Крест Чубайса

Проконсультируйте нам красиво

Чем чреваты истории, похожие на сказку? Тем, что в них в любой момент прекрасная карета легко может превратиться в тыкву. Нет, с “мажоритарными миноритариями” ничего такого неприятного не произошло. Если не считать того, что с тех пор, как Дерипаска всерьез заинтересовался энергетикой, их отношения с Чубайсом стали напоминать непрекращающийся арабо-израильский конфликт (Чубайс, конечно, со стороны арабов, так как его компания РАО “ЕЭС” напрямую связана с “сектором газа”). С небольшими перерывами на краткую и бесплодную дружбу. А то, что Мельниченко с Поповым не обращались с просьбами к Чубайсу, еще не означало, что им от РАО ничего такого специального не нужно. Просто они без Чубайса поняли, к кому лучше со своими вопросами подходить.

— В первое время крупный бизнес совсем не интересовался энергетикой, — говорит Владимир Татарчук, чья работа консультантом РАО от “Альфа-групп” пришлась как раз на 2002-2003 годы. — Тарифы регулируются, социальная нагрузка огромная, сфера политизированная. Какой смысл всем этим заниматься? Единственный, кто пытался что-то серьезное в энергетике прибрать к рукам, был Олег Дерипаска, которого интересовала конкретно Саяно-Шушенская ГЭС как источник дешевой энергии для производства алюминия. Так больше никто. И вдруг в какой-то момент началось: ЮКОС купил, “Лукойл” купил, Дерипаска,

Потанин, Вексельберг. Я хорошо помню тот момент, когда вдруг стали заканчиваться акции РАО “ЕЭС”.

— Что значит “заканчиваться”, это же не колбаса в гастрономе. Что, больше двух акций в одни руки не отпускать? Это же ценой регулируется.

— Резко возрос спрос на акции РАО. Невозможно стало купить значительный пакет акций компании по единой цене — вот что значит “заканчиваться”. Почему? Да потому, что конструкция реформы начала вырисовываться. И эта конструкция, в создании которой мы принимали участие, постоянно напоминая менеджменту РАО об интересах миноритарных акционеров, вот эта конструкция начала испытывать страшное давление. А интересы у этих двух групп акционеров очень разные. И практически все это давление было направлено на компанию и, значит, на нас, консультантов. Может, не только на нас, но мы его испытали довольно ощутимо.

Я до сих пор вспоминаю слова Попова, который говорил: “Ну, мы же купили все эти акции! Там этих мелких миноритариев осталось — тьфу! Я же буду голосовать, вот он будет голосовать, он будет голосовать, а не эти портфельные ребята, которых всех вместе наберется от силы процента на два. И мы (крупные миноритарии. —М.Б., О.П.) всегда договоримся. Скажи им, Володя, скажи, как надо, мы знаем как”. Но мы с Merrill Lynch тупо стояли на своем, потому что понимали, что даже если там один процент мелких миноритариев останется, с ними надо считаться. Иначе инвестиционное сообщество, западное уж точно, отвернется и никогда в такую компанию ни в каком качестве не придет.

МДМ был активнее других на поле Татарчука. Группа уже успела купить не только большой пакет акций РАО, но и немало активов в регионах, что оказалось тоже очень дальновидной и эффективной стратегией. Они для себя свои интересы сформулировали и, полностью поддерживая Чубайса и его планы, не прочь были сместить акценты. Да, абсолютно правильно — разделить компанию на генерацию и сети и выделить сбыт. Да, правильно — сформировать ОГК и ТГК. Мы только “за” и еще раз “за”, в свою пользу. Ну, хотя бы чуть-чуть, в каких-то деталях. На практике эти детали означали вот что. Если уже вы, ребята, обращался МДМ к консультантам, имеете влияние на формировании территориальных генерирующих компаний — какие станции войдут в одну ТГК, какие — в другую, то давайте сформируем их так, чтобы крупные игроки, стратегические инвесторы выиграли от этого. Мы же их все равно за деньги будем покупать. Вам-то от этого какая разница?

Но чудес ведь не бывает, особенно в реальном секторе экономики. Если от разделения кто-то хоть чуть-чуть выигрывает, значит, кто-то другой должен проиграть. Консультанты это отлично понимали и не принимали “подсказки” заинтересованных лиц.

— Закончилось это тем, что я стал регулярно ездить в МДМ, и мы часто и подолгу с Поповым спорили на эту тему, — вспоминает Татар-чук. — Он меня пытался убедить, что их предложения не противоречат сути и духу реформы, что ничьи интересы не пострадают. Я не соглашался, а на следующий день все повторялось сначала, как запись на пластинке.

В конце концов Попов плюнул и назвал Татарчука драчуном, с которым он не собирается больше спорить. Он также сказал, что будет разговаривать с Михаилом Фридманом и предлагать ему инвестировать в энергетику. Ему, кроме всего прочего, интересно было посмотреть, что скажет упрямый консультант, когда его работодатель сам заинтересуется инвестициями в энергетику.

— Я решил позвонить Фридману и сказать все, что я думаю на эту тему, — говорит Татарчук. — Позвонил, сказал. А на следующий день — были выходные — они все уехали куда-то вместе: Фридман, Авен, Мельниченко и Попов. И чувствую, их там тоже обкатывают, предлагают войти в выгодный бизнес. Но надо отдать должное нашим акционерам. Их позиция была предельно последовательной. Или мы консультируем РАО и тогда не идем в энергетику. Или мы идем в энергетику и не консультируем РАО.

— Так я же потому “Альфу” и пригласил, что у них стратегических интересов в энергетике не было, — комментирует Чубайс.

Попов и Мельниченко были не единственными, кто пытался через консультантов или их работодателей повлиять на детали программы реформирования РАО. Зайти к Фридману и Авену, чтобы они потом объяснили своим сотрудникам, какие советы надо давать Чубайсу.

Вряд ли стоит их за это ругать или критиковать. Бизнес рационален, а если есть возможность вклиниться со своими интересами на стадии разработки базовых правил, то его вообще не удержать.

Из рассказов Татарчука следует, что никому из них не удалось что-то решить через Фридмана или Авена. Ни у кого не получилось вынести “нужный совет” с заднего крыльца, чтобы потом консультанты торжественно внесли его уже через парадное и уложили незаметно в тело программы реформирования РАО. Наверное, так оно и есть, иначе война с миноритариями продолжалась бы до сих пор.

Президент Сибирской угольно-энергетической компании (“СУЭК”) Владимир Рашевский не сразу вспоминает, о чем бы таком его акционеры Попов и Мельниченко могли спорить или договариваться с консультантами РАО в 2002 или 2003 году.

— Времени все-таки прошло немало, да и энергетикой в группе я начал заниматься в полный рост только в 2003 году, ближе к 2004-му.

Когда подтянутый молодой человек с кондициями баскетболиста говорит про “полный рост”, трудно мыслить аллегорически — невольно пытаешься себе это представить.

— Если бы вы мне попредметней напомнили, о чем шла дискуссия с консультантами, я, может быть, вспомнил бы. Но могу сказать твердо: выстраивая компанию, мы ни в тот момент, ни в последующем не противоречили и не противодействовали реализации заявленных целей реформы энергетики. С самого начала—и так было все эти годы — нам не хотелось как-то поставить под сомнение то очень большое дело, которое делали Анатолий Борисович Чубайс и его команда. В конечном счете у нас с ним одна идеология.

— Когда в частной компании говорят о идеологии и идеалах, это выглядит немного странно. Акционерная компания должна служить акционерам, а не идеалам. Ни в законе об акционерных обществах, ни в одном уставе ни одного АО не найти ни слова про идеологию или идеалы.

— Да нет, мы абсолютно рационально мыслим, — уточняет Ра-шевский. — Безусловно, мы смотрим на то, что выгодно компании. Но реформа в том и состоит, чтобы привести отрасль в рациональную и экономическую логику. Как мы можем с этим спорить?

— Консультант не стал говорить подробно о предмете спора — у него свои ограничения.

— Думаю, в любом случае у нас не было с консультантами непримиримых противоречий. Речь может идти скорее о разных матрицах интересов. У нас, как у стратегического инвестора, может быть одно понимание оптимального решения, которое основывается на фундаментальном анализе. У консультанта понимание может отличаться — в том числе из-за ограничений, связанных с охватом и спецификой конкретного проекта, на который он нанят. То, что для “СУЭК” может играть принципиальную стратегическую роль, стоить десятки и сотни миллионов долларов, для консультанта, выполняющего работу по своему техзаданию, будет находиться на периферии интереса и внимания. И из-за этого он по-другому будет трактовать этот вопрос. При том что ни тот ни другой подход базовым принципам реформы противоречить не будет.

— Другая сторона в этом диалоге смотрит на дело иначе. Они ориентируются на мировую практику, на стандарты, с которыми согласятся акционеры и в Нью-Йорке, и в Лондоне.

— Знаете, я сам в прошлом инвестиционный банкир. Все эти песни про мировые стандарты я умею петь не хуже. Можно написать любые тезисы про лучшую практику, но важно понимать, где там просто красивые слова, а где те решения, которые будут в течение многих лет влиять на будущее создаваемых энергокомпаний. Поэтому мы всегда спорили по поводу содержательной части, а не по поводу мировых стандартов. Они у нас точно такие же мировые. Просто история реформы энергетики была очень сложной. Почти в каждой из возникавших за эти годы принципиальных ситуаций существовало десять возможных вариантов решений, и по критерию соответствия мировым стандартам проходили девять из них. Мы, конечно, старались отстаивать тот вариант, который в рамках общих принципов реформы отвечал нашим интересам.

Могу в качестве примера привести историю с формированием ТГК-12 на базе “Кузбассэнерго” и “Алтайэнерго”. Когда мы начали приобретать пакет, уже было принято решение разделить “Кузбассэнерго” на две части и создать на его базе две ТГК. Став акционерами, мы провели глубокий анализ состояния активов и пришли к выводу, что не хотим разделения “Кузбассэнерго”. Эту позицию разделяла и администрация Кемеровской области. У нас был длительный и очень предметный диалог с РАО, с ФАС (Федеральная антимонопольная служба). В конечном итоге компромиссное решение было найдено. Систему не разделили, но продали из нее две станции. То есть потенциальная рыночная сила энергокомпании была снижена, и необходимость в разделении отпала.

— Когда спор о разделе шел?

— В 2004 — 2005 годах. Длительный был процесс. Причем в числе наших аргументов были соображения цены. В тот момент, когда принималось решение о продаже, киловатт установленной мощности стоил около ста долларов. Мы говорили, что это должно стоить значительно дороже. С какой стати инвесторы должны нести убытки в сотни миллионов долларов? У нас и рынка еще никакого нет, и непонятно, когда он появится. Поэтому важно было найти общее решение.

По словам Рашевского, эпопея с разделом длилась больше года. В итоге две станции были проданы. Но не сразу, а в 2006 году и в разы дороже, чем это стоило, когда принималось решение о судьбе “Кузбассэнерго”. “СУЭК” выполнила обязательства по продаже и при этом не сыграла против своих интересов. Может быть, это тот счастливый случай, когда удалось совместить служение акционерам и идеалам?

— РАО тогда ведь могло занять позицию: ребята, некогда нам с вами возиться. Могли попробовать передавить ситуацию политически. Но мы говорили на одном профессиональном языке, и поэтому решение было найдено. Станции, кстати, в результате были проданы по четыреста-пятьсот долларов за киловатт.

И знаете, это показательная, но совсем не уникальная история. Может быть, один из главных факторов успеха реформы — именно в том, что взаимоотношения РАО и с нами, и с другими инвесторами в энергетике строились конструктивно и профессионально.

Глава 4 Остановки по требованию

Рисунок Валентина Дубинина