Коротко лето в горах

32

Вечером в поселке, в палисаднике с опавшими георгинами, на ступеньках щитового домика слышался голос Бимбирекова:

— Я вернусь, пусти. Ты купи еще чекушку, Верочка, на стол поставь, мне только поговорить с одним человеком…

Он, пошатываясь, шел по темной улице поселка.

И когда грузно выполз из машины Калинушкин у крыльца своего дома, от столба у двери отделилась в полутьме фигура. Свет из окна рассек крыльцо, Калинушкин разглядел хмельного инженера. И в полумраке завязался странный разговор трезвого с пьяным.

— Хочу поговорить с вами до приезда эксперта, — сказал Бимбиреков.

— Что скажете?

— Вы в школе стихи учили: «В лесу раздавался топор дровосека…» Я до сих пор думал, что автор: Некрасов. Оказывается — Калинушкин, Кирилл Кириллыч. Дядя Рика!

— Очередная интер-тре-пация?

— Вы не знаете Ивана Егорыча! Он вам еще запро…ектирует сажать лес там, где вы его вырубили! Он такой человек, даже уши топорщатся. И хохолок торчит на макушке.

— К чему вы это все?

— Он только ждет эксперта… этого… отца нашей Галочки…

— Не слышу? — учтиво откликнулся Калинушкин.

— Ну, а если Иван Егорыч пожелает обратить внимание краевого комитета партии? — спросил Бимбиреков, качая пальцем перед собственным носом.

— Не слышу? — учтиво откликнулся Калинушкин.

— Как бы вам с ним не поменяться ролями!

— А это уж суеверие! — Калинушкин посмеялся. — Честное слово, суеверие… Я, помню, тещу хоронил. Второпях, когда гроб выносили, с гробовщиком шапкой поменялся. Заметьте: не ролями поменялся, а только шапкой. И то-то расстроился, помню! Это суеверие, друг мой, с этим надо бороться.

— Погляжу, как вы поборетесь с Иваном Егорычем… — сказал несколько сбитый с толку Бимбиреков.

— Что вы меня стращаете вашим Егорычем? — Калинушкин бесцеремонно оглядел Бимбирекова. — Аморальный вы тип! Аморальный — да еще и тип!

— Я циник, но у меня нежное сердце. Я вас предупредил… — не сдавался Бимбиреков. Он посмотрел на небо, сходя по ступенькам. — Как бы нынче снежок не выпал.

Остановив проходящий мимо «пикапчик», он полез в кузов сзади. Калинушкин молча поглядел вслед. Потом вошел в дом.

В служебном кабинете он бросил шляпу на стол, грузно сел и снял телефонную трубку.

— Красавица, дайте Москву… Да, есть такой город… Там — Устиновича.

Он положил трубку и в ожидании тяжело задумался. «Эх, Калинушкин, Калинушкин… Не слышу?.. Слышишь. В том-то и дело, что слышишь…» Тяжелый, осевший, он сейчас совсем не был похож на балагура и циника.

Звонок. Он поднял трубку.

— Нету? Ни в главке, ни на квартире? Я буду спать до пяти утра, не будите…