Красная Орхидея

День двадцать третий

Ранним утром Анна прибыла в полицейский участок. Она собиралась сходить в буфет позавтракать, когда увидела подъехавшую на такси профессора Марш. Анна кивнула ей как знакомой и прошла в участок.

Она уже поднялась на полпролета, когда профессор Марш ее окликнула:

— Извините, если не ошибаюсь, вы детектив Тревис?

— Да.

— А старший детектив-инспектор Ленгтон уже тут?

— Думаю, да. Машина его стоит.

— Хорошо, мне надо с ним поговорить.

Анна замешкалась:

— Я скажу ему, что вы здесь. Подождите, пожалуйста.

— Не стоит, я знаю дорогу.

— Извините, но в комнату следственной бригады допускаются только офицеры, причастные к расследованию.

Профессор Марш окинула ее холодным безразличным взглядом:

— Если вы изволили забыть, меня включил в следственную бригаду старший детектив-инспектор Ленгтон. Извините.

Анна постояла на лестнице, провожая взглядом психологиню. Сегодня та была без шиньона — распущенные волосы удерживались бархатной эластичной лентой. Так она выглядела моложе и симпатичнее, хотя и немного старомодно. На ней был шикарный, шитый на заказ костюм из розового и черного твида.

Анна не стала подниматься в буфет и вместо этого прошла за профессором Марш в комнату следственной бригады, рассчитывая увидеть реакцию сотрудников.

Психологиня между тем направилась прямо в кабинет Ленгтона, оставляя за собой шлейф изысканного парфюма.

Льюис глянул на Анну и поднял брови:

— Вот ведь назойливая баба, а?

Анна заметила, как Бриджит, поставив на поднос две чашки кофе, направляется в кабинет Ленгтона.

— Позволь я отнесу, Бриджит, — остановила она девушку. — Мне надо перемолвиться с шефом.

— О, спасибо.

Анна подрулила к кабинету с подносом и хотела было постучать в дверь, как услышала знакомый рык:

— Это вас не касается!

— Нет, касается. Вы подключили меня к этому расследованию. А теперь вы даже не удосужились позвонить мне и сообщить последние новости. Я бы даже не узнала, что у вас появился подозреваемый, если бы минувшим вечером не пообщалась с госпожой коммандер, — она-то мне все и сообщила. Я выглядела как полная идиотка!

— После того, что произошло между вами и газетчиками, я полагал, что вам было бы неловко это обсуждать, а уж тем более с вышестоящим начальством.

— Мне нисколечко не неловко. Если хотите, я готова внести свой вклад в дело. По мнению коммандера, он бесценен — и вот почему я здесь.

— Да ну? Вам требуется очередная глава в книгу о подвигах по задержанию серийных убийц, ни один из которых не был бы пойман без вашей помощи?

— Не грубите.

— Я вовсе не хотел быть грубым, дорогуша.

— Не называйте меня дорогушей! Скажите прямо: нужен вам мой совет или нет?

— Раз вы уже здесь — почему бы и нет? Только не будем терять время: если у вас есть что сказать о нашем подозреваемом — сделайте это перед всей группой.

— Мне нужно время, чтобы прочитать собранные вами сведения о нем.

Анна чуть не выронила поднос, когда Ленгтон открыл дверь:

— А, Тревис! Не могла бы ты посидеть тут с профессором Марш и сообщить ей последние данные о Виккенгеме? Если хочешь, можешь выпить мой кофе. Я побуду в комнате бригады.

И он прошел мимо Анны, оставив дверь открытой. Тревис внесла в кабинет поднос, опустила на стол. Профессор Марш сидела на стуле нога на ногу, нервно подергивая ступней.

— Боже, что за гендерный шовинист, — процедила она.

Анна мило улыбнулась и предложила ей кофе. Профессор Марш потянулась за чашкой, заглянула в нее:

— А сливки у вас имеются?

— Нет, но, если хотите, могу раздобыть молоко.

— Не берите в голову. — Профессор Марш достала из портфеля бутылочку с водой. — Итак, расскажите мне об этом вашем Винчестере.

— О Виккенгеме, — поправила ее Анна и, поколебавшись немного, уселась в кресло за стол Ленгтона.

Профессор Марш открыла блокнот, щелкнула авторучкой и легонько постучала по странице:

— Начнем. Во-первых, мне нужны его личные данные: возраст и прочее, семейный статус, дети…

Извинившись, Анна вышла за своим блокнотом. Ленгтон сидел в комнате следственной бригады с Льюисом и Баролли:

— Избавь меня от нее, Тревис. И знай, она в приятельницах у коммандера. И все, что ты ей скажешь, очень скоро станет известно той.

— Хорошо, поняла.

Ленгтон пробрался к ней между столами:

— У нас, как и договаривались, сегодня процедура опознания, но ей ты этого не говори. Посмотрим, что она нам выложит.

— Ладно. — Анна помедлила. От него ощутимо несло алкоголем.

— Что? — уставился он на нее.

— Если желаешь, у меня в ящике стола пакетик мятных леденцов.

Насупившись, он поплелся обратно к Льюису и Баролли. Анна же вернулась в кабинет. Ленгтон начал ее беспокоить: было всего-то девять утра.

Уже после одиннадцати Тревис в сопровождении профессора Марш вышла в комнату следственной бригады. За это время у Анны то и дело возникало ощущение, будто ее допрашивают, оформившееся к концу разговора в стойкое убеждение. Она проследила, как Марш подошла к Ленгтону, негромко переговорила с ним, после чего призвала детективов к вниманию. Нельзя сказать, чтобы все сделали нужную стойку, но в комнате стало тихо.

— Чарльз Виккенгем, полагаю, теперь ваш основной подозреваемый, — объявила она. — Когда я только подключилась к расследованию, то, как вы помните, упомянула, что семейный статус убийцы явится чрезвычайно важным фактором. Думаю, непременно надо опросить его бывшую жену: в том психологическом профиле, что я для вас тогда составила, подчеркивается, что убийца ненавидит женщин. Это чувство имеет глубокие корни и, вероятно, заложено было еще в раннем детстве.

Она говорила и говорила, повторяя едва ли не все, что Ленгтон выяснил о Виккенгеме и его отце от местных жителей. И хотя все это зижделось лишь на слухах, эти сведения явились отправной точкой ее психологического пассажа. Во время ее выступления некоторые офицеры продолжали перепроверять алиби Виккенгема на девятое января. Ленгтон почти не вслушивался, то и дело посылая и получая эсэмэски. Остальные сотрудники тоже начали проявлять нетерпение: они были уже в курсе того, что сейчас вещала им психологиня. Затем наступила пауза. Она пару раз накрутила прядь светлых волос на указательный наманикюренный палец и наконец заговорила снова, уже тихим и спокойным голосом:

— Я рассмотрела психопатическую тенденцию подозреваемого. Довольно редко такие типы впадают в бешенство, свои преступления они совершают хладнокровно.

Анна глянула на Ленгтона, который нетерпеливо посматривал на часы.

— Кстати, мне думается, что, расследуя это преступление, вы имеете дело с очень и очень опасным экземпляром. Не сомневаюсь, что вы вышли на верного человека. Все, что я изложила, — это характеристика субъекта с патологической тягой к причинению невыносимой боли. Его ненависть к самому себе столь глубока, что он может зайти чудовищно далеко и не чувствовать ни малейшего раскаяния. Этот человек получает удовольствие, подвергая кого-то мучениям, нанося увечья и глядя, как умирает его жертва. Я предполагаю, что он применяет наркотики, возможно амфетамин, чтобы возбудиться, а также что-то, обуздывающее гиперактивную часть его натуры, — возможно, это марихуана или даже морфий. Он подсел на эти наркотики в связи со своим прошлым, и тут вам следует действовать особенно осторожно, поскольку он может оказаться склонен к суициду: отнюдь не из-за угрызений совести, а, во-первых, из-за нежелания оказаться в тюрьме и, во-вторых, в ярости оттого, что его таки поймали.

У него такое гипертрофированное самолюбие, что он верит, будто он выше подозрений. Он думает, что интеллектуально превосходит всех офицеров, расследующих это дело. Я предполагаю, он организует себе алиби и будет вполне уверен, что спасся от судебного преследования. У вас нет свидетелей. У вас нет орудия преступления. Уверена, что его орудия пыток находятся при нем, — он содержит их в порядке и с большим удовольствием чистит их. Также он получает удовольствие от осознания того, что он вне подозрений, потому что уверен, что может вас перехитрить. Поймать его удастся, если позволить ему так мыслить: чем больше веревки вы дадите этому человеку, тем больше он ее выпростает, чтобы закинуть на крюк и сделать себе петлю вокруг шеи. Но выслеживайте его осторожно — не то он и впрямь может с радостью повеситься!

Ленгтон все так же был поглощен эсэмэсками, в то время как остальная бригада следователей слушала во все уши. Он поднял глаза, когда она перешла к медицинскому аспекту.

— Я побеседовала с патологоанатомом, который завершил аутопсию обеих жертв. Также у меня есть близкий друг — судебно-медицинский эксперт, с которым мы обсудили увечья на теле жертвы. Он сказал мне, что хирурги делают очень решительные, чистые разрезы сквозь слои кожной ткани с выверенным нажимом на инструмент, чтобы рассечь только ткани. Дилетант же, прорезая кожные покровы, не контролирует степень нажима на инструмент, требуемую для рассечения кожи, не говоря уже о разделении межпозвонковых дисков. При хирургических процедурах часто получаются пильчатые по краям разрезы вследствие повторных прохождений инструмента сквозь ткани. Это известно как «поэтапная лапароскопия» — постепенное проникновение сквозь кожные покровы. Но когда при этом ножом орудует дилетант, рана получается такой, будто ее скоблили. Далее, именно профессионал разрезает кожу под углом к горизонтали, и потому один конец раны получается чуть вдавленный, а другой — выпирающий. Кроме того, мой знакомый эксперт предположил, что убийца достаточно образован, чтобы не пытаться рассечь кости поясничного отдела, и достаточно опытен, чтобы определить междисковые промежутки и перерезать их. Чтобы разделить позвоночные связки и толстые паравертебральные мышцы, требуются серьезные навыки и очень острый инструмент. Дилетант при этом, несомненно, наделает зазубрин.

Она закрыла блокнот.

— Еще мой знакомый выразил абсолютную уверенность, что надо быть профессиональным хирургом, чтобы иметь возможность продолжать пытки, не допуская преждевременной смерти жертвы. Ваш подозреваемый — квалифицированный хирург, и вследствие этого он, на мой взгляд, вполне вероятный убийца. Без сомнения, он ведет себя жестоко по отношению к своему сыну Эдварду, как в свое время его отец относился к нему. Бывшая жена и дочери от него далеко, а потому отправляйтесь в первую очередь к ним. Это выведет его из равновесия, поскольку он не способен контролировать их показания. Тот факт, что он не будет знать, о чем вам поведали, возможно, толкнет его к вам в руки. И снова я должна предостеречь вас: будьте крайне осторожны с этим субъектом. Он много времени потратил на то, чтобы спланировать убийство Красной Орхидеи, даже придумал ей это прозвище для прессы. По делу Черной Орхидеи так никто и не был арестован, а потому он станет очень старательно заметать следы, как и тот убийца-прототип. Его одержимость убийством Элизабет Шорт словно руководит им. Он верит, что его никогда не арестуют, не подвергнут суду, потому что ассоциирует себя с тем убийцей. Я бы посоветовала вам позволить преступнику думать, что ему удалось скрыться, в то время как вы будете маневрировать за его спиной. Я знаю, у вас недостаточно улик, чтобы арестовать его. И в то же время не выпускайте этого человека из виду, потому что, думаю, он замышляет новое убийство.

Следственная бригада хранила молчание. Профессор Марш спросила, есть ли у кого вопросы. Ленгтон сообщил ей, что они готовятся к процедуре опознания, и спросил, что она об этом думает. Она кивнула на прикрепленные к стенду материалы дела:

— Что ж, если его опознает домовладелица, это будет означать, что его поймали на лжи. Но ведь она никогда не видела ясно его лица.

— Она описала его кольцо с печаткой, — заметил Ленгтон.

— Знаю, но так много мужчин его круга носят подобные кольца, — пожала она плечами.

Совещание завершилось, и профессор Марш отправилась в кабинет Ленгтона. Ее речь взволновала всех без исключения детективов. Она была абсолютно уверена в том, что Чарльз Виккенгем и есть убийца. И если у них еще имелись какие-то сомнения на этот счет — она других вариантов даже не предполагала. Это воодушевило следственную бригаду, ибо так долго длившаяся охота наконец пошла полным ходом, сосредоточившись на том человеке, в котором теперь все подозревали убийцу.

За домовладелицей послали машину с тем расчетом, чтобы ее доставили в участок к двум часам пополудни. В то же время связались по телефону с Виккенгемом, и он изъявил согласие присутствовать на опознании. За ним тоже отправили авто, хотя он и предложил приехать своим ходом и даже не потребовал присутствия адвоката. Его попросили надеть длинное темное пальто, а ежели у него такого нет, обещали ему эту одежду предоставить.

В час сорок пять Ленгтон в сопровождении Анны и Льюиса прибыл к специально обустроенному для процедур опознания помещению с двумя прозрачными двухсторонними окнами для полицейских, наблюдающих действо, и большим односторонним окном для свидетелей, которые проходили вдоль него, обозревая представленных для опознания девять человек. Не участвующему в расследовании офицеру предстояло хорошенько проинструктировать миссис Дженкинс. Ленгтону и его группе не полагалось что-либо обсуждать с ней.

Прибывший Виккенгем был сама любезность и спокойствие. Он привез длинное темно-синее кашемировое пальто и поинтересовался, подойдет ли оно. Его попросили поднять воротник, как и других присутствовавших на опознании мужчин. Он выбрал пятое место. Анна и Ленгтон наблюдали, как он улыбается другим участникам процедуры. Карточку с номером ему велели держать обеими руками.

Миссис Дженкинс очень нервничала. Она все твердила, что это было так давно и она сомневается, что способна будет на кого-то указать. Инструктировавший ее офицер успокоил свою подопечную, принес ей чашку чая и объяснил, что у нее будет время хорошенько всех разглядеть и все припомнить. Если понадобится, она может попросить мужчин повернуться вправо или влево или встать к ней анфас. Несколько раз он повторил, что выстроившиеся для опознания мужчины не способны увидеть ее сквозь одностороннее стекло.

Ленгтон с Анной терпеливо ожидали, когда же начнется процедура опознания. Наконец миссис Дженкинс приступила к делу. Очень долго она прогуливалась взад и вперед вдоль окна, наконец остановилась посредине — как раз напротив Виккенгема. Она попросила, чтобы все мужчины повернулись налево, затем направо. Затем попросила, чтобы все они закрыли левой рукой нижнюю часть лица. Когда они все это проделали, женщина вновь прошлась вдоль окна. Она второй раз остановилась напротив Виккенгема.

— Вы узнаете мужчину, который звонил в вашу дверь девятого января этого года? — спросил офицер.

Миссис Дженкинс облизнула губы. Ленгтон вздохнул.

— На нем нет кольца с печаткой, — тихо сказала Анна.

— Знаю. Подождем.

Ленгтон прибавил звук. Женщина теперь попросила присутствующих мужчин что-нибудь сказать. На вопрос, что именно она хочет от них услышать, та ответила, что нечто вроде: «Извините, что вас побеспокоил». Мужчины один за другим произнесли эти слова. И снова она остановилась напротив Виккенгема.

— Ну же, давай! — прошипел Ленгтон.

Миссис Дженкинс заколебалась, затем повернулась к офицеру:

— Я думаю, это номер пять, но, когда я его видела, у него на мизинце было кольцо с печаткой. У него такой же голос, хотя я и не могу быть уверена на сто процентов.

Ленгтон переглянулся с Анной:

— Черт, этого недостаточно.

— И все же его прижали. Она указала на него.

— Да, знаю. Но не на сто процентов. Мне придется его отпустить.

Анна кивнула, и они прошли в комнату для допросов, где обычно усаживали подозреваемых. Когда они шагнули внутрь, Виккенгем стоял к ним спиной, глядя в окно.

— Премного благодарны вам за потраченное время, мистер Виккенгем. Мы весьма ценим то, что вы к нам приехали. Наш водитель доставит вас домой.

Виккенгем медленно повернулся к ним лицом:

— Я знал, что это пустая трата времени. Приношу извинения, что покуда не сумел предоставить вам все контактные телефоны, по которым вы могли бы проверить мое алиби, но у меня больше нет секретаря. Сегодня во второй половине дня вас устроит?

— Да, сэр, большое спасибо.

Стиснув зубы, Ленгтон заставил себя казаться радушным, когда Виккенгем пожал ему руку и улыбнулся Анне:

— Рад был снова вас увидеть. Для меня это, конечно, было неудобно, но, думаю, вы сделали то, что должны были сделать.

— Да, — ответила она, как и шеф, приклеив улыбку.

Затем Ленгтон поинтересовался, не оставит ли им Виккенгем координаты своей бывшей жены и детей, поскольку их необходимо опросить. Анна, глядевшая на него в упор, заметила, как у того на мгновение сузились глаза и сжались челюсти.

— Опросить мою семью? Зачем, скажите на милость?

— Такова процедура, сэр. Если вы изволите пройти с нами в комнату следственной бригады, мы сможем сделать это быстрее и удобнее для вас.

Вздохнув, Виккенгем сел, извлек из кармана пиджака электронный органайзер:

— Лучше сделаю это сейчас, чтобы больше не терять времени.

— Большое вам спасибо.

Анна записала адреса и телефоны его сына, дочерей и бывшей жены, никак не отреагировав, когда обнаружилось, что одна из его дочерей проживает в Ричмонде.

— Доминика живет в Милане, но постоянно наезжает в Лондон повидаться с девочками. Почти все каникулы они проводят с ней. Эмили — студентка, а Джастин работает при конюшне. Сын, как вам известно, живет в моем имении со своей подружкой Гейл Харрингтон.

В продолжение всего разговора он являл собой радушие и любезность, даже пошутил по поводу того, сколь нелегко им будет побеседовать с его экс-женой, поскольку она постоянно в разъездах.

— А в остальное время она поглощена шопингом! Милан поистине обувная Мекка! — рассмеялся он.

Было уже почти пять часов дня, когда Ленгтон вернулся в комнату следственной бригады подвести итоги. Полицейские из службы наблюдения были уже подняты на ноги и отправлены с заданиями. Им предстояло проверить алиби Виккенгема и уже следующим утром начать опрашивать тех, кто это алиби мог подтвердить. В списке семейных связей, которые надлежало отследить, первой значилась Джастин Виккенгем, поскольку она жила в Ричмонде, недалеко от того места, где обнаружили тело Луизы Пеннел. Теперь у них имелось прямое указание на место совершения убийства.

— Может, его и не на все сто опознали, но для меня этого достаточно, и мы сделали так, как нам советовала профессор Марш: дали ему побольше веревки! Сегодня мы славно поработали — так держать и дальше! Завтра собираемся в восемь утра.

К этому времени связались со всеми родственниками подозреваемого и получили их согласие встретиться с детективами. Им просто сказали, что следователям необходимо задать несколько вопросов касательно ведущегося дела. Доминика Виккенгем была в Париже и на следующий день намеревалась вернуться в Милан. Ленгтон должен был вылететь туда, чтобы с ней встретиться.

Вечером, уже расходясь по домам, в следственной бригаде гадали, кто же будет сопровождать туда шефа.