Кража

28

Да, сэр, нет, сэр. Мой брат глубоко засунул свой хобот в задницу копу. Да, сэр, нет, сэр, гоп-гоп, тра-ля-ля, как он еще не задохнулся. Нет, сэр, я не в обиде, что вы уничтожили мое Искусство. МОЧА И ВЕТЕР, как говаривал папаша, когда брат отказывался от драки. РОТ В ШТАНАХ — подобная картинка попротивней будет. Я поспешил убраться со своим стулом на Келлетт-стрит, она узкая, словно переулок, но выходит на большую улицу и шоссе, поэтому здесь вовсе не так спокойно, как хотелось бы. А поскольку тротуар был узкий, мой стул НАРУШАЛ ПРАВА ПРОХОЖИХ, и деваться мне было некуда. Дальше — Элизабет-Бэй-роуд, где В ЛЮБОЙ МОМЕНТ ПРОИЗОЙДЕТ АВАРИЯ, хотя я уже ходил этой дорогой в МОЛОЧНЫЙ БАР ГРЕКА и в САМЫЙ ГЛАВНЫЙ бутылочный магазин, но сидеть здесь считается противозаконным и полиция ПРОЯВЛЯЛА БДИТЕЛЬНОСТЬ.

Напротив «Скоро-Суси» стоял зеленый бордель, любимый ПОДОЗРИТЕЛЬНЫМИ КЛИЕНТАМИ, я видел, как они входят и выходят, но даже в расстроенных чувствах я не превращался в безответственного дурака и МОЗГИ у меня не проваливались в ЧЛЕН. Я свернул налево, как обычно сворачивала Марлена, мимо «СПОРТ ИТАЛИЯ», где ЯРКОГО ТИПА ИЗ МИРА СКАЧЕК прикончил выстрелом в шею ИЗВЕСТНЫЙ СООБЩНИК ПРЕСТУПНИКОВ. Слава Богу, у меня пистолета нет. На совсем небольшом расстоянии от этого КРОВАВОГО МЕСТА ПРЕСТУПЛЕНИЯ находится Бэйсуотер-роуд, там голова кругом идет от мостов и тоннелей и машин, которые вздымаются вверх и низвергаются и пересекают бездну, НИ ЖИВОЙ ДУШИ, помилуй Господь всех нас. Что со мной будет? Я искал Марлену, взад-вперед, между Бэйсуотер-роуд и Элизабет-Бэй-роуд, зарабатывал на узкой дорожке синяки и шишки, они расползутся потом желтым, розовым, зеленым, как СЛАДКИЕ ХЛЕБЦЫ. Я составил карту, но слишком поздно: мне следовало заучить эту обширную территорию наизусть, как дети заучивают расписание.

Мне шесть лет, в «воксхолл-кресте» мой хулиган-брат борется со мной. Не я затеял драку и я не могу ее закончить, и вдруг Череп останавливает машину возле соляных луж у Баллианг-Ист.

— Вылезай! — говорит он.

Надвигались сумерки. Я повиновался; отец протянул длинную жилистую руку и захлопнул дверцу машины. И уехал. Вкус соленой пыли, каркают вороны, тает во тьме красный свет задних фар, шестнадцать миль до безопасного убежища Бахус-Блата. Немало времени прошло после восхода Луны, пока СТАРИНА вернулся за своим ревущим мальчуганом. Послужит мне уроком, как он говаривал не раз.

Случаю было угодно, чтобы я услышал голос Марлены из-за виноградных лоз, укрывавших МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ, и, заглянув в тенистый сад, я увидел ее рядом с Жан-Полем за круглым зеленым столиком, ужасный каталог лежал перед ними. Они СОБРАЛИСЬ ПО ДЕЛУ ЯПОНИИ. Я с легкостью выпутал стул из садовой калитки, сел между ее «Жасмином» и его «Брют де Брют», и мне сообщили, что Жан-Поль согласился, чтобы «Если увидишь, как человек умирает» сегодня же забрали «Вуллара».

Я УХМЫЛЬНУЛСЯ КАК ОБЕЗЬЯНА — так оно говорится.

Жан-Поль спросил меня, как поживает Мясник.

У меня уже лицо заболело.

Я слышал, как Жан-Поль спрашивает меня, хочу ли я получить работу, но он совершенно не понимал ситуации: если мне дадут ОПЛАЧИВАЕМУЮ РАБОТУ, социальная служба прекратит выплачивать мне пенсию по инвалидности, а когда я потеряю работу, пенсию мне уже не вернут, потому что я ОБМАНУЛ ПРАВИТЕЛЬСТВО. Будь там Мясник, он бы объяснил как следует, а мне Жан-Поль не поверил. Я сказал, что ни к какой работе не гожусь и не могу, когда на меня кричат, что он и сам прекрасно знал.

— Я имею в виду — неофициально, — сказал он.

Что бы ни значило НЕОФИЦИАЛЬНО, сердце у меня ушло в пятки. Я напомнил ему, что социальные службы — это МАЛЕНЬКИЕ ГИТЛЕРЫ, которые порой даже в мусоре нашем роются, чтобы проверить, вдруг я нашел работу и покупаю себе, к примеру, тасманское пино-нуар.

— Нет, — возразил он, — такого они не делают.

Я улыбался Марлене, как верный пес. Она положила руку на мое плечо, ладошка легче бабочки-капустницы.

— Неофициально, — сказала она, — значит, Жан-Поль никому не скажет, что ты работаешь, и заплатит тебе деньги.

Но Мясник чуть не помер, когда его посадили в тюрьму. Я начал рассказывать про новые неприятности с детективом Амберстритом, но Марлена перебила меня и легкая, словно шепот, рука опустилась на мои губы.

— Ты же не против помогать Джексону в больнице Эджклифф?

Я спросил ее:

— А вы знаете Джексона?

— Нет, — ответила она. — Жан-Поль мне рассказывал, что вы дружили, когда Мясник был в тюрьме. Он позволял тебе гонять голубей.

Никто ничего не понимает.

— Ты же дружил с ним, с ночным дежурным.

— Он позволял трогать голубей, только и всего.

— Хочешь помогать ему, дежурить по ночам, недельку-другую? За деньги? Неофициально?

Я спросил, как она думает, следует ли мне соглашаться.

Она сказала: да, — и я решил, что тогда все о'кей.

Марлена поднялась и сказала, что ей надо ЗАГЛЯНУТЬ к Мяснику в «Скоро-Суси» и через минутку она вернется ко мне, и пошла, вздымая с гравия тонкую белую пыль своими прелестными в сандалиях ножками.

Я улыбнулся Жан-Полю, но тут же меня затошнило.

Оттолкнув стул от стола, он повторил:

— Ты будешь сидеть у двери всю ночь, и если кому-нибудь станет плохо, схватишь телефонную трубку и позвонишь сестре.

Я спросил его:

— Это все затем, чтобы мой брат не вез меня с собой в Японию?

Он сказал:

— Да, вот именно.

Он не стал лгать.

Я спросил, когда все это будет, но ответа уже не разобрал. Господь только ведает, что я могу натворить, если меня оставят без присмотра.