27

Лохматый пес, лежавший у очага, спросонок заскулил и лязгнул зубами. Вечер в горах. Холодный бодрый воздух. Стряпуха и Галя в ватниках чистили картошку.

— Скулит… — сказала Галя.

— Зверовая собака.

— Ей что-то снится…

— На медведей ходила. В клочки ее рвали не раз. Вот и снится… Собаки у нас более десяти лет не живут. Износ велик.

— Нагрузка на психику? — улыбнулась Галя.

— Нервы сдают.

Прасковья Саввишна запела что-то тягучее, грустное.

— Уехал Иван Егорыч… — Галочке хотелось спать; одолевая дремоту, она понюхала рукав своего ватника — понюхала и рассмеялась. — Дымом пропахла.

— Это хорошо, как ты сказала, — похвалила стряпуха.

— Что сказала? — спросила Галя, борясь со сном.

— Это самое, что дымом пропахла. Отец мне рассказывал — он путиловский рабочий был, красногвардейцем Смольный охранял в революцию, — ночью человек подошел к их костру, глядят — Владимир Ильич! Разговорился с ними, шутил. А потом рукав пиджака понюхал, сморщил нос и сказал: «От костра вашего дымом пропах!» И засмеялся… А я думаю: может, детство вспомнил?

— Почему вы это рассказали?

— Так… Думаю про тебя. Зачем ты сюда явилась, голубушка? Тайга таких не держит. Трудно мы живем. — Она показала на Чалый Камень. — Вот костер горит. Там Степа Огуренков с ребятами. Там уж небось выпал снежок. Тоже, верно, дымом пропахли.

— Мрачно у вас в горах, — вздохнула Галя.

— Мы не жалуемся. Мед едим ложками. Хлеб режем крупно.

— И я буду резать крупно. Я буду буры таскать на кузню. Мне бы только жирок согнать.

— Модничаешь.

— Я не модничаю.

— Модничаешь. А у нас что инженеры, что лесорубы — все одинаково одеты: и сапоги, и ватники, и полевые сумки. Как у солдат — все взаимо-за-ме-няемое, — она с трудом выговорила это слово.

— Очки только разные. Иван Егорыч свои редко надевает, они у него не модные, с железными дужками.

— Самый красивый человек у нас в горах Иван Егорыч, — сказала стряпуха. — А худо ему нынче, худо…

— Чем ему худо?

— Не притворяйся. Будто не слышала, что по радио нынче шумели: твой отец приехал. Вот и засудит Ивана Егорыча.

— Что ты мелешь? Отец приехал?! — вскричала Галя, круто повернувшись, побежала к своей палатке.


Она растолкала спящего Дорджу.

— Ну, милый, ну, Дорджушка, прошу тебя…

— Спать хочу, — спросонок сказал Дорджа.

— Ну, я тебя поцелую.

Она поцеловала Дорджу; он вскочил, протирая глаза.

— Стряпуха мне сказала: отец приехал, понимаешь? Ну, по коням!

В то утро после дождей и туманов снова выглянуло солнышко, и вдруг Дорджа с Галей заметили, что лето кончилось.

Они верхом ехали вдоль полотна железной дороги.

И всюду горели костры — их дым легко рассеивался в прозрачном холодном воздухе.

Загрузка...