Красная Орхидея

Ленгтон швырнул газету в ведро на кухне. Раздраженно набрал номер:

— Да, я как раз прочитал. Нет! Ничего не делай. Я никогда не слышал об этой девице. Что еще за Черная Орхидея?

Льюис сказал, что тоже не слышал.

— Ничего общего с нашим делом — какое-то убийство в сороковых годах, да еще в Штатах!

Льюис пожалел, что вообще ему позвонил.

— Ладно, я просто подумал, что вы этого не видели.

— Да-да… Видишь ли, я здорово устал, извини, что наорал на тебя. Увидимся утром. — Ленгтон хотел было повесить трубку, но внезапно вспомнил: — Как там твой сын?

— Прекрасно. Инфекцию одолел. Он теперь у нас зубастик! — с гордостью отозвался Льюис.

— Здорово. Ну, доброй ночи.

— Доброй.

Был уже двенадцатый час. Ленгтон извлек газету из мусорного ведра и расправил ее на столешнице.

Элизабет Шорт в свои двадцать два года была уже пресыщенной красоткой — волосы цвета воронова крыла, белое лицо и темная помада на губах. Цветок в ее волосах, возможно, и была орхидея, но никакая не черная. Для сравнения — Луиза Пеннел выглядела моложе и свежее, хотя они и были примерно одного возраста. Глаза у Луизы были темно-карие, у Элизабет — зеленые, однако каким-то непостижимым образом убитые девушки имели схожее выражение лица. Полуулыбка на их прелестных губах была зовущей, дразнящей, хотя в глазах притаились серьезность и печаль, словно девушки знали, что уготовила им судьба.

День восьмой

Наутро Анна заглянула в книжную лавку, чтобы, как обычно, купить себе свежий «Гардиан». Неподалеку от кассы помещался стеллаж, на котором лежали уцененные книги в мягких обложках, — одна из них называлась «Черная Орхидея». Поперек обложки бросались в глаза слова: «Преступление из реальной жизни». Анна купила эту книгу. К тому времени, как она добралась до комнаты следственной бригады, телефоны просто надрывались. Во всех газетах прошло сообщение об убийстве, и во всех было опубликовано фото Луизы с красной розой в волосах. Бульварная пресса тут же подхватила идею заметки в «Сан» и стала именовать Луизу Красной Орхидеей. В паре статей ссылались на аналогичный случай в Лос-Анджелесе, но большинство газет сосредоточилось, как и надеялся Ленгтон, на том факте, что полиция разыскивает высокого темноволосого незнакомца.

Восемь дней велось расследование, и, несмотря на ехидные замечания Ленгтона в адрес Моргана, сам он не особо продвинулся в розыске убийцы, хотя ему и было чем поделиться с прессой. Они еще не располагали всеми деталями преступления, но сама жестокость убийства, даже изрядно подретушированная, шокировала читателей.

Все звонки в оперативный штаб расследования по делу Красной Орхидеи прослушивались и проверялись, а потому был задействован весь штат участка. В семидесяти процентах названивали шутники или извращенцы, тридцать процентов звонивших требовали как можно скорее найти убийцу. Это был долгий и трудный день. Половина офицеров бригады опрашивали друзей Луизы, которых удалось найти, и пытались разыскать ее приятелей, с которыми она позировала на снимках в альбоме. Тем временем в судебно-криминалистическую лабораторию доставили из квартиры Луизы грязную одежду из корзины и постельное белье, чтобы провести тест на ДНК.

Ленгтон курировал все направления поиска, но пока что, сказать по правде, чувствовал себя безмозглой курицей. Он решил отправиться с Льюисом в «Стрингфеллоу», рассчитывая что-либо там разнюхать. Баролли проверял два других клуба, в которых, по словам Шерон, частенько бывала Луиза, надеясь, что кто-нибудь сможет установить личность ее высокого темноволосого спутника или кто-то видел, как Луиза покинула клуб. Также проверялись все такси. Это была бесконечная рутинная работа, но ее требовалось делать.

Полицейские, рыскавшие по кафешкам вблизи клиники, где работала Луиза, разузнали, что во многих она бывала, причем чаще одна, хотя иногда подцепляла кого-нибудь и отправлялась в кино на Бейкер-стрит. Никто из опрошенных не мог назвать имя девушки или припомнить, чтобы она бывала в кафе с кем-то дважды, также никто не вспомнил ее высокого темноволосого спутника. Она всегда была приветливой и разговорчивой; никому и в голову не приходило, что она проститутка, — просто считали, что она ищет компанию, предпочтительно человека, что оплатит ее счет.

Анну не приглашали присоединиться к молодым людям, шерстившим клуб за клубом, да она и не напрашивалась: к концу дня у нее голова раскалывалась от прослушивания бесконечных пустых звонков. Во время ланча она начала читать книжку об убийстве Элизабет Шорт. Написана она была бывшим сотрудником полиции Лос-Анджелеса, который много лет проработал там в убойном отделе. Он выдал несколько потрясающих дедуктивных умозаключений и даже вставил в сюжет своего отца в роли убийцы. Уже вернувшись домой, Анна продолжила чтение. Она не ожидала, что просидит над этой книжицей до двух часов ночи, но не могла от нее оторваться. А когда добралась до конца, сон тем более не шел. Все, что она могла, так это думать о кошмарном содержании прочитанного опуса. Хотя Элизабет Шорт и была убита еще в сороковых годах, в схожести ее и Луизы на фотографиях была некая жуткая связь. Убийства эти, в сущности, были идентичны.

Ленгтон и Льюис определенно выдохлись. Многочасовые хождения по клубам дали мало результатов. Луизу узнали два официанта в «Стрингфеллоу», но, насколько они могли припомнить, она всякий раз приходила с новым мужчиной. Из-за приблизительного описания они не смогли толком сказать, сопровождал ли ее высокий мужчина в темном. Ее спутниками часто были молодые рок-музыканты, которых она подцепляла в клубе. На ту последнюю ночь, которую она провела в клубе, пришлось большое событие в мире шоу-бизнеса, на премьеру фильма прибыло много блестящих гостей — они отгородили для своей тусовки пространство с кабинками. От швейцаров и вышибал не было никакого прока, — казалось, Луиза пришла и ушла никем не замеченной.

Баролли преуспел не больше остальных: несколько человек припомнили, что видели Луизу, но уже давно. Детектив переходил из одного обшарпанного ночного клуба в другой, показывая ее фотографию. Везде ее узнавали — одни уже знали о ее гибели, другие еще нет. Говорили, что часто она бывала одна и болтала с барменами, хвастаясь, будто бы модельное агентство желает заключить с ней контракт. Выяснилось, что Луиза никогда много не пила и была неизменно вежлива и доброжелательна; если она и была проституткой, это не бросалось в глаза. Никто из опрошенных не припомнил с ней мужчину постарше — клубы в основном посещали люди ее возраста. Ее знали — и не знали; все думали, что она очень привлекательная девушка, но что-то с ней немножко не то. Один бармен сказал, что она будто бы все время кого-то ожидала, часто поглядывая на вход.

Ленгтон поинтересовался кашемировыми свитерами, которые с разыскными целями были изъяты из квартиры Луизы. Оказалось, в прошлом году они шли специальным предложением на январской распродаже в «Харродсе», но ни один из продавцов не вспомнил никакого высокого темноволосого мужчину, который бы их покупал, равно как и того, расплачивался он наличными или кредиткой. Парфюм, хоть и весьма дорогой, могли продать любому из сотен покупателей, побывавших в торговом доме. Поиски темно-вишневого пальто Луизы также были бесплодны. Шерон попыталась обрисовать Луизину сумочку, но описание «большая, черная, кожаная, на широком ремешке» мало могло помочь делу. Еще она сказала, что Луиза иногда пользовалась клатчами, но ни один не сумела описать в деталях. Поиск в том районе, где было обнаружено тело, так и не принес результатов. Детективы возвращались почти ни с чем.

День девятый

Объявления, призывающие население помочь следствию, Анна разместила в отделе криминальной хроники в газетах «Миррор» и «Сан». Затем отправилась в дамскую комнату освежить макияж. Причесываясь, она посмотрела на свое отражение и глубоко вздохнула. Ленгтон вправе поднять ее на смех.

— Еще один долбаный день пойдет коту под хвост, — проворчал он, когда она, постучав, вошла в его кабинет.

— Я хотела бы кое-что обсудить.

— Весь внимание.

Однако это было не так: он с недовольной миной рисовал какие-то каракули в блокноте.

— Хочу, чтобы ты взглянул на это, — сказала Анна.

Он вздохнул и бросил нетерпеливо:

— Ну давай, только побыстрее, черт возьми.

Она положила перед ним на стол книгу:

— Это про убийство Черной Орхидеи.

Ленгтон ругнулся, уже сытый по горло бесконечными отсылками к той девице с цветком в волосах, но Анна невозмутимо продолжала:

— Элизабет Шорт была убита в тысяча девятьсот сорок седьмом году в Соединенных Штатах. Убийца ее так и не пойман. Эта книга написана бывшим полицейским, который утверждает, что убил девушку его отец.

Ленгтон перестал черкать в блокноте и уставился на обложку.

— Первую половину можешь пропустить, а дальше смотри страницы, отмеченные желтым стикером. И взгляни сам на фотографии из морга.

Он шумно втянул воздух и начал перелистывать страницы:

— И на что я должен смотреть?

— На тело — посмотри, как ее обнаружили.

Насупившись, Ленгтон потеребил в руках книжку, наконец дошел до черно-белых фотографий…

— Боже правый!..

— Есть и веб-сайт.

— Что?

— В Интернете есть сайт, где выложены более подробные фотографии того, как была обнаружена жертва.

— Хрен знает что такое! Не могу поверить.

— Я читала ее ночью и тоже не поверила своим глазам. Взгляни еще на те страницы, что я пометила голубым стикером, — это также, думаю, важно.

Ленгтон откинулся на спинку стула и принялся читать. На десять минут воцарилась тишина, затем он медленно опустил книгу:

— И что ты предлагаешь? Что тот же самый парень убил Луизу? Ради всего святого — ему ведь должно быть под девяносто!

— Нет-нет, отец того полицейского умер лет пять назад. Другой возможный подозреваемый погиб при пожаре в шестидесятых. Посмотри на следующую серию закладок.

— Какого цвета? — Он поднял взгляд на Анну и улыбнулся.

— Зеленого. Человек, которого они разыскивали по делу об убийстве Элизабет, не был найден. Кстати, он описывался как «высокий темноволосый незнакомец». Есть и несколько набросков с его изображением.

— Ч-черт! — Ленгтон захлопнул книгу. — Ну и?..

— Я думаю, у нас убийца-подражатель. Когда я давала объявления в «Миррор» и «Сан», то переговорила с их репортерами. В «Сан» Луизу окрестили Красной Орхидеей. Мы думали, это всего лишь из-за цветка в волосах у обеих жертв. Но и с той и с другой редакцией некто выходил на связь.

Ленгтон подался вперед:

— И?..

— В обеих получили по анонимному письму. Не увидели в этом никакого подвоха — подумаешь, очередной оригинал, помешанный на убийствах…

— И что?

— Они уничтожили письма.

— От ч-черт!

— Но взгляни еще раз на желтые стикеры. Лос-анджелесский убийца тоже посылал письма — и в полицию, и в газеты, всякий раз торжествуя: такой он, дескать, умный, что его никогда не поймают!

— Читаю! Уже читаю! — Он резко раскрыл книгу.

Анна подождала, пока он закончит.

— В анонимном письме к журналисту в «Миррор», насколько я припоминаю, говорилось что-то о том, что рот у Луизы был рассечен. А в том письме, что прислали журналисту «Сан» Ричарду Рейнольдсу, упоминался случай с Черной Орхидеей, а Луиза именовалась Красной Орхидеей. До той поры Рейнольдс ни разу не слышал об убийстве Элизабет Шорт.

Ленгтон еще раз проглядел соответствующие фотографии в книге. Анна между тем продолжала:

— Первое послание журналист «Миррор» получил после того, как была опубликована его заметка.

Ленгтон вскочил на ноги и сунул руки в карманы.

— Это чертовски здорово, Тревис! Хрен знает что… но это возможно. Ради бога, оставь мне это ненадолго, я пораскину мозгами. Не говори только об этом никому. Пока рано.

Анна кивнула и вышла из кабинета. Два часа Ленгтон не появлялся в комнате следственной бригады. Наконец он подошел к ее столу, наклонился положить книгу и оказался так близко, что она ощущала на лице его дыхание.

— Можешь открыть тот сайт?

— Разумеется.

Внимательно просмотрев увеличенные изображения расчлененной Элизабет, он тихо проговорил.

— Проклятый ублюдок, он даже части тела расположил на расстоянии в десять дюймов. Чертовская схожесть! Но бог ты мой, объясни, как такое возможно?

— Подражатель, — невозмутимо ответила Анна.

Ленгтон взъерошил волосы, и они встали дыбом.

— Думаешь, когда книга вышла, крыша у него в ту сторону и… — Он покрутил пальцем у виска.

— Кто знает? Тогда или нет, но крыша у него съехала.

Ленгтон кивнул, затем легонько похлопал ее по плечу:

— Отправляйся в редакции «Миррор» и «Сан», посмотри, что они там выкинули. А я тем временем озвучу это бригаде.

— Ладно, — ответила она, сворачивая программу в компьютере, и добавила: — Кстати, очень популярный сайт.

— О чем тебе это говорит, Анна?

Она пожала плечами, и Ленгтон вновь склонился к ее уху:

— Это говорит о том, Анна, что на свете много этих гадких извращенцев, — вот о чем. У кого, черт подери, возникнет желание разглядывать фотографии трупов? Надо бы уничтожить этот сайт!

— Надо бы найти убийцу, — процедила она.

— Думаешь, я не в курсе?! — вспылил он.

— Если это маньяк-подражатель, надо помнить, что за ним еще два убийства: в свое время полиция подтвердила, что они были совершены тем же самым типом. Если наш убийца подражал убийству Элизабет Шорт, то, может статься, он решит отработать этот сценарий до конца и совершит новое убийство.

Ленгтон сунул руки в карманы брюк:

— Дай бог, чтобы ты ошиблась.

Он двинулся прочь, и Анна немного приуныла: Ленгтон ни словечком не похвалил ее работу — на это он всегда был скуп. Она рассчитывала на какой-то личный отклик, но тщетно. Такое впечатление, что с прошлого их совместного расследования между ними ничего не было. Она мысленно встряхнулась и приказала себе собраться. После того, что было, ей не следовало больше с ним встречаться. Но по правде сказать, после Ленгтона ей уже никто не был интересен, и она ругала себя за то, что позволяла своим чувствам прорываться наружу.

Ленгтон стоял перед следственной бригадой, держа в руках книгу «Черная Орхидея». В то время, когда Анна подходила к редакции «Миррор», он отметил, что именно детектив-инспектор Тревис обратила его внимание на эту книгу.

— Все развивается очень скверно, — добавил он. И показал бригаде посмертные фотографии Элизабет Шорт. — Эта девушка была убита в Лос-Анджелесе более шестидесяти лет назад — и все же пролистайте книгу и посмотрите, каким образом было расчленено ее тело. Уделите особое внимание этим фотографиям: вы увидите несомненное сходство с тем, в каком виде мы обнаружили Луизу Пеннел. Кстати, в чем-то пересекаются и сценарии убийств. В том случае основной подозреваемый описывался как высокий мужчина от тридцати до сорока пяти лет, хорошо одетый и с темными волосами. И еще известно, что у их подозреваемого был очень дорогой автомобиль!

Ленгтон указал на стенд: под надписью «Разыскивается» висело изображение их главного подозреваемого. И Шерон, и медсестра из стоматологии описывали его как высокого темноволосого мужчину, к тому же носящего длинное дорогое пальто. Ни та ни другая не могли точно назвать марку машины, но обе утверждали, что она была большая и черная, возможно «БМВ» или «ровер».

Ленгтон посмотрел на остатки кофе в чашке, допил его и поставил ее обратно на столик. Поглядывая на часы, он наблюдал, как офицеры столпились вокруг книги. Тишину нарушали прерывистые вздохи. Детективы один за другим убеждались, как тот ужас, который они расследовали сейчас, точно в зеркале отражался в черно-белых фотографиях убийства, происшедшего более шестидесяти лет назад.

— В дальнейшем последовали еще два убийства, — продолжал Ленгтон, — предположительно совершенные тем же негодяем. Если мы будем исходить из того, что какой-то извращенец подражает убийце Черной Орхидеи, возможно, что он уже наметил вторую жертву. И будем молить Господа, что схватим этого ублюдка до того, как он получит возможность совершить следующее убийство.

Он прошел к столику за новой порцией кофе, и ошарашенные члены бригады загомонили. Пока Ленгтон стоял спиной ко всем, Льюис прикрепил к стенду черно-белый снимок Элизабет Шорт.

— В прессе уже сопоставили эти две жертвы, — продолжал Ленгтон, — так или иначе благодаря тому, что у Луизы Пеннел на фотографии был цветок в волосах. Хотя газетчики и не обнаружили, что по жестокости эти убийства почти идентичны. Я потребую полностью запретить дальнейшие аналогии между этими двумя делами. Я не хочу, чтобы то, что сделали с Элизабет Шорт, выпячивалось в газетных заголовках. Располагая деталями преступления, совершенного в отношении Луизы, мы сумеем вычленить реальное предупреждение среди сотен звонков от разных сумасшедших — и этого предупреждения я с нетерпением жду.

Зазвонил мобильник Ленгтона, и он направился в свой кабинет, чтобы поговорить в уединении. Звонила Анна — она сидела в буфете редакции «Миррор». Она взяла показания у журналиста, который первым запустил в прессу фотографию Луизы.

— Журналист получил отпечатанный текст на листке, предположительно из школьной тетради в линейку, с оборванным левым краем. — Она заглянула в записную книжку и зачитала переписанный с листка анонимный стишок:

— Вот д-дерьмо!

— Письмо определенно пришло от убийцы, потому что мы не сообщали в прессе о том, что у жертвы разрезан рот. Я позвонила Шерон, спросила, не упоминала ли она о ранах при репортерах, — говорит, что нет. Хотя может и соврать. Она отрицает также, что посылала или продавала кому-либо фотографию.

— Думаешь, лжет?

— Не уверена. Вопрос в другом: если она не продавала фото, то кто это сделал?

— Откуда прислали снимок?

— Журналист говорит, что заплатил за это курьеру. Ты ж знаешь, у них чуть ли не в каждом клубе есть свои шпионы и наемные фотографы. Иногда им улыбается удача.

— Узнала, как его зовут?

— Да, Кеннет Данн. Я его уже разыскиваю.

— Ну, отлично. Будем на связи.

Тревис условилась о встрече с Кеннетом Данном в магазинчике «Радио-шэк», где он работал в последнее время. Данну явно не терпелось с ней переговорить, он даже прервал телефонный разговор, когда Анна показала ему свое удостоверение. Кеннет провел ее в самый конец магазина, к складской его части. Анна показала ему газету:

— Вы продали это изображение в «Миррор»?

— Да, мне уже за это заплатили.

— Как у вас оказалась эта фотография?

— Я не могу раскрыть свои источники.

— Почему же?

— Потому что мне приходится с ними расплачиваться, баш на баш.

— Если я правильно поняла, вы не сами делали это фото?

— Совершенно верно.

— В таком случае сообщите, пожалуйста, кто дал вам этот снимок либо кому вы заплатили за него, — или же я арестую вас за противодействие полицейскому расследованию.

— За что?!

— Мне необходимо узнать, откуда взялась эта фотография и как она к вам попала, мистер Данн. Эта девушка была убита, и данный снимок может рассматриваться как улика. Так откуда вы получили эту фотографию?

Он вздохнул:

— Мне ее дали.

— Кто?

— Понимаете, я не хочу вляпаться в неприятности. Это была не ее идея — продать фотку, а моя. Я подрабатываю по выходным в клубах. Знаете ли, щелкаю звезд на входе и выходе. Особенно на выходе: они ведь обожают сниматься, изрядно надравшись и валясь с ног, в то время как их собственные фотографы уже выдохлись. Я хочу сказать, что порой задерживаюсь там до четырех утра.

— Кто дал вам эту фотографию, мистер Данн?

Он снова заколебался, наконец его слащавая физиономия расплылась в улыбке. Темные волосы парня были смазаны гелем, отчего топорщились на голове, как иголки у ежа.

— Вам дала их Шерон Билкин?

Анна вернулась к машине, быстро открыла дверцу. Просмотрела в мобильнике список последних вызовов, позвонила Ленгтону:

— Она лгала: он получил фото от Шерон Билкин, взамен дав обещание, что попытается прикрыть ее, что он и сделал, когда ее имя засветилось в газетах. Этого фото он не делал, и он ничего не знал о повреждениях на лице жертвы.

Ленгтон протяжно вздохнул, затем воцарилась тишина.

— Ты меня слышишь? — спросила Анна.

— Да-да, пытаюсь уложить все это в голове. Журналисту прислали фото, точнее, оно попало к нему посредством этого Данна, который получил его от Шерон. Так?

— Да, так он сказал.

— Они купили фото, тиснули в газете. Когда, говоришь, пришло послание насчет красных роз и василечков?

— В тот день, когда вышла заметка.

— Возвращайся к этой дурехе Шерон. Она наврала про фото — узнай, может, наврала и насчет чего-то еще.

У Анны сбилось дыхание, пока она добралась до верха лестницы. То ли подъем был слишком долгим, то ли она просто потеряла былую форму.

— Открыто, — послышался мелодичный голос Шерон.

Тревис обнаружила блондинку на кухне в желтых резиновых перчатках.

— Не могу больше выносить эту грязную посуду! Занялась вот уборкой.

Анна улыбнулась: непохоже, чтобы от ее усилий кухня стала чище.

— Нам надо поговорить, Шерон.

— Что еще? Вчера приходили ваши, забрали постельное белье, кое-что из гардероба. — Шерон указала на бумаги, оставленные на столе экспертами-криминалистами, к которым был прикреплен перечень изъятых из квартиры вещей. — Я сказала: пусть берут все, что сочтут нужным. В том смысле, что мне не нужны ее шмотки и я на самом деле не знаю, что с ними делать. А поскольку за квартиру она уже платить не может, мне надо подыскать кого-то еще.

— A-а, так вот в чем причина генеральной уборки! — не удержалась Анна.

— Ну да, хочу, чтобы все выглядело презентабельно, и уж ни в коем случае не собираюсь сообщать будущей съемщице, что предыдущая девушка, делившая со мной квартиру, была убита. Так что мне не нужно ее барахло. Ваши много чего забрали, даже содержимое корзины для стирки, но остался еще полный комод и старый чемодан.

— Никто из ее знакомых не пожелал забрать ее вещи?

— Я не знаю никого.

— Но у вас остались ее фотографии?

Явно смутившись, Шерон принялась надраивать мойку.

— Шерон, вы сказали, что не передавали ту фотографию прессе. Это очень важно, поскольку вы…

— Я не продавала ее, — сказала она, отжимая тряпку.

— Но вы дали ее Кеннету Данну. Шерон, пожалуйста, не тяните резину.

Девица сложила тряпочку и повесила ее возле кухонной плиты, пряча глаза.

— Шерон, это очень важно. Возможно, вы скрываете от следствия какие-то улики. Мне необходимо точно знать, что произошло.

Шерон опустилась на стул:

— Ладно, я знаю его. Он делал кое-какие мои фотографии, парочку — для журнала «Базз». Он на полставки работает в Килберне, в «Радио-шэк», еще он очень успешный фотограф. Я случайно с ним столкнулась: мы не договаривались — это было просто стечение обстоятельств. Мы разговорились, и я рассказала ему про Луизу, ну, знаете, о том, что с ней случилось, и мы зашли сюда выпить кофе. Я показала ему некоторые фотографии и… Я не знала, что это будет иметь значение.

Анна промолчала.

— Никто не говорил мне, чтобы я ничего с ними не делала, и я уже отдала вам целую кучу снимков. Как бы то ни было, Кеннет сказал, что может сделать меня известной, вот я и позволила ему взять фотографию Луизы с цветком в волосах и некоторые мои снимки.

— Вы ему еще что-нибудь давали?

— Нет. Он заплатил мне пятьдесят фунтов. Сказал, что получил сто и разделил пополам.

— Вы говорили Кеннету Данну о ранах на лице Луизы?

— Нет, не говорила, клянусь, не говорила! Я никому об этом не рассказывала, клянусь Богом!

— А журналисту вы что-нибудь давали?

— Нет, я вообще с ним не встречалась.

— Звонил ли вам кто-нибудь, чтобы поговорить о Луизе?

— Звонили только насчет рекламы в «Тайм-аут». Кстати, сегодня где-то около полудня ко мне должна прийти девушка, так что не могли бы вы забрать вещи Луизы, потому что мне они не нужны. Может, это ужасно звучит, что я прошу кого-то их забрать, но мне надо платить за аренду, а Луиза и так задолжала мне за месяц. — Шерон вытерла руки об юбку. — Она вечно побиралась. Она говорила: «Не одолжишь мне пять фунтов?» — и мне всегда приходилось вытягивать обратно этот долг. Она постоянно была на мели, не могла покупать себе продукты — и проедала мои деньги. Да и не только еды это касалось — она пользовалась моими «Тампаксами» и моей жидкостью для снятия лака. Знаю, это смешно звучит, но меня все это реально достало. — Шерон разволновалась, щеки ее стали пунцовыми. — Наверное, мне не следовало об этом говорить, но это правда, она была еще той лгуньей. Потребую вернуть мне долг — и она начнет ныть и обещать, что рассчитается со мной, когда получит на следующей неделе зарплату. Однажды мне так надоели ее обещания, что, когда она отправилась на работу, я зашла в ее комнату. У нее в комоде оказалось две сотни фунтов! Когда она вернулась, я приперла ее к стенке, и она сказала, что забыла, видите ли, о наличных!

— Так она расплатилась с вами?

— Со временем да, но дело в том, что мне всегда приходилось ее об этом просить. Как я сказала, она не заплатила вовремя за квартиру, и я четыре недели сижу без денег. Я не раз думала о том, чтобы попросить ее съехать.

— Но не попросили?

Она помотала головой, затем нахмурилась. В голове у Шерон явно что-то вертелось.

— Вы что-то вспомнили? — подсказала ей Анна. — Что-нибудь, что, по-вашему, поможет следствию?

— Знаете, есть еще кое-что насчет Луизы. Видите ли, она вызывала к себе сострадание. Всегда казалось, будто она чего-то ожидает. Всякий раз, как звонил телефон, она на него смотрела, хотя никогда и не брала трубку. Не могу этого объяснить. Она словно постоянно надеялась, что что-то произойдет. У нас бывали хорошие времена. Она умела быть очень веселой, и парни ей симпатизировали. Она была большая кокетка… ну, поначалу.

— Что означает «поначалу»?

Шерон вздохнула:

— Когда она только появилась. Я сдала ей комнату, потому что она действительно пеклась о своем будущем и следила за собой. Но спустя пару месяцев она была уже другая — сделалась какой-то скрытной, все время изворачивалась. Если честно, я на самом деле не могла разобраться в ней. Спросишь ее, что она делала до этого, где жила — что-нибудь личное, — она никогда не даст прямого ответа. И думаю, благодаря моей ин-ту… — Она запнулась.

— Интуиции? — помогла ей Анна.

— Да. Я знала: что-то не в порядке, но не знала что. А теперь и вовсе не узнаю, да?

Анна поместила чемодан Луизы в багажник своего «мини». Она помогла Шерон упаковать остальные вещи погибшей. Оказалось их не так и много: кое-какая одежда и обувь, несколько книг. Анна не представляла, что будет с этим делать. Удручала мысль, что это все, что осталось после Луизы, — и никому это не нужно.

Бригада судмедэкспертов начала исследовать одежду Луизы. Особое внимание они уделяли грязному нижнему белью, рассчитывая получить образцы ДНК, что пригодилось бы в дальнейшем расследовании. Вся одежда убитой была промаркирована, описана и затем, с прикрепленной к каждому предмету этикеткой, разложена на длинном столе. Тем временем патологоанатом завершал полную аутопсию. Это заняло значительное время, вследствие того что у погибшей было много повреждений: расчленение тела и откачка крови, произведенные убийцей, затрудняли экспертизу.

Старший детектив-инспектор Ленгтон все время требовал новостей — и то, что сообщали, ему вовсе не нравилось. Если вообще такое было возможно, убийство Луизы Пеннел оказалось более чудовищным, чем они представляли поначалу. Патологоанатом сказал, что это, без сомнения, самый трудный случай в его практике, но что в течение суток он все же выдаст окончательное экспертное заключение.

Ленгтон сидел у себя кабинете, погруженный в мрачные раздумья: девять дней прошло, а у них так и нет подозреваемого. Даже получив в свое распоряжение дополнительную группу полицейских, они не нашли ни единого свидетеля, который видел бы Луизу Пеннел в те дни, что предшествовали обнаружению тела. У Ленгтона было странное предчувствие, будто что-то вот-вот всплывет и он сможет ухватиться за какую-то ниточку.

В ожидании, когда Ричард Рейнольдс появится наконец на рабочем месте, Анна пристроилась в приемной редакции «Сан». Почти три четверти часа она просматривала газеты. Тревис уже потеряла терпение, когда Рейнольдс наконец прошагал к стойке секретаря. Он был высокий, со светлыми, как солома, прямыми волосами и необычными, пронзительно-голубыми глазами.

— Приветствую. Извините, что заставил вас ждать, но я ожидал вас раньше. А поскольку вы не появились, я выскочил кое с кем повидаться. Я Дик Рейнольдс.

Анна встала и пожала ему руку:

— Анна Тревис.

— Рад вас видеть. Не желаете пройти в отдел новостей? — Он взял ее портфель и пригласил следовать за ним. — Впрочем, если вам угодно, мы можем поговорить в чьем-нибудь кабинете, в более уединенной обстановке. Наш криминальный отдел почти как площадь Пиккадилли!

Он галантно придержал вращающуюся дверь, пропустив вперед Анну.

— В каком смысле? — отозвалась она весело.

Его обращение с ней так приятно отличалось от манеры Ленгтона вышагивать впереди и не глядя отпускать двери.

«Чей-то кабинет» оказался просто отгороженным углом, где помещался стол с компьютером, кипами бумаги и несколькими растениями в красивых горшках.

— Вот, присаживайтесь, а я пока организую кофе.

Дик на минуту оставил гостью и, вернувшись, широко, приветливо улыбнулся:

— Кофе сейчас будет, Анна. Ну и чем я могу вам помочь?

— Меня интересует ваша заметка, которую сопровождал снимок жертвы — Луизы Пеннел.

— Ну так что?

— Мне нужно знать, откуда вы раздобыли эту фотографию.

— Что ж, это просто: от журналиста, который здесь работал.

— Это вы соотнесли убийство Луизы Пеннел с другим уголовным делом?

— Ну да, с Черной Орхидеей. Если честно, это было притянуто за уши. Я вовсе не слышал никогда о том давнем деле, но у них обеих был в волосах цветок чего ж не выдать выдуманное за всамделишное! Я и не собирался лепить это дальше — еще же не было пресс-релиза.

— А потом вы уже прочитали о деле Черной Орхидеи?

— Нет, я, вообще-то, занимался ребенком, пропавшим в Блэкхите.

— То есть объединяет эти два убийства, по вашему представлению, только цветок?

— Ага.

— Вы сказали, что получили фотографию от другого журналиста. Он упоминал вам о деле Черной Орхидеи?

— Нет. Я никогда и ничего об этом не слышал. Но я получил анонимное письмо, которое связывало вашу девушку, Луизу Пеннел, с… — Он нахмурился. — Вспомнил! Элизабет Шорт была другой жертвой, да? И случилось это много лет назад в Лос-Анджелесе.

— Да. Вы вникли в подробности ее дела?

— Нет. Полез было в Интернет за информацией, но если честно, то давнишнее дело как-то вытеснилось пропажей мальчика. Ему всего двенадцать…

— Письмо до сих пор у вас?

— Нет. Мне, наверно, следовало сохранить его, поскольку вы здесь и что-то определенно происходит. Но поймите, к нам приходит уйма писем от разных придурков, стоит только сообщить в газете о каком-то убийстве. Я уже говорил с кем-то из полиции Ричмонда, кто расследует это дело. Сообщил, что уничтожил письмо. Сожалею.

— Можете в точности воспроизвести, что там говорилось?

Дик глянул на дверь — молоденькая секретарша внесла на подносе кофе и упаковку бисквитов. Он предложил гостье молоко и сахар и откинулся в кресле. Анна почувствовала, что совсем расслабилась в его обществе.

— Да в общем-то, не многое. Что убийцу Черной Орхидеи так и не поймали. А также то, что теперь есть еще и Красная Орхидея. Лично мне цветок в волосах Луизы на фотографии показался розой, но какой вышел отличный заголовок!

— Письмо было написано от руки?

— Нет, отпечатано. И не на компьютере. Ну да, не думаю, что на компьютере, — очень уж рельефный оттиск. Причем напечатан на вырванном из тетрадки листке в линейку.

— Я должна попросить вас: если в дальнейшем кто-либо свяжется с вами по поводу Луизы Пеннел, немедленно звоните мне. Вот мой номер телефона.

Она вручила газетчику визитку, и тот сунул ее в бумажник. Тревис поставила чашку на блюдце:

— Большое спасибо, что уделили мне время.

— Был рад. Вы уже обедали?

— Пардон?

— Я говорю, вы уже обедали? Я, например, еще нет, а в нескольких минутах отсюда есть отличный паб.

Анна вспыхнула и, пряча взгляд, стала застегивать пальто:

— Мне надо вернуться на работу, но за приглашение благодарю.

Пока Дик Рейнольдс выводил гостью через лабиринт коридоров из редакции и провожал до машины, она успела согласиться поужинать с ним следующим вечером. Внимание журналиста Анне весьма польстило: уже долгое время за ней никто не ухаживал и он понравился ей с первого взгляда.

Рейнольдс вскоре вернулся за свой стол и полез в Интернет. Полиция еще не поместила заявление для прессы с подробностями сходства двух криминальных случаев, и Дик по-прежнему был уверен, что обе жертвы просто были симпатичными девушками, которые носили цветок в волосах и были убиты в двадцать два года. Он не знал, что во Всемирной паутине существовал обширный сайт, посвященный убийству Элизабет Шорт, где описывались куда более ужасающие сходства. Помня к тому же, что между двумя преступлениями почти шестьдесят лет, он решил пока заняться заметкой о пропавшем школьнике.