Крест Чубайса

Как украсть миллион киловатт

Между РАО “ЕЭС” и его структурами на местах, с одной стороны, и конечными потребителями (мелкие и средние предприятия, коммуналка, население) — с другой, стоят муниципальные электросети и ОПП. Это не ОПГ и не “организованные преступные пацаны”. Это оптовые перепродавцы электроэнергии, как правило, муниципальные предприятия, которые получают электроэнергию от структур РАО “ЕЭС” и поставляют ее своим конечным потребителям. Ну и собирают с них плату или должны собирать, а потом расплачиваться с энергетиками. Название структуры не вполне точно отражает суть процесса, который они осуществляют, есть в нем даже что-то обвинительное — “перепродавцы”, но так уж исторически сложилось, стало частью профессиональной энергетической фени. А пытаться насильно переделывать феню — только время терять и всех путать.

Кстати, одним из проектов, которым Чубайс занялся вскоре после прихода в РАО, было составление специального тезауруса, чтобы все участники процесса одинаково понимали смысл слов, которыми пользуются. Особенно остро потребность в таком словаре возникла, когда стали регламентировать процедуры закупок и торговли на электронной бирже, где каждое неправильно понятое слово могло обернуться огромными потерями, тяжелыми конфликтами и массой иных неприятностей.

Над тезаурусом работала целая группа, которая устраивала обсуждения и дискуссии для верного толкования слов и понятий. Иначе могло бы получиться как в старом анекдоте про нового русского, который заказал покраску своего автомобиля в цвет “бордо” и страшно удивился потом, получая заказ, что “бордо” — это не зеленый.

Итак, ОПП — это все в отрасли знают и понимают одинаково. Пере продавцы продают как умеют, деньги собирают как могут, а с энергетиками расплачиваются как хотят. С ними РАО было очень сложно, особенно в период массовых неплатежей. Как они продают, как учитывают проданное, как собирают деньги — кто ж его знает. А кто знает, не расскажет. А если расскажет, то потом будет все отрицать.

Как-то Чубайс разговорился с одним из директоров такого ОПП.

— Скажите честно, насколько сможете, как вы нам платите?

— Процентов сорок-пятьдесят от того, что собираем.

— А как деньги собираете?

— Те, что нам приносят, те и собираем. Как еще?

— А потребителей своих знаете?

— Кого-то знаем, кого-то нет.

— А как вы счета выставляете, у вас база потребителей есть? Как часто она обновляется?

— Вообще не обновляется, потому что ее у нас нет в природе.

— Ну а когда мы с вас начинаем деньги требовать, что вы делаете?

— Приходим к потребителям, к тем, что покрупнее, и говорим, как есть: вот энергетики с нас денег требуют или обещают ограничить подачу электроэнергии. Так что выручайте, платите. Они и помогают, насколько могут.

— Ну а потом, когда совсем уже тяжело и крупные ваши потребители спасти не могут? — продолжал допытываться Чубайс.

— Тогда мы перерегистрируем предприятие, создаем новое юридическое лицо, а пустышку со всеми долгами закрываем.

Схема, конечно, упрощенная, но она вполне отражает ситуацию конца девяностых — начала двухтысячных.

Чубайс описывает нам, как эта конструкция устроена и как она работает:

— Вот в каком-нибудь, условно говоря, Козлобуйске есть городские электрические сети. Они не имеют никакого отношения к РАО “ЕЭС”. Местное наше уже АО-энерго поставляет электричество козлобуйским сетям, а те — потребителям. Собственно козлобуйскими сетями командует мэр Козлобуйска, а директором сетей выступает какой-нибудь племянник мэра или кто-то еще из своих людей. И когда мы начинаем заниматься неплатежами, то неприятная деталь состоит в том, что не платит не конечный потребитель, а козлобуйские сети. И восемьдесят процентов всей задолженности нам — это даже не долги кроватной фабрики какой-нибудь, это долги козлобуйских сетей .

Теперь возьмем областное АО-энерго, где, допустим, таких козлобуйских сетей штук пятнадцать. Годовой объем продаж у него, условно говоря, десять миллионов каких-нибудь единиц. Объем невыплаченных ему долгов — семьдесят миллионов единиц. То есть семь лет наша компания работает абсолютно бесплатно. Ее фактически обкрадывают семь лет, потому что не платят.

— Я вообще не понимаю причин, по которым раньше люди, рядовые потребители, граждане, платили за электричество, — говорит Аркадий Трачук, бывший руководитель департамента энергосбытовой деятельности РАО. До РАО он работал заместителем гендиректора “Ленэнерго”. — Можно было не платить, никто бы слова не сказал.

— А как же показания счетчика, можно было прийти и проверить?

— А кто это должен был приходить и проверять? В принципе ни людей с такой функцией в компаниях не было, ни самих подразделений, которые бы организовывали и отвечали бы за такую работу, не существовало. Даже если бы кто-то взялся сверять показания счетчика с суммой, указанной в квитанциях на оплату электроэнергии, то он бы замучился искать эти квитанции. Никаких баз данных не существовало в природе.

— А для чего же тогда народные умельцы всякие “жучки” изобретали или перекидывали полюса на счетчиках, чтобы крутило в обратную сторону?

— Не знаю, для чего. По привычке, наверное. И зачем было перекидывать полюса, когда проще было записать себе в квитанцию “льгота — пятьдесят процентов” и платить половину. Никто же в Сбербанке проверять не будет, есть у тебя льгота или нет. В “Ленэнерго” мы начали с того, что создали компьютерную базу данных на абонентов, зафиксировали льготников. Населением никто особо не занимался, потому что хлопот много, а на них приходится процентов десять потребления.

Откуда взялись ОПП и как это устроено технически? Еще со времен СССР была большая энергетика, а был коммунхоз. Все, что ниже 35 киловольт, — это коммуналка. Она по своей паутине сетей доходит до квартир в виде 220 вольт, по пути питая какие-нибудь магазинчики, ресторанчики, мастерские. Собственниками коммунальных сетей выступают муниципальные власти.

— При этом население всегда платило, при всех обстоятельствах, — продолжает Трачук. — Это значит, что у ОПП всегда были какие-то деньги.

Но большинство из них действовало по принципу: мы заплатим столько, сколько посчитаем нужным. Помимо населения еще относительно исправно платила мелкомоторка. Потому что владелец магазина или ресторана знал, что, если к нему придет человек с пассатижами и отрежет его от питания, он замучится официально подключаться снова. Таким образом, у ОГ1П образовывались вполне реальные денежные потоки, с помощью которых можно было решить массу полезных для города (и не только для города) проблем. И расставаться с управлением этим трудно учитываемым денежным потоком категорически не хотелось.

Как говорит Трачук, энергетики понимали: ОПП как минимум трижды их дурят, но сделать с этим ничего не могли. Первое — специальный низкий тариф для ОПП, который имел некое специальное технологическое обоснование. Но к реальной жизни это обоснование не имело никакого отношения. Второе, на чем очевидно морочили голову энергетикам, — бесконечные ссылки на структуру потребления, которая якобы такова, что совершенно невозможно собирать деньги. И третье — так называемые потери в сетях. До потребителя будто бы доходит не больше 50 процентов отпускаемого энергетиками электричества.

— Мы им говоим: “Такого не бывает в природе!” — до сих пор раздражается Аркадий Трачук. — А они нам: “Это у вас не бывает, а у нас — легко!” И все расхождения между отпущенной нами по счетчикам электроэнергией и той, которую ОПП продала конечному потребителю, списывали на потери в сетях.

— Бывали ли вы в Ульяновске? — спрашивает Чубайс. — Не в условном, а в реальном? Там у людей совершенно иначе мозги устроены, чем у остального населения России.

— Странно это слышать от вас, Анатолий Борисович. Обычно с такими аргументами сталкиваются люди из МВФ или Всемирного банка, когда приезжают в какую-то страну и пытаются выстроить там эффективные структуры. Им обычно вот это и говорят: “Вы тут все правильно рассказываете, только у нас, в нашей Народной республике, ваши законы и правила не действуют. Мы совершенно особая страна”.

— Нет, — настаивает Чубайс, — Ульяновск — совершенно особая территория с особыми мозгами у девяноста процентов населения. Я там еще с губернатором, Юрием Фроловичем Горячевым, воевал. Мужик сильный, известный деятель компартии. Сижу я на совещании. По форме чистый партхозактив. Тысяча человек в зале, и все, один за другим, накатывают на нас. Я долго терпел, пока не услышал мэра Ульяновска. Он такую яркую цепочку выстроил. Вот эти чубайсовские станции пытаются отключать наших потребителей, а станции сами недогружены. Развал энергетики, развал экономики, которая не может продукцию производить из-за того, что по указке Чубайса, по моей то есть, их отключают. “И есть единственное решение, — заключает мэр, — передать станции в собственность города, чтобы мы там навели порядок”. Вот тут уже я взвился. Вытолкал, в прямом смысле слова, его с трибуны. При этом вижу, что весь актив его эту логику приветствует и одобряет полностью. Действительно, какое они имеют право отключать? Надо забрать у них станции и нам в город отдать.

“Не понимаю даже, как вам объяснить, что вы сейчас говорите, — начал я. — Выглядит это примерно так. Я пришел в магазин купить колбасу. У меня, правда, денег нет, но колбасу я себе забираю, потому что мне нужно. А когда директор магазина возражает почему-то, я ему объясняю: у тебя полный бардак, колбасу не можешь мне дать. Отдай мне колбасу и магазин заодно, тогда я наведу здесь тебе порядок. Вот именно это вы сейчас и говорите. А с головой у вас все в порядке?” Я натурально орал тогда минут двадцать. Закончил тем, что ничего не собираюсь здесь обсуждать. Следующее: запрещаю отпускать электроэнергию без оплаты. Это воровство. Никак иначе это не называется. Воровства в компании я не допущу. Вы не только станции не получите — ни одного киловатт-часа, ни одной гигакалории тепла, пока не сообразите, что все это стоит денег. Вы и так заставили энергетику области пять лет работать бесплатно.

Похоже, что там, на этой специальной территории, в головах у людей напрочь отсутствовала финансовая компонента. ТЭЦ должна производить электроэнергию и отдавать людям. Если она не может этого делать, надо отдать ее городу, и он наведет порядок.