Корректировщик

Глава 19

Чучело похоже на меня.

И от этого становится жутко.

Я замер, глядя на силуэт, собранный из разного хлама и непостижимым образом повторяющий мою осанку. Голова представляет собой мешок, набитый соломой. Ну, или чем-то мягким наподобие поролона. К голове приклеена маска с нарисованными чертами моего лица. Неведомый художник старался, выводил каждую черточку. Карикатура, но не бесталанная.

Туловище чучела было распято на деревянном кресте и перепачкано красной краской. В трех или четырех местах из «подарка» торчат рукояти ножей, арбалетный болт, стрела и топор. Ума не приложу, как горе-скульпторы сумели всё это закрепить в мягкой основе.

Несущий стержень креста вбили между двумя тротуарными плитами. Подозреваю, не без помощи магии.

Одели моего двойника в какую-то рванину.

Делаю шаг вперед.

И чучело вспыхивает.

Языки пламени охватывают крест, туловище и голову, взвиваются в серое предрассветное небо с угрожающим гудением. Солома и древесина трещат, маска молниеносно съеживается. Мой двойник корчится на кресте, обугливается, осыпается пеплом на тротуар.

Температура адская.

Мне в лицо пышет нестерпимым жаром.

Отступаю и чуть не сталкиваюсь в дверях с Дормидонтом Евграфовичем — нашим новым вахтером. Евграфович — потрепанного вида мужичонка лет пятидесяти с «пушкинскими» бакенбардами на щеках. Лицо у вахтера вечно недовольное, словно он после вчерашнего. Или похоронил кого-нибудь. Или тащит неподъемный кредит, а тут еще болезни навалились.

— Мама дорогая, — бормочет Евграфович.

И добавляет еще пару крепких словечек, которые останутся за пределами моего повествования.

Чучело разваливается на наших глазах. Крест обугливается и осыпается красными головешками. Утренний ветерок швыряет мне в лицо пригоршню пепла.

Ясен пень, я наступил ногой на некий символ, запустивший механизм огненной ловушки. Памятник людской глупости прогорел очень быстро. Значит, вбухали кучу взвеси.

— Кто это сделал? — вопрошает окружающее пространство вахтер.

А в ответ — тишина.

— Ты видел?

Это уже в мой адрес.

— Видел.

— Во гады, — Евграфович шарит по карманам пиджака, извлекает допотопный кнопочный телефон и начинает кому-то названивать. Трубку не берут. — Я вам… я вас…

Незаметно сваливаю с места происшествия.

Каратели не успокаиваются. Ко мне подобрались вплотную и четко дают понять, что травля продолжается. А хуже всего то, что обитателей общаги по пальцам можно пересчитать. Скоро администрация свяжет возникшие проблемы со мной или Катей.

От выродков я отобьюсь.

Минус в том, что предсказать все последствия этой войны никто не возьмется.

Пока мои оппоненты выбрали тактику запугивания. Странно. Я думал, каратели — это тупые быки, предпочитающие действовать «в лоб». Подозревают, что перед ними — сильный противник? Или предпочитают выматывать жертву, ломать ее психологически, а потом добивать? Склоняюсь ко второму варианту.

На дворе — 31 августа.

Завтра в школу.

Подарок мне преподнесли символичный. Если учесть, что сегодня суббота, а мажорным деткам надо отсыпаться после пятничного загула по ночным клубам, целеустремленность супостатов внушает невольное уважение.

А теперь о главном.

Я, боевой волхв экстра-класса, выперся из корпуса общежития, не активировав ни одной защитной ауры. Угодил в ловушку — и глазом не моргнул. В следующий раз меня пробьет «Полосой жара». И это будет последним воспоминанием никчемной жизни корректировщика-недоучки.

На полигоне меня ждет Катя.

Шесть утра, суббота, пасмурно.

Меня это не останавливает, ее — тоже.

Третий день подряд я прихожу спозаранку на полигон и сталкиваюсь с соседкой по общежитию. Вот же угораздило вступиться за нее тогда, у «Копеечки». Нажил врагов и попрактиковаться в боевых техниках адептов огня спокойно не получается. Спокойно — это без лишних свидетелей. Я не люблю демонстрировать посторонним весь арсенал своих трюков.

Что ж, посмотрим кто кого.

Уверен, у нее не хватит выдержки, чтобы преследовать меня неделями и месяцами. К тому же, с началом учебного года появятся другие школьники, и мне придется сменить полигон. Или выбрать время, когда тут вообще безлюдно. В четыре утра, например.

Катя не занимается.

Демонстративно сидит на травянистом холмике и сверлит меня взглядом. Не пытается заговорить. Просто сидит.

Неспешно направляюсь в противоположный сектор полигона. Бросаю рюкзак на плоский гранитный камень и — в пробежку. Меня не интересуют беговые дорожки с пружинящим красным покрытием. Только хардкор, только пересеченная местность.

Девушка неотрывно следует за мной, отставая на двадцать шагов. Раздражает. Полигон общий, это понятно. И предъявлять претензии человеку, решившему потренироваться в шесть утра, глупо. Терпи, Ярослав. Ты ведь мужик.

Завершаю пробежку у стартового камня. Прохаживаюсь по песку, восстанавливаю дыхание. Делаю несколько простеньких упражнений, затем — растяжка. Многие аристократы из древних родов пренебрегают физической формой, а зря. Ударить врага «Хлыстом» — это круто, но если дошло до рукопашной…

Так, теперь «ярость».

— И как ты планируешь прокачивать «щит»?

Оборачиваюсь.

Катя заговорила со мной впервые за три дня.

— Придумаю что-нибудь.

— О, — девушка понимает, что нанесла удар ниже пояса. Защитные ауры развиваются лишь одним способом — в спарринге. Кто-то должен лупить по «щиту» атакующими техниками, проверяя его на прочность. И я понимаю, что с началом занятий в «Заратустре» мне придется выбрать себе спарринг-партнера. Сыроежкин не годится — он забивает на тренировки. Другие одноклассники откажутся со мной работать, потому что я черный. Шутка. Потому что я простолюдин.

Я уже знаю, что Катя будет учиться со мной в одном классе.

Екатерина Толмачева.

— Хочешь альянс.

— У тебя нет друзей, Кен Мори. Мы с тобой — единственные мещане в классе. Твой сосед вряд ли полезет в драку, особенно против карателей. А мне терять нечего.

Аргумент.

— Я подумаю.

— Завтра линейка.

Вздохнув, присаживаюсь на краешек камня. Рюкзак ставлю себе под ноги. Пристально смотрю на девушку. Катя выдерживает взгляд. Она в десятке шагов от меня, между макетом двухэтажного дома и условным автомобилем. Макет чуть выше ее роста, псевдоавтомобиль — почти натуральной величины. Вчера я сжег эти игрушки дотла, но они восстановились за полчаса. Не знаю, как проектировщики ухитрились достичь такого эффекта.

Катя уперла руки в бока и отставила левую ногу. Вот чертовка. Сегодня она в одной майке, так что я вижу соски, упирающиеся в ткань цвета хаки. Стоп, Ярослав. Эта девочка младше тебя на много лет, уймись.

— Ладно, — я начинаю говорить удивительные для себя вещи. — Давай попробуем.

Девушка просияла.

— Уверен? Говори, что делать.

Выпрямляюсь.

Накачиваю взвесь в защитную оболочку. Мое тело окутывается «Полыхающим щитом», уровень владения которым я повысил позавчера. Аура стала невидимой — как у экспертов огненной стихии. Да, забыл сказать. Визуально все эти щиты не должны бросаться в глаза. Защищать бойца на трех планах реальности должны, а вот предупреждать противника об активации — нет.

— Бей.

— Чем?

— На твое усмотрение.

Катя, недолго думая, атакует «яростью». Даже позу не изменила. Огонь окутывает меня ярко-оранжевым с красными проблесками флером. Со стороны кажется, что человек облил себя бензином и поджег, но при этом абсолютно не страдает.

Я не просто отражаю пламя, а вбираю его, преобразую в полезную энергию и подпитываю ауру. Гашу смертоносный импульс. Это не напрягает — удар у Екатерины слабый.

— Можешь сильнее?

У меня хватает запаса прочности.

— Нет, — девушка погрустнела. — Это предел моих возможностей.

— Извини, — подбрасываю в топку еще немного взвеси. — Давай проверим твой «кулак».

Сближаемся.

Я вижу, как вспыхивают костяшки пальцев моей соседки, когда она выбрасывает правую руку. Резкий прямой удар в челюсть. Я не делаю попыток уклониться или поставить блок. Аура успешно противостоит «Красному кулаку», но сам удар заставляет меня поморщиться. Так, делаем отметочку. «Полыхающий щит» сдерживает огненные атаки, но физический урон отражает слабо. Частичная компенсация. Подозреваю, этот недостаток устраняется на более продвинутых уровнях.

— Больно? — забеспокоилась девушка.

— Норм, — щупаю скулу. Если и будет синяк, то переживу. Зато я получил представление о дальнейшем векторе прокачки. — Продолжаем.

Мы еще немного потестировали мою ауру, параллельно занимаясь постановкой ударов Кати. Затем опробовали свои техники на манекенах, бутафорских домах и машинах. Всякий раз я пытался нарастить объемы применяемой взвеси, Катя следовала моему примеру. Еще пять минут я потратил на укрепление ее «щита» — для этого приходилось бить вполсилы. Завершили мы тренировку тонфами. Я показал Кате одно из базовых ката, заставил несколько раз медленно повторить последовательность движений, затем отпустил ее с миром. Обменявшись номерами телефонов, мы договорились встретиться на полигоне следующим утром. Сложив тонфы в рюкзак, я направился к общаге.

Следы пожарища бесследно исчезли.

Ни чучела, ни огрызка креста, ни черноты под ногами. Вообще ничего. Суеты возле парадного входа я тоже не заметил. Честно говоря, не верю в трудолюбивость местных техничек. Есть подозрение, что вахтер дозвонился кому-то из начальства. А начальство использовало магию для зачистки «места преступления». Значит, никто не хочет разбираться в происходящем. Администрация «Заратустры» намерена замять некрасивую ситуацию.

Поднимаюсь по ступенькам крыльца и вхожу в вестибюль.

Вахтер как-то странно на меня смотрит. В этом взгляде — жалость, смешанная с чувством вины.

Сегодня у меня насыщенный день, поэтому решаю выбросить инцидент из головы. Надо получить учебники и школьную форму — соответствующие уведомления уже сброшены на мою почту. С этими делами я справлюсь до обеда, а потом махну на природу. Слегка попрактикуюсь в манипуляциях на питерском полигоне, опробую парочку забытых способностей из арсенала волхва и поброжу по горным тропам, наслаждаясь ландшафтами. Погода теплая, дождя не предвидится. Сейсмологи не пугают землетрясениями. Если подумать, я бы даже мог устроить себе небольшой пикничок с барбекю. Неплохая идея, кстати.

Мечты разбиваются о реальность.

Учебники и форму я получил. Форму аж в двух экземплярах. Примерил — понравилось. Идеально сидит на фигуре, стильно и добротно. Сразу видно — шили для аристократов. Понимали, что у родителей могут возникнуть претензии, если их отпрыски будут ходить в масс-маркете. Брюки и пиджак у меня темно-синего цвета, на груди слева вышит Фаравахар. Пиджак больше напоминает френч с мягким стоячим воротником, накладными карманами и гладкими эбонитовыми пуговицами.

Форма Сыроежкина лежит на его кровати. В запакованном виде. Значит, сосед еще не занимался примеркой, а вместо этого убежал в магазин за мороженым. Или еще куда-нибудь. Тратить поднятые на крипте деньги…

Я уж было задумался над вызовом такси и закупкой всего необходимого для барбекю на природе, как мелодичный сигнал возвестил о приходе эсэмэски.

Боги, последний день лета!

Дайте уже человеку расслабиться и побыть наедине с самим собой.

Сообщение меня насторожило и озадачило одновременно. Я перечитал несколько раз каждое предложение, выискивая тайные смыслы.

Кен, есть разговор. Встретимся в Сквере Достижений через полчаса. Не перезванивай и постарайся не опаздывать. Александр Филиппович Троекуров, директор старшей школы магии «Заратустра».

Тадам!

Директор школы назначает мне личную встречу. Не в кабинете или учительской, а в некоем Сквере Достижений.

Сверяюсь с картой.

Упомянутый Сквер обнаруживается сразу за аркой, ведущей в кампус. Я проезжал мимо этой рекреационной зоны на такси в день своего заселения. Фонтанчики, бюсты выдающихся выпускников, извилистые дорожки, кованые скамейки и фонари. Всё, вспомнил.

Иду налегке.

Вряд ли на меня нападут средь бела дня, а если и нападут, справлюсь без оружия.

Интересно, как он меня найдет? Уже успел познакомиться с досье? Смутно припоминаю, что мне говорил дед по поводу Троекурова. Давнее знакомство, личные обязательства. Темные делишки, ага. Директор знает, кто я такой. И, вероятно, будет вести разговор, инициированный моим родом.

Я снова ошибся.

По поводу темы разговора.

Троекуров окликнул меня у фонтана, изображающего пышногрудых дев с морскими раковинами, турьими рогами и островерхими шляпами в руках. Пардон, одна с кувшином. Все эти предметы извергали струи воды, стекающие по мраморным уступам в неглубокую чашу, окруженную парапетом со сложным орнаментом.

— Кен!

Возле фонтана кроме нас никого не было. Директор школы оказался подтянутым и стройным мужчиной лет сорока, отрастившим окладистую бороду и густые усы. Я так понимаю, для солидности. Лицо — с правильными чертами, но я сразу распознал человека, изрядно потрепанного жизнью. Из тех, что прячутся от теней прошлого на тихих государственных должностях. Оделся директор совсем не по-парадному — в легкие серые бриджи, цветастую гавайку и соломенную шляпу-канотье. На ногах Троекурова красовались мокасины с укороченными носками. Ух, не перевариваю, зачем он это сделал? Убей себя, директор.

— Александр Филиппович?

— Он самый. Давай присядем, — Троекуров указал на свободную скамейку напротив фонтана. Парк в это время дня был практически пустым — я видел одинокие фигурки учеников среди деревьев, но нашему разговору никто не мешал.

— Почему вы выбрали это место?

— Нет камер и прослушки, — честно признался Троекуров. — А я хочу обсудить парочку важных моментов.

— Думаю, вы можете называть меня Сергеем.

— Могу, — согласился директор, — но не стану. Лучше сразу привыкнуть. Впереди, знаешь ли, три года этих игр.

Похоже, ситуация мужика не радует.

Меня тоже.

Справа от меня сидит человек, который знает мое настоящее имя и принадлежность к конкретному роду. Это опасная информация, которую можно использовать в личных интересах.

— Зачем мы здесь?

Директор замялся.

— Ты в курсе, что я связан некоторыми… кхм… обязательствами с твоим кланом. Поэтому у тебя есть надежное прикрытие в «Заратустре». Я сейчас говорю о легенде. Что касается твоих… эээ… личных взаимоотношений с другими учениками…

— Можете не продолжать, — перебил я. — Если перевести на русский, вы не собираетесь защищать меня от карателей. Как и других простолюдинов, подавших сюда документы.

Диалог у нас получается жестким.

И некрасивым.

А как иначе? Мне не нравится руководитель, закрывающий глаза на беззакония, творящиеся в школе. Потому что традиции и бла-бла-бла. Потому что влиятельные папочки и мамочки у отмороженных на всю голову садистов.

— Каратели, — процедил директор. — Громко сказано, мальчик мой. Есть некая группа подростков, с которыми обязательно пообщается наш психолог…

— Не городите чушь. Сегодня эти выродки сожгли чучело напротив общежития, две недели назад пытались отрубить мне мочку уха катаной, а до этого едва не изнасиловали девушку-простолюдинку. И мы оба знаем, что они не остановятся. Вопрос в другом. Чего вы от меня хотите?

— Вижу, ты парень крутой, — нахмурился директор. — И думаешь, что тебе по силам изменить здешние порядки. Думать так — опрометчиво с твоей стороны.

— И?

— Я обещал твоему деду, что ты не будешь влезать в неприятности. Вот и не влезай. Найди способ урегулировать конфликт. Не переходи красные линии.

— Это какие? — заинтересовался я.

— Если ты покалечишь или убьешь кого-нибудь, столкнешься с системой правосудия Империума. А заодно — с родственниками пострадавших.

— А если — меня, Александр Филиппович?

— Что — тебя?

— Покалечат или убьют.

Троекуров вздохнул:

— Мне придется держать ответ перед сам знаешь кем.

Дилемма.

Внезапно меня посещает озарение.

— Александр Филиппович… а у вас дети есть?

— Что за бестактный вопрос…

— И всё же?

— Двое. Сыновья.

— А старший не сюда ли поступил? — напираю я. — Вы огонь в роду практикуете? Вижу, что огонь.

— Сергей…

— Кен.

— Прости, Кен. Да, мой старший сын учится здесь, но я не понимаю…

— Всё вы понимаете, — встаю с лавочки. — Не переживайте, между нашими родами не вспыхнет война. Я вашего сына не трону…

Слежу за его лицом.

И тут — новая волна озарений.

— Уже тронул. Он был там, на реке. Правда ведь?

— Мы закончили, — Троекуров тоже поднялся, изображая отстраненность. — И, надеюсь, я донес свою мысль.

— Донесли, — ухмыльнулся я. — А теперь я донесу свою. Лезть в логово этих придурков я не собираюсь. Привлекать род — тоже. Но если ваш сынок нарвется, то отгребет по полной. Извините за просторечные выражения. Я плебей, мне можно.

Из Сквера Достижений ухожу, не оборачиваясь.