Крест Чубайса

Борьба за добро. Свое...

В рассказе Трапезникова о срочных поисках помещений важно не пропустить слово “вдруг”. То, что происходило с “входящим” и “исходящим” имуществом РАО в то время, трудно поддается описанию и учету. Речь не о хищениях имущества профессиональными ворами или несунами-любителями. Хотя и на этом направлении шла напряженная работа. По подсчетам энергетиков, за 1999-2000 годы украли одного только провода восемь тысяч километров. Почти что ЛЭП от Москвы до Владивостока. Всего же кабелей, шин, контактов выключателей и прочего оборудования за эти два года унесли на три миллиарда рублей. Но, повторимся, речь не о таком воровстве. Речь ниже пойдет о людях и организациях, главным бизнесом которых стало использование плохой организованности собственников и неготовности менеджеров профессионально защищать имущество компании.

Трапезников рассказывал, как прямо на глазах у изумленной публики из РАО вынесли целый институт вместе со зданием в центре Москвы. Андрея назначили председателем совета директоров одного из отраслевых институтов “Информэнерго”. Пока он разбирался с профильными продуктами института — карты, брошюры, технические архивы, — не сразу сообразил, что в институте давно началась и полным ходом идет другая работа.

Незадолго до прихода команды Чубайса в РАО “Информэнерго” подписало с рядом фирм причудливые договоры. По одному из них институт “Информэнерго” якобы взялся подержать у себя чужие книги. Почему вдруг это дочернее предприятие РАО решило подзаработать на хранении книг, никто не объяснял, потому что никто и не спрашивал. Что за книги, тоже непонятно, потому что никто их в здание института не привозил. Обошлись накладной об их получении. Нетрудно догадаться, что следующим шагом стала претензия фирмы-“книгодателя” к фирме-“книгохранителю” относительно неисполнения договора. Сумма утраченного добра оценивалась в относительно скромные 1,2 миллиона рублей. Потом всплыл еще ряд договоров на услуги, которые якобы были выполнены по заказу института, но не оплачены им. Исполненные праведного гнева фирмы-кредиторы начали процедуру банкротства, и в институте “Информэнерго” ввели процедуру внешнего управления.

Все было подготовлено так хорошо и развивалось так стремительно, что вскоре РАО потеряло свою родную дочку, а вместе с ней — старое, но добротное здание института на проспекте Мира в Москве. Ради чего, собственно, и затевалась эта история с фиктивным хранением книг. И никакая мощь РАО, никакие доказательства мошеннических действий руководства института (фирма-истец, естественно, была связана с руководителями “Информэнерго”, как и назначенный судом внешний управляющий) не спасли имущество холдинга. Остановить процесс банкротства и спасти здание РАО так и смогло. Не помогли обращения Чубайса ни к министру МВД, ни в прокуратуру.

В другой раз украсть здание в центре города у РАО попытались в Петербурге. Директору ОАО “Севзапэнергосетьпроект” удалось найти арендаторов на свои свободные площади, которые не только согласились снять их по заниженной цене, но и готовы были выкупить их, что предусматривал договор аренды. Но украсть здание не получилось, несмотря на то что к делу подключились питерские бандиты. Все-таки это уже был 2003 год, а не 1998-й. Но вот опасный для законных собственников здания договор директор все же подписал.

Выносить из РАО начали давно, практически с первых дней формирования холдинга в 1993 году. И несли не институтиками какими-то, пусть и вместе со зданиями в центре Москвы. Выносили целыми электростанциями и энергосистемами. Первыми понесли субъекты Федерации. Они уносили электростанции. На основании трех указов Ельцина, вышедших в августе и ноябре 1992 года, было создано РАО “ЕЭС”. Всего в энергохолдинг должна была войти пятьдесят одна электростанция, но РАО получило в собственность только тридцать четыре. Этого все равно хватило, чтобы

РАО стало самой крупной в мире корпорацией по производству, передаче и распределению электроэнергии. Было от чего отхватывать куски.

Первым унес “свое” Юрий Абрамович Ножиков, иркутский губернатор. Фигура колоритная и очень влиятельная в губернаторском корпусе в середине девяностых годов. Он родился в Иванове в 1934 году и должен был бы зваться Юрий Кинович Чен. Отец его был китайцем, женившимся на русской девушке из Иванова. Но в тридцать седьмом году он бесследно исчез, мать вышла замуж за Абрама Ножикова, который, учитывая обстоятельства исчезновения Чена, дал мальчику свою фамилию. В школе Ножикова, несмотря на отчество, звали Мао. Правильно говорят, что народ не по паспорту ориентируется, а по физиономии. Ножиков всю жизнь строил электростанции и в кресло председателя Иркутского облисполкома пересел с должности начальника “Братскгэсстроя”. Во время путча в 1991 году вел себя сдержанно, путчистов не поддержал и уже 21 августа был назначен главой администрации Иркутской области. Не прошло и года, как Ельцин публично пообещал его уволить. На одном из совещаний он сказал буквально следующее: “Губернатор Иркутской области Ножиков много требует для региона, шлет мне предупреждения. Я уволю его без всяких предупреждений”.

Произнося эти слова, Ельцин и не подозревал, как многого потребует Ножиков, и весьма скоро.

Летом 1993 года Ножиков потребовал и получил “Иркутскэнерго”. Причем и потребовал и получил в унизительной для главы государства форме. В соответствии с указом Ельцина о создании РАО “ЕЭС” региональная энергокомпания должна была войти в новый холдинг со всеми своими потрохами. А “потроха” у АО “Иркутскэнерго”—всем на зависть: три гидроэлектростанции, да каких! Братская, Усть-Илимская и Иркутская ГЭС — весь Ангарский каскад. Плюс еще девять тепловых электростанций. Так вот Ножиков демонстративно не стал выполнять указ Ельцина. Не саботировал тихо, не интриговал, не хитрил, а буквально послал главу государства.

“Мы отстояли нашу энергетику, — писал потом Юрий Ножиков в своей книге воспоминаний “Я это видел”. — На ней держится все хозяйство области, она основа нашей экономики. Указ президента о приватизации энергосистем и включении их в единые энергетические сети России я запретил исполнять на территории Иркутской области...”*

Конечно, времена были лихие, губернаторы сцеплялись с президентом, и он спорил с ними как с равными, независимо от того, что на самом деле думал по этому поводу. А вот интересно было бы посмотреть, как Ножиков приостанавливает что-то при президенте Путине.

Бесстрашный Ножиков не только запретил исполнять указ президента на иркутской территории, но и реально его не исполнил. А потом еще и выиграл дело в Конституционном суде. Так из РАО унесли одну из крупнейших энергетических компаний страны. Если смотреть на дело непредвзято, то унести компанию Ножикову помог сам Чубайс. Дело в том, что “Иркутскэнерго” было создано в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 1 июля 1992 года № 721 “Об организационных мерах по преобразованию государственных предприятий, добровольных объединений государственных предприятий в акционерные общества”. И Чубайс как вице-премьер и глава Госкомимущества, естественно, не мог не иметь отношения к появлению этого документа.

А вот РАО “ЕЭС” создавалось по указу, вышедшему в том же 1992 году, но уже за номером 922 от 14 августа. Чуствуете разницу в номерах и датах? Прошло-то всего полтора месяца, а какие возможности открылись в этом зазоре! И Ножиков ими умело воспользовался. Ельцин на него страшно обиделся, уволил своим указом. Но потом отошел и решение свое отменил.

Кроме “Иркутскэнерго” в РАО не вошли и остались независимыми еще три региональных компании: “Татэнерго”, “Башкирэнерго” и “Новосибирскэнерго”. Выносили эти компании из состава имущества РАО разными путями. Башкирскую и татарскую энергетику Кремль сдал в ходе политической торговли, в обмен на политическую поддержку влиятельных регионов. “Татэнерго” стало и остается стопроцентным ГУПом, принадлежащим Татарии. В “Башкирэнерго” РАО удалось вставить ногу в дверь и зацепиться за пакет в 19 процентов. А вот “Новосибирскэнерго” хоть и участвовал в политических разменах, но как-то очень частично. Администрации области в результате достался двадцатипроцентный пакет акций. Даже не блок-пакет. Компанию увели “чисто по бизнесу”, при том что, в отличие от Иркутска, в Новосибирской компании у РАО был свой паке т акций.

Новосибирский губернатор, бывший первый секретарь обкома КПСС Виталий Муха, так же как и Ножиков, прославился публичными перепалками с главой государства. Еще на I Съезде народных депутатов РСФСР он как депутат-коммунист находился в непримиримой оппозиции к избранному Председателем Верховного Совета РСФСР Борису Ельцину. Это, правда, не помешало в ноябре 1991 года ставшему уже президентом России Ельцину назначить Муху главой Новосибирской области.

По стечению обстоятельств, не связанных с “Новосибирскэнерго”, Ельцин уволил Муху в 1993 году одновременно с Ножиковым. Но через два дня обоих же восстановил и даже извинился перед ними. А вот через полгода Муха был уволен окончательно. Он организовал внушительный митинг против известного указа Ельцина № 1400 о роспуске парламента, и это стерпеть было уже невозможно. Это вам не унесенная региональная энергосистема, это уже настоящий личный вызов действующему президенту.

Но Муха вернулся в губернаторское кресло, выиграв выборы в 1996 году.

Так вот, Муха, уже избранный, а не назначенный, позарез нуждался в топливе и сельхозтехнике. Денег у него на это не было, а в долг никто не давал. В это тяжелое время ему на выручку и пришла компания ОРТЭК, которая отважилась в кредит поставить обладминистрации горючее и технику. В обеспечение кредита было принято 20 процентов “Новосибирскэнерго”. Те самые, что в свое время достались областным властям. Понимал ли ценность заложенного имущества бывший гендиректор “Сибсельмаша” коммунист и губернатор Виталий Муха? Вопрос риторический. Для него это были, наверное, какие-то малопонятные бумаги, а вот горючее и сельхозтехника нужны были конкретно, и это он понимал хорошо.

По оценкам экспертов, стоимость заложенного пакета примерно совпадала с ценой поставленных ГСМ и запчастей. Однако в 2000 году на бывшего уже губернатора завели уголовное дело по статье “Присвоение или растрата” по факту незаконных действий с акциями “Новосибирскэнерго”.

Дело в отношении Мухи до суда не дошло. Оно было закрыто в 2002 году по амнистии. В память об этих событиях, которые не получили судебного развития, остались 20 процентов акций энергокомпании, которые перешли в собственность ОРТЭК. Перешли строго по закону — администрация области так и не смогла расплатиться за поставленные ГСМ и сельхозтехнику. В результате двадцатичетырехлетний гендиректор ОРТЭКа Михаил Абызов стал заместителем председателя совета директоров “Новосибирскэнерго”. К нему у следствия претензий не было.

После того, что Абызов сделал с новосибирской дочкой РАО, он просто обязан был на ней жениться. И он женился. А поскольку в бизнесе не все как у людей, то женился он на материнской компании, то есть через пару лет пришел на работу в РАО “ЕЭС”, официально продав свою долю в компании. Там, в РАО, он еще сыграет свою, нетривиальную, как утверждают многие, роль в развитии энергохолдинга. Но со временем, если продолжать не совсем корректную аллегорию, он уйдет от “мамаши” и окончательно овладеет “дочкой”.

Частные акционеры “Новосибирскэнерго” расширят свой пакет за счет привилегированных акций, по которым в 2001 году компания не выплатила дивиденды. Тоже юридически чистая история. Непросто в России быть миноритарным акционером, даже если за твоей спиной стоит государство. Отношения РАО с “Новосибирскэнерго” полностью закончились 29 февраля 2008 года, в день Касьяна Завистливого, когда на открытом аукционе были проданы 14,17 процента акций. В конце января 2008 года правительство разрешило РАО избавится от миноритарных пакетов акций в независимых энергокомпаниях “Новосибирскэнерго” и “Башкирэнерго”. Пакет акций новосибирской компании был продан на аукционе инвестиционному банку “Ренессанс Капитал”. Причем продан по цене выше рыночной, что должно хоть как-то утешить РАО.

Пресса писала, что “Ренессанс” действовал по поручению структур, связанных с акционером этой региональной компании Михаилом Абызовым. Так что теперь “Новосибирскэнерго” никакого отношения к РАО не имеет. Абызов (если предположения журналистов верны) ее окончательно разудочерил.

Среди четырех независимых от РАО энергокомпаний “Иркутскэнерго” занимает особое положение. Масштаб, мощность и объем производимой энергии позволяют ей продавать энергию за пределы области, а саму область, отобравшую имущество у РАО, превращают в энергетический рай для потребителей.

О качестве этого рая можно судить по одной только реплике бывшего губернатора Приморья Евгения Наздратенко, у которого своя история отношений с РАО и лично с Чубайсом.

— Я всегда говорил, что надо дотировать электроэнергию на Дальнем Востоке, — говорит Евгений Иванович. —Я помню, при мне в Приморском крае для села киловатт/час стоил рубль восемьдесят копеек, а в Иркутской области — четырнадцать копеек. Представляете себе разницу за один и тот же киловатт—двенадцать раз! Я говорю Ножикову: “Слушай, ну нельзя же так! Мы же электростанции твои строили на наши общие налоги, родители наши строили, почему только тебе такие цены?” А он отвечает: “У тебя, Евгений Иванович, порты есть. А нам знаешь сколько километров до твоих портов по железке свою продукцию тащить? Так что хоть какую-то льготу нам надо иметь”.

— Насчет электростанций, построенных всем народом, но доставшихся одной области, Наздратенко абсолютно прав, — говорит Чубайс. И это, наверное, единственный случай, когда эти два человека хоть в чем-то согласны. — А вот насчет дотаций — полное непонимание экономических механизмов. Мы специально проводили анализ иркутской экономики, которая долгие годы жила на самой дешевой в стране энергии. Она что, рванула, обошла всех? Ни в какой мере! Никаких преимуществ из этого никто не извлек. Экономика региона ровненькая, как у всех. И это при том, что промышленные предприятия области, работающие в том числе и на экспорт, субсидируются за счет дешевой электроэнергии. Читай — за счет всей остальной страны. Дешевле электричества, чем в Иркутске, нет нигде. Кого-то лично даровые киловатты, может, и сделали богатым, но экономике региона дотированное электричество не дало никаких преимуществ.

В истории с Иркутском счастливый, с точки зрения РАО, конец. В июле 2002 года Высший арбитражный суд (ВАС) лишил администрацию Иркутской области права голосовать 15,5 процента акций энергокомпании. А тремя годами ранее ВАС удовлетворил иск Минимущества о признании 40 процентов акций федеральным имуществом. Тогда, правда, в 1999 году, администрация области выторговала себе право голосовать и владеть без права отчуждения (новосибирская история с залогом акций многому научила) теми самыми 15,5 процента голосов. И вот через десять лет администрация Иркутской области осталась без “Иркутскэнерго”. Компания перестала быть независимой.

В истории с региональными АО-энерго есть еще один неприятный для Чубайса сюжет. Это “Курганэнерго”. Его никто у РАО не воровал, но фактически у Чубайса там возникли проблемы с реформированием по общей схеме. Сюжет этот особенно неприятен еще и потому, что иркутская и три другие истории с независимыми энергосистемами достались Чубайсу в наследство. А “Курганэнерго” упаковали уже при нем. Да, там есть доля РАО, и довольно большая. Но проблема в том, что в руках одного частного инвестора и связанных с ним структур оказалось больше 50 процентов акций, и проголосовать за разделение этой компании на сети и генерацию поначалу не удалось. Большинство голосов на другой стороне.

Еще более неприятным является то обстоятельство, что человеком, под чьим контролем собирался этот “вражеский пакет”, оказался Артем Биков. Тот самый Биков, который в конце 1999 года, по поручению Чубайса, высаживался с десантом в Тюмени и решал задачу по сносу взбунтовавшегося гендиректора “Тюменьэнерго” Валентина Богана. Потом Артем Биков ушел в бизнес, естественно связанный с энергетикой. Осенью 2004 года Биков с партнерами оставил РАО в меньшинстве. И не было никаких залогов, никаких серых схем. Ничего, кроме преимуществ, которые получает бывший гендиректор на основе своей осведомленности о компании, ее людях, ее уязвимых и сильных местах. Однако в итоге РАО удалось добиться разделения “Курганэнерго” по типовой схеме. То есть магистральные сети и диспетчерская служба не остались в компании, а были отделены.

— Это был единственный случай,—сокрушается Чубайс,—когда наш же бывший менеджер пытался помешать нам провести реорганизацию в одной-единственной компании. У нас в “Курганэнерго” было 49,5 процента голосов, а он, злодей, собрал 50,5 и заблокировал было наше решение о разделе монопольной и конкурентной части. Но теперь все разрешается должным образом. С Биковым подписано соответствующее соглашение.

Бывали случаи, когда люди “уносили” имущество РАО “ЕЭС”, просто не помня себя, реально не понимая смысла того, что они делают.

Об истории с акциями одной дальневосточной компании Чубайс вспоминает, посмеиваясь и поеживаясь одновременно.

— Конец девяносто восьмого или начало самое девяносто девятого. Не помню уже точно. Но время тяжелое. Денег ни у кого нет — чистый бартер кругом. Долги по зарплате у всех наших компаний по семь-восемь месяцев. И просвета не видно. Я вам, кстати, историю про гендиректора “Комиэнерго” не рассказывал? Тоже с зарплатой связана. Звонит мне гендиректор и говорит, что у него проблемы и надо бы их обсудить. Я отвечаю: “Завтра жду вас у себя”. — “Не могу”, — говорит. “Тогда послезавтра”. В ответ: “Тоже не смогу”. Я уже заводиться начинаю: что за занятость такая? “Когда же сможете?” — спрашиваю. А он: “Когда блокаду снимут?” — “Не понял, какую блокаду?” — “Меня рабочие заблокировали в моем кабинете, вторые сутки выйти не могу. Говорят, пока с долгами по зарплате не рассчитаюсь, не выпустят”. У нас с этими зарплатами, которые реально нечем было платить, и забастовки и голодовки были. Представляете, голодовка энергетиков из-за невыплаты зарплаты.

— И вот на фоне этих зарплатных страстей, — продолжает Чубайс, — приходит ко мне гендиректор одной из дальневосточных компаний, докладывает о результатах деятельности: “Вот здесь мы решили с топливом, здесь — с ремонтом..

“Что с зарплатой у вас?” — спрашиваю. “Ничего, — отвечает, — то есть все хорошо. Все закрыли”. — “Как закрыли? — интересуюсь. — Все закрыли?” — “Да, — отвечает, — все”. — “Не понял, — говорю, — у вас же, я помню, задолженность чуть ли не за семь месяцев”. — “Так я за все семь месяцев и закрыл”. Я говорю: “Подождите, хоть расскажите, как вы закрыли?” — “Да нормально закрыл, не волнуйтесь”. — “Я не волнуюсь. Мне просто интересно, может, другим ваш опыт использовать”. — “Ничего особо интересного там нет. Просто разобрался с вопросом. Главное — коллектив доволен”. — “Ну, скажите, как?” — “Да я им акции отдал, и все”.

“Какие акции вы им отдали?” — спрашиваю. “У меня были акции. Я их отдал им. Все, ни у кого нет вопросов”. И чувствую, что жался он, не хотел рассказывать не оттого, что акции компании отдал, а как бы надурил народ, всучил какие-то бумаги и я его за это сейчас могу наказать. “У меня есть вопросы, — говорю. — Какие конкретно акции вы им отдали?” — “Ну, у меня были акции энергосистемы”. — “Ваши, что ли?” — “Мои”. — “Амурэнерго”?, — “Да”. — “Вы их отдали?” — “Отдал”. — “Не понял. А скажите, они, вообще, кому принадлежат?” — “Кому принадлежат? На балансе были у меня акции. Я их и отдал”. — “И уже все завершили, все оформили?” — “Да, все оформил”.

— Я готов был его растерзать, — вспоминает Чубайс, — разорвать на части, разделить на атомы. Но, чтобы сделать это обоснованно, со знанием дела, с перечислением всех совершенных им смертных грехов, я стал погружаться в проблему и обнаружил просто ослепившую меня вещь. Директор ничего не нарушил. Ну ровным счетом ничего. Потому что тогда не было никаких нормативных актов, никаких корпоративных документов, ничего, что как-то ограничивало, хоть в чем-то, полномочия гендиректора.

— Понимал ли он смысл и последствия своих действий?

— Уверен, что нет. Он понимал другое: люди требуют зарплату, Чубайс на него тоже наезжает. Вот он и отдал акции. Решил проблему. По какой цене? По балансовой, по какой же еще? Это же десять лет назад происходило. Не было ни котировок, ни цены рыночной. Были какие-то бумаги на балансе.

— А что было потом?

— Ничего не было. Сделать уже ничего было нельзя — сделка была закрыта, назад не отыграть.

— А рабочие были довольны?

— Да, тогда были довольны.

— Это странно, потому что они еще меньше гендиректора должны были понимать смысл этих бумаг, которые им выдали вместо зарплаты.

— Там другие мотивы. Рабочие помнят, что во время приватизации кому-то что-то раздавали, а кому-то недодали. А теперь вот отдают, и это хорошо.

— А может, за работягами или директором бизнес какой-то стоял, чтобы скупить блок-пакет или в компанию войти?

— Кому нужны были дальневосточные компании, тем более в то время? Они все были в долгах, плюс все тарифы регулируются, большого пакета не соберешь, а если соберешь, что будешь с ним делать? Это ведь скупать могли те, кто понимал в вопросе. А кто понимал, точно не стал бы там ничего покупать. Напоминаю — девяносто восьмой год шел, и акции были не РАО “ЕЭС”, а какой-то ее далекой дочки. Полная незащищенность активов. Делай с ними что хочешь и ничего не нарушишь.

— Даже странно, что, пока вы нормы, барьеры и правила вырабатывали, никто из генеральных сам у себя станцию не украл таким образом.

— Легко могли это сделать, без труда, — комментирует Чубайс. — Но не сделал никто. Почему? Ответ иррациональный. Потому что энергетики, особенно генералы, — это каста. Там очень сильны понятийные правила: что можно, чего нельзя. Нельзя компанию у себя украсть. Так у энергетиков не принято. Они — про выработку электроэнергии, а не про “станцию себе утащить”. Я и с Боганом справился в первую очередь потому, что он нарушил фундаментальные понятия: нельзя энергосистему страны растаскивать на областные куски. Они, может, в душе все этого хотели, но понимали, что нельзя, и не делали, а Боган взял да потащил одеяло на себя.

В их восприятии эта ситуация должна была отразиться чем-то вроде: и правильно его Чубайс снес...

Некоторые директора из старой гвардии произвели сильное впечатление на Чубайса. Одним из таких оказался Владимир Зубков, бывший глава “Алтайэнерго”. Он произвел впечатление на главу РАО тем, что знал не только производство, но и прекрасно ориентировался в финансах. Как потом выяснилось, гораздо лучше, чем предполагал Чубайс. Недооцененный масштаб и глубина знания предмета Зубковым потом чуть не обошлись РАО потерей одной из крупнейших энергосистем — “Кузбассэнерго”. Но сначала Чубайс, которому порекомендовали коренного энергетика, легко отличавшего кредиторку от дебиторки, был просто счастлив. От счастья он в сентябре 1998 года привел его на пост внешнего управляющего “Кузбассэнерго”. Именно управляющего, а не гендиректора, потому что энергосистема находилась под процедурой банкротства. Формальным истцом выступала налоговая служба, но все понимали, что это влиятельные бизнесмены Михаил и Юрий Живило, владельцы Новокузнецкого алюминиевого завода (НкАЗа), затеяли всю эту историю, чтобы в итоге прибрать компанию себе. До Зубкова внешним управляющим “Кузбассэнерго” был их человек, который и утвердил план процедуры банкротства. На выходе компания подлежала продаже за долги. Чубайс, естественно, сообразил, что еще немного — и РАО недосчитается огромного актива, и кинулся спасать родное имущество.

В спасатели он и определил Владимира Зубкова, который не только все про турбины знает, но в денежных потоках дока.

Это было ошибкой, чуть не ставшей роковой.

— Зубков приступил к своим обязанностям, — рассказывает Чубайс, — а ситуация не разруливается. Там надо было долги огромные с НкАЗа взыскивать, тогда и мы бы свои начали гасить. А он что-то все тянул и тянул. Я говорю: “Владимир, давайте уже, наезжайте по-взрослому!” Знаю ведь, что мужик он сильный, отвязанный, если надо, башку оторвет и не заметит. А он мне вдруг: “А может, повидаетесь сначала с должниками-то?” — “Ну, ладно, говорю, давайте ко мне этих Живил”.

К Чубайсу приехал Михаил, старший брат и старший партнер, который изъяснялся абсолютно комсомольским таком стилем: “Анатолий Борисович, очень важно нам вместе поднять энергетику Кузбасса на новый уровень, развить ее, потому что промышленное развитие региона...”—ну и так далее. Чубайс прерывает эту тираду: “Все это отлично, а деньги за электроэнергию когда отдадите?” — “Нет, мы, конечно, вы не сомневайтесь, мы разберемся, тем более что внешний управляющий у вас сейчас правильный, мы его поддерживаем”. — “Подождите, мне не поддержка нужна, а деньги”. — “Анатолий Борисович, любая ваша просьба, все, что скажете, все сделаем”. — “Значит, мне — график реструктуризации долгов с выплатой максимум за полгода. Через три дня с графиком и Зубковым ко мне на подписание”. — “Мы поработаем, изучим...” Ни графика, ни Зубкова Чубайс через три дня так и не увидел. Время идет, ничего не происходит. Вернее, происходит. Долги “Кузбассэнерго” растут ускоренными темпами.

— Извлекаю Зубкова, — рассказывает Чубайс. —У вас десять дней. Если график есть, работаем, нет графика, нет и вас на этой работе”. График так и не появился.

Чубайс распорядился подготовить решение об увольнении Зубкова, снова возникает Михаил Живило с просьбой о встрече. Приехал и снова с разговорами о важности поднимать энергетику. А по существу? По существу Живило приехал с единственным посланием: не увольняйте Зубкова, мы его поддерживаем, и все сначала...

— Значит, так, — ответил Чубайс. — Зубкова я увольняю.

— Не надо, мы все сделаем, вот увидите. Давайте договариваться.

— Первое. Зубков уволен. Это не обсуждается. У вас есть две линии поведения. Мешать этому или не мешать. Будете мешать — объявляю войну. Твердо обещаю. Второе. Хотите договариваться — пожалуйста, но сначала я приведу туда своего человека.

Живило выбрал первую линию—он всячески мешал смене внешнего управляющего, используя все свои ресурсы на своей территории. И Чубайс признает, что смещение Зубкова далось ему нелегко, так как ребята, несмотря на комсомольскую риторику, оказались вполне технологичными и прекрасно ориентировались в том, что как работает.

Нового управляющего Чубайс привез из Красноярска. Живилы по-прежнему не хотели платить, а “Кузбассэнерго” продолжало двигаться по пути банкротства. Никто никаких графиков не подписывает.

— Неожиданно в середине этой драки возникает Дерипаска. “Давайте я с этими неплательщиками разберусь”. — “Чего ты хочешь?” — спрашиваю. “Долги мне их продайте”.

Чубайс говорит, что решение отдать братьев Живило в руки Дерипаски далось ему нелегко. Но, с другой стороны, какие были варианты, рассуждает он. Отключать НкАЗ? Трудовой коллектив, губернатор Тулеев категорически против. Мол, Чубайс губит алюминиевую отрасль, созданную трудом поколений. Думал он, думал и в конце концов сдал долги братьев их врагу. Там уже все началось по-взрослому. Для братьев Живило дело закончилось принудительной эмиграцией в Париж. “Кузбассэнерго” хоть оказалось единственной компанией РАО, которая прошла всю процедуру банкротства от начала и до конца, но осталось в составе холдинга. Дерипаска, забрав завод у братьев, все заплатил энергетикам. Только Чубайс не очень гордится этой своей победой.

— Олигархическая общественность меня осудила, — вздыхает он. — С ее точки зрения я мог предпринимать любые шаги для выбивания долгов, вплоть до заведения уголовных дел. А вот становиться инструментом в переделе собственности не имел права. То есть долги выколачивать хоть каленым железом, а собственность — это святое. Такой вот кодекс у нашей капиталистической общественности.