Уинн уже в тысячный раз проверила свою сумку. Обычно она носила с собой потрепанную холщовую котомку, наполненную травами, зельями и магическими принадлежностями, которые лежали вместе с удостоверением личности, деньгами и прочими мелочами повседневной жизни, но сегодня ей нужно было создать видимость профессионализма, поэтому в ход пошла черный кожаный портфель для ноутбука и дизайнерская сумочка.
Ей снились кошмары о том, что она поцарапает ее, прежде чем сможет вернуть подруге, у которой одолжила ее, но она старалась не обращать на это внимание. И без того хватало забот.
Она оставила Нокса за столиком в кафе на первом этаже Башни КГ. С одной стороны, она почувствовала облегчение от того, что между ними возникла некоторая дистанция. Он почти не разговаривал с ней после вчерашнего разговора, и, находясь рядом с ним, она чувствовала себя так, словно одновременно пнула щенка и превратилась в него, а потом сама получила пинок.
Уинн не хотела причинить ему боль; просто пыталась защитить себя от боли. К сожалению, она обнаружила, что его холодность причиняет ей больше боли, так что, похоже, ей в любом случае придется несладко.
С другой стороны, каждый шаг отдалял ее от Стража и, направляясь к офисам «Коулман Энтерпрайзес», Уинн жалела, что не добавила Нокса в свою легенду. Когда он рядом, она чувствовала себя в безопасности, к чему уже успела привыкнуть за последние пару недель.
Теперь ей казалось, что она скучает по его холодности, которая сопровождает его присутствие. Расследовать все в одиночку — отстой.
Надеясь отвлечься, Уинн заставила себя осмотреться. Пока она была в Монреале, Башня КГ официально открыла свои двери спустя два года молниеносного строительства, поэтому она впервые посетила сверкающий небоскреб, расположенный всего в нескольких кварталах от Великолепной мили.
Главный вход, явно рассчитанный на то, чтобы произвести впечатление, вел в коридор, покрытый мрамором, в котором с одной стороны был ресторан именитого шеф-повара, где она оставила Нокса, а с другой стороны располагались очень дорогие бутики, торгующие женской обувью и сумочками, роскошной парфюмерией и средствами для ванны, а также дорогими принадлежностями для бритья.
Уинн также заметила филиал крупной банковской компании, который выглядел как старомодный элитный канцелярский магазин. Ей казалось, что она попала в телевизионное шоу, цель которого — вызвать у американцев полное недовольство собственной жизнью.
В лифте, доставившем ее на шестидесятый этаж, оказались медные двери, а внутренняя отделка была сделана из натурального дерева с большими зеркалами на каждой из трех неподвижных стен. Ее изящные черные лодочки утопали в ковровом покрытии так глубоко, что ей захотелось скинуть туфли и зарыться пальцами в ворс. Но она не поддалась искушению.
Когда она увидела, что цифры над дверьми показали 60, то вытерла влажную ладонь о черные брюки, которые надела (в платье она слишком напоминала Донну Рид), и сделала глубокий вдох.
Настало время шоу.
Двери лифта разъехались, открыв взору Уинн большую приемную. Прямо перед ней сверкал старинный стол, достаточно высокий, чтобы скрыть все, кроме головы сидящего за ним человека.
Высоко на стене за ним находилась медная надпись «КОУЛМАН ЭНТЕРПРАЙЗЕС». Пышные зеленые растения в больших горшках обрамляли стол, а извилистая современная ваза украшала его поверхность. В вазе стоял лист папоротника, настолько темный, что казался почти черным, и одна огромная лилия, размером с футбольный мяч, ярко-оранжевого цвета.
Пока она стояла, изучая обстановку, фигура за столом поднялась и вежливо посмотрела на нее.
— Могу я вам чем-нибудь помочь?
На минуту Уинн задумалась, замечал ли кто-нибудь эту женщину в тени этого пышного цветения. Уинн не заметила, пока та не заговорила. Женщина была одета в простой серый костюм с пиджаком, который не полгалось снимать. Он прекрасно сидел на ней и, очевидно, был таким же модным, как и все в этой комнате.
Ее обувь и украшения тоже выглядели дорого. Волосы были заколоты в высокий пучок, а макияж был настолько блеклым, что возникало ощущение, будто девушка хотела стать невидимой, что показалось Уинн странным для человека, охраняющего дверь важной компании.
Пытаясь вести себя как журналистка (Должна ли она запереться в подсобке? Выпить абсента? Что ей нужно было сделать?), Уинн улыбнулась и направилась к столу с уверенностью, которой, конечно, не чувствовала.
— Здравствуйте, — поздоровалась она, стараясь казаться более приветливой. — У меня назначена встреча с Рональдом Коулманом на два часа. Я Линн Льюис.
Это имя было ее прикрытием. Фил помогла ей придумать его, хоть она и возражала против аллитерации[13], но Фил сказала, что оно идеально. По ее словам, только у настоящих людей имена дурацкие. Кроме того, Линн звучало достаточно похоже на Уинн, что должно было ограничить путаницу и возможность ошибок.
— Я сообщу его помощнику, что вы здесь. — Очевидно, на невидимую женщину приветливость не сработала. Возможно, она из тех людей, которые не любят пожестче. — Пожалуйста, располагайтесь поудобнее.
Уинн проследила за ее рукой, указывающей на кожаные кресла, элегантно стоящие вокруг письменного столика. Вежливо улыбнувшись, она направилась туда, но садиться не собиралась. К этому моменту она так нервничала, что удивилась, что ее ноги все еще продолжают двигаться.
Вместо отдыха, она использовала это время, чтобы осмотреть две картины, украшавшие зону ожидания. На них были изображены пейзажи, на первой — яркая интерпретация высоток Чикаго. Уинн картина понравилось, но ничем не зацепила, и ей стало интересно, что сказали бы о ней Элла или Фил. Это они знатоки искусства, а не она.
Вторая картина также была в стиле, который Уинн без художественного образования назвала бы импрессионизмом. Для нее это означало, что художник изобразил легко узнаваемую сцену такой, какая она есть, но не совсем так, как запечатлела бы камера.
В данном случае на картине была изображена вершина холма в сумерках, по крайней мере, если судить по темно-синему, зеленому и фиолетовому цветам, которые преобладали в цветовой палитре. Казалось, будто кто-то стоит на вершине холма и смотрит назад на тропинку, по которой он поднялся на вершину. Деревья покрывали склоны холма и вплотную подступали к зрителю. Ощущение окружения было настолько ярким, что Уинн могла поклясться, как почти слышит шелест их листьев под ночным ветерком.
Действительно, изображение было совершенно обычным и не представляющим угрозы, просто картина природы в лесу, расположенном вдали от дороги. Однако что-то в этом изображении не давало Уинн покоя, и чем дольше она смотрела на него, тем больше ей становилось не по себе.
— Мисс Льюис?
Вздрогнув, Уинн повернулась и увидела другую женщину тоже в модной одежде, но на этом сходство закончилось. Помощница Рональда Коулмана, по крайне мере, так Уинн решила, была одета в аккуратный короткий жакет алого цвета с черными пуговицами и черной вышивкой на воротнике.
Она сочетала его с черными брюками и черными туфлями на ремешках, которые, вероятно, стоили больше, чем ипотечный платеж Уинн. Ее губы были накрашены помадой более насыщенного цвета, чем пиджак, а темные волосы были коротко подстрижены, прикрывая с одной стороны челюсть.
— Мистер Коулман с нетерпением ждет вас, — сказала она, протягивая руку с гладкой светлой кожей и аккуратно подстриженными ногтями, окрашенными в неброский розовой цвет. — Я Джеки Ремингтон, его личный помощник.
Уинн собралась с силами и пожала руку женщины.
— Я тоже с нетерпением жду предстоящей беседы. Думаю, многим будет интересно узнать то, что он расскажет мне.
Посмотрите, как она умело врет. «Принесите полиграф, сучки».
— Пройдемте, его кабинет здесь. — Джеки прошла мимо стойки администратора и повернула в широкий, хорошо освещенный коридор, отделанный панелями в коричневых цветах. — Могу я предложить вам что-нибудь выпить, прежде чем вы войдете? Кофе? Чай? Воды?
— Нет, спасибо.
Успокоившись, Уинн повторила свою легенду, готовясь к встрече с мужчиной. Ей просто нужно было придерживаться плана, и все будет в порядке. Кроме того, что может пойти не так?
Если она облажается, Коулман скорее всего выгонит ее из офиса или вызовет охрану, чтобы ее выпроводили из здания, но он же не принесет ее в жертву Сатане прямо на столе в своем кабинете. Свидетелей будет миллиард, и, даже если все они работают на него, она не могла поверить, что ни у одного из них не проснется совесть. С ней все будет в порядке.
К тому же, если она закричит, ее трехсотфунтовый Страж влетит в кабинет через окно и разорвет на части любого, кто попытается причинить ей вред. Вот так.
В конце коридора замаячила массивна дверь с ручкой из меди. Уинн надеялась, что кто-то покрыл ее глянцем; иначе в офисе Коулмана есть полировщик ручек для этой двери.
Погодите, это прозвучало грязно?
Она сдержала смех, когда Джеки остановилась, чтобы легонько постучать в дверь. Кто-то внутри разрешил войти, и помощница открыла дверь, пропуская Уинн внутрь.
— Мистер Коулман, это Линн Льюис, журналистка, — представила она. — Мисс Льюис, Рональд Коулман, основатель и президент «Коулман Энтерпрайзес».
Рональд Коулман встал из-за большого стеклянного стола, ножки которого сделаны из того же клена, что и во всем его офисе.
Он подошел к ней с очаровательной улыбкой и протянул руку. В своем темном костюме в полоску и бледно-голубой шелковой рубашке без галстука он выглядел как политик в Casual Friday[14].
Уинн попыталась придать своей улыбке немного энтузиазма и надеялась, что у нее это получилось хотя бы наполовину так же хорошо, как у него. Она энергично пожала ему руку, заметив, что у него была холодная кожа и платиновые часы, сверкавшие на запястье.
— Мисс Льюис, — радостно приветствовал он ее, — очень приятно познакомиться с вами. Пожалуйста, проходите. Присаживайтесь.
Он подвел ее к одному из двух кресел, расположенных перед его столом, повернув голову, посмотрел на свою помощницу.
— Принеси кофе, Джеки, пожалуйста.
Уинн не стала возражать, в данный момент она не может проглотить больше, чем собственную слюну из-за тошноты. Почему-то она подумала, что это не сочетается с ее профессиональной личностью журналиста.
— Большое спасибо, что согласились уделить мне время, мистер Коулман. Я понимаю, какой вы занятый человек, поэтому это одна из причин, почему людям будет интересно узнать о вас больше.
У нее неплохо получалось, подумала Уинн, откинувшись в кресле и воспользовавшись предлогом, чтобы достать из сумки блокнот и карандаш и сделать еще один успокаивающий вдох. Возможно, у нее действительно все получится. Затем она поняла, что забыла маленький диктофон, без которого, как заверила ее Фил, не обходится ни один современный журналист, и снова полезла в сумку, чтобы достать его.
Он искренне рассмеялся.
— «Интересно» не то слово, Линн. Не возражаешь, если я буду называть тебя так? Пожалуйста, зови меня Роном.
— Я не против, спасибо, Рон. — Она улыбнулась и демонстративно положила маленький диктофон на подлокотник своего кресла. — Надеюсь, ты не возражаешь, если я запишу наш разговор. Так я смогу добавить цитаты.
Она не стала упоминать о небольшом заклинании, наложенном на устройство, которое, как она надеялась, позволит ему записывать любые звуки, которые могут присутствовать в энергетике, то есть неслышимые для человеческого слуха, но слышимы для магической энергии. В конце концов, если она чего-то не видит, это еще не значит, что этого нет.
— Нет, нет. Не стесняйся. Люблю ответственных людей, особенно когда это помогает мне избежать неприятностей.
Он снова рассмеялся, и Уинн попыталась понять, действительно ли он считает себя таким забавным, или же думает, что его добродушный вид будет способствовать тому, что она представит его в более лестном свете в статье, которую якобы собирается написать.
Дверь кабинета снова открылась, и появилась Джеки с подносом в руках, на котором стоял маленький серебряный кофейник и две чашки. Она поставила его на маленький столик между их креслами, улыбнулась и удалилась, не сказав ни слова. Какая хорошая помощница.
Уинн воспользовалась этой возможностью, чтобы проверить заклинание, которое она произнесла по дороге сюда и которое позволяло ей видеть любые признаки магической силы в ауре Коулмана. Она рассеянно взяла чашку кофе и сосредоточила все свое внимание на нем, пока он наливал себе кофе.
Она не знала, что хотела увидеть, когда смотрела на Рональда Колмана сквозь завесу своего заклинания. Часть ее надеялась, что его аура загорится красным, как у всех ночных.
В конце концов, это значительно сократило бы их поиски, если бы они нашли связь с Обществом в первом же месте, своих поисков. Даже малейшая энергия, которая исходит от человека с малыми способностями, у которых развита интуиция или эмпатия, заставила бы чувствовать ее немного лучше. По крайней мере, это сделало бы весь этот цирк значимым.
Но, посмотрев на Рональда Коулмана, Уинн ничего не увидела. Для ее глаз, как и для ее мощного заклинания, этот человек казался совершенно обычным, примерно таким же, как американский сыр. И из-за это она чувствовала, как у нее появилась язва.
Опустив глаза, она сделала глоток кофе, затем отставила чашку в сторону. Уинн не хотела его с самого начала, а теперь не желала тратить здесь больше времени, чем нужно. Моргнув, она позволила своему заклинанию рассеяться.
Пора начинать интервью. Возможно, если ей удастся задать несколько вопросов о его коллекции артефактов и разговорах с кафедрой Брана, она сможет заполучить хоть что-то от этой гигантской потери времени.
Взяв блокнот и ручку, она заставила себя улыбнуться «Рону» и выглядеть заинтересованной.
— Надеюсь, ты не будешь возражать, если я сразу перейду к делу, потому что знаю, что твое время ценно, а у меня много вопросов.
Коулман откинулся на спинку кресла с чашкой в руках и махнул, чтобы она продолжала.
— Конечно, Линн, давай повеселимся.
Его странные фразы и широкая улыбка почти заставили ее задуматься, но она слишком много думала о том, как провести правдоподобное интервью, чтобы позволить себе отвлечься.
Фил часами инструктировала ее, о чем спрашивать, что записывать, как отвечать и просто делать вид, что она знает, что делает. К счастью, в прошлом Фил провела много времени с настоящим газетным репортером, поэтому смогла дать несколько полезных советов.
В течение следующих сорока минут Линн задавала ему десятки вопросов, касающихся его биографии и создании компании, его первых финансовых успехов и его недавнее партнерство с Уильямом Гарви.
— Это один из минусов работы с Биллом. — Он снова широко улыбнулся, демонстрируя ровные зубы. — Он не выносит внимания прессы, поэтому расхлебывать приходится мне.
Со временем ей становилось все легче справляться со своей ролью журналиста. Помогло то, что Коулман явно любил поговорить о себе. Было несложно взять интервью у человека, который на каждый вопрос отвечал не простым утверждением, а анекдотом, личным мнением, советом.
Он стал особенно многословным, когда она спросила о его благотворительной деятельности, возможно, потому, что ему действительно нравилось помогать другим… а, может быть, потому, что он хотел получить хорошую рекламу, которую принесла ему его открытая щедрость. Уинн знала, что ей следовало бы стыдиться своего цинизма, но, как бы спокойно она ни чувствовала себя в своем прикрытии, не ощущала соответствующей легкости с самим мужчиной.
Конечно, у нее не было никаких оснований для этого, поскольку она видела, что он не связан с Обществом Вечного Мрака, не сделал и не сказал ничего оскорбительного или даже неуместного, в нем нет магической энергии. Она просто не могла заставить себя симпатизировать этому человеку. Может быть, она действительно предвзято относилась к богатым людям?
Наконец, когда их запланированный час общения подошел к концу, Уинн перевела разговор на коллекцию артефактов этого человека. Он рассказал о первоначальных проблемах и задержках, с которыми ему пришлось столкнуться при строительстве Башни КГ, что послужило прекрасным поводом для разговора.
— Я читала, что вам задержали выдачу разрешения, на найденные археологические предметы, — сказала она, улыбнувшись, как она надеялась, с сочувствием. — Но я также слышала, что некоторые из найденных предметов оказались очень ценными для ученых и коренных жителей города. Как коллекционер древностей, разве ты не чувствовал волнение, наткнувшись на такую сокровищницу?
— Конечно, конечно, — кивнул Коулман. — Всегда интересно быть частью истории. Жаль только, что все наши инвесторы не разделяют моего энтузиазма.
Она выдавила улыбку.
— Понимаю. Скажи, не было ли у тебя соблазна оставить какой-нибудь из этих артефактов для собственной коллекции? Я представляю, что подобные вещи могут быть весьма неотразимы.
Уинн наклонилась вперед и постаралась, чтобы ее голос звучал дразняще и заговорщицки, но ей показалось, что в выражении лица Коулмана промелькнуло что-то такое, что заставило ее задуматься, не зашла ли она слишком далеко. Затем он снова улыбнулся.
— Мы, коллекционеры, жадные люди, но настоящая ценность любого артефакта заключается в том, что он может рассказать нам историю о его создателях, — сказал он с виду искренне. — Я чувствовал… да и вся инвестиционная команда чувствовала… что будет правильно передать эти предметы соответствующим людям, которые смогут оценить и изучить их именно по этой причине.
— Это достойно восхищения, Рон. — Она села поудобнее, стараясь избавиться от напряжения, которое могло его встревожить, и молясь о том, чтобы не испортить свой шанс узнать что-то о Бране. — Это достойно аплодисментов.
— Ну не прям настолько. — Он рассмеялся и встал, его чашка уже давно стояла на столе. — Я добавил один или два предмета в свою частную коллекцию, только после того, как эксперты заверили меня, что их ценность для академиков была номинальной. — Она проследила, как он подошел к шкафу, стоящего рядом с его столом. — Мне всегда нравилось иметь свои самые любимые вещи там, где я провожу больше всего времени, поэтому с годами я стал держать их здесь, в офисе. Моя жена называет меня трудоголиком.
Коулман отодвинул панель, спрятанную за книгами, и открыл электронную клавиатуру. Уинн не видела со своего места, какой код он ввел, так как прикрыл своим телом клавиатуру. Клавиатура пискнула, и она услышала тихий щелчок отпираемого замка.
Потянувшись вверх, Коулман открыл дверцу шкафа, за которой оказалась стеклянная витрина с полками, на которых лежали драгоценные предметы со всей истории человечества. Прожекторы освещали сокровища, автоматически включаясь при открытии витрины.
— Пожалуйста, можешь подойти и посмотреть, — пригласил он, с улыбкой махнув ей рукой.
Отложив блокнот, Уинн встала и присоединилась к нему перед витриной. В очередной раз она пожалела, что не разбирается в искусстве не так хорошо, как в определении полезных лекарственных полевых цветов.
Она узнала материал некоторых предметов на полках: один был сделан из керамики, второй напоминал бронзу, а третий, похоже, был сплетен из смеси травы и кусочков кожи. По внешнему виду одного или двух предметов она даже могла догадаться, откуда они взялись.
Крупная человеческая фигура с тонкими чертами лица и богатыми украшениями, вероятно, пришла откуда-то из Азии, а плетение из кожи и травы показалось ей африканским по происхождению. Но, несмотря на все это, она не могла дать достоверный отчет ни об одном из этих предметов. Она знала только, что все предметы были старыми, ухоженными и, скорее всего, ценными.
С такой коллекцией древних предметов, вероятно, ценимых многими поколениями людей, она ожидала, что хотя бы один или два дадут ей ощущение силы, но она ничего не почувствовала. Даже следы энергии не проникали сквозь витрину.
— Это очень впечатляет, — сумела пробормотать она, надеясь, что это был подходящий ответ.
— Как я уже сказал, это всего лишь несколько любимых вещей, — скромно сказал Коулман. — Некоторые части моей коллекции постоянно передаются во временное пользование различным учреждениям, здесь в штате или за границей, но некоторые вещи просто имеют слишком большое значение, чтобы с ними расставаться. На самом деле, — добавил он небрежно, — вон та маленькая красавица была найдена прямо под тем местом, где сейчас находится ресторан. Это единственный предмет, который я сохранил после раскопок башни.
Уинн проследила за его пальцем, который указывал на небольшой круглый предмет на второй полке шкафа. К счастью для нее, он находился на той высоте, с которой она могла смотреть на него снизу, поэтому она хорошо рассмотрела его поверхность. Не то чтобы она считала, что ее вид имеет большое значение; она все равно не знала, на что смотрит.
Предмет был сделан из почерневшего металла, похожего на кованое железо, с отверстием в правом верхнем углу. Она предположила, что это могло быть украшение или даже монета, хотя для ношения в кармане оно выглядело великоватым. Лицевая сторона оказалась настолько изношенной, что она не могла понять, что там было выгравировано, хотя у нее сложилось впечатление, что там что-то было.
Случайно не это Коулман приносил в университет? Неужели с места постройки он сохранил только это?
Уинн заставила себя сохранять спокойствие, вести себя непринужденно.
— Кажется, я где-то слышала, что ты прибегал к помощи различных местных экспертов, которые помогали тебе оценить предметы, которые ты обнаружил на раскопках. Оказались ли местные коренные американцы полезны в этой сфере?
Она почувствовала на себе его взгляд, но не была уверена, что сможет спокойно его выдержать, поэтому притворилась, что заинтересована предметами.
— В некоторой степени, — ответил он. — Я обращался к местному академическому сообществу. В конце концов, Чикагский университет — это потрясающий ресурс, который можно иметь у себя под рукой.
— Конечно, — согласилась Уинн, подавляя прилив возбуждения. — К кому именно ты обращался?
Затаив дыхание, она ждала ответа.
— К заведующему кафедрой — доктору Антонио Палладино. Блестящий человек. Он очень помог мне во время раскопок.
Его ответ прозвучал так непринужденно, что потребовалось мгновение, чтобы слова дошли до нее. Затем ей пришлось бороться за самообладание, чтобы не выдать разочарования. Вот и вся их зацепка о местонахождении Брана. Все эти усилия не дали ничего, кроме тупика. Она получила бы столько же полезной информации, обратившись к спиритической доске.
Она изо всех сил старалась сохранить свой профессиональный вид, когда начала завершать интервью. Несколько вопросов о досуге бизнесмена… гольф (конечно же), парусный спорт, путешествия, энология[15]… а также вопрос о том, что людям почерпнут из его истории, позволили ей изящно закончить интервью.
Она поблагодарила Коулмана за уделенное ей время, спросила о том, какие журналы выразили желание получить ее статью, собрала свои бесполезные пожитки и попыталась изящно уйти.
Ей казалось, что она справилась, нервозность побуждала ее убраться отсюда поскорее, пока она не потеряла контроль над собой и не наделала глупостей, которые сорвут ее прикрытие… окончательное доказательство ее непригодности в ЦРУ. Ее рука уже легла на ручку двери кабинета, когда он позвал ее.
— Линн.
Уинн замерла. Она напряглась, но мысленно заставила себя расслабиться. Повернувшись к Коулману, она улыбнулась.
— Да?
Мужчина стоял перед своим столом, небрежно прислонившись к стеклянной поверхности. Подняв одну руку, он показал ей маленький белый квадратик, зажатый между пальцами, и снова улыбнулся.
— Чуть не забыл.
Она стояла на месте, пока он шел к ней, стараясь казаться расслабленной и слегка любопытной, хотя ее инстинкты призывали ее убираться к черту. Он остановился на расстоянии вытянутой руки перед ней и протянул листик.
— Моя визитка, — сказал он тем же псевдо-интимным тоном, который использовал на протяжении всего разговора, как будто они были старыми друзьями. — Не стесняйся звонить мне в любое время, если у тебя возникнут вопросы. И я бы хотел получить копию своей истории. Конечно, как только она будет готова.
— Конечно, — выдавила Уинн, приказав своим пальцам не дрожать, когда забирала у него карточку. — Еще раз спасибо, что уделил мне время, Рон. Наш разговор действительно заставил меня задуматься.
— Меня тоже. Меня тоже, — пробормотал он, отступая назад, когда она открыла дверь. — Хорошего дня, Линн. Береги себя.
Она пробормотала что-то хорошее… оставалось надеяться на это… и вышла в коридор, глубоко вдохнув. Тут же из соседней двери появилась Джеки и улыбнулась ей.
— Пожалуйста, позвольте мне проводить вас, мисс Льюис, — сказала она, жестом указывая в сторону приемной. — Надеюсь, ваше интервью с мистером Коулманом прошло хорошо.
Черт побери, ей придется еще немного попридержать свой фарс.
— Это было увлекательно, — промурлыкала она. — И очень познавательно. Он, безусловно, интересный человек.
— О, безусловно. Работать на него одновременно непросто и очень увлекательно.
О, Уинн уверена, что так и было.