Эктор ничего не сообщил Кок-Эрону о случившемся, хотя такое не было в его правилах. Он угрюмо молчал и выжидал.
Так прошло недели две. Привычка бывать одному в горах, среди зверей, приучила его к скрытности. А томительное выжидание скрашивалось наслаждением, получаемым от внутренней беседы с самим собой, расцвеченной полетом крылатой фантазии. Но, несмотря на молодость, Эктор уже умел укрощать страсти, как он укрощал молодого коня.
Наконец однажды, часа в три дня, он заметил, как, выйдя из замка, аббат направился к лесу. Эктор вынул из дупла дерева две шпаги, которые спрятал там на другой день после случившегося, прикрыл их плащом и незаметно последовал за аббатом.
Аббат вошел в лес. Эктор преследовал его, пока они не достигли ручья. Тут он преградил аббату дорогу.
— Вы меня не ожидали, сударь, — произнес он, кланяясь, — но нам следует окончить нашу ссору.
Презрительная улыбка была ему ответом. Затем прозвучали слова:
— Я имею дело с вами только тогда, когда вы заслуживаете наказания. Не заставляйте меня напоминать вам это, когда мы будем в замке.
— Так вспомните об этом сейчас же.
И с этими словами Эктор распахнул плащ. Аббат, нахмурясь, взглянул на него и все понял, но решил унизить мальчишку.
— Что же, вы мне предлагаете дуэль?
— Вот именно, дуэль.
Аббат деланно расхохотался.
— Но ведь вы мой ученик, да кроме того, поступать так в отношении к духовному лицу…это неслыханно…
— Слыханно или нет, но так будет, — ответил Эктор.
— А если я не соглашусь? — спросил аббат, скрестив руки.
— Я вас заставлю.
— И как же?
— Да просто отхлестав вас этой шпагой по лицу, плашмя, разумеется.
Аббат огляделся вокруг, похоже, в поисках возможного свидетеля.
— Не кричите, сударь, — ответил угадавший его намерение Эктор, — потому что с первым вашим криком я распорю вам живот.
Аббат понял, что он не шутит, и глухо произнес:
— Это просто убийство.
— Господин аббат, — возбужденно ответил Эктор, — вы заявили мне, что вы дворянин. Я вам верю, но я тоже дворянин и потому предлагаю вам честную дуэль…Соглашайтесь, или мне придется вас отхлестать.
Глаза аббата налились кровью.
— Хорошо же, — произнес он. — Дайте мне шпагу.
Эктор, державший шпаги за эфесы, было перехватил их за клинки, чтобы подать одну противнику. Но тут аббат метнулся к нему, пытаясь выхватить обе. Однако он не рассчитал. Эктор, поднаторевший в ловкости, упражняясь с Кок-Эроном, да к тому же удвоивший силы от ненависти к врагу, успел увернуться от нападения.
— Негодяй, — вскричал он, — если ты не поднимешь эту шпагу, я тебя зарежу, как собаку.
И отшвырнул ногой одну из шпаг аббату, сам вооружился другой и стал в позицию.
Аббат с проклятиями напал на Эктора. Он был бледен, как мертвец; в углах рта выступила белая пена.
Послышалось тяжелой дыхание соперников, прерываемое стуком скрестившихся клинков.
Несмотря на, казалось бы, профессиональное отвращение к схваткам, аббат обнаружил довольно искусное владение шпагой. Однако искусство Эктора, приобретенное на уроках отца и Кок-Эрона, позволило ему все же нанести аббату укол в горло, а затем в корпус.
Аббат выронил шпагу, упал сначала на колени, потом на спину. Кровь обагрила траву. Теперь человек отчаянно боролся со смертью.
Эктор в ужасе прислонился к дереву, чтобы не упасть. На лбу у него выступил холодный пот. Впервые в жизни ему пришлось обагрить руки человеческой кровью. А ведь он был так молод!
Эти ощущения владели им всего несколько секунд, но те показались ему невыносимо долгими. Потом им вдруг овладело необъяснимое чувство тревоги. Он бросил шпагу и пустился наутек по направлению к замку. Ведь он был так молод!
Ему удалось примчаться в замок прежде, чем отсутствие аббата могло быть замечено. Он написал записку в несколько слов Кок-Эрону и передал её лакею. Затем взял ружье, охотничий нож, пороху, дроби и оставшиеся деньги и покинул замок, чтоб больше не возвращаться.
Причины тому были более чем весомые: дуэль с благочестивой особой и ненависть к тетке. Несмотря на свою молодость, Эктор знал строгость королевских указов о дуэлях. А мадам де Версийяк, конечно, не преминет воспользоваться званием его противника, чтобы усугубить его вину.
Добравшись до знакомого грота в лесу, Эктор завалил его вход камнями от волков, завернулся в плащ и заснул крепким молодым сном.
Ему не пришлось говорить с Кок-Эроном перед уходом из замка, но в оставленной для того записке он назначал ему встречу в Авиньоне, рассчитывая на неприкосновенность границ папской области.
Эктор проснулся на заре, перезарядил ружье и вышел из грота. Он нисколько не сожалел о совершенном накануне: ведь он имел мнение о дуэлях в духе того времени, и был при этом дворянином. Одним ударом шпаги он избавился от врага и начал жизнь скитальца. Но именно об этом он так часто мечтал!
Свежий воздух и прекрасный вид окружающей местности возбудил у него аппетит. Вскоре ему удалось подстрелить зайца. Приготовить жаркое было для него парой пустяков. Он разрезал зайца на четыре части, проткнул мясо острой палочкой, разжег костер с помощью трута, накидал в него ароматических веток и стал ждать, пока заяц не сделался съедобным. Часть его Эктор съел с хлебом, запасенном при побеге, а остаток спрятал в сумку и отправился в путь. Разумеется, при этом он выбирал проселочные тропки, опасаясь встретить на большой дороге каких-то стражников.
В пути ему удалось подстрелить пару жаворонков для пополнения своих запасов, а также купить у пастуха хлеба. В конце дня Эктор сумел найти пещеру, вход в которую он снова завалил камнями и хворостом.
Но поспать удалось лишь два-три часа. Среди ночи его разбудил вой стаи волков, пытавшихся разгрести его заграждение. О мотивах их стараний догадаться было нетрудно: запах зайчатины и жаворонков. Однако Эктор понимал, что, отведав дичи, они не преминут закусить и хозяином. И решил действовать прежде, чем они разрушат преграду.
С этой целью пришлось открыть стрельбу из ружья. Сначала он подстрелил одного из волков, который успел просунуть морду в пещеру сквозь щель в преграде. Его друзья быстро докончили дело, сожрав приятеля. Но не уходили, и чтобы достичь своего, Эктору пришлось ещё дважды выстрелить, после чего уцелевшие волки бросились вслед за пустившимися наутек двумя ранеными приятелями. Только тогда Эктору удалось заснуть.
Встав наутро и позавтракав, Эктор снова отправился в путь. Но пройдя семь-восемь лье, он заметил при входе в лес солдат, принадлежавших, по-видимому, к разъезду стражников, начальник которого верхом на лошади явно кого-то поджидал на дороге.
Эктор заметил солдат, несколько запоздав, и те тоже его заметили. Начальник поманил его к себе. Эктор этого никак не желал, а потому бросился бежать в горы. Его звали назад, он продолжал бежать вперед. По нему выстрелили. Он бросился вниз в овраг и, ползком пробираясь по дну, достиг заросли орешника, молодых дубов и каштанов. Забившись в них, как заяц, он решил переждать, пока солдатам не надоест его искать.
Через час шум поисков затих. Прождав ещё с час или два, Эктор решил, наконец, покинуть овраг. Но когда он выбрался наверх, была уже ночь. Спустился туман, и проплутав в нем некоторое время, Эктор понял, что он не сможет найти дорогу, с которой бежал, завидя солдат. Итак, он заблудился.
Тщетно потратив ещё час или два на поиски дороги, он забрался на дерево и провел там ночь.
На другой день, пройдя изрядную часть пути, Эктор очутился посреди дикого поля, кое-где покрытого островками дубов. Через поле вели две-три тропинки, соединявшие между собой горы и лес. Эктор задумался было, куда же ему идти, как вдруг услышал чьи-то шаги за своей спиной. Он оглянулся и увидел, что его кто-то нагоняет.
Человек был в одежду из толстой шерстяной ткани, голову его покрывал капюшон, вместо пояса — веревка, на ногах сандалии. Лицо украшала огромная рыжая борода, на шее висело толстое ожерелье из раковин, какое напяливали на себя богомольцы. В одной руке он держал палку, в другой — веревку — поводок для собаки, отличавшейся исключительно лохматой черной шерстью.
Эктор решил, что это какой-то местный отшельник, потому решил его подождать и разузнать про дорогу.
Приблизившись, отшельник остановился, большая черная собака встала перед ним.
— Отец мой, — произнес Эктор, — если вы здешний, можете вы указать мне дорогу в Авиньон?
— Вы идете в графство, сын мой? — спросил пустынник, устремив взгляд на Эктора.
— Да.
— В таком случае можете следовать за мной: ведь я иду туда же.
— Но у меня особые причины избегать больших дорог.
— Это не помешает…К тому же большая дорога удлиняет путь, и мы пойдем окольными тропками. Если мое общество вам не неприятно, идемте.
— Идем!
Через сотню шагов отшельник свернул к лесу. Собака бежала за ним.
По дороге спутники украдкой наблюдали друг за другом. Новый знакомец Эктора был крепким мужчиной лет сорока, выше среднего роста. На румяном лице светились маленькие черные глазки.
— Итак, — начал он некоторое время спустя, — вы говорили, что имеете особые причины не ходить по большим дорогам.
— По правде говоря, — ответил Эктор, так и не обнаруживший на лице отшельника никаких следов строгости, — я готов их вам объяснить с условием, что они не послужат причиной слишком длинной проповеди.
— Ну-у, сын мой! Разве человек имеет право осуждать своих ближних? Разве не все мы большие грешники?
— Так знайте, батюшка, что я дрался на дуэли и нанес два добрых удара шпагой противнику.
— Дуэль в ваши годы?
— Годы здесь не помеха…Впрочем, так как мой противник должен быть уже мертв, упреки здесь запоздали.
— Ваша правда, — философски заметил отшельник.
— Теперь вы понимаете, почему я избегаю больших дорог.
— И не только это понимаю. Ведь у вас есть ружье и нож…
— Конечно. Если я наткнусь на разъезд, то, по крайней мере, смогу защищаться.
— Если разъезд предпримет неблагоразумные действия, мы будем защищаться вдвоем.
— Как! Вы мне поможете?
— А почему нет? Я всегда любил людей храбрых и решительных.
— Благодарю вас, отец мой. Но я думаю, что с вашей палкой вы не представите большой угрозы для людей, вооруженных ружьями и саблями.
— Найдется что-нибудь и кроме палки, — ответил отшельник.
И распахнув одежду, он продемонстрировал своему изумленному спутнику два больших седельных пистолета и длинный нож с роговой ручкой, висевший у его пояса.
— Ух ты, черт возьми! — воскликнул Эктор, глядя на отшельника, который, казалось, теперь вырос на целый локоть.
— Да, сын мой, сторона здесь дурная…Столько людей зарятся на имущество бедных, что приходится принимать меры. — Веселый вид странствующего отшельника, казалось, говорил обратное.
— Ваши почтенные года не терпят возражений.
— Не скажите…Есть такие упрямцы, что не внемлют ничему, пока им не предъявишь убедительных доводов.
— Так не для защиты ли имущества бедняков вы водите за собой этого огромного пса?
— Моего Грантюра? Он мне служит в основном ночью: стережет мою пустынь.
— Стало быть, есть что сторожить в вашей пустыни?
— У меня есть образ Богородицы из массивного серебра, на поклонение которому стекаются богомольцы за десять лье вокруг.
— Безрассудство! Вы ушли, не оставив Грантюра дома!
— Я отдал образ в ремонт одному золотых дел мастеру в Авиньоне. Он должен сделать новый золотой венец к образу.
— Благодаря даяниям бедных?
— Как же…Дары милостыни возвращаются на небо, — ответил отшельник с видом умиления на лице.
Веселое расположение духа своего собеседника, на все имевшего готовый ответ, понравилось Эктору. Он ведь, как мы знаем, не любил поучительных бесед, а поначалу платье нового знакомого внушало ему некоторые опасения. Теперь же он окончательно поправил настроение, и лишь присутствия Кок-Эрона ему недоставало.
Наконец, пришло время обеда. Из своей котомки пустынник извлек четверть жареного барашка, несколько ломтей ветчины, колбасу и другую провизию. Вместе с манеркой белого вина, освеженного предварительно в холодном ручье, все это подняло настроение Эктора на ещё большую высоту.
Расположившись на травке, они приступили было к трапезе.
— Но сегодня ведь пятница! — вскричал Эктор, видя, что его спутник поднес ко рту кусок ветчины.
— Ничего страшного…У меня есть разрешение святого владыки на этот случай.
Что и было удостоверено отшельником, проглотившим изрядный кусок. А нетерпеливая бутылка так и заходила по рукам собеседников. Видно, она имела хороший слух, что помогло ей услышать объяснения отшельника.
— Раз уж вы шествуете в Авиньон, не зайти ли вам в мою пустынь? — спросил хозяин этого богоугодного жилища.
— А что, это по дороге?
— Конечно…Вы там отдохнете несколько часов. Скажу по-правде, ваш нрав меня просто обворожил. И если вы расположены к духовной жизни, я не поколеблюсь сделать вас наследником моей пустыни.
Разумеется, Эктор поблагодарил отшельника за столь щедрое предложение и тут же признался, что пока такое расположение его не посещало.
— Что же, это нам с вами не помешает, — возразил отшельник. — Пойдемте ко мне.
И они бодро отправились в дорогу.