Корректировщик

Глава 12

Душ мне принять удалось.

Поспать — нет.

Трескотня Сыроежкина будет преследовать меня во всех освоенных человеком мирах. За десять минут я узнал всю его биографию. Сын мелкопоместных дворян, не обладавших крутыми сверхспособностями и не сумевших сколотить состояние. Предки Сыроежкина занимались сомнительными вещами — астрономией, литературой, живописью. Творили шедевры, которые не продавались. Начали строить обсерваторию в европейской части Империума, но не хватило средств. В итоге обедневший род перебрался в Мексику — якобы в поисках вдохновения. Отец открыл лавочку по продаже мобильных телефонов, мать посвятила себя стрит-арту. Когда Виталику было шесть, он внезапно проявил склонность к забытым огненным техникам, которые культивировались Сыроежкиными на протяжении полутора веков. Годы шли, Виталик крепчал. В итоге парня отправили обратно в Россию — к дальним родственникам, согласившимся принять участие в его судьбе. На определенных условиях, конечно. Отучившись и прокачав боевые навыки, толстяк должен был поступить на службу в частную армию вышестоящего клана, негласно подмявшего добрых самаритян. По мне — отстойный расклад. Из очередного дурачка готовят пушечное мясо.

Формально Сыроежкин подпадал под программу обмена. Гражданство-то у него двойное, что не запрещено законом. Родители воспользовались лазейкой в правилах и пропихнули сына в общежитие для иностранцев. Экономия существенная — про цены на аренду в Горно-Алтайске я вам уже рассказывал.

В моем мире блоки у студентов состоят из двух комнат, а не из четырех. Зато здесь обстановка шикарнее. Без шуток. План такой: заходишь в общий коридор и видишь по три двери с каждой стороны. Первая дверь налево — санузел. Первая направо — кухня, совмещенная с общей столовой. Двигаемся дальше. Сам коридор внезапно расширяется за счет скоса стен — и вашему взору открывается панорамное окно. Под ноги укладывается толстый ковер. Это лаундж-зона. Четыре кресла-мешка, изогнутая змея торшера. Трогаю осветительный прибор — туловище «змеи» гнется под любыми углами. Уютненько.

— Нравится? — тараторит Сыроежкин. — Тут ремонт недавно сделали. В начале лета.

Как тебя много, Сыроежкин.

Апартаменты под номером «60» — это вторая дверь слева. Она распахнута настежь. Укоризненно смотрю на соседа:

— Я забыл, — мямлит толстяк. — Я ж на минутку спустился…

— Не делай так больше.

— Хорошо-хорошо, — закивал сосед. — Ты прав. Проходи, тебе понравится.

Мне понравилось всё, кроме чудовищного срача, который успел развести злополучный мексикашка. Комнаты в «Заратустре» довольно просторные, они хорошо обставлены и отремонтированы. Никаких обоев, всё под покраску. Две кровати, две тумбочки, между условной прихожей и жилой зоной — система хранения. Встроенная, от пола до потолка. С закрытыми и открытыми секциями. Ячейки уже завалены неаккуратно сложенными шмотками, книжками, тетрадками и блокнотами. Даже игрушечный робот притаился у расстегнутого пятнистого рюкзака. Обувь мой сосед не любит складывать в обувницу — предпочитает расшвыривать под ногами, не развязывая шнурков. Начинаю закипать…

Если вы не в курсе, я всегда относил себя к категории минималистов. Вещи в гардеробе — только самые необходимые. Кроссовки, кеды, ботинки — вычистить, помыть, рядами сложить в шкаф. Одежду — в рулетики. Никаких конвертов, именно рулетики — основа всего сущего. А вот книги должны стоять рядами. Или лежать идеально ровными стопочками. В противном случае, это не книги, а макулатура.

Платяной шкаф во всю стену прихожей распахнут настежь. Точнее — раздвинут, это купе. Внизу — смятые дорожные сумки. Очередной предсказуемый треш. Свисающие с полок шорты, воняющие носки.

Придется Сыроежкина дрессировать.

Извините, воспитывать.

Хорошо хоть собаку не завел…

Огибаю систему хранения и попадаю в общую жилую зону. Кроватями и тумбами дело не ограничивается. У каждого — по письменному столу и вращающемуся офисному креслу. И тут меня поджидает новый шок.

Стационарный компьютер.

Вы не поверите. Человек припер в общежитие через полстраны системный блок, ЖК-монитор, мышку и клавиатуру. Беспроводные, но всё же. Это за гранью добра и зла.

И колонки.

Из которых валит тяжелый рок.

— Выключи, голова болит.

Сыроежкин не трогается с места.

— Пожалуйста.

— Ладно.

Вожделенная тишина.

Картина разгрома довершается незаправленной кроватью слева, валяющейся безразмерной футболкой, пылью и грязью.

Займусь этим позже.

А сейчас — на свежий воздух.

Широкое окно и балконная дверь — прямо по курсу. Дверь преподносит неожиданный сюрприз — она тоже открывается ключ-картой. Выхожу на широкую террасу и понимаю причину. Лоджия имеет форму буквы «Г» и огибает угол нашего корпуса. А еще между двумя комнатами блока нет перегородки. Очередное коллективное пространство. Над головой — прозрачный пластиковый навес, опирающийся нижними углами на профильные трубы. Профили — часть металлического ограждения. Так. Что ж мы получаем, господа хорошие? Обитатели нижних этажей защищены от холодов остеклением, а мы открыты всем ветрам. Зимой у меня будут сугробы. Балкон придется чистить. Везение номер два.

— У нас нет остекления, — замечаю вслух.

— Нет, — соглашается Виталик. — Ничего, это всё ерунда. Зато летом прохладно, птички поют…

— Аргумент.

Осматриваюсь.

На террасе — круглый столик, четыре плетеных кресла. И больше ничего. По пластику струятся водные ручейки, вниз срываются тонкие струйки. Дождь снова усилился.

Вид открывается шикарный. Я даже забыл про стоящего рядом упыря, который непрерывно что-то рассказывает. Сыроежкин сливается с мокрым шумом и коричнево-зеленым фоном прилегающего к корпусам сквера. Прямо по курсу — пламенеющая готика «Заратустры».

И никого.

Поворачиваюсь к соседу.

— А где все?

Мой вопрос прервал очередную тираду по поводу комаров и того, что спать на террасе прикольно, но загрызут.

— В смысле?

— Люди, — уточняю я. — Ученики, поступающие на первый курс. Их родители. В общаге — только мы с тобой.

— А, — дорубил сосед. — Ты не в теме. Официально прием документов начинается завтра.

— Меня же приняли.

— Конечно, — кивает Виталик. — По программе обмена принимают. И по направлениям с личными рекомендациями. А так — нет. С завтрашнего дня все первокурсники повалят.

— И эти заселятся? — киваю на шестьдесят первую квартиру.

— Не факт. Петр Ильич говорит, что общаги стоят наполовину пустые. Тут много вторых и третьих курсов, но они подтянутся в конце августа.

— Понятно.

Вот они — объяснения.

Сыроежкин способен приносить и некую пользу, если вдуматься. Это кладезь полезной информации.

— Я в душ, — топаю в комнату, бросаю рюкзак на свою кровать и начинаю раздеваться. — Там всё в порядке? Вода есть?

— Да, мойся, — раздается голос соседа. — Ты не против, если я опять музыку включу?

— Только негромко, — вешаю куртку в шкаф. Кеды мокрые, надо бы просушить. — А сушилка тут есть? И стиралка?

— Внизу прачечная, — напоминает Виталик. — И там же общая сушилка.

Гадство.

— А что с полотенцами?

— У кастелянши.

И как я сразу не догадался.

— Возьми моё, если хочешь, — великодушно предложил сосед.

Плюс один тебе в карму, чувак. Жаль, что у тебя не найдется запасных сланцев.

Топаю в душ босиком. В руках — мыло, шампунь и грязные носки. То еще зрелище. Радует, что санузел не блокируется ключ-картой. Лампы внутри включаются хлопками. Удобно. Кабина глубокая, дверцы не заклинивает. Сантехника — простая и дешевая. Без дополнительных режимов, сенсоров и прочих наворотов. Поднимаешь однорычажный кран — и моешься.

Носки я постирал туалетным мылом.

С прачечной позже разберусь.

— У нас еще корзина для грязного белья есть, — сообщает Виталик, когда я возвращаюсь в комнату.

— Где?

— Вот, — он сдвигает секцию шкафа-купе. И я вижу в левой нижней ячейке упомянутую корзину. — Кидай туда всё, что в стирку.

— Лады, — я выхожу на террасу и раскладываю мокрые носки на плетеном кресле. Повесил бы на перила, но вдруг ветер сдует?

Хочется спать.

И есть.

— А где холодильник? — мысль резкая, как удар грома.

— На кухне.

— Общий.

— Да.

— На восемь человек?

— Он большой, — заверяет Сыроежкин и широко разводит руки. — Вот такой.

— Да ладно.

— Не вру. Четырехкамерный, туда можно хоть трупы пихать.

— Добрый ты, Сыроежкин.

Натягиваю свежие носки. Дождь почти прекратился, так что можно и прогуляться за едой. Вряд ли Сыроежкин запасся продуктами. А если и запасся, то какой-нибудь дрянью.

— Куда собрался?

— В магазин.

— За продуктами?

— Ага.

— Я сейчас тебе денег дам, купишь мороженого?

Смотрю в окно.

Мелкая морось, промозглость, клубящаяся муть над крышами. Для мороженого — лучше не придумаешь.

— Без проблем. Денег, не надо, я угощаю. Тебе какое?

— О, — обрадовался Сыроежкин. — Ты лучший сосед в мире, Кен. Пломбир в вафельных стаканчиках. Штук десять.

«С» — скромность.

И умеренность во всем.

Подумав, решаю оставить рюкзак в комнате. Документы у меня на Кена Мори, планшет запаролен. Расплачиваюсь я браслетом — не имею привычки таскать с собой наличность в кошельке. Черт, у меня даже кошелька нет.

Застегиваю куртку и поворачиваюсь, чтобы уйти.

— Ты же не знаешь, где магазин, — доносится мне вслед.

— Я скачал карту города.

— В кампусе есть магазин, — сообщает Виталик. — Но это так, если спешишь. Он маленький совсем. Топай на Береговую, там «Копеечка» стоит.

— Разберусь.

Дверь отсекла вездесущего Сыроежкина, и меня окутала долгожданная тишина. Не то, чтобы я не любил рок, но мексиканская его разновидность — это вынос мозга.

По карте получалось, что гипермаркет «Копеечка» действительно стоит на улице Береговой, дом 21. Мне надо выйти на Дворянский проспект, свернуть направо, затем — налево. Название улицы случайным не назовешь — она тянется вдоль реки Улалушки.

Мокрые кеды — это мерзко.

А еще хуже то, что, отойдя от корпуса на приличное расстояние, я вспомнил о кастелянше и постельных принадлежностях. Которые, естественно, не получил. Знать не судьба…

Береговая оказалась тихой улочкой. По правую руку от меня тянулись панельные пятиэтажки довольно обшарпанного вида, по левую серела лента реки. На противоположном берегу — море крыш, за которыми высятся горы. Мысленно составляю план покупок, и тут мое внимание на что-то переключается.

Крики, шум.

Непонятная возня в районе реки.

Останавливаюсь.

По двум полосам проносятся редкие машины. Если перейти дорогу, можно увидеть спуск к набережной и верхушки деревьев. Небольшой зеленый пятачок в центре цивилизации. Ну, как цивилизации… некоего ее подобия. Горно-Алтайск — явно не предел мечтаний для молодого столичного аристократа.

Чую неладное.

Крики женские.

Голоса — мужские, грубые.

Перебегаю улицу, спускаюсь по ступенькам и оказываюсь на узеньком тротуаре, который отгорожен парапетом от поросшего травой берега Улалушки. Тротуар тянется в обе стороны, от него отходит узкая тропинка, петляющая в сторону лесистого холма. В этом месте река делает небольшой изгиб.

Бегу по траве, игнорируя раскисшую тропинку.

Крики становятся громче.

Девушка.

— Отвали, урод!

— И что ты мне сделаешь, сучка?

Вспышка огня.

— «Пламенеющая ярость», — слышится третий голос. — Хилая ты совсем.

Я не вступаю ни с кем в диалоги. Мрази — они и есть мрази. Суть происходящего предельно ясна, только участвуют в нападении одаренные.

Трое.

Под сенью деревьев видны лишь смутные тени. Куртки с капюшонами, нижние части лиц скрыты масками. Оскал зубов на черном фоне — светящимися красками. Наиболее опасен тот, что слева. Это лидер, по завихряющимся вокруг него спиралям взвеси я безошибочно определяю ранг Подмастерья. Думаю, ему немного за двадцать. На трех планах реальности тело окутано «Пузырем». Это защитная техника магов воды. Вот почему жертву загоняли к реке — низкоуровневая «Ярость» прокачанный «Пузырь» не пробьет.

Вливаю в себя побольше эфира.

И обрушиваю на подонка «Пылевой смерч». Это техника земли, в моей реальности известная под другим названием. Помогает в тех случаях, когда на тебя мчится стая тварей, не умеющих «видеть» в астрале. Стая теряет ориентацию, а ты валишь хищников по одному.

Передо мной — та же стая.

«Смерч» окутывает лидера и краем задевает его приспешников. Это обычные Ученики, взятые на дело для поддержки. Пыль смешивается с водой, и парень вынужден сбросить защиту. Я уже рядом — наношу удары в ускоренном режиме. Апперкот в челюсть, колено — в живот. Ударные поверхности мерцают — я усилил их эфирной концентрацией.

Мужик сгибается пополам и ему прилетает в затылок.

Смещаюсь с линии атаки — по мне жахнули «Ледяными клинками». По удару на каждого. Низкорослого широкоплечего хмыря сваливаю пинком в коленную чашечку, его долговязого друга — локтем в переносицу. Так, чтобы с гарантией лечил перелом. Широкоплечий пробует подняться и продолжить бой, поэтому награждаю его тычком в печень. С усилением, как же без этого.

Финиш.

Тело Сергея не отличается хорошей физической подготовкой. Мой носитель — не из тех людей, что безвылазно сидят в тренажерных залах и метелят календари сбитыми в кровь костяшками пальцев. К счастью, в моем арсенале есть магия.

Лидер постанывает.

Его друзья просто лежат в траве.

В глаза бросаются странные повязки на рукавах нападавших. Смахивает на сложенные банданы белого цвета с каким-то непонятным изображением. Срываю повязку с долговязого и подношу к глазам. Действительно, бандана. Сшитая на заказ. Крест с закругляющимися отростками, напоминающими втяжные кошачьи когти. Да это же свастика! Правда, стилизованная до такой степени, что сразу и не узнаешь.

— Каратели.

Поворачиваюсь к той, кого опрометчиво помчался спасать. Девушка, причем красивая. Черные джинсы, светло-серая клетчатая рубашка, за плечами — миниатюрный рюкзачок. В левой руке — компактный зонтик, упрятанный в чехол. Смазливое личико, черные волосы собраны в небрежный пучок на затылке.

— Ты о чем?

— Эти засранцы. Называют себя «карателями».

Голос приятный.

— Не слышал.

— Они недавно появились. Выступают за «чистую кровь».

— Это как?

— Ищут простолюдинов-одаренных. Без герба и влиятельных родственников. Избивают.

— И тебя хотели?

— И меня.

Понимаю, что не только это они хотели.

Засовываю бандану в карман куртки. Есть подозрение, что передо мной — не единственные отморозки в городе, ратующие за чистоту дворянского сословия. Надо бы пробить этот символ по Паутине. Выяснить, с чем столкнулся.

— Идем, провожу.

— Я сама могу.

— С ними тоже справилась бы?

Молчит.

— Прогуляемся до Береговой, — предлагаю несостоявшейся жертве. — Мне в магазин.

— Хорошо, — девушка сдается. — Тебя как зовут?

— Кен.

— Алтаец?

Я понимаю, что в лесу пасмурно и темно. Но не до такой же степени.

— Японец.

— А-а, — протянула она. — Извини.

— Пустяки, дело житейское.

Выходим по тропинке на набережную и поднимаемся по ступенькам.

— Катя, — спохватившись, представляется девушка. — Я учиться приехала.

Спасшаяся от выродков Катя примерно моего возраста. Или на год младше. Вот вам и рояль в кустах.

— Ты простолюдинка?

— Да.

— Как они узнали?

— Кен, это же Четыре Столпа. Тут всё схвачено, все друг с другом повязаны. Эти говнюки из богатых родов, если ты не понял.

Понял.

Вот только развивать тему не собираюсь. Хватит уже с меня на сегодня знакомств, драк и подстерегающих за каждым углом неприятностей.

Мы прощаемся у «Копеечки».

Я захожу в магазин с тягостным чувством на душе. Нехорошо наживать себе врагов в первый же день заселения. Каратели видели мое лицо, а вот я их узнать не смогу. А ведь мог бы активировать «Ускользание» или что-нибудь из своего прежнего арсенала. Хватит уже дурить, Ярослав. Дерешься — так дерись без последствий для своей плохо защищенной персоны.

Магазин, как и предсказывал сосед, ломится от съестного.

Прохожу через вращающиеся стеклянные двери, беру тележку и погружаюсь в царство вкусно пахнущих стеллажей.

Вперед — за провиантом.