Коротко лето в горах

10

В переполненном доме Василий Васильевич нашел столы для вновь прибывших. Кого-то потеснили, кто-то уезжал. Лариса Петровна ожидала оказии. Начальник партии не хотел в отсутствии Летягина решать судьбу практикантов.

— Проверим, умеете ли калькировать, чему вас там учат, — точно с маленькими, говорил он со студентами третьего курса, успокоительно попыхивая и заминая трубкой угол рта.

У него было много забот, и он только делал вид, что его интересует вся эта перестановка мебели. В этот день в проектный институт отправляли профиль первого варианта. Чертежи должна была доставить девушка-техник, для которой второпях собирали взаймы на дорогу, а она, в свою очередь, от полноты чувств, от ожидания встречи с родными набивалась на поручения. Ей заказывали покупки, совали ей конверты с письмами, диктовали номера телефонов. Все были возбуждены разговором о городе, о семьях. И торопил с отъездом безжалостный Володя. Он только утром добрался — пробил где-то колею — и не хотел везти девушку ночью.

Дорджу сумели усадить в самом доме, правда в проходной каморке в темном углу. У низенького окошка в этой комнате незыблемо стояла швейная машина, и на ней работала сама хозяйка Алена Евдокимовна, дородная сибирячка в старомодном пенсне на шнурке. Галю усадили на застекленном балкончике вроде веранды. Там было светло, но обещало быть жарко. Оторвав взгляд от чертежной доски, можно было любоваться рябиной за окном и далью синих гор, зато за спиной все время входили в дом и выходили и толкали спинку стула. Галочка вытащила Дорджу к себе на секретное совещание.

— Требуй, чтобы к окну пересадили, тебе же темно! Зачем мы приехали, спрашивается в задачнике?

— Что ты, что ты… — залепетал он, — Мне оч-чень хорошо! Может быть, тебе плохо?

— Ты строишь железную дорогу, она шьет ночную рубашку…

Дорджа улыбнулся и сделал шаг в сени. Но Устинович схватила его за рукав.

— Отчего ты, как старик, всегда со всем соглашаешься?

В ответ он поморгал черными глазами и все-таки удалился. Он не соглашался именно с ней, с Галочкой. Он любит повторять ее слова, но делает это скорее для упражнения, а в чем-то главном он очень неуступчив.

Не добившись поддержки, Галя успокоилась и повеселела. С ней это часто случалось, отчего? — от возраста, что ли…

— Вас, оказывается, в сенях посадили? — любезно осведомился Костя, участковый техник, рыжебородый юноша в мушкетерских сапогах раструбами.

— Это не сени, — поправила Галочка из любви к точности. — Там в сенях кто-то храпит до ужаса.

В закутке за дверью, возле кадки с водой, на брезентах и тулупах отсыпался рабочий, пришедший ночью с лавинного участка, и этот доносившийся до Галочки храп, приобщая ее к нелегкой жизни, тоже настраивал на веселый лад, как и любезный разговор Кости.

Между делом Галина успела сунуть нос на сеновал, где парень в ковбойке выстукивал ключом радиодепешу. Дневной свет выхватывал то, что ближе к двери, — зеленые ящики полевой рации, открытую книгу и запакованный спальный мешок, на котором сидел радист. В полумраке тонули узкие таежные сани — их было много, они были сложены навалом, друг на дружке, и как бы таили в себе среди лета угрожающую картину зимы. Заметив взгляд москвички, радист дружелюбно пояснил:

— Зимой хозяин почту возит… От самой Черемшанки.

Он, видно, не чувствовал несоответствия собственного дела, уничтожавшего пространства, и этого санного пути от Черемшанки. И Галина, приберегая про запас подобные наблюдения, сползла по перекладинкам крутой лестницы во двор.

Не близко, на расстоянии натянутой цепки, она присела на корточки перед медвежонком. Он напрашивался на знакомство и показался ей бесподобно смешным и сам по себе и отчасти по тому безотчетному чувству, что мог украсить ее своим соседством, как украшает ее в Москве шубка из серой мерлушки. Лариса Петровна прошла по двору, Галочка спела ей:

— Как спалось на новом месте?

Молча зажмурясь, она кивнула головой.

— Лучше всех…

И она вернулась к своей чертежной доске. Потом ее развлекала хозяйская дочь Сима, единственный досужий человек в доме. Она приехала в отпуск. На Ангаре она штукатур, жених у нее бетонщик, и скоро будет комната. Сима принесла и разложила перед собой десяток мотков ниток радужной пестроты и на куске полотна, туго натянутого на круглых пяльцах, стала вышивать какое-то адское пламя.

Пока практикантка разбиралась в тонкостях своего «пятитысячного планшета», Сима наговорила с три короба… Отец сдает в аренду дом, двор и сеновал, сам числится конюхом. В получку он запивает с охотником дядей Мишей. Пьют здесь спирт, инженеры — тоже. На лошадях ездят верхом, и женщины — тоже, надо учиться. В воскресные дни целым грузовиком отправляются в лес на речку. В поселке можно купить чешский свитер.

— А я не так представляла все это, — призналась Галина. — Даже не верится, что я уже работаю…

Они обменялись улыбками, и, по тому, как Сима расположилась возле нее, Галочка почувствовала, что понравилась ей.

Несколько раз выходил на балкончик Василий Васильевич с арифмометром, приглядывался без слов, давая понять, что одобряет ее чертежные способности. Он, впрочем, не постеснялся помочь ей покрепче прикнопить кальку и объяснил, как вставить подвариант в основной профиль. Уходил, возвращался в другой раз, в третий, говорил:

— Тут у нас фиксированная точка — видите, перевал. Никуда от него не уйти… И вот, смотрите, какая косогорность, даже на полметра нельзя ошибиться — сразу свалишься с полки…

Вникая в его снисходительные объяснения, в которых он не поступился ни одним словечком профессионального жаргона, Галя поняла, что партия третий месяц решает направление магистрального хода на самом трудном участке — от сто восьмидесятого километра до двести пятнадцатого. На тридцати пяти километрах сосредоточена половина будущих скальных работ. Два тоннеля и виадук с высотой опор до семидесяти метров.

— Сумасшедший виадук, — выразился Василий Васильевич.

Видно было, что ему нравится этот виадук… Поезд проскочит по виадуку из тоннеля в тоннель. Набирая высоту по спирали, трасса поднимется на высшую точку с заданным уклоном — четырнадцать метров на тысячу. Обычно изыскатели укладывают профиль, а потом укрупненно подсчитывают объемы предстоящих строительных работ — и в выемках и на насыпях. Но здесь такая косогорность, что объемы работ нельзя подсчитать приближенным способом. Необходима тщательная разбивка всех вариантов на местности. И вот вчера обнаружилось, что две недели назад была допущена ошибка, вследствие чего инженеры доложили Ивану Егорычу, будто бы второй вариант лучший, он и рекомендовал его для укладки в натуре. Ползали по косогорам две недели, укладывали — и все пошло насмарку: второй вариант не имеет никаких преимуществ. И хотя Василий Васильевич и об этом рассказывал так же снисходительно, но можно было догадаться, чего стоит им эта ошибка: деваться некуда от досады!

— А скоро ли вернутся с Чалого Камня? — спросила Галя.

— Может, к вечеру, только вряд ли… — сказал Василий Васильевич.