Король ничего не решает

7.39.22 Письмо генералу Чену

Ужин Дока принесли через минуту, она даже не успела открыть письмо. Решила не идти в лазарет, а остаться здесь — всё равно там не было необходимых письменных принадлежностей и нормального стола, а здесь можно было одолжить всё у Кайрис, она была уверена, что Кайрис не обидится.

Попросив специального мальчика в костюме официанта доставить ужин Доку, Вера аккуратно сломала сургуч с оттиском лаконичных иероглифов, и сняла витой шёлковый шнур, с удовольствием обернула его вокруг пальца, потом вокруг ладони — он вызвал невесомые мурашки. Она связала его в красивый узел и спрятала поглубже в карман, медленно открыла конверт, с трудом удерживаясь от желания потереться об него щекой — конверт тоже был тактильным кайфом, он выглядел как ткань, но форму держал жёстко, как картон, Вера не могла его понять, и от этого ещё больше хотела пощупать, обнюхать и попробовать на зуб.

Письмо она раскрывать не спешила — после такого аперитива, десерт хотелось немного отсрочить. Оно было написано на тончайшей невесомой бумаге, чернила просвечивали насквозь. В сложенном виде было непонятно, что там, но однозначно это был рисунок, длинные плавные линии.

Для начала она освободила половину стола, аккуратно сложив книги и записи Кайрис на второй половине. Потом выбрала несколько карандашей и наточила их до идеальности. С бумагой заморачиваться не стала, всё равно потом переписывать, и взяла одну из тетрадок Кайрис, открыв её с обратной стороны. И наконец, открыла письмо.

Оно развернулось гармошкой в длинный свиток, примерно пять к одному по соотношению сторон, вверху слева были иероглифы, справа качался сочный рогоз, листья пересекались замысловатыми знаками, похожими на части иероглифов, Вера была почти уверена, что если немного поломает голову, то соберёт из этих листьев и теней зашифрованное послание. Но не прямо сейчас.

Внизу была речная вода, медленное течение несло лепестки и целые цветы, качались на воде крупные листья кувшинок, цвели речные лилии, и из-за одной из них выглядывала жаба, пряча половину лица за лепестком и держась за другой лепесток лапой без одного пальца. Вера долго на неё смотрела.

Попытавшись прочитать иероглифы вверху, она с опозданием поняла, что смотрит не на лицо письма, а на оборот, перевернула и прочитала ещё раз — теперь иероглифы узнавались, хотя в их целостный смысл она пока не проникла. Закралось подозрение, что это стих, и что разобраться сама она при всём желании не сможет, но от мысли показать это кому угодно, хотелось жадно прижать письмо к себе и рычать на любого, кто на него посмотрит — это было слишком личным. Но рисунок она поняла без проблем, генерал умён, он знал, что все миры рисуют на одном языке.

«Я нарисую ему ответ. А с иероглифами разберёмся позже.»

Она взяла карандаш и положила перед собой тетрадь, выдохнула. Сердце колотилось так, как будто она собиралась писать главный в своей жизни экзамен, по предмету, по которому не существует учебников, программы и учителя.

«Это жизнь. Школа жизни — и есть сама жизнь, и генерал презентовал свою. А я должна познакомить его со своей.

Это нужно сделать как-то так, чтобы ему было всё понятно, но не всё сразу, чтобы поддержать интерес. Заинтриговать, очаровать, вызвать желание продолжить, а потом ещё продолжить, и ещё, чтобы с каждым письмом он всё мучительнее ждал следующего. Боль — тоже искусство. Искусство — почти всегда боль. Господи, что я делаю…»

Она положила карандаш и выпрямилась, стала смотреть в дальнюю стену зала и дышать медленнее и глубже — её колотило, лицо горело, руки дрожали и мяли юбку, как будто не могли найти себе покоя.

«Любовная лихорадка, все симптомы. Ты с ума сошла, Вера?»

Он ей понравился, и это было сложно отрицать. Они виделись полминуты, и она смотрела на него с балкона, ещё минуты две.

«Пуля, ударившая из неизвестности. Только проявила она себя не сразу, какое коварство.»

Собравшись с силами, она опять взяла карандаш, сомнений не было, она точно знала, что рисовать, и уже почти видела цельную картину, осталось только наладить контакт между мозгом и потными дрожащими ладонями.

«Ладно. Так. Это всё равно черновик. Соберись, Вера. Это первая попытка из десяти, она гарантированно будет провальной, так что переживать не о чем.»

Пришлось ещё минут десять налаживать дыхание и искать дзэн в глубинах своей души, когда на поверхности штормило и кипело, но в итоге она убедила себя, что просто марает бумагу графитом, и взялась за рисунок.

Сначала она нарисовала круг на месте солнца и точку на месте главного объекта, потом разделила листок линией по золотому сечению, потом нашла место для второстепенного объекта, отметила его двумя точками, дальше пошло легче — волнистое речное дно, гладкие камешки, длинные стебли кувшинок, уходящих куда-то на невидимую поверхность. Лепестки и цветы, плывущие по водной глади, листья водяных лилий, тень лягушки на одном из них. Пузырьки воздуха, невесомые подводные растения, мелкие рыбки, рачьи усы из-под камня, остроносая выдра в зарослях камыша. И наконец, золотая рыбка, немного мультяшная, с выразительными диснэевскими глазами, многослойным хвостом, уложенным в замысловатые шёлковые складки.

«Я знаю, что я красива. Но также знаю, что это не главное.»

Рыбка смотрела вверх, и хотела туда, к солнцу, цветам и лягушке, очень хотела.

Вера выдохнула и закрыла тетрадь. Стала листать какой-то учебник, без мыслей скользить взглядом по блок-схемам и формулам, дождалась момента, когда забудет рисунок, и опять его открыла.

«Господи боже, какая развратная рыба!»

Нервно перевернув страницу, она стала рисовать новую рыбу, которая не будет так эротично изгибаться и так призывно пялиться на тень лягушки, пошло приоткрыв рот.

«Не смей кокетничать с едва знакомым мужчиной, Вера, знай себе цену.»

Она перерисовала рыбу ровно десять раз, когда пришла к выводу, что первая была ещё ничего, а вторая — вообще шедевр. Блок-схемы и формулы из учебника стали почти родными, она их запомнила, и взяла другой учебник.

Спустя ещё десять рыб, у неё болела спина, руки, шея, хвост, крылья и чешуя, а нарисовать идеальную рыбу всё ещё не удавалось. Она забила и стала перерисовывать подводный мир, без рыбы.

Пришла Кайрис, села напротив, Вера коротко посмотрела на неё, не отрываясь от рисунка, мысленно спросила, как жизнь.

Кайрис молча стала собирать учебники, движения были нервные и шумные.

«Ты проделала очень большую работу. Если бы не ты, Барт бы никогда в жизни не додумался, ему всё время некогда даже минуту на меня потратить.»

— Он тоже хорошо поработал. Большую часть дневников мастера Висара перевёл он.

Голос Кайрис звучал так, как будто она давно и нервно с кем-то об этом спорит, и уже готова перейти к более весомым аргументам, как адвокат, который защищает человека, которого ненавидит, и просто хочет разделаться с этим поскорее.

— Я его не защищаю. Мог бы хоть спасибо сказать, он даже на это не сподобился. Такое же хамло растёт, как и папик. А был такой очаровательный ребёнок когда-то.

«Был, да. Совсем недавно.»

Кайрис собрала почти всё, Вера со вздохом смирения с собственной бездарностью закрыла тетрадь и протянула её хозяйке:

— Я у тебя позаимствовала, ничего?

— Забирай, — махнула рукой Кайрис, — я её завела под этот проект, она мне больше не нужна.

— Спасибо.

— Имей в виду, Шен сунет нос в каждую страницу.

— Учту.

— Я должна проводить тебя к Доку.

— Пойдём, — Вера встала, осмотрела Кайрис с башней из книг, предложила свои руки, Кайрис шёпотом поблагодарила и отдала ей половину, собрала остальное. Они пошли вниз, Вера всё ещё мысленно плавала в своём письме, и старалась не замечать нервного состояния Кайрис. Она не носила амулет против Веры, единственная из всех.

«Док тоже был без амулета, когда полы мыл. И Барт. И всё.»

Они спустились вниз, зашли в Верину личную палату лазарета, там сидел на кровати Док, за обе щеки уминая свой ужин, рядом стоял министр, Даррен, Лайнис и Линг, все в амулетах.

Кайрис молча забрала книги и ушла, министр жестом отпустил двойников, они вышли из комнаты под руку. Док размашисто осенил Веру ленивым жестом, кивнул с набитым ртом:

— Здорова, как призовая кобыла. И необычайно бодра. Влюбилась?

Вера посмотрела на него с лёгким желанием дать пинка под чей-то круглый болтливый зад, Док поперхнулся и закашлялся, послал ей весёлый взгляд и шепнул:

— Понял, заткнулся.

Министр прохладно приказал:

— Иди ешь в свой кабинет.

— Ушёл, — Док сосредоточенно поднял левитацией все тарелки, и медленно пошёл на выход. Как только за ним закрылась дверь, министр посмотрел на Веру и спросил:

— Чем вы занимались три с половиной часа?

— Личными делами, которые вас не касаются.

Она была уверена, что он знает, чем она занималась, там полный зал сидел соглядатаев.

— Вы готовы идти спать?

— Да.

"Дзынь."

Она не хотела спать, но посидеть над иероглифами в тишине можно было и на кровати.

— Где вы собираетесь спать?

— Здесь.

Министр с Дарреном переглянулись с недоумением, министр посмотрел на Веру:

— Вы же хотели отсюда уйти?

— Что-то изменилось, — с улыбочкой пожала плечами Вера, — возможно, вы в очередной раз переработали амулеты против меня.

— Они вам мешают? — прохладно спросил он.

— Да. Унесите их подальше.

— Я не хотел бы работать с вами без них, это чревато нежелательными последствиями.

— Значит, унесите вместе с собой. Спокойной ночи, — она сделала скользящий шаг в сторону, освобождая проход между министром и дверью, и изобразила приглашающий жест. Он молча посмотрел на Даррена с выражением лица "я же говорил". Даррен с неловкой улыбкой посмотрел на Веру, кивнул и вышел, оставив дверь приоткрытой. Министр пошёл за ним, плотно закрыл дверь и опёрся об неё спиной, тяжко вздохнул и посмотрел на часы. Вера пожала плечами и стала расстилать кровать.

— Не спешите, — тихо сказал министр, — вы будете спать в другом месте, сейчас придёт телепортист.

Вера пожала плечами и застелила обратно, села на кровать и уставилась в стену.

В центре комнаты развернулся из точки двухметровый овал искажённого пространства, из него выглянул Барт и широко улыбнулся:

— Добро пожаловать сюда!

Министр переступил в загадочное "туда" одной ногой, протянул Вере руку, в первый раз посмотрел в глаза. В глазах была усталость и равнодушие, Вера взяла его за запястье поверх рукава, переступила границу, не ощутив совершенно ничего, отпустила и ровно сказала: "Спасибо", осмотрелась.

Они находились в просторном деревянном доме, у стены горел большой камин, на второй этаж вела лестница с резными перилами, напротив был вход на кухню, за спиной — две маленькие закрытые двери. За окнами качались ветки деревьев, было потрясающе тихо.

Барт помахал ручкой и ушёл в портал, сел на кровать в лазарете, стал выковыривать грязь из-под ногтей. Министр посмотрел на Веру, с усталой иронией спросил:

— Нравится?

— Да. Спасибо.

— Выбирайте любую спальню наверху. Спокойной ночи.

Он перешагнул портал и махнул Барту, Барт в последний раз улыбнулся Вере и закрыл портал, она осталась одна.

Сидеть у камина без чая не хотелось, а искать чай в чужом незнакомом доме без хозяина не хотелось тем более, поэтому она пошла наверх. Лестница деревянно поскрипывала под ногами, пахло осенней влажностью, дровами и немного лавандой, Вера подумала, что в другой ситуации, ей бы здесь понравилось.

Наверху был маленький коридор с окном и две двери, она открыла обе — за ними находились идентичные маленькие спальни, в которых помещалась только полуторная кровать у стены, одна тумбочка с торшером, письменный стол, платяной шкаф и дверь в туалет с умывальником и зеркалом. Обстановка была идентичной, даже шторы, ковры и карандаши на столах, Вера выбрала ту комнату, в которой меньше пахло лавандой.

Открыла шкаф, сложила в него одежду, оставшись в трусах и рубашке, почистила зубы и легла в постель, взяв с собой письмо генерала Чена и тетрадку Кайрис, долго изучала их в оранжевом свете торшера, слушая шорох ветра в редеющих кронах за окном. Поняла, что хочет есть, но идти искать еду не хочет, сходила в туалет и выпила воды из крана, предварительно почистив зубной щёткой трубку крана изнутри. Спрятала письмо внутрь тетрадки, а тетрадку спрятала под рубашку, укрылась получше и уснула.