это ваше последнее слово?

Громкий удар, раздавшийся в дверь, прервал разговор. Шевалье отпер, появился Коклико.

Он отвел шевалье в сторону и рассказал о своей встрече с Шавайе на Гревской площади.

— Они были втроем, на лошадях, покрытых пеной. Конечно, они вас ищут. Что теперь делать?

— Ехать сию же минуту.

Шевалье обернулся к мадмуазель де Блетарен и, кланяясь, сказал:

— Вы решили…Все кончено. Будьте готовы ехать.

Она встала, и пять минут спустя карета уносила её по дорогам Нормандии.

Шевалье скакал возле дверей, сопровождаемый несколькими полицейскими.

Была глубокая ночь, и он надеялся, прежде чем нападут на его след, оказаться намного впереди всякой погони. Но для пущей предосторожности он оставил в арьергарде Коклико с тремя людьми.

— Если они явятся по нашим следам, — сказал он при отъезде, — у вас есть ружья и пули…Не щадите их.

Шевалье хорошо понимал, что пора разыграть наконец последний акт.

Когда Эктор выехал из Парижа, пробило полночь. Шевалье опережал их на два или три часа. Но карета и тяжелые солдатские лошади не могли ехать так скоро, как всадники, несущиеся во весь опор.

На рассвете около Манта им сказали, что карета проехала не более часа назад.

Спустя четверть часа им показалось, что черная точка катилась по горизонту вдоль белой черты дороги.

Они пришпорили лошадей, но больше ничего не было видно. В этом месте дорога делала тысячу поворотов и проходила через большое болото, покрытое кустарником. На всем расстоянии видимости дорога была совершенно пуста.

Вдруг четыре вспышки сверкнули из-за деревьев. Легкое облачко дыма поднялось над их вершиной, и над дорогой раздался пронзительный свист пуль.

Одна пуля перешибла ветвь вяза возле Кок-Эрона, другая пробила шляпу брата Иоанна. Лошадь Поля бросилась в сторону.

Эктор подпрыгнул в седле.

— Вы ранены? — спросил брат Иоанн.

— Нет, — ответил Эктор, наклонясь к лошади.

Тут из-за деревьев на дорогу выехали четыре вооруженных человека. Ехавший позади на ходу заряжал ружье. Брат Иоанн быстро скинул с плеча свое, прицелился и выстрелил.

Заряжавший раскинул руки, выронил ружье, наклонился к шее своей лошади и скатился на дорогу.

Четверо всадников подъехали к трупу, упавшему навзничь поперек дороги.

Лошади попятились, чтобы не задеть его.

Брат Иоанн наклонился, чтобы лучше видеть.

— Это Коклико, — произнес он.

— Значит, шевалье неподалеку, — прошептал Фуркево.

Он не договорил, как его лошадь рухнула наземь. Пуля попала ей в шею. Друзья остановились.

Поль топал ногой и грыз усы.

— Бедное животное, — сказал он. — Ну, брат Иоанн, посадите меня за собой.

Но тут Эктор вынул из под одежды руку всю в крови.

— Возьмите мою, — сказал он, хотел сойти на землю, но упал на колени.

Кок-Эрон вскрикнул и спрыгнул с седла.

Лицо Эктора покрыла смертельная бледность.

— Пуля попала сюда, — сказал он, прижимая руку к груди. — Я не хотел говорить…Я надеялся успеть… Но силы меня покинули…Поль, возьмите приказ и скачите вперед!

Он сделал усилие и, поддерживаемый Кок-Эроном, сел у дерева на краю дороги.

Старый солдат дрожал всем телом.

— Не теряйте ни минуты, — произнес Эктор, — и забудьте обо мне…Спешите и вернитесь ко мне с Кристиной.

Кок-Эрон протестующе отбросил узду своей лошади. Видно было, что старый слуга желал остаться.

— Я, может быть, требую от тебя в этот раз последней услуги, — продолжал Эктор, — ступай, прошу тебя…

И поскольку Кок-Эрон не торопился, Эктор прибавил:

— Раз так, я тебе приказываю!

Кок-Эрон вскочил в седло, подобрал поводья, и ударивши обеими шпорами, полетел, как стрела.

Поль с грустью пожал руку Эктора и понесся следом за старым солдатом.

— Положитесь на нас! — закричал брат Иоанн.

Вся эта сцена заняла не больше трех-четырех минут. Бешеный галоп позволила им наверстать потерянное время.

Три солдата, бывшие под командой Коклико, устрашенные смертью своего начальника, разбежались в ту же минуту. Один из них, унесенный своей лошадью, прискакал к шевалье, когда тот менял лошадей.

— Коклико убит! — сказал всадник, оглядываясь назад на дорогу.

Шевалье побледнел.

— Четверо несутся по нашим следам во весь опор, — продолжал солдат. — Их лошади летят, как на крыльях…Мы в них выстрелили. Ни один не упал, хотя Коклико оперся ружьем на ветку, чтобы лучше целиться во всадника, скакавшего впереди.

— Запрягайте скорее! — закричал шевалье.

Конюхи засуетились.

Но Кристина слышала рассказ беглеца. Она пробудилась от оцепенения и выскочила из кареты, догадываясь, что Эктор спешит к ней на помощь.

Шевалье с беспокойством смотрел в сторону Парижа и кусал побледневшие губы.

— Торопитесь же! — вскричал он снова, обернулся и увидел Кристину посреди дороги.

Испустив крик ярости, шевалье бросился к ней. Она хотела бежать, но упала на колени, полуживая от страха и изнеможения. Шевалье соскочил с седла, поднял её, как ребенка, и бросил в карету.

— Эй, вы, по коням! А ты на козлы! — кричал он солдатам и кучеру.

— Бедная девушка! — прошептал один из них.

Они в нерешительности теснились вокруг шевалье. Между тем черная точка все росла. Светало, и можно было различить три черных фигуры, которые неслись с быстротой ветра.

— Я размозжу голову первому, кто не будет повиноваться, — сказал шевалье, выхватив пистолет.

Кучер сел на козлы, солдаты выстроились позади кареты.

— Вперед! — закричал шевалье.

Карета двинулась, но тут раздался выстрел, и одна из лошадей, пораженная в грудь, упала.

Карета остановилась.

Солдаты обернулись и увидели человека, бросившего ружье на дорогу. То был Кок-Эрон.

Шевалье позеленел. Приближалась последняя сцена трагедии.

Он быстро отворил дверцы и схватил Кристину, чтобы бросить её через седло и ускакать.

Но Кристина защищалась с мужеством отчаяния.

— Сабли наголо и вперед на эту сволочь! — закричал шевалье, близкий к сумасшествию от ярости.

Солдаты лениво повиновались.

— Приказ короля! — кричал Фуркево, скакавший с поднятой шпагой.

Солдаты вложили оружие в ножны.

Лошадь Кок-Эрона проскакала между каретой и шевалье, отскочившим в сторону, чтобы не быть раздавленным.

Вскочив в седло, он огляделся. Полицейские оставались в нерешительности. Три храбреца, его непримиримые враги, окружали его; положение было ужасное, но шевалье был не таков, чтобы отступать. К тому же Шавайе среди них не было.

— Приказ короля? — сказал он. — У меня тоже приказ короля.

— Он ещё рассуждает, — возмутился брат Иоанн, взводя курок пистолета.

— Эй, брат Иоанн, без подобных шуток в моем присутствии! — сказал Поль, проворно оттолкнув руку товарища.

— Мсье, — продолжал он, обращаясь к шевалье, — я согласен оказать честь драться с вами, хотя людей, подобных вам, просто бьют. Потому прошу вас вынуть шпагу, и кончим дело.

Граф был с правой стороны шевалье, почти касаясь его коленом; брат Иоанн немного впереди, а Кок-Эрон возле Кристины.

Побег был невозможен. К тому же полицейские казались вовсе не расположенными вступиться за шевалье.

Его рука дергала узду лошади, которая плясала и становилась на дыбы.

Шевалье хорошо понимал, что победитель или побежденный, он погиб. Потому он хотел не дуэли, а побега, чтобы после возобновить борьбу, и медлил.

— Вы меня слышали? — спросил Поль.

— Очень хорошо, мсье, но вы видите, что с такой лошадью я не могу драться, — отвечал шевалье.

— За этим дело не станет. Мы можем сойти на землю.

Поль соскочил с седла, но в тот миг, как нога его коснулась земли, шевалье схватил его за волосы, и выхватив пистолет, размозжил ему голову.

Поль упал на землю, не издав ни звука.

Избавившись от одного врага, шевалье вонзил было шпоры в бока лошади, но брат Иоанн был тут как тут. Он схватил лошадь шевалье за узду и ударил кинжалом с такой силой, что ноги животного подкосились. Шевалье спрыгнул на дорогу. После совершенного им он не мог ожидать пощады; но прежде смерти он хотел довершить свою месть.

Кристина стояла возле кареты рядом с Кок-Эроном, который поддерживал её одной рукой, держа шпагу в другой.

Шевалье навел на неё второй пистолет.

— Ах, негодяй! — вскричал брат Иоанн.

Бросившись на шевалье, он схватил того за горло. Грянул выстрел, но пуля пролетела мимо.

Шевалье заревел от злости и обхватил туловище брата Иоанна.

Они были почти одних лет и одной силы. Если брат Иоанн был немного выше, шевалье имел, быть может, больше гибкости.

Они боролись с бешеной злобой и кружились несколько минут на одном месте, не уступая один другому.

В этом месте от края дороги начиналась пропасть, обрываясь рядом утесов до самых вод Сены, протекавшей пятьюдесятью шагами ниже.

Борьба увлекала противников к обрыву.

Кок-Эрон осторожно следовал за ними. Едва можно было различить их лица, беспрестанно заслоняемые одно другим. Они быстро кружились, стараясь повалить друг друга, но руки подобно клещам не выпускали добычи.

Десять раз Кок-Эрон готов был прицелиться в шевалье, и десять раз страх ранить брата Иоанна его удерживал.

Он не смел оставить Кристину одну, не зная, какого рода люди их окружали. В их числе мог легко оказаться какой-нибудь сообщник Коклико.

Что касается полицейских, те хладнокровно смотрели на борьбу, не принимая в ней участия.

Оба противника были вооружены кинжалами и старались поразить один другого. Незначительные раны только усиливали их бешенство, не истощая сил.

Вдруг колени шевалье подкосились и он застонал: кинжал брата Иоанна пронзил его бок.

— Умри! — закричал брат Иоанн, вырывая оружие.

Но шевалье откинулся назад, обхватил пустынника и в последнем яростном усилии увлек его с собой в пропасть.

Они соскользнули с обрыва одновременно.

Кок-Эрон подбежал к краю пропасти и наклонился вперед. Кристина тоже едва подошла, полумертвая от ужаса.

Шевалье и брат Иоанн были распростерты рядом на утесах, неподвижные и изувеченные. Красноватая пена реки омывала их головы, погруженные в воду.

Кок-Эрон взял Кристину за руку.

— Пойдемте, — сказал он, — вас ждет маркиз.

Между тем Эктор, сидя на краю дороги, считал минуты. Он приложил платок к ране, но кровь сочилась сквозь пальцы и медленно стекала на траву. Биение его сердца слабело; красное облако застилало глаза, и он чувствовал, как холод смерти растекается по его телу.

— Приедет ли она? Приедет ли? — спрашивал он себя, не сводя глаз с дороги.

И на память приходила вся его жизнь со времени горестной потери отца до той минуты, как он приложил уста к окровавленному савану Блетарена. Сколько грустных дней и как мало светлых!

Он все ждал и чувствовал, как уходит жизнь.

Наконец стук копыт двух лошадей заставил его приподняться, опираясь на локоть. В этот раз он не ошибся — то были Кристина и Кок-Эрон.

Он раскрыл объятия, Кристина бросилась в них.

— Где Поль? — спросил Эктор.

— Мертв, — ответил Кок-Эрон.

— А брат Иоанн?

— Тоже.

Эктор опустил голову на плечо Кристины.

— Все, меня любившие, умерли, все, кроме тебя, — сказал он, протягивая руку Кок-Эрону.

В эту минуту взошло солнце и озарило поля. Небо было ясное, день обещал быть прелестным. Пели жаворонки.

Эктор посмотрел на горизонт, залитый светом, и сжал Кристину в слабеющих объятиях.

— Жизнь была бы так прекрасна! — сказал он.

Его голова упала на грудь, легкий трепет пробежал по телу. Кристина покрыла его лоб поцелуями, чувствуя, как холодеют руки Эктора.

Он приподнял веки и взглянул на рыдавшего Кок-Эрона.

— Помнишь цыганку? — раздался шепот. — Она была права.

Кок-Эрон хотел отвечать, но рыдания заглушили его слова.

— Поздно! Поздно! — прошептал Эктор.

Он обнял Кристину, закрыл глаза, тяжело опустил голову на её плечо…И его не стало на свете.

Несколько минут спустя подъехала кареты, которой Кок-Эрон приказал следовать за ними. Старый слуга положил в неё тело своего хозяина, и Кристина села рядом.

— Куда прикажете вас везти? — спросил Кок-Эрон.

— В монастырь кармелиток, в предместье Святого Иакова, — ответила она.

Когда они прибыли, Кристина взяла Кок-Эрона за руку.

— А вы, — спросила она, — куда вы отправитесь?

— Во Фландрию…Там я надеюсь встретить пулю, которая меня убьет.

Каждый из них бежал от жизни: Кристина оставляла её для молитвы, Кок-Эрон спешил потерять её на войне…