Они отошли к одному из костров.
Калинушкин не спешил со своим делом, помалкивал, Летягин подбрасывал в костер валежник, поднял с земли топор и, примерившись к его весу, начал рубить поленья — рубить и подбрасывать в огонь. И скоро треск разгоревшегося костра заглушил отдаленные песни, гитару и смех.
— Ночью я вызывал Москву, — сказал Калинушкин. — На Устиновича нет надежды. Он опоздает. Он хочет опоздать, ясно? Он-то уж давно не альпинист… Дайте топор!
Летягин, задумавшись, послушно отдал топор.
И весь дальнейший разговор запомнился им и поразил их потом внешним спокойствием. Только иногда Летягин порывался взять обратно топор. Для Калинушкина это было рефлекторное движение, не имеющее прямого отношения к разговору; и Калинушкин приказывал: «Бросьте топор!» Так Калинушкин, тоже поглощенный своими мыслями, смирял порывы Летягина.
— Я к вам всего на несколько минут, — сказал Калинушкин, — поздравить… И вот задержался. Я всегда уважал вашу честность, но ведь моя правота выше… Дорога нужна нам в срок. Или совсем не нужна. Мы живем в такое время — как будто высоко в горах, где дорог каждый день…
— С этой моей лавиной все смешалось, уже не разберешь, — говорил свое Летягин.
— Она такая же ваша, эта лавина, как и моя, — внятно сказал Калинушкин.
— Вы это всегда знали?
— Полная неожиданность! Когда Спиридонов рассказал мне о вашей докладной записке… Этот вырубленный лес. Я там никогда и не бывал…
— Но вы хотели уйти от раздетых косогоров.
— Думаете, я боялся огласки? Расследований? Даю честное слово — нет.
— Так почему же вы куражились над Бимбирековым?
— Бросьте топор! Что я, дурак, что ли — заголяться перед пьяным… чижиком! — Он присел на пень и машинально начал рубить щепу. — Вчера я послал сводку: «Механизмы простаивают, сроки под угрозой срыва, срочно требуйте от Летягина чертежи». И так далее, на десяти страницах. Копию — в крайком. Как вы думаете, я поступил правильно?
Летягин что-то пробормотал, раскалывая полешки топором.
— Громче — не слышу, — сказал Калинушкин.
— Старая песенка…
— Да, я поступил правильно! Ведь я отвечаю за сроки. Я не могу не ссориться с вами.
— А я с вами, — сказал Летягин.
— Смотрю на вас и вспоминаю всю свою жизнь, — помолчав, сказал Калинушкин. — В лесу можно быть откровенным. Я свой жизненный путь уважаю. Много сил и здоровья положил на все эти дороги и мосты. Но сколько было сомнительных сговоров, уступок совести, всех этих вполне солидных компромиссов, если уж говорить правду, вы и нужны были бы мне всегда. Чтобы рядом.
— Вам нужен?!
— Оставьте топор! Да! И девчонке. И мне. Нужны всем. Как бывает в жизни нужен человек — тот единственный человек, суда которого над собой… боишься.
— Ну хватит! Отдайте приказ о взрыве, не дожидаясь эксперта.
— Я не могу этого сделать, — вставая, сказал Калинушкин.
— Почему?
— Обстоятельства не позволяют. Я привык считаться с обстоятельствами.
Эта ночная сцена у костра была похожа на дуэль, и это стало еще яснее, когда Галя вдруг выбежала и стала между ними, как бы на незримой черте барьера.
— Ну, пошептались? — крикнула она и тихо спросила Калинушкина: — Где же отец?
— Не торопится. Тут надо вопросы решать… А твой батька…
— Это ваш эксперт не торопится! А мой батька — можете не сомневаться — прибудет.