Красная Орхидея

День тридцать первый

Анна открыла глаза. После сна в неудобной позе на диване шея задеревенела. Слышался шум воды в ванной, пахло жареной ветчиной.

Она пошла на кухню и выключила гриль, поскольку бекон уже начинал обугливаться.

— Утро доброе, — сказал Джеймс, пришлепав на кухню с банным полотенцем на чреслах.

— Доброе. Как голова?

— Раскалывается. Но я ужасно голоден.

— Я тоже. Пожалуй, я сначала приму душ.

— Разумеется. А я пока сделаю яичницу. Тебе кофе?

Уму непостижимо: он ничуточки не смущался. Еще больше изумилась Анна его нахальству, увидев его одежду, разбросанную по всей спальне.

К тому моменту, как она вернулась на кухню, свою яичницу с ветчиной Джеймс уже умял, а ее тарелка стояла в гриле, готовая треснуть в любую секунду.

— Ты ешь, а я пока оденусь.

— Хорошо, спасибо.

Улыбнувшись, Джеймс протянул к ней руки. Анна приникла к нему и крепко обняла. Он зарылся носом в ее волосы:

— Спасибо за эту ночь, Тревис.

— Не за что.

— Да есть за что, я просто не знал, к кому бы еще мог пойти.

— Я рада, что ты пришел ко мне.

— Правда?

— Да.

— Ну хорошо.

Он взял в ладони ее лицо, поцеловал ее — легким, нежным поцелуем — и вышел из кухни.

— О боже, — пробормотала она. В смятении, она не могла справиться с собой и едва заставила себя позавтракать.

Спустя некоторое время Ленгтон вернулся уже одетый, сияющий, как медный самовар:

— Ну что, давай одевайся. Пора выходить.

Она молча кивнула. Он вел себя так, будто находился в собственной квартире. Даже взялся мыть посуду.

Тревис везла Ленгтона в полицейский участок. Мало-помалу его хорошее настроение улетучивалось.

— Извини за прошлую ночь, — сказал он угрюмо.

— Все в порядке. Было и было.

— Да, но мне все же следует за этим следить.

— За чем?

— За выпивкой. Ты ж знаешь, если теряешь память — пора бить тревогу. Это нехороший симптом.

— Ну, если ты понимаешь, что слишком много пьешь, ты ведь знаешь, что делать.

— Да, это так… Скажи, я сделал что-нибудь, чего мне не следовало делать?

Она рассмеялась.

— Я серьезно. Я даже не помню, как до тебя добрался.

Она продолжала вести машину, даже не глянув на него.

— Мы переспали?

— Нет, не переспали!

— Да ну? Удивительно!

— Ты вырубился.

— И я что, к тебе не приставал?

— Нет, ты был пьяный в стельку.

Он искоса глянул на нее, затем положил руку на спинку ее сиденья, тронув ладонью ее шею:

— Я люблю тебя, Тревис.

Она улыбнулась, в душе надеясь, что так оно и есть.

Между тем Джеймс умолк, только пальцы его машинально поглаживали ее затылок.

— Что, если мы его потеряли? Представление с Черной Орхидеей повторится, и моя карьера пойдет псу под хвост.

Она тряхнула головой, и он понял, что ей не нравится, как он ей треплет волосы.

— Извини, — пробормотал он и убрал руку.

— Мы его найдем, — уверенно сказала она.

В комнате следственной бригады царило оживление. Криминалисты трудились не покладая рук, и информация поступала стремительно. Эксперты еще работали и обнаруживали все новые и новые ужасающие улики. В масках и резиновых костюмах, оснащенные дыхательными аппаратами, специалисты пробирались сквозь отбросы. Чарльз Виккенгем попытался смыть улики, однако, разобрав сточные трубы и углубившись в систему канализации, они обнаружили сгустки крови.

Должно быть, Виккенгем полагал, что уничтожил все могущее указать на него, но благодаря современной науке его изобличили. Кроме того, эксперты по обрезкам начали определять то, из чего преступник составлял свои послания журналистам и Ленгтону в ричмондский участок. В его машинке для уничтожения бумаг обнаружили старые газеты, из которых он вырезал нужные буквы, а также нашли фрагменты квитанции, выданной газетой «Таймс» в соответствии с оплатой за размещение в ней объявления. Номер абонентского ящика, небрежно черкнутый на обороте конверта, что извлекли из корзины для мусора, был, возможно, одним из тех, которыми пользовался убийца, приглашая к себе на работу «личного помощника». В то же время эксперты начали изучать содержимое компьютера Виккенгема и его жесткого диска. Выяснилось, что тот посещал сайт о Черной Орхидее аж двести пятьдесят раз.

В невинном с виду семейном альбоме они с омерзением увидели много иллюстраций, вырезанных из книг о Черной Орхидее. Замысел автора «Черной Орхидеи», представившего в роли убийцы собственного отца, вырос из найденных в его доме двух до той поры неизвестных фотографий Элизабет Шорт[15]. На одной фотографии девушка была с закрытыми глазами и запрокинутой головой, лицо ее напоминало посмертную маску. На другой она подпирала рукой щеку, мило улыбаясь перед объективом. Фотографии Луизы и Шерон в тех же позах были размещены возле копий снимков Элизабет — вперемежку с фотографиями его собственных детей. По мере возрастания числа улик тот факт, что их главный подозреваемый сбежал, подогревал подспудную тревогу.

Продолжали выпускаться пресс-релизы и новостные бюллетени с фотографией Чарльза Виккенгема. Общественность призывали делиться любой информацией о его местонахождении, в то же время людей предупреждали, что не следует пытаться задержать преступника самостоятельно, а надо немедленно сообщить о нем в полицию. Между тем ни в аэропортах, ни на железнодорожных или автобусных вокзалах Виккенгем так и не засветился. Он по-прежнему разгуливал на свободе, и для Ленгтона это был сущий кошмар.

Адвокат Эдварда Виккенгема требовал от Ленгтона, чтобы тот либо предъявил обвинение его клиенту, либо отпустил его. Поверенный Гейл Харрингтон был настроен решительнее, хотя Ленгтон и настаивал, чтобы оба держались под арестом, поскольку был уверен: если Виккенгем где-то скрывается, он непременно попросит сына о помощи. Джастин проинформировали о ситуации, хотя в этом не было необходимости: в каждой газете кричали про охоту на убийцу Красной Орхидеи.

Вскоре после полудня к Ленгтону на очередной допрос доставили из камеры Эдварда Виккенгема. Ночь, проведенная в участке, в холодной вонючей камере, привела его в состояние едва сдерживаемой ярости. Поверенный попытался его успокоить, однако Эдвард заявил, что, если тот ничего не предпримет в этой ситуации, он заменит его другим адвокатом. Ленгтон уселся рядом с Льюисом, игнорируя гневную тираду раздраженного молодого человека, и снова зачитал тому его права. Опять разложил перед допрашиваемым омерзительные фотографии Луизы Пеннел и Шерон Билкин.

Эдвард чуть не завизжал. Снова и снова он повторял, что не имеет никакого отношения к их смерти, что ни с одной из жертв не встречался, — от возбуждения у него в уголках рта даже выступила пена.

Ленгтон подался вперед, понизив голос, тем самым вынуждая Эдварда умолкнуть и послушать его. Он подробно описал подвал Виккенгема и затем перешел к перечню улик, обнаруженных на настоящий момент: найденные в трубах сгустки крови, принадлежавшей Луизе Пеннел, жуткий ряд хирургических пил и ножей, порновидео, где снялся и сын главного подозреваемого. Речь Ленгтона начала производить должный эффект.

— Мы располагаем двумя сотнями записей сексуальных извращений. Там замечены и ваши сестры, так что я не сомневаюсь, что мы доберемся и до вас, мистер Виккенгем. Так почему бы вам не попытаться помочь самому себе?

— Клянусь Богом, я никакого отношения не имею к тем девушкам! Никакого! — Готовый разрыдаться, он сидел, обхватив себя руками, словно пытаясь укрыться от обвинений в какой-либо причастности к этим убийствам.

Чуть позже Эдварда Виккенгема препроводили обратно в камеру. Ему было предъявлено обвинение в противодействии следствию, а также в пособничестве и соучастии в укрывательстве тела Луизы Пеннел и тела Шерон Билкин. Он должен был предстать перед судом магистрата.

Ленгтон стоял перед следственной бригадой, вкратце излагая содержание допроса. Льюис был потрясен тем, чему стал свидетелем, и тихо сидел в стороне, проверяя запись допроса.

Шеф тронул фотографию Луизы. Как и предполагала Анна, она ответила на объявление о найме личного помощника к Чарльзу Виккенгему. По словам сына, Чарльз провел собеседование со множеством молоденьких девушек, он даже показывал ему их фотографии и резюме. Выбрал он Луизу Пеннел. Впоследствии он повел себя наподобие Свенгали, покупая для нее дорогие наряды и преподнося подарки, преимущественно наличными. Она с большой охотой участвовала в его сексуальных играх, а когда его потянуло на большие извращения, он подстрекал ее принимать наркотики или втихаря подмешивал их в ее напитки. Сын сказал, что в самом Холле Луизу не видели, — ее привозили прямо в бывший амбар. Эдвард утверждал, что у него не было с ней никаких сексуальных отношений, поскольку его отец был от нее просто без ума. Это несколько настораживало сына, поскольку, хотя девушка и была очень хорошенькая, «все же она была простушкой». Он никогда не слышал о Черной Орхидее, и отец никогда не упоминал при нем об этом. Эдвард знал, что временами его отец устраивает в подвале сексуальные оргии, но эта часть дома была для Виккенгема-младшего вне доступа. Часто его отец, подпитываемый наркотиками, сидел там дни и ночи взаперти. Потайная комната всегда была закрыта. Лишь несколько друзей отца когда-либо были туда допущены.

Эдвард перечислил друзей отца. Все они были такими же извращенцами, всех привлекали садомазохистские игрища. Виккенгем пытался и сына вовлечь в свои садистские действа, но тот быстро выходил из строя, умышленно напиваясь в хлам.

Чарльз был груб и жесток. Он очень веселился, когда сын застал его отделывающим его молодую жену. Чарльз дал ей дозу рогипнола, и она не сознавала, что делает. Потом Виккенгем-старший устроил семейный просмотр видеозаписей. Кроме всего прочего, ее заставили смотреть, как она занимается сексом со своим свекром и четырьмя его друзьями. Три недели спустя она покончила с собой.

Даже рассказывая о собственной развратной жизни и о насиловании своей жены, Эдвард не проявлял особых эмоций. Напротив, он сделался очень спокойным. Он ни разу не посмотрел на Ленгтона или Льюиса. Он говорил тихо, опустив голову. Периодически делал глоток воды и пару раз кашлянул, словно прочищая горло, но создавалось впечатление, будто говорит он о ком-то другом.

Далее Ленгтон сообщил бригаде, как однажды Чарльз Виккенгем позвонил сыну и велел ему прийти. Было это после одиннадцати вечера. Отец сказал, что ему нужно помочь перевезти кое-какое оборудование. Эдвард помог ему уложить тело Луизы Пеннел в багажник «рейнджровера». Он утверждал, что не знал, что было в черных пластиковых пакетах, но, когда поднял один из них, ему показалось, что там человеческая рука. Они вдвоем доехали до квартиры его сестры в Ричмонде. Эдварду велено было подождать в квартире и приготовить кофе. Сестра в ту пору навещала свою матушку в Милане, но у них имелся ключ. Эдвард припомнил, что было около двух часов ночи, когда он оставил отца в «рейнджровере», а вернулся тот примерно через полчаса. Как раз то время, что потребовалось на «инсталляцию» располовиненного тела Луизы Пеннел.

Пакеты для трупов, которые сохранились у его отца со времен бытности его военным хирургом, по возвращении домой были выброшены в мусорный контейнер.

Ленгтон прервался на кофе с сэндвичами, после чего продолжил. Шерон Билкин позвонила Эдварду с железнодорожной станции, попросив забрать ее. Она повстречалась в парикмахерской с его невестой Гейл. Девица даже имела наглость сообщить, что приехала повидаться не с ним, а с его отцом. Направляясь к своему коттеджу, он видел, как блондинка барабанит в парадную дверь особняка. Спустя пару часов ему позвонили, чтобы он подбросил ее до станции. Когда Эдвард вернулся, отец стоял на подъездной дорожке, сгорая от нетерпения излить на сына свою ярость. Он кричал, что Гейл — безмозглая сучка, потому что позволила этой дряни портить им жизнь, и что он собирается с этим покончить. Эдвард уверял, что больше не видел Шерон, но где-то недели три спустя в два часа ночи отец неожиданно возник возле его коттеджа.

Тело Шерон было уже упаковано в пакет и погружено в «рейнджровер». Отец сказал, что у него болит спина и ему нужна помощь. Эдвард пытался отказаться, и Чарльз дал ему пощечину. Отец пригрозил, что если сын не будет в точности выполнять то, что ему велено, то он и его невеста могут выметаться из дома ко всем чертям.

Эдвард сказал, что они долго ехали на машине, пока не оказались в поле, съехав по узкой дороге с автострады. Он помог перенести тело через грунтовку и двустворчатые ворота. Затем отец велел ему вернуться в «рейнджровер». И снова Эдвард уверял, что не видел, как отец вытряхивает тело мертвой женщины из пакета, но припомнил, что тот надолго склонился над телом. Чарльз уселся в машину и очень разозлился, увидев на заднем сиденье темно-красное пальто. Он снова отправился в поле, но на этот раз вернулся через несколько минут. Они отправились домой, и там, словно ничего не случилось, Эдварду велено было с утра пораньше подготовить лошадей.

Когда Ленгтон закончил, в комнате стояла звенящая тишина. Он протяжно вздохнул:

— Они выехали на лошадях в семь утра и подъехали близко к тому полю, где было выброшено тело, потому что он, Эдвард Виккенгем, припомнил, что видел там бордовое пальто! — Ленгтон пожал плечами. — Вот так-то, леди и джентльмены. Я намерен обратиться к магистрату, чтобы Виккенгему отказали в освобождении под залог.

Заголовки последнего номера «Ивнинг стандард» возвещали: «Разыскивается убийца Красной Орхидеи».

Анна сидела за своим столом, когда зазвонил мобильник. Это был Дик Рейнольдс:

— Привет, как дела?

Она в который раз изумилась его наглости. Он поинтересовался, есть ли какая-то возможность получить эксклюзивное интервью с Джастин Виккенгем.

— Почему ты меня об этом спрашиваешь?

— Ну, учитывая, что вы упустили своего клиента, мне кажется, вы готовы принять любую помощь, лишь бы его выследить. Если б ты меня с ней связала, ты бы никогда…

— Пошел к чертям собачьим! — отрезала Анна.

— Ты уже второй раз мне это говоришь. Не очень-то любезно с твоей стороны.

— Я и не намерена с тобой любезничать.

— Почти как в прототипном деле, правда?

— Что?

— Убийцу Черной Орхидеи так и не поймали, верно?

Внезапно до нее дошло, что он, возможно, записывает ее, и она сбросила звонок. Анна так встревожилась, что поспешила к Ленгтону. Дверь его кабинета была приоткрыта. Он говорил по телефону и жестом велел Анне зайти.

— Он предстанет перед судом магистрата. Если вы желаете с ним потолковать, советую связаться с его адвокатом… Пардон? — Он послушал собеседника и затем закрыл ладонью трубку. — Джастин Виккенгем. — Он вернулся к разговору: — Я дам вам пять минут, но хочу, чтобы при этом кто-то присутствовал. — Он снова послушал, сказал, что будет ждать, и повесил трубку. — Она хочет переговорить с братцем! Ей надо вызволить сестру. Это не положено, но…

Анна кивнула и передала ему свой разговор с Рейнольдсом.

— Знаешь, эти двуликие поганцы, точно слепни, вьются над полицией. Он всего лишь пытался к нам проникнуть, так что не беспокойся об этом. — Он потянулся за своим пиджаком. — Хотя он и прав, черт его дери. И чем дольше Виккенгем в бегах, тем меньше вероятность, что мы его выследим. Мы не знаем, имеются ли у него поддельные паспорта, — знаем только, что у него есть деньги. Я связался со спецподразделением, занимающимся пассажирскими декларациями при авиаперелетах, так что они теперь с особым тщанием проверяют международные рейсы. Еще мы проверили его бывшую жену в Милане — там его нет. Одному Богу ведомо, где этот тип.

Поскольку Джастин жила недалеко от полицейского участка, появилась она пять минут спустя. Анна с Ленгтоном были в приемной. Джастин коротко кивнула Анне, затем предъявила документы:

— Мне нужна подпись брата. Это дает мне право, если надо, забрать Эмили домой. Мне необходимо там быть, чтобы приглядывать за лошадьми. У старой миссис Хеджес на все здоровья не хватит.

Анна подивилась ее спокойствию. Она ни словом не помянула, что ее отец в розыске.

— А вы не думаете, что, учитывая обстоятельства, забрать туда Эмили все же не самая лучшая идея?

Джастин ответила сардонической улыбкой:

— Ну, отец наш уж точно там не появится, верно? Так что Эми может не беспокоиться.

Ленгтон посмотрел на часы, затем уставился на Джастин:

— Вы знаете, где он?

— Нет.

— И даже не предполагаете, где он может быть?

— Нет, но я ей говорила, — посмотрела она на Анну. — Я ведь говорила вам, помните? Я сказала, что вы никогда его не возьмете, и была права.

Ленгтон с Анной оба присутствовали при свидании Джастин с братом. Ленгтон не мог допустить, чтобы Виккенгем-младший получил какую-либо возможность исчезнуть. Тот едва смог взглянуть на нее. На лице блестела испарина, от него несло давно не мытым телом.

— Подпиши в двух местах, — невозмутимо указала Джастин, и он послушно поставил подпись.

— Не знаешь, Гейл дома?

Джастин сверила его подпись и сложила бумаги:

— Миссис Хеджес сказала, что приехала то ли ее тетушка, то ли кто-то еще, чтобы ее забрать. При ней была целая куча чемоданов, и было непохоже, что она собирается вернуться.

Джастин поднялась и накинула на плечо ремешок сумочки. Она поблагодарила Ленгтона и направилась к выходу, даже не обернувшись к своему несчастному брату, который разразился рыданиями. Пятнадцать минут спустя, закрыв голову шерстяным одеялом, он под конвоем вышел из участка и был помещен в тюремный фургон, чтобы вскоре предстать перед судом. Как и сказал Ленгтон, возле здания полиции вилось множество газетчиков с фотоаппаратами. Когда машина тронулась, засверкали вспышки камер.

Эдвард Виккенгем обвинялся в запутывании следствия и в пособничестве убийству. Он назвал лишь свое имя и адрес и сказал, что не признает себя виновным. Ленгтон заявил, что он не может быть отпущен под залог, поскольку его отец находится в розыске и, скорее всего, будет просить сына о помощи. В освобождении под залог было отказано, и Эдвард Виккенгем, снова завернувшись в одеяло, был доставлен в тюрьму Брикстона.

Было уже поздно, когда Ленгтону сообщили, что экспертам-криминалистам потребуется больше времени для работы в Мейерлинг-Холле. В полицию по-прежнему не поступало никакой информации о появлении Чарльза Виккенгема. Ленгтону пришлось сделать еще одно заявление для прессы с призывом к жителям о содействии: тот факт, что Виккенгем исчез, по-прежнему муссировался в газетах и в выпусках телевизионных новостей.

Анна вернулась домой унылая и выдохшаяся и рано легла спать. Она прекрасно знала, что, несмотря на тяжкий труд следственной бригады, потеря Виккенгема аукнется им весьма существенно. Еще она в глубине души надеялась, что Ленгтон как-то выкажет, что хочет ее видеть.

День тридцать второй

Следующим утром судебно-медицинская экспертиза идентифицировала образцы крови, волос и кожи, взятые в Мейерлинг-Холле, как принадлежащие Луизе Пеннел. Обнаруженные на покрытом пластиком операционном столе волосы и следы спермы, согласно тестам на ДНК, совпадали с образцами, взятыми с трупа Шерон Билкин. Выявились еще пять различных образцов крови неизвестного происхождения.

Ленгтон стоял, засунув руки в карманы, слушая донесение Льюиса.

— Господи Исусе, сколько ж это женщин убил там у себя этот мерзавец?

Анна наблюдала, как он просматривает отчеты с новыми данными. Не исчезни Чарльз Виккенгем, они бы торжествовали этим утром. В нынешней же ситуации все чувствовали себя подавленно. Ленгтон попытался пошутить, сказав, что у них достаточно улик, чтобы за десять минут его арестовать. Он даже продемонстрировал комикс из «Дейли мейл», изображающий толпу полицейских в форме и с пустыми наручниками и подозреваемого, проползающего у них между ногами.

Ленгтон условился, что Анна с Льюисом снова отправятся с ним в Мейерлинг-Холл, поскольку главный эксперт-криминалист готов был закончить работу: ему требовалось составить официальный отчет и подписать его у Ленгтона. Все трое ехали в молчании. Бессмысленно было что-то обсуждать: ничего прояснить они там не смогут. Когда они выкатывались с полицейской автостоянки, газетчики окружили их машину. Ленгтон опустил стекло и сказал им, что полиция не ищет никакого другого подозреваемого. Затем поднял стекло и пробурчал:

— Этого вот только, черт, не можем найти.

Все трое напряглись, проезжая то поле, где было обнаружено тело Шерон. От полицейской заградительной ленты остались одни обрывки. Ленгтон указал на небольшой холм за полем, окруженный вязами:

— Вот оттуда этот ублюдок выехал на лошадях со своим сыном. Должен бы был бежать оттуда, как от хорошего пинка, при виде лежащей там девчонки с Луизиным пальто поверх нагого тела.

Также в молчании они ехали по длинной подъездной аллее, ведущей к Мейерлинг-Холлу. Теперь там виднелись сотни указателей, оставленных криминалистами в знак того, что «все чисто».

Ленгтон выбрался из машины и поморщился: его длинные ноги в тесном салоне затекли. Вдоль подъездной дорожки было еще больше желтых маркеров, указывающих на место преступления. Невдалеке в два фургона грузили оборудование экспертов. Из амбара уже принесли осветительную аппаратуру, чтобы разобрать ее и упаковать в дорогу.

Из парадной двери особняка вышел высокий седовласый ученый-криминалист Джон Макдональд, в твидовом костюме с килтом и в ярко-красных подтяжках. Пиджак он нес в одной руке, а большой планшет — в другой.

Ленгтон пожал ему руку, и некоторое время они переговаривались, после чего шеф отрекомендовал Анну и Льюиса. Макдональд координировал работу бригад экспертов-криминалистов и регистрировал их находки, прежде чем они направлялись в лабораторию. Ему не терпелось устроить для Ленгтона экскурсию по месту преступления с комментарием полученных экспертами результатов. Хотя криминалисты, по его словам, и не готовы были в оговоренный срок покинуть владения Виккенгема, некоторые участки территории и строений были уже зачищены и «отписаны» — это означало, что полицейские могут перемещаться по ним без защитных костюмов. Три дня подряд Макдональд находился в поместье денно и нощно, а некоторые его подчиненные остановились в местной гостинице.

Они стояли в гостиной, и Макдональд дотошно перечислял, какие работы в данное время проводятся в криминалистической лаборатории:

— Как улику разобрали и увезли «рейнджровер» подозреваемого, а заодно и его «ягуар» — над ними сейчас корпят эксперты в Лондоне. — Далее он устало пробежался по перечню изъятых на данный момент вещественных доказательств: — Восемь пил разных размеров, две из них электрические; девять хирургических ножей; восемь скальпелей; один операционный стол; наручники; ножные оковы; различные цепи; резиновые костюмы; шесть черных пакетов для трупов армейского образца; две бутыли с морфием; шесть больших контейнеров с кислотой; два кислотных раствора; гинекологическое оборудование; U-образная…

Анна села. Перечень был бесконечным. Макдональд монотонно перечислял названия наркотических веществ — от кокаина до героина через амфетамин и две сотни таблеток экстези. Даже пошутил насчет изрядного запаса «Виагры».

Ленгтон был следующим, кто не удержался и тоже сел, когда Макдональд сообщил, что получены положительные результаты только от половины взятых образцов крови, и продолжил зачитывать свой список:

— Белые халаты, маски, белые резиновые сапоги — аж три пары! На двух парах на заднике и подошве обнаружены следы крови.

Для его людей, сказал он, это было пренеприятнейшее задание. Сгустки крови забили систему водостока от подвала до главной канализационной трубы, поэтому ребятам пришлось шлепать прямо по фекалиям и кровяным сгусткам.

Льюис пристроился на подлокотнике того каминного кресла с «ушками», в котором Чарльз Виккенгем, бывало, сиживал с сигарой.

На одном из подлокотников дивана было пятно крови — сюда упал стороживший Виккенгема офицер Эд Харрис. Полицейского ударили тяжелым серебряным подсвечником. Край его основания оставил глубокую рану с правой стороны черепа, и парню пришлось накладывать восемь швов. Впрочем, горе-охранника уже выписали из больницы. Когда его допрашивали, что в точности произошло, он едва мог припомнить, как на него напали. Якобы Виккенгем попросил воды, а когда Харрис повернулся взять кувшин, его ударили и он потерял сознание. Харрис уверял, что отвернулся от Виккенгема буквально на несколько секунд. На сколько — было уже не важно: он невольно позволил убийце выйти и исчезнуть.

Макдональд между тем продолжал перечислять предметы гардероба, которые были увезены в лабораторию для анализа на соответствие волокон: ботинки, тапочки, свитеры, костюмы, одежда и обувь для верховой езды. Каждый предмет был тщательно осмотрен и зарегистрирован на тот случай, если будет использоваться как доказательство в суде.

В завершение Макдональд перевернул последнюю страницу и постучал ручкой по планшету:

— Итак, я полагаю, у вас теперь достаточно материала, чтобы засадить вашего клиента на очень долгий срок. Нам же еще не одну неделю трудиться в лаборатории. Возможно, тогда вам надо было его брать.

Криминалист посмотрел на часы, затем отступил к очагу. Широким движением руки он обвел кирпичную облицовку и массивную деревянную плиту, служившую каминной доской:

— Оперативникам пришлось изрядно потрудиться. У нас имелись, как вы знаете, планы особняка, амбара, конюшен, разных хозяйственных построек и коттеджа. Ребята проверили два упомянутых в списках тайника и нашли третий — за обшивкой в столовой. Исключительная находка, очень занятная с исторической точки зрения. Некоторые знатные семейства хранили множество секретов. Если бы их поймали на том, что в их домах священники совершают богослужение, они были бы повешены или четвертованы за измену, не говоря уж о потере родовой собственности. Эти потайные места очень тщательно замаскировывались, и это весьма интригующий момент!

Впервые с той минуты, как они приехали, Макдональд воодушевился. Обнаружение сверхтайных убежищ вызывало глубочайший интерес — их не помешало бы обследовать местному историческому обществу.

— Вы полагаете, Виккенгем мог укрыться в одной из таких камер? — спросил Ленгтон.

— Честно говоря, мы тоже об этом подумали, но в этой части дома таких тайников нет. Это крыло является частью пристройки, сооруженной на пару веков позднее, нежели первоначальное здание. — Макдональд в который раз глянул на часы и предложил спуститься следом за ним в подвал. — Только чтобы пролить свет на то, что вытворяло там это гнусное чудовище!

Они вышли из гостиной в коридор, миновали доспехи. Льюис приподнял забрало и хмыкнул:

— Обычная проверка!

Клацнув, забрало опустилось на место.

— Фальшивка, — презрительно фыркнул Макдональд.

Они прошли в прачечную. Все машины были вынесены из комнатки и составлены снаружи. Перегородка оказалась открыта, и, когда они двинулись вниз по лестнице, Макдональд отметил качество звукоизоляции потайной камеры:

— Мы прикинули, эти стены где-то в полтора фута толщиной плюс деревянная обшивка на два дюйма поверх толстого цементного слоя.

Разобранный подвал пах дезинфекцией. Одни каменные плиты были сняты, другие просто сдвинуты. Кругом виднелись пустые крюки, на которых прежде висели всевозможные хирургические причиндалы.

— Тут внизу он и занимался своим грязным делом. Даже снимал себя при этом: тут находились очень качественная фотокамера и видеооборудование. У нас буквально сот ни его видеозаписей. Крепкие нервы нужны, чтобы смотреть эту пакость.

Им показали разобранную раковину и водосток, и Макдональд описал, как бригада экспертов прочищала трубы:

— Бедняги часами работали в масках. Сюда, судя по всему, он и сливал кровь из тела жертвы. Теперь, по результатам тестов на ДНК, мы знаем, что большей частью это была кровь Луизы Пеннел.

Макдональд приподнял решетку, чтобы показать им вентиляционное отверстие. Детективы внимали ему молча — им казалось, будто они провели здесь целую вечность. Вернувшись обратно в коридор, Анна взглянула на часы. Посещение подвала заняло всего двадцать минут, но его сопровождал столь отвратительный по содержанию монолог эксперта, что все они мечтали поскорее выбраться на свежий воздух.

Еще некоторое время Макдональд на пару с Ленгтоном просматривали свои списки, а Анна с Льюисом в ожидании топтались перед домом. Она подняла взгляд к фронтонам и зарешеченным окнам и отступила с дорожки назад, на траву. Омерзительная сущность всего, что проделывалось в этом изящном, величественном здании тюдоровской эпохи, заставила Анну содрогнуться.

Льюис стоял на ступеньке, разглядывая клумбы и аккуратно подстриженные лужайки, ухоженные живые изгороди и статуи:

— Как, черт возьми, он это сделал? В смысле, все поместье наводнено оперативниками, криминалистами, и этот гад спокойненько себе выходит и, как нефиг делать, смывается? Как они могли его не заметить?

— Ну, судя по тому, как тут все разворачивалось, — кто знает, может, он разжился белым бумажным комбинезоном, накинул капюшон — и вот он уже как свой!

— Да, я тоже об этом подумал. Большую коробку с одноразовыми комбезами оставили-то у парадной двери.

Ленгтон наконец присоединился к ним, и они отправились к амбару и конюшням в сопровождении Макдональда, который разразился очередным долгим монологом о том, что было оттуда изъято. Канализационные трубы были раскопаны и на отдельных участках открывались взорам. И ведь сколько еще труда потребуется, чтобы вернуть все в первоначальное состояние!

Было уже начало шестого, когда Макдональд простился с ними и укатил в Лондон. Под конец он опять преисполнился энтузиазма, показывая им тайники священников. Таковые были, по его словам, только в старейшей части особняка. Одно скрывалось за широким дымоходом там, несомненно, было жутко, поскольку камера была чрезвычайно маленькой и не имела доступа воздуха. Второе убежище обнаружилось в конце той комнаты, что теперь использовалась как дополнительная столовая. Панель обшивки отъезжала вбок, открывая доступ в потайную каморку, — теперь там были сложены старые коробки и поломанные рамы для картин. Третий тайник, нигде не упомянутый, отыскался в противоположном конце этой столовой, рядом с фронтонными окнами.

Ленгтон еще некоторое время изучал отчет главного эксперта, убеждаясь, что ничего не упустил, затем поблагодарил Макдональда — тот наконец уселся в заляпанный грязью лохматый «рейнджровер» и отбыл.

Анна стояла возле патрульной машины, когда на кружной дорожке, ведущей от конюшни, появилась Джастин. На ней были джодпуры и жокейская шапочка. Она глянула на Анну и воздела трость в знак приветствия:

— Не знаете, скоро ли они отсюда уберутся и когда приведут имение в порядок?

— Нет, не знаю.

— Опасно, знаете ли, оставлять в таком виде трубы и канавы. Дождь хороший ливанет — тут будут целые реки нечистот.

— Ты переехала обратно?

— Да, присматриваю за конюшней. В коттедже-то уже можно жить — нам сказали, что там все чисто, — но тут еще целые участки, куда нам не разрешается ходить.

— «Нам»?

— Да, моя сестра здесь.

— И как она?

— Ну, она, конечно, непредсказуемая девочка, но она в порядке. Слава богу, начала есть.

И, хорошенько вытерев ботинки о железную решетку, Джастин прошла в дом. Помедлила, прислушиваясь, затем проследовала на кухню.

Миссис Хеджес стояла возле плиты, помешивая в кастрюле суп. У длинного соснового стола хватало места для троих. Над плитой крепился старый блок с веревками, протянутыми к деревянным рейкам напротив, там сушились кое-какие вещички. Эмили попыталась сдернуть высохшее белье и зацепить веревки за крюк на стене. Одна наволочка свалилась с веревки прямо ей на голову, и Эмили рассмеялась, пытаясь от нее освободиться. Миссис Хеджес быстро ухватилась за веревку, чтобы помочь девушке, которую забавляло, как то одно, то другое падало на нее с веревок.

— Я ж сказала, давай я это сделаю, но ты меня не слушаешь. А теперь гляди-ка — пара трусиков уже в супе!

Джастин пощекотала Эмили, и та плюхнулась на стул, в то время как миссис Хеджес подтянула блок и подвязала веревку.

Тут все замерли, увидев в дверях Анну.

— Я только на пару слов, мы сейчас уедем, — кивнула она.

Миссис Хеджес вернулась к супу, а Эмили вся съежилась в простеньком потертом кресле у очага.

— Ну, как ты, Эмили?

— Хорошо, спасибо.

Джастин вымыла руки и повернулась, вытирая их о старое кухонное полотенце. Она мельком глянула на Эмили, затем кинула полотенце в сторону:

— Ну что, я была права, верно? Вы его так и не взяли. Я ведь вам говорила?

Эмили опустила голову и закрыла рот рукой, точно сдерживаясь.

— Ну что ж, до свидания, — сказала Анна.

Обернувшись, она перехватила предостерегающий взгляд, который Джастин кинула сестре:

— Не смешно, Эми. Совсем не смешно!

Ленгтон сидел на переднем сиденье машины, горя нетерпением поскорее уехать. Льюис, устроившийся сзади, открыл для Анны пассажирскую дверцу, чтобы она села рядом с ним.

— Я зашла на кухню. Эмили там.

Ленгтон в ответ фыркнул. Она захлопнула дверцу, машина тронулась по изогнутой, как подкова, дороге и покатилась по аллее под нависающими над ней кронами.

— Они веселились. Особенно смеялась Эмили.

Некоторое время они ехали в полном молчании. Внезапно Ленгтон хлопнул ладонью по «торпеде»:

— Останови машину! — Он обернулся к Анне. — Повтори, что ты сказала.

— А что я сказала?

— Ты сказала, что они веселились, так?

— Да.

— Что еще?

— Ну, Джастин съязвила, — дескать, говорила она мне, что мы его не поймаем, а Эмили захихикала.

Ленгтон достал сигарету и легонько постучал ею по приборной панели.

— Слушайте, может, я чего не понимаю, но ведь этот подонок вселял ужас в своих девочек, верно?

— Да. Причем Эмили боялась его куда больше, чем Джастин.

— И Джастин привозит Эмили обратно, зная, что их папашка сбежал, так?

— Да.

— То есть снова привозит ее туда, где все это произошло.

— Ну да, это ее дом.

— Нет, она там не жила. Она сказала, что никогда не станет там жить, что ненавидит его, верно?

— Именно.

— Итак, первое: они не знают, где он, верно? В смысле, он вполне может вернуться.

— Да, но все сошлись на том, что он где-то далеко.

— И все же нашелся его паспорт. А это означает, что он по-прежнему в Великобритании. И что он намерен использовать девочек, чтобы перемахнуть за бугор или что-то в этом роде. Так?

Анна пожала плечами:

— Допустим, но он может иметь и другие паспорта — мы ж знаем, что он богат, как Крез.

Ленгтон крутнулся на сиденье, обернувшись к ним:

— Ты сказала, они веселились. И смеялась Эмили, которую он еще ребенком изнасиловал, над которой издевался и хрен знает что еще делал, когда ее оперировал?

Льюис сидел, уставясь в окошко.

— У меня это как-то в голове не укладывается. А у вас?

— Что именно? — зевая, отозвался Льюис.

— Что они сидят в этом самом доме, готовят себе обед и веселятся!

Анна глянула на растерянного Майкла, снова перевела взгляд на Ленгтона:

— Черт, они знают что-то такое, чего не знаем мы!

— Например, где он находится? — вставил Льюис.

— Точно. У него есть с ними связь.

— Думашь, он мог связаться с Джастин? — предположила Анна. — Она присматривает за имением, следит за конюшнями. В смысле, она сказала мне, что это то, о чем она всегда грезила, — держать собственные конюшни. — Анна заразилась воодушевлением Ленгтона. — Также она спрашивала меня, когда закончится зачистка имения. Оно еще под наблюдением?

— Нет, наблюдателей уже распустили. Черт, у нас было столько оперативников, не говоря уже о территориальной группе поддержки, а теперь начинать все сызнова.

Анна, однако, не была в этом так уверена. Она посмотрела на Льюиса — согласен ли он с Ленгтоном.

— То есть он находится в таком месте, что они чувствуют себя в достаточной безопасности, чтобы переехать обратно в дом? Я правильно вас понял? — уточнил Майкл.

Ленгтон глубоко вздохнул:

— Точно. И теперь мы либо возвращаемся к ним и напускаем на них всяких страхов, либо выжидаем, когда он выйдет с ними на связь. В его положении, притом что его физиономия пропечатана во всех газетах, вряд ли он будет болтаться по округе и себя обнаруживать, верно? — Ленгтон похлопал водителя по плечу. — Давай обратно. На сей раз с ними поговорю я.

Патрульная машина развернулась и покатилась по отсыпанной гравием изогнутой дороге обратно.

Ленгтон открыл дверцу:

— А вы тем временем свяжитесь с оперативным штабом. Тут надо выставить круглосуточное наблюдение. Надо записывать их телефонные переговоры. Забронируйте для нас номера в той гостинице, где останавливались эксперты.

— На эту ночь? — спросил Льюис.

— На столько, на сколько это будет нужно.

Он захлопнул дверцу и двинулся к парадной двери особняка. Из машины видно было, как он сперва подергал за веревку старинного звонка, потом позвонил в электрический.

— Как думаешь, он прав, Анна? — прищурился Льюис.

— Не знаю. Но попытка не пытка.

Джастин открыла парадную дверь.

— Привет, — улыбнулся Ленгтон, — хочу сказать, что мы отправляемся.

— Я думала, вы уже уехали.

— Нет, мы только закончили в амбаре.

— В самом деле?

— Я верну туда людей, чтобы уж точно знать, что никакого ущерба вашей собственности не доставлено и все починено. Займет это, может, пару дней. Приношу извинения за неудобства. Оборудование, оставленное в амбаре, завтра, скорее всего, соберут.

— Благодарю.

Ленгтон подступил ближе:

— Если отец ваш будет с вами связываться…

— То, разумеется, я вас об этом извещу.

— А он уже пытался?

— Что пытался? — не поняла Джастин.

— Если узнаете, где он, или у вас возникнет предположение, где он может скрываться, — позвоните мне по этому номеру. — Ленгтон вручил ей визитку.

Она взяла карточку, взглянула на нее, потом снова посмотрела на Ленгтона:

— Спасибо. Всего доброго.

Ленгтон вернулся к машине:

— Ну, теперь будем ждать.

— Наблюдателям понадобится не меньше двух часов, чтобы занять места, — отчитался Льюис. — Прослушка телефонов уже организована. В гостинице есть два свободных номера, оба двухместные.

— Мы поселимся с тобой, да? — обратился Ленгтон к Льюису, стрельнув глазами в сторону Анны.

Она смутилась, Майкл же рассмеялся и пропищал не своим голосом:

— О да, только мы вдвоем, шеф, но в смежных комнатах!

Гостиница была скромная, но очень гостеприимная, возможно, потому, что уже очень долго там не бывало столько постояльцев зараз. Поскольку багажа у них не было, Ленгтон предложил наскоро умыться-освежиться и пойти перекусить.

У Анны на этаже имелась общая ванная комната, и она решила принять душ. В дверь ее номера постучали, и Льюис нетерпеливо сообщил, что они будут в пабе через дорогу и пусть, мол, она туда к ним подходит.

К тому времени, как Анна снова оделась, ей уже не очень-то хотелось идти в паб. Она поинтересовалась у хозяйки, может ли та приготовить ей сэндвич с чаем, и, получив утвердительный ответ, достала из портфеля лэптоп и принялась составлять отчет. Минуло уже три дня и три ночи с того момента, как Виккенгем скрылся. Если, как они предположили, он просто, воспользовавшись случаем, напялил белый комбез эксперта-криминалиста и прошел неузнанным, он не успел бы спланировать свой выезд из страны. Исчез ли он в никуда, как лорд Лукан[16], или ему помогал кто-то из близких друзей?

Перенеся на лэптоп планы поместья Виккенгема, Анна попыталась поставить себя на его место. Она вперила взгляд в маленький экранчик: выйти из гостиной в коридор, отвернуть влево к парадной двери означало, что он должен был миновать множество людей. Если затем он вышел и остановился, чтобы взять из коробки бумажный комбез, где же он его надевал? Неужто его никто не видел? А если он выбрал другой маршрут, это означало, что он свернул по коридору вправо, к доспехам, миновал столовую и затем попал в коридор, ведущий на кухню. Если Виккенгем вышел этим путем, он должен был пройти мимо узкой лестницы для прислуги, что находится прямо за прачечной. В этой части дома было много полицейских. Как он сумел прошмыгнуть мимо них, чтобы попасть на кухню и улизнуть через заднюю дверь? Анна была уверена, что это не представлялось возможным, так что если он и вышел из особняка, то непременно через парадную дверь.

Размышления ее прервала хозяйка гостиницы, которая, как заказывали, принесла сэндвичи с ветчиной и чай. Она опустила поднос на стол, и Анна поблагодарила ее. Хозяйка уже хотела удалиться, но задержалась в дверях:

— Тут все обсуждают то, что произошло. И это неудивительно, ведь здесь в каждом номере селились… судебные офицеры — так их вроде бы называют.

— Да, они тут останавливались.

— Обычно я не подаю еду, но несколько раз все же тушила для них рагу, поскольку они работали допоздна, а рестораны в округе к десяти уже закрываются, во всяком случае на неделе. Тут рядом есть недорогой магазинчик, но тот закрывается еще раньше.

Анна не отвечала. Ей хотелось поскорее вернуться к работе.

— Я не знала мистера Виккенгема. Он никогда сюда не приезжал — знаете, это не место для него, — но все знают о его семье. Его дочери катались на лошадях с моей племянницей, они очень дружили. Она обычно чистила конюшни и помогала выезжать лошадей, но затем что-то случилось, и она сказала, что Эмили, их младшенькая, заболела. В общем, девочки отправились в пансион, а моя племянница пошла в местную общеобразовательную школу, так что не видела их несколько лет. Она работает сейчас в местной библиотеке.

— Весьма благодарна вам за чай.

— О, что вы, не стоит. А дом у них — памятник истории. Его даже взяли на учет в Национальном фонде охраны памятников. Для местных было бы очень здорово, если бы его открыли для публики. Семья, которая в нескольких поколениях владела им до Виккенгемов, потеряла своего единственного сына в последней войне. У них была и маленькая дочка. Однажды бедняжка забралась в одно из этих тайных убежищ святых отцов и, кажется, померла, но это было еще до того, как я сюда приехала. В шестидесятых они продали имение отцу Чарльза Виккенгема. В старые добрые времена в сады поместья пускали местных жителей для летних празднеств и пикников. А когда поместье попало к Виккенгему, он совсем запустил его. Это был позор на его голову, поскольку это действительно прелестнейший образец архитектуры эпохи Тюдоров. Все мы знаем, что, когда имение унаследовал его сын, он принялся что-то пристраивать и переделывать, чего бы ему ни за что не разрешили делать. Боже упаси поставить тут без разрешения муниципалитета хотя бы оранжерею, а ему даже убийства сходили с рук!

Поняв, что все ею изложенное оказалось по меньшей мере неуместным, хозяйка, немало сконфуженная, вышла из комнаты, к великому облегчению Анны.

Только она налила себе чаю, как послышался легкий стук в дверь. Вернулась хозяйка гостиницы — на сей раз с папкой, в которой были собраны изображения Мейерлинг-Холла, каким он был прежде.

— Мистер Макдональд весьма заинтересовался этими картинками: они показывают Холл таким, каким он был до пристроек. Вы можете видеть, как преобразился дом за века.

— Большое спасибо, я непременно это посмотрю.

— Пожалуйста. Это одно из стариннейших зданий нашего края.

На сей раз Анна встала проводить хозяйку до двери, дабы ясно показать: она хочет, чтобы ее оставили одну. Вернувшись к столу, Тревис взяла сэндвич, а другой рукой принялась листать папку. На некоторых фотографиях имелся штамп библиотеки, — несомненно, племянница постаралась. Анна подсела к столу и просмотрела всю папку. Чуть погодя она вышла в Интернет и попыталась найти побольше подробностей.

Уже после десяти Тревис наконец добралась до паба. Ленгтон с Льюисом были уже заметно подшофе. По всему столу валялся арахис и пустые пакетики из-под чипсов.

Ленгтон демонстративно посмотрел на часы:

— Что-то ты слишком долго принимала ванну.

— Я хочу вам кое-что показать. — Она присела за стол. — Я тут порылась на сайтах по национальному наследию… — Анна рассказала им о не в меру услужливой хозяйке гостиницы, затем глубоко вздохнула. — Итак, в один и тот же период были построены четыре знаменитых особняка: Баклбери-Холл, Тэтчери-Мэнор, но особенно меня заинтересовал тот, что называется Харрингтон-Холл. Он знаменит большим количеством тайных убежищ для священников, которые там обнаружились. Причем два из них нашли за последние пару лет! Всего их найдено семь, но предположительно их может быть и больше.

Ленгтон ничего не ответил, заглянув в опустевший пакетик от чипсов. Он надул его и громко хлопнул, отчего во все стороны полетели крошки.

— Давай-ка ближе к сути своего исторического экскурса, Тревис, — поторопил ее Джеймс.

— Предыдущие владельцы Мейерлинг-Холла были прямой противоположностью нынешних. Сын их умер на войне — нужно бы побольше об этом разузнать, но у них была еще и дочь. Она забралась в одну из этих потайных камер и умерла. Как бы то ни было, семейство продало, а Виккенгем купил это имение в шестидесятых.

— Слушай, спасибо тебе, конечно, за урок истории, Тревис, но он к чему-то нас все же приведет? — И Ленгтон принялся за новый пакетик с чипсами.

— Да, думаю, приведет, если ты позволишь мне закончить.

— Хочешь выпить? — вставил Льюис.

— Нет, спасибо.

— А мне еще стаканчик скотча, — сказал Ленгтон.

Льюис поднялся и направился к барной стойке. Это был настоящий старинный паб, в это время полупустой.

— Чертова лавка с чипсами закрылась, — буркнул Ленгтон, опустошив и скомкав пакетик. Китайцы тоже закрывались и не стали нас обслуживать.

Анна набрала воздуху:

— Я не думаю, что он покинул дом.

Ленгтон испытующе воззрился на нее. Прежде чем он смог что-то сказать, вернулся Льюис с новой порцией выпивки.

— Скажи еще раз, Тревис.

— Я сказала: не думаю, что Виккенгем вообще уходил из дома.

Ленгтон покрутил стакан в руке.

— Я думаю, для него не представлялось возможным выйти через парадную дверь и надеть бумажный комбез, будучи в наручниках…

— Да-да, давай ближе к сути. Это мы уже обсуждали.

— Я думаю, там может быть другое потайное место, которое мы не нашли. То есть оперативники нашли одно, не обнаруженное прежде, но могло ведь быть и еще одно. Если до сих пор еще находят тайники в особняке Харрингтон-Холл, почему бы им не быть у Виккенгемов?

Льюис посмотрел на Ленгтона, который одним махом заглотил скотч.

— Если у Виккенгема имелся еще тайник, он должен находиться где-то между коридором, старой черной лестницей и кухней.

— Итак, давайте уясним: ты говоришь, он все еще в доме?

Анна пожала плечами:

— Не знаю, возможно. Он мог бы скрыться, пока шли работы.

— Думаешь, дочери об этом знают?

— Вот тут-то я захожу в тупик, потому что, как ты верно заметил, они не ведут себя так, будто боятся, что он рядом. — Она помолчала. — Это была всего лишь моя догадка.

Льюис поднялся и зевнул:

— Все, я выдохся.

— Сядь, — отрезал Ленгтон. — Итак, Тревис, что, если ты права?

— Ну, мы как-то сосредоточились на дочерях, но в этом доме есть и еще кое-кто — старая экономка. Ее спальня как раз над старой черной лестницей. Что, если она одна знает, где он находится? У Виккенгема есть деньги, но все его банковские счета не тронуты. Мне же она говорила, что у нее имеются сбережения за несколько лет. Миссис Хеджес много лет жила в имении, не платя за жилье, так что у нее должна была скопиться кругленькая сумма. Может статься, она помогла ему исчезнуть и дала на это деньги?

Вместе они двинулись через дорогу.

— Джастин сказала, что ей позвонила миссис Хеджес, — продолжала Анна. — Помните, когда она явилась в участок подписать у брата документы для выписки Эмили, — могла она тогда ей сказать?

— Что именно сказать?

— Что в имении безопасно, например. Что их отец не вернется. Джастин все твердит, что нам ни за что его не арестовать.

Ленгтон обнял ее за плечи:

— Умница, Тревис. Твоя маленькая головка всегда хорошо соображает.

Она поежилась, освобождаясь от его руки:

— Что, если я права?

— Завтра первым делом мы это выясним!

— А почему не сейчас? — предложила Анна.

Ленгтон криво ухмыльнулся:

— Потому что после двух пакетов орешков и бог знает скольких пачек чипсов мне пришлось выпить столько, что с трудом иду прямо!