Корректировщик

Глава 28

— Садись, — Василий Тьма взглядом указал на переднее сиденье.

Веяло от этого мужика чем-то нехорошим. А больше всего раздражала и выводила из себя привычка спецагента не выключать «отвод глаз».

Я влез в машину и захлопнул дверь.

Тьма дал по газам и поехал дальше.

Сгустился туман, и фары с трудом пробивали белесую муть, окутавшую окрестности.

Тьма был мрачен.

— А где господин Домбровский? — не выдержал я.

— Мертв, — отрезал Василий и наградил меня недобрым взглядом. — Всё из-за тебя.

— Да ладно. Я думал, из-за этих хмырей в сутанах.

Помощник экспедитора ударил по тормозам.

Меня бросило на приборную панель — пришлось пожалеть, что не пристегнулся.

Машина, в которой мы ехали, выглядела вполне прилично, но, как мне кажется, не была снабжена артефакторикой. Иномарка, сильно напоминающая «форд» из моей прежней жизни. В этой реальности отдельные западные марки успешно развивались, несмотря на засилье японского и русского автопрома.

А вот бортового компьютера я не заметил.

Подозреваю, что Тьме не по нраву «цифрокор».

Интересно, долго он ждал подходящую модель? Я представил Василия Тьму с вытянутой рукой на обочине и с трудом подавил улыбку. Вблизи этот чувак оказался достаточно массивным и широкоплечим, хотя мне могло и показаться.

— Когда ты применил… свой фокус, — процедил Тьма, повернувшись ко мне, — Витольд отвлекся. Мы такого еще не видели, знаешь ли. Чтобы проламываться прямо через стену жилого дома… В общем… его убил этот… Иннокентий.

— Понятно, — протянул я. — Извини, друг.

Тьма недовольно засопел, но сдержался.

Машина плавно тронулась с места.

— Про эти твои приемчики мы еще поговорим, — заверил Василий.

Я молчу.

Помощник экспедитора — это как Подмастерье у стихийников. Вроде, ничего страшного. За одним лишь исключением. Тьма непостижимым образом ускользнул от церковников, сумел отыскать меня и продолжить преследование. Хрен его знает, как. Прежде чем атаковать, надо хорошенько взвесить свои шансы. С Иннокентием и Никоном я, например, справиться не могу. Разве что обмануть или замедлить их продвижение.

— Куда теперь? — уточняю я.

— В цивилизацию, — рычит Тьма. — Я уже по горло сыт этим Мухосранском.

Мы едем на сорока километрах в час.

Сумерки, перемешанные с туманом, давно переступили черту непроглядной вечерней мглы. Изредка я вижу огни встречных машин, врубивших противотуманные фары. Начинает накрапывать мелкий дождик, затем морось прекращается. Дворники меланхолично скользят по лобовому стеклу. Всё это время у меня на минималках работает «чутье», поэтому активность на астральном уровне я успеваю засечь. Некий механизм, усиленный артефактами. Прямо над нами.

— Осторожно, — предупреждаю Василия.

— Что?

И в этот момент дрон, зависший в пятидесяти метрах над дорогой, выпускает ракету. Не простую, а ножевую. Ракета должна пробить стекло, раскрыть венец вращающихся лопастей и превратить мою голову в фарш, но Тьма сбрасывает скорость, и нам прилетает в переднее колесо. Глухой удар, тачка вильнула вбок. Василий судорожно вцепился в руль, попытался выровняться, но нас занесло на влажном асфальте и потащило к обочине.

— Гадство, — выругался Тьма.

Вторая ракета врубается в радиаторную решетку.

Мы окончательно теряем управление и вылетаем в кювет. Я выставляю кинетику, Василий тоже что-то активирует. Автомобиль переворачивается, ударяется о землю и вспахивает влажный грунт, оставляя позади глубокую борозду.

Подушки безопасности раскрываются одновременно. Первая вылезает из центра рулевого колеса, вторая — из приборной панели. Неадекватное торможение Тьмы вынудило меня пристегнуться — именно поэтому я не свернул себе шею при падении. Мешок заполняется азотом и вдавливает меня в спинку кресла. Водительская подушка гораздо скромнее, но и она мешает агенту расквасить губы.

Нас тянет в яму, и я оказываюсь чуть выше водительского сиденья. Оба висим вверх тормашками и не можем пошевелиться. Выхода нет — я бью «цифрокором» на астральном плане, и беспилотник теряет управление. Чакру в диагональ — и коптер разваливается на части, не успев достичь кромки леса.

А теперь пора выбираться.

Ума не приложу, почему помощник экспедитора не сковал меня наручниками или не применил блокирующий взвесь артефакт. Вероятно, решил, что я не буду дергаться. Или был уверен в собственных силах.

Подхватив рюкзак, я врубил «раскладку».

— Назад! — рявкнул Тьма.

И что ты сделаешь, дружок?

Я переместил себя наружу прямо сквозь пассажирскую дверь. И тут же ушел в короткий бросок к полотну магистрали. За моей спиной Василий пытался высвободиться из объятий ремня безопасности, но ему мешала раскрывшаяся подушка.

Два броска по прямой.

В один миг я разорвал дистанцию на двести метров. Вдел руки в наплечные лямки рюкзака и побежал. Вот они, утренние тренировки в кампусе. Посмотрим, на что способно это хлипкое азиатское тельце в критической ситуации.

Марш-бросок на два километра.

Через туман и глухую алтайскую ночь. С двух сторон высятся стены деревьев. Звезд не видно, небо затянуто тучами. Изредка по шоссе проносятся темные силуэты с горящими зрачками фар.

Убедившись, что нет погони, я сбавляю темп. Минут через десять меня догоняет микроавтобус с табличкой: «пос. Лесной — Черничное». Маршрутка! Вот кто бы подумал, а?

Исступленно машу рукой, и маршрутка тормозит.

Секция с табличкой сдвигается назад. Влезаю в тускло освещенный салон, возвращаю дверь на законное место и устало плюхаюсь в свободное кресло. В маршрутке сидит человек пять крепостных и разночинцев, все дружно пялятся на меня.

Так, надо заплатить за проезд.

И куда я еду?

Из памяти выплывает название деревушки с железнодорожной станцией.

Березовка.

— Сколько? — спрашиваю у водилы, когда микроавтобус трогается с места.

— Пятьдесят копеек.

Протягиваю рубль, получаю сдачу.

— А через Березовку проезжаем?

Водитель кивает.

— Мне там выходить.

— Добро.

Голос у шофера грубый, прокуренный.

Усаживаюсь на прежнее место. Смотрю на собственное отражение и крепко задумываюсь. Меня ведут, и очень хорошо. Уверен, что дрон принадлежал Белозерским. Церковники пользуются своими зачарованными игрушками. У господина Тьмы тоже что-то припрятано. Все три игрока отслеживают меня магическим образом, не через гаджеты. Как? Логика подсказывает, что на мою волну настроились и срываются с места всякий раз, когда я начинаю вкачивать взвесь в стихийные или корректировочные техники. Эфир преследователи не чуют, но возмущения в пространстве вполне могут улавливать.

Что же делать?

Я не могу отказаться от магии.

Бесконечно накачивать эфир в защитные ауры — тоже не вариант. Есть, конечно, слабенькая надежда на то, что действие амулетов моих преследователей ослабевает на дальних дистанциях. Чтобы доказать это, придется хорошенько полазить по сети, пообщаться с одаренными на форумах, почитать специализированную литературку…

А пока стоит пожить по-людски.

Как и полагается мещанину без сверхспособностей.

Залечь на дно.

Тепло и мерный рокот двигателя погрузили меня в дремотное состояние. В голове всё перемешалось, до слуха донеслись тихие разговоры пассажиров. Обсуждали свежие новости. По мосту через Обь не проехать, в Озерищах творится что-то странное…

Меня осторожно трясут за плечо.

Бабуля с добрым лицом, в сером пуховом платке и вязаном свитере. Похоже, женщина сидела на одном из задних кресел.

— Выходить пора, милок!

— Как? Уже?

Маршрутка притормаживает, поравнявшись с допотопной кирпичной остановкой.

— Березовка, — сообщает водитель.

— Спасибо, — искренне благодарю сознательную старушку.

И выбираюсь наружу.

Бус ныряет в туман.

Куда теперь?

Остановка пристроилась к окраине деревушки. Дома выстроились по обе стороны шоссе, но мне позарез нужна железная дорога. Иду к ближайшему строению — им оказывается почта.

Закрыто.

Следующий дом встречает меня лаем собаки, грохотом ломающейся мебели, истеричными женскими криками. Отгоняю пса «жутью», вхожу в отворенную калитку и спешу к небольшому деревянному крылечку. Двор производит неопрятное и убогое впечатление. Под ногами бегают куры, всё деревянное и давно требующее ремонта.

— Сука! — доносится из-за обитой дерматином двери. — Мужу вздумала перечить?

— Папа, не надо! — слышится тонкий детский голосок.

Классика жанра.

Прямо с порога становлюсь свидетелем неприглядной картины. Полная женщина с растрепанными волосами вжимается в угол кухонного гарнитура, а на нее с поднятыми кулаками идет худой упырь в безразмерной тельняшке. В ногу упырю вцепилась всхлипывающая девочка лет четырех. Еще одна пара испуганных глаз выглядывает из-за печки. Да-да, самой настоящей печки, от которой веет теплом. В центре кухни — стол и два табурета. Воняет самогоном и чем-то жареным. То ли печенью, то ли еще какими субпродуктами. Два граненых стакана, тарелки с остатками еды. Бормочущий телевизор над холодильником.

— Папочка, хватит!

Недомужик стряхивает девочку с ноги, и та попадает аккурат ко мне в руки.

— Ой!

Аккуратно усаживаю малышку на один из табуретов.

Ловлю на себе испуганный взгляд женщины.

— Ты кто такой? — оборачивается хмырь.

Чтобы свалить урода мне даже магии не требуется. Двойка в корпус, локтем в челюсть. Лежи, отдыхай, домашний воин.

— Что ж ты творишь? — всплеснула руками мать.

— Ничего с ним не случится, — отрезал я. — Оклемается через несколько минут. А вы полицию вызывайте.

— Какую полицию? — внезапно я понимаю, что чудо-родители выпивали вместе. А детям даже еды «забыли» положить. — Это муж мой! А ты его… шел бы ты, а?

Девочка размазывает кулачком слезы по щекам. Второй ребенок, мальчик лет шести, прячется за цветастой занавеской. Я понимаю, что взгляд у малышки голодный. Лезу в рюкзак, не обращая внимания на ругань матери, достаю чудом сохранившуюся пачку крекеров.

— Держи.

Протягиваю крекеры девчушке. Та робко выхватывает упаковку из рук. Косится на мать — можно ли.

— Топай отсюда, — повторяет крестьянка. — Я соседей позову.

Становится грустно.

И немного противно.

— Мне бы станцию найти. Железнодорожную. Покажете?

— Еще чего.

— Я заплачу. Пустите сына, пусть меня проводит.

Во взгляде крепостной читается недоверие.

— Точно заплатишь?

Достаю из кармана мятую пятерку и кладу на стол. Рядом с бутылкой самогона.

— Аркаша! — зовет мать. Занавеска одергивается, и я вижу симпатичную мордашку белобрысого паренька. — Проводи нашего гостя к станции. Одна нога здесь, другая там.

— Хорошо, ма.

Паренек ловко спрыгивает на дощатый пол, бежит к дальнему углу кухни и влезает в потрепанные кроссовки. Носит ребенок рваную футболку и джинсовые шорты. Обрезанные, явно самодельные.

— Куртку накинь, — мать проявляет внезапную заботу.

Аркаша убегает в соседнюю комнату и возвращается в бесформенной джинсовке, купленной на вырост.

Подмигиваю девочке и выхожу на крыльцо. С «матерью» даже прощаться нет желания.

Рядом вырастает силуэт паренька.

— Идем, — Аркаша указывает на калитку.

Несколько минут молча шагаем по трассе, которая по совместительству выполняет роль главной улицы поселка.

— А куда ты едешь? — спрашивает Аркаша.

— Не знаю, — честно признался я. — Чем дальше, тем лучше.

В моих словах почти всё — правда. Выбор я уже сделал, но продумываю запасные пути к отступлению.

— И я так хочу, — вздохнул паренек.

— В смысле?

— Ну… уехать. Далеко-далеко. Туда, где океан. Или северный полюс.

— А полюс тебе на кой сдался?

— Там зарабатывают хорошо.

Уважительно киваю.

Мне жаль паренька. Он крепостной и не обладает свободой выбора. Это человек со своими мечтами и фантазиями, которому просто не повезло. Бедолага родился не в том месте. А хуже всего — не в той семье.

Перекресток.

Мы сворачиваем налево и по раздолбанной улице идем в сторону зубчатой стены деревьев. По правую руку тянутся тускло освещенные квадратики сельских домишек. В небо упирается нечто, напоминающее водонапорную башню. Внезапно окрестности накрывает механическим гулом и перестуком колес. За деревьями высвечиваются желтые окна, слившиеся в сплошную полосу. Ночной экспресс даже не останавливается на безвестном полустанке — он вспарывает унылую тишину и накрывает образами дальних странствий. Мысленно я уже там — в тесном купе с протянувшимися за стеклом кабелями. С горячим чаем, сонными пассажирами и бродящими по коридорам проводниками.

Паренек останавливается у крайнего дома.

— Ты чего? — спрашиваю я, тщетно пытаясь перекричать гул поезда.

— Дальше я не пойду, — отвечает Аркаша. — Там чужая земля.

Я понимаю.

Мы упираемся в границы имения, к которому приписан мальчик. Переступить незримую черту без разрешения помещика — табу. Некоторые аристократы даже снабжают своих холопов электронными браслетами и подключают к единой системе учета.

— Без проблем, — хлопаю ребенка по плечу и снимаю с плеча рюкзак. — Подожди минутку.

Порывшись во внутренних карманах, достаю пятидесятирублевую бумажку.

— Держи, малыш.

Глаза ребенка округлились.

— Ты серьезно?

Делаю шаг вперед и вкладываю купюру в ладонь паренька.

— Серьезно. Только не показывай никому. Всё равно пропьют…

Поворачиваюсь, чтобы уйти.

— Даже маме?

Тяжело вздыхаю.

— И маме не показывай, — бросаю через плечо. — Сходите завтра с сестрой в магазин, поешьте нормально.

Больше мне тут делать нечего.

— Спасибо!

Поднимаю руку, прощаясь с мальчиком.

На душе скребут кошки. Я не могу помочь по-настоящему. Ни тебе, Аркаша, ни твоей сестре. Я знаю, что вас ждет. Беспросветная жизнь в богами забытой дыре. Сельские алкаши, не способные ценить свою семью. Барин, который однажды продаст тебя своему другу. Или проиграет в карты. Или втянет в «дикую охоту».

Я и себе не могу помочь.

Прощай, Аркадий.

Дорога выводит меня к лесополосе, за которой тянется насыпь железнодорожного полотна. Сворачиваю направо — туда, где виднеются желтые квадратики окон и горит красный семафор. Еще дальше, в туманной мгле, очерчивается край бетонной платформы в тусклом свете желтого фонаря.

Станция совсем крохотная.

Зал ожидания со старенькими пластиковыми креслами, вделанными в пол. Одна-единственная касса. Табло с расписанием движения пригородных водородных поездов и электричек.

Пересекаю зал, оставляя грязные следы на кафеле.

За стеклом кассы — полусонная женщина лет тридцати. В синей униформе ИЖД — Императорских железных дорог. Стучу по стеклу, чтобы разбудить тетку, находящуюся в коматозном состоянии. Раздается щелчок, включается микрофон. Скрипучий голос произносит:

— Слушаю вас.

— Хочу уехать в Иркутск.

— Когда? — пальцы кассирши выбили дробь на клавиатуре стационарного компьютера. — Прямым поездом не получится. Только с пересадками.

— Почему? — опешил я.

— У нас почти никто не останавливается, — грустно улыбнулась женщина.

— Что же мне делать?

— Сесть на «Ласточку» до Новосибирска. Оттуда идет поезд с прицепным вагоном через Красноярск.

— И сколько я пробуду в пути?

— Больше пятнадцати часов, — женщина что-то вывела на ЖК-монитор. — В Новосибирске пересадка, придется подождать сорок минут. Билеты есть.

— А когда ближайшая «Ласточка»? — уточняю я.

— Тебе повезло, — новые постукивания по клавишам. — Прибытие через тринадцать минут.

— Беру, — облегченно вздохнув, расстегиваю рюкзак. — Сколько?

— Секундочку… Так, общий вагон в «Ласточке» будет стоить восемь рублей пятьдесят четыре копейки.

Пока я отсчитываю нужную сумму, принтер выгоняет мой билет.

«Ласточки» — это водородные экспресс-поезда, курсирующие по всему Империуму. Быстрые и комфортные, успешно вытесняющие допотопные электрички. Минус только один — нет купе в привычном понимании этого слова. Только общие вагоны и безнес-класс, но там не обойтись без предварительного бронирования.

— Отправление в 21.16, — сообщает кассирша. — Прибытие в 23.55. Третий общий.

Забираю серый прямоугольник со стилизованным изображением ласточки и буквами «ИЖД» в верхнем левом углу.

— До Иркутска берем?

Несколько секунд я размышляю.

Билет можно купить и в Новосибирске, но там огромный вокзал, очереди, всюду натыканы камеры. Существует риск пересечься с людьми Белозерских. Лучше зависнуть в одной из кафешек, а после этого без лишних приключений сесть на поезд.

— Берем. До Иркутска.

— Общий, плацкарт?

— Купе. Есть свободные?

Женщина сверяется с экраном.

— Осталось последнее. В шестнадцатом вагоне.

— Выкупаю все четыре места.

Брови кассирши полезли на лоб. Подозреваю, что высветившаяся сумма сопоставима с ее трехнедельным окладом.

Осталось лишь расплатиться и терпеливо выслушать скороговорку об отправлении-прибытии, вагоне, классе и номерах выкупленных мест.

— Приятного пути, — желают мне напоследок.

В руке появляется солидный розовый прямоугольник, оснащенный штрих-кодом и водяными знаками.

Единственная платформа встречает меня тусклым фонарным светом, клубами белесого тумана и полным безветрием. Осматриваюсь в поисках экспедиторов, церковников и наемных убийц.

Никого.

Похоже, я на пороге нового витка.