Крест королевы. Изабелла I

Глава 18

— Эту страну — Кастилию, — рассуждал Фердинанд, — очень трудно понять. — Эта страна родила архиепископа Каррилло, который пытался получить что-то за ничто, пытался делать золото. Однако эта самая страна, странная страна, где не признают полумер, родила и кардинала Мендосу, который одним великолепным, неожиданно широким жестом, о котором Изабелла не смела и мечтать, кладёт к её ногам все сокровища церкви.

Зная, насколько Изабелла бедна, Мендоса предложил ей заем. Но не в виде денег; в действительности казна церкви была так же пуста, как и казна государства. Он предложил ей серебро и золото, чтобы превратить их в деньги. Продолжительность займа: три года. Проценты: никаких. Обеспечение: честное слово.

— Это беспрецедентный поступок, ваше высокопреосвященство, — сказала Изабелла. Она испытывала благоговейный трепет и даже чувство унижения, но в то же время вдохновение и радостный подъем.

Кардинал возразил, что опасность, грозящая Кастилии, тоже не имеет прецедента: объединённой угрозе со стороны мавров, португальцев и французов можно противостоять только силой. Если врагам христианства удастся ослабить Испанию, они с юга возобновят своё наступление на полуостров: направляясь на север, пересекут Пиренеи и, возможно, захватят всю христианскую Европу, как это им уже однажды почти удалось сделать. Из Вальядолида в Париж, из Парижа в Лондон, из Лондона в Скандинавию, как воды полноводной и расширяющейся реки, устремятся орды мусульман, и повсюду крест должен будет склониться перед полумесяцем. Одновременно на Востоке победители-турки, уже начавшие дикую и, вероятно, неостановимую волну захватов, начнут наступление на Польшу, Австрию, Венгрию, Италию, Священную Римскую империю, в конце концов соединятся со своими братьями мусульманами-маврами и сметут христианство с лица земли.

— Что выгадает церковь, — спрашивал Мендоса, — если она сохранит богатства и потеряет душу?

Серебро и золото церкви равноценны зарытому в землю таланту. Пришло время выкопать его и воспользоваться им на благо Господа Бога. И в данном случае на благо Испании: только тогда, когда захватчики будут отброшены прочь и Изабелла прочно утвердится на троне своих предков, вернутся мир и процветание.

Согласись она немедленно, Мендоса был бы доволен. Но она колебалась, и он ощутил восхищение: это укрепило его веру в правильность решения.

— Это великодушный поступок, ваше высокопреосвященство. Но, как мне кажется, не все из духовенства согласятся с вами. Некоторые даже постараются спрятать свои богатства.

— У меня достаточно власти.

У Изабеллы тоже была власть, чтобы наказывать преступников. Но она прибегла к помощи Хермандада.

— Не будет ли более мудрым шагом собрать архиепископов, епископов, аббатов, приоров и узнать их мнение? Тогда если они примут решение помочь мне...

— Они так и сделают, ваше величество. Ради Генриха они бы отказались, но ради Изабеллы скажут «да!».

— ...то их мнение победит мнение сомневающихся, и никто не осмелится спрятать свои сокровища, и ваши действия будут полностью одобрены.

Кардинал широко улыбнулся:

— Я не обманулся в своих мыслях, ваше величество. Собор, безусловно, сделает эту процедуру более спокойной и освободит меня от необходимости одному нести эту ношу.

Собор состоялся. Голоса противников — они, конечно же, были, как и предвидела Изабелла, — не были слышны, заглушённые своими братьями, которые обладали более широким кругозором или большей силой воли. Те самые люди, которые могли бы припрятать свои сокровища, были больше других напуганы опасностью для Европы, и они же были первыми, которые откликнулись прежде других. Они предложили даже больше, чем просил кардинал: более половины всех предметов из золота и серебра, которые веками собирались в церквах Кастилии. Предложение было беспрецедентным, таким же было и голосование: почти единодушное в пользу королевы Изабеллы. Каррилло голосовал против, но так как сам он находился сейчас в Торо вместе с королём Португалии, то за него голосовали по доверенности.

Результатом был огромный поток крестов, подсвечников, столиков, дарохранительниц, епископских посохов, сосудов для святой воды, для святого масла, для крещения и всей той красивой и дорогой утвари, которую создавала церковь на протяжении веков для того, чтобы обогатить и облагородить культ Христа. Многие из этих предметов были весьма почтенного возраста. Все они были безжалостно переплавлены в золотые и серебряные монеты Кастилии. И если они оказались самыми чистыми и полновесными монетами, которые были когда-либо вычеканены, то это произошло потому, что они отражали историю существования металлов, из которых таким странным и удивительным образом были сделаны.

Чтобы защитить выпущенные ими новые монеты, Фердинанд и Изабелла сразу же опубликовали декрет без санкции кортесов, разрешая выпуск монет в королевстве только монархам, — решительный и отважный шаг. Другие правители Европы, которые претендовали на такое же право, хотели бы, чтобы их указы выполнялись так же основательно, как указы юной королевы Кастилии. С удивлением они отметили, что Изабелле каким-то образом удалось завоевать симпатии всех жителей своей страны. Как же иначе могла она осмелиться лишить множество феодалов их древнего права: чеканить свои собственные монеты?

Теперь в Кастилии существовало лишь пять монетных дворов, которым было разрешено выпускать монеты, и все они принадлежали королеве. Древо королевской власти, хиревшее и увядавшее, внезапно обрело новую силу и стало расти. Ветер всё ещё гнул его ветви, но корни укрепились, так как они уже глубоко вросли в землю Кастилии и получали поддержку народа. Таким образом, в самом сердце страны, имевшей форму щита, единство нации стало крепнуть, хотя окраины всё ещё были слабыми из-за вековечных раздоров.

Полновесные новые монеты внесли немедленные изменения в положение армии. Войскам платили; солдаты со всей Испанки стали записываться в армию королевы. Но она не собиралась молча соглашаться на использование власти денег, и только. Это была новая армия, гласил её декрет, армия монархов, чьи подписи стояли под каждым указом: подписи подлинных правителей Испании. Со временем, она это знала, все к этому привыкнут.

Изабелла закупила орудия, порох, ядра, причём покупая только то, что было высокого качества. Артиллерия была специальностью Фердинанда, но кошелёк был в руках Изабеллы; он наблюдал, как его жена прибавляет к другим своим достоинствам вполне компетентное понимание баллистики. Нехотя — он всё ещё переживал потерю принца — Фердинанд приходил к понимаю того, что женщина может стать знатоком в чём-то гораздо более важном, чем шитье его любимых рубашек. Вокруг Вальядолида возникали литейные мастерские. Изабелла нарушала все правила этикета Кастилии, который предписывал сохранять определённую дистанцию в отношениях с простыми людьми: она расхаживала между кузнечными горнами, трогая пальцем наконечник копья, брала в руки незаконченную шпагу, изучала гранитную глыбу, которую обтёсывал каменщик, превращая в пушечное ядро. В глазах Фердинанда такое поведение было неподобающим для женщины и королевы и он упрекал её в этом, но рабочие её боготворили.

— Я не считаю, что унижаю своё достоинство, когда наблюдаю за производством оружия, которое означает жизнь или смерть для Испании, — отвечала Изабелла, — или за испанцами, которые производят его. Драгоценные реликвии прошлого были уничтожены, чтобы создать это оружие.

— Ты тратишь деньги наилучшим образом, — сказал Фердинанд. — Никогда прежде я не видел, чтобы люди работали так старательно.

Она покупала продукты для работников, корма для военных лошадей, тягловых мулов. Она без устали верхом инспектировала дороги. Её интерес к состоянию дорог превратился в манию, с тех пор как ей не удалось вовремя доставить орудия в Торо.

— Нет ли капли крови одного из строителей старых римских дорог в крови наследников дома Трастамара? — улыбался Фердинанд.

— Боюсь, что в крови Трастамара смешалось очень много разных кровей. — Изабелла всегда была в хорошем настроении, когда предоставлялась возможность пошутить о незаконном происхождении её дома.

К зиме 1475 года, спустя пять месяцев после провала штурма Торо, у Фердинанда и Изабеллы была превосходно оснащённая армия из пятнадцати тысяч отборных воинов, значительно превосходящая ту, что разбежалась весной.

Произошли изменения и в настроениях жителей городов. Небольшой городок Виллене, давший имя маркизу Виллена, взбунтовался против молодого маркиза и перешёл на сторону Изабеллы. Она сразу же отправилась верхом, чтобы лично принять присягу от коменданта, надев по этому поводу корону и горностаевую накидку, ослепительно прекрасная в придворном платье. После принятия присяги она предусмотрительно назначила в местный гарнизон несколько наиболее преданных людей.

Потеря первого, хотя и самого маленького из всех поместий, сильно обеспокоила молодого маркиза. Может быть, в этом постоянно меняющемся мире он служит не тому хозяину? Королева Хуана, вдова Генриха, мать ла Белтранехи, которая давно уже была гостьей в его доме, упрекнула его:

— Вы могли бы вновь занять город Виллену в течение одного дня, если бы не уделяли так много времени охоте.

— Сеньора, — возразил молодой маркиз с элегантным сарказмом в голосе, так отличавшем его отца, — я люблю охоту так же сильно, как люблю женскую красоту. — Этим ответом он обезоружил увядающую красавицу.

...Хорошие карты местности, крупные и чёткие, были одним из необходимых условий подготовки к войне, которые требовались Изабелле; и если некоторые детали были не совсем ясны, то она посылала разведчиков, чтобы изучить места. Долгими зимними вечерами она и Фердинанд склонялись над этими картами после возвращения из инспекционных поездок в войска, где они всегда появлялись вместе. Красные линии на картах паутиной разбегались в сторону Португалии, где дороги были подготовлены к перевозкам людей, амуниции, орудий. Вокруг Торо эти линии были особенно широкими и чёткими.

Вместе они строили планы, вместе принимали решения, молились, интриговали, не оставляя без внимания ни одной детали кампании, которую собирались начать весной. Их умы работали на удивление одинаково, почти одновременно предлагая тот или иной обманный манёвр против Португалии, с помощью которого можно было разрушать тылы армий Альфонсо.

— В этот раз твоя жена предоставит тебе орудия, — пообещала Фердинанду Изабелла. Она подумала, что они постепенно снова сблизились.

— Судя по тому, как выглядит эта карта, безопасная перевозка орудий, похоже, и в самом деле удастся, — сказал удовлетворённо Фердинанд, ведя по красной линии пальцем.

Она вспомнила, что прошло много времени с тех пор, как он упоминал о возможности появления другого принца. Холодность в нём всё ещё проявлялась. Но всё же тон его голоса уже не был грубым. Просто деловым.

— Как всё просто, когда есть деньги. — Фердинанд усмехнулся. — У меня их совсем не было, когда я первый раз стоял под стенами Торо. Твой казначей, этот еврей. Кабрера... ну ладно, не стоит...

— Он отчитывается за каждый мараведи, — воскликнула Изабелла. — Ты сам после Торо целыми днями просматривал его книги.

— По крайней мере один комплект уж точно...

— О, Фердинанд, Фердинанд. Неужели ты не чувствуешь, когда люди любят тебя и верят тебе? Я это чувствую.

Он вежливо похлопал её по плечу.

...Иногда, когда Изабелла особенно уставала, маленький железный крестик на груди каким-то мистическим образом становился тяжелее, но это, конечно же, было просто иллюзией.

В своей бархатной тюрьме королева Хуана была напугана, сердита и изнывала от скуки. Близкое знакомство со многими мужчинами научило её чувствовать, когда её чары перестают действовать. Кроме того, она ощущала и изменение в политических ветрах; молодой маркиз Виллена вращался под их действием, как флюгер. Её статус изменился: из почётной гостьи она превратилась в находящуюся под защитой. Вскоре она станет пленницей, если успешное движение к власти Фердинанда и Изабеллы будет продолжаться. Мысленно она представляла себя запертой в узкой келье какого-нибудь монастыря под строгим надзором вдали от остального мира, который она так любила. Запертой на всю оставшуюся жизнь, которую и не стоило бы называть жизнью. Но в Португалии она будет свободна.

Угрюмые леса вокруг Мадрида стонали под порывами северного ветра, печальные звуки проникали сквозь окутанные бархатом решётки. Хуана проклинала короля Генриха, Виллену, даже дона Белтрана, который предал её ради Изабеллы. Она проклинала всех мужчин и не в силах была посмотреть на себя в зеркало. Она ела и пила очень мало, всегда так любившая хорошую еду и вино. Она очень страдала от невозможности увидеть свою дочь, ставшую теперь королевой, женой Альфонсо. Она писала ей длинные письма, ласково советуя приобретённой годами мудростью, как оставаться хорошей и добродетельной женой. Но ла Белтранеха не отвечала, и королева Хуана раздумывала, не сжигает ли маркиз Виллена её письма. Вероятно, он так и поступал, выжидая, кто одержит победу, и прикидывая, не пора ли перейти на ту или иную сторону. Иногда из своего окна она наблюдала, как он уезжал куда-то верхом со своими людьми, все они были одеты в охотничьи костюмы. В настоящее время дом Виллены соблюдал строгий нейтралитет. Она знала, что много других влиятельных вельмож в Испании делают то же самое.

Из-за скуки и одиночества она вдруг обратила внимание на то, что её единственный слуга-тюремщик, приносивший ей еду, привлекателен, хотя и туповат, грубоват и слишком молод для того, чтобы многое понимать. В момент озарения она поняла, что в его руках ключ от темницы: с помощью этого глупого крестьянина она может вновь обрести свободу.

Однако такого сообщника нельзя было завоевать только с помощью хитрости или утончённых уловок. Хуана старательно занялась своими баночками с румянами, и зеркало подтвердило: совсем не плохо и для лучшего «кабальеро», чем этот...

— Садись и поужинай вместе со мной, — однажды вечером предложила королева. — Для меня одной здесь слишком много еды.

— Я уже ел, ваше величество, спасибо большое, — ответил слуга, расплываясь в широкой улыбке от такой чести.

— Тогда просто посиди и поговори со мной. Мне ужасно скучно здесь, я никого не вижу. Никто сюда не приходит ни днём, ни ночью. Ну а если кто-нибудь и войдёт в этот длинный коридор, то мы услышим его шаги задолго до того, как он доберётся до двери.

— Да, здесь очень одиноко. Хотя и безопасно.

По-видимому, Фердинанд и Изабелла пока не одержали победу. Маркиз всё ещё продолжал говорить своим слугам, что заключение королевы является её надёжной защитой.

— Конечно, самое приятное во всём этом — безопасность. Ведь здесь я могу быть совершенно спокойна: никто не может сюда вторгнуться.

— Вам это нравится?

— С тобой вместе — пожалуй, да. Здесь очень холодно.

— Позвольте мне принести ещё дров для вашего камина?

— Нет, не надо, я только подумала, не мог бы ты передвинуть мою кровать сюда, в угол? Здесь нет таких сквозняков.

— Конечно, ваше величество.

Он передвинул кровать в одно мгновение, причём осторожно, чтобы не издать ни единого подозрительного звука.

— Ты необыкновенно сильный.

Она провела своими опытными руками по его рукам, шепча о силе его мускулов, гладя широкие плечи, которые выдержали тяжесть кровати.

— О, я так не думаю, — бормотал он, переминаясь с ноги на ногу.

— Ты удивительно сильный мужчина.

— Хотя я считаю, что в определённом смысле я очень силён, — с грубоватым юмором ответил он.

Вдова короля Кастилии и Леона игриво захихикала:

— Могу побиться об заклад...

В течение нескольких недель сидя в том углу комнаты, где было теплее, они вынашивали планы побега. Он знал всё и всех в округе. И был достаточно сообразителен: предложил подготовить воз с се ком, в котором Хуана могла бы спрятаться, после того как ему удастся спустить её со стены. В этом возу она сможет с удобством добраться до Алкалы, где была резиденция Каррилло, и найти своих приверженцев, чтобы с их помощью оказаться в Португалии.

Для этого требовались лишь длинная верёвка, крепкая крестьянская корзина да ещё эти руки, которые теперь заботливо охраняли королеву. Воз сена и ещё один верный крестьянин довершат дело.

...Верёвка была крепкой. Но в двадцати футах от земли ручка корзины оторвалась, и Хуана упала на твёрдую землю у основания стены, сломав при падении ногу. Она не закричала, хотя боль была сильная, и сумела дотащиться до повозки, где перепуганный помощник обливался потом от страха.

— Ваше величество должны немедленно отправиться к доктору! — зашептал он, в темноте ощупав её ногу опытной рукой крестьянина и сразу же поняв серьёзность травмы.

— Нет, ни за что! Вези меня в Алкалу.

— Но, ваше величество, когда корова ломает ногу и кости выступают наружу...

— Ты болван, идиот! Я не корова!

Она тихонько заплакала под сеном, сначала от ярости, затем от боли, которая начала усиливаться...

На следующее утро маркиз Виллена обнаружил безутешного любовника со сломанной корзиной в его комнате, бормочущего, что он убил женщину, которую обожал. Виллена отправил его в тюрьму, намереваясь либо казнить за предательство, если победят Изабелла и Фердинанд, либо наградить за высокий патриотизм, если победу одержит Альфонсо. Вскоре королева Хуана умерла в Алкале, но её любовник не знал об этом до тех пор, пока в темнице не появился Виллена, чтобы объявить ему о его участи, которая была решена в ходе войны. А в ней теперь наступил важный перелом.

К югу от Дуэро простиралась с горных равнин Кастилии до границ Португалии ещё одна дорога. Река здесь протекала в относительно узкой долине ниже уровня расположения соседней страны. Войска могли пройти незаметно для тех, кто находился на более высоком уровне. Фердинанд и Изабелла послали дона Гонсалво де Кордову со значительными силами в этот стратегический коридор, как будто специально созданный для внезапной атаки. Двигаясь по ночам, а днём прячась, Кордова добрался до границы с Португалией и пересёк её. Оказавшись во вражеской стране, он начал систематически разорять её, занимая города и сразу же покидая их, обеспечивая свою армию добычей, почти не неся потерь и вызывая ужас среди населения, которое никогда не знало, где он появится в следующий раз. В Торо к Альфонсо один за другим прибывали герольды с сообщениями об ужасной неразберихе и хаосе в его собственной стране. Каждый из городов, подвергшихся набегу, умолял короля вернуться.

Но Альфонсо не вернулся, а, отправив молодую жену в безопасное место, разделил своё войско и послал половину его на юг для противостояния кастильским захватчикам. Однако, когда его солдаты туда добрались, кастильцы исчезли. Они торопились в направлении Торо, чтобы воссоединиться с Фердинандом. Ложный манёвр для отвлечения сил противника удался.

Фердинанд мог теперь нанести удар по войскам португальского короля всей мощью новых орудий и хорошо обученных солдат, которых они с Изабеллой готовили в течение всей зимы. Чтобы не нести больших потерь от огня кастильской артиллерии, Альфонсо решил вывести войска из крепости и сражаться в открытом поле. В пятницу 1 марта 1476 года (пятница была всегда счастливым днём в истории Кастилии) произошла битва у Торо. Эта битва была кровавой и продолжительной, но в исходе её ни у кого не было сомнений. Король Альфонсо всего лишь с четырьмя телохранителями сумел ускользнуть и вернуться на родину к молодой жене. Архиепископ Каррилло, пробираясь окольными путями в свой город Алкалу, отправил пространное послание Изабелле с просьбой о прощении. Она отобрала у него семь городов, уменьшила его доходы, указала на недопустимость его поведения, но простила.

Фердинанд захватил восемь португальских боевых знамён, включая королевское, и две тысячи пленных, которые представляли ценность для получения выкупа. Тысячи португальцев были убиты, и их трупы плыли по реке Дуэро. Кастильцы говорили, что прежде чем полностью разложиться и утонуть, многие из них добрались до своей родины.

В Тордесиллас (стоял март, но было ещё очень холодно) Изабелла босиком прошла по мёрзлым камням в церковь Святого Поля, чтобы, опустившись на колени, выразить благодарность Богу за великую победу. Она попросила священника не упоминать её в торжественной молитве, которую тот будет читать.

— Но, — заколебался священник, — это будет несправедливо: королева сделала так много, гораздо больше, чем король, чтобы обеспечить победу у Торо. Об этом знают все.

— Я не теолог, отец мой, и не могу предугадать волю Бога, по очевидно, что Бог знал, что король Фердинанд должен победить, и он дал ему возможность сражаться. Мне очень нужно, чтобы мой народ любил моего мужа так же, как и я. Поэтому вы должны вознести хвалу ему, а не мне.

Да, это было нужно; и панегирик, посвящённый королю, сделал очень много для того, чтобы смягчить недоверие кастильцев к Фердинанду из-за его арагонского происхождения.

Мирного договора после победы у Торо не было заключено, но война с Португалией стала затихать, а затем и вовсе прекратилась. Изабелла раздумывала, почему же Фердинанд не возвращается домой.

«Неужели ты забыла о французах?» — спрашивал он в письмах. На предельной скорости он шёл на север со всеми своими пушками и солдатами.

Чтобы увидеть мужа перед новой кампанией, Изабелла умоляла позволить солдатам вернуться к жёнам и детям хотя бы для короткого отдыха: насладиться плодами победы и укрепить свой воинский дух.

«Воинский дух моих солдат и так высок, — отвечал Фердинанд, — и если я могу отложить удовольствие от поездки домой ради будущего Испании, то и они могут сделать то же самое».

Изабелла вздохнула. Её мучила необходимость обращаться с мужем как с капризным грандом, которого необходимо привлечь на свою сторону. В ответной депеше, осторожно составленной, она писала, что собрала значительное количество мушкетов и несколько лёгких полевых пушек, которые легко перевозить, и их можно погрузить на повозки, Они стремительно прорвут вражеские ряды, как воинские колесницы древних времён, а мушкеты будут неоценимы в партизанской войне в Гвипучоа, ибо гораздо более эффективны в такой войне, чем осадная артиллерия. Но необходимы и тяжёлые орудия, потому что она собирается использовать их против Мадрида, если маркиз Виллена не появится в ближайшее время, чтобы присягнуть ей. Было бы разумно, чтобы Фердинанд тоже принял участие в церемонии принесения присяги таким сильным и могущественным вассалом. Она считала, что Виллена может сделать это очень скоро, потому что он направил Изабелле сообщение о том, что казнил предателя, который помог бежать королеве Хуане незадолго до её смерти.

Соблазн получить мушкеты и новые пушки заставил Фердинанда вернуться, но только на короткое время, чтобы забрать их и присутствовать на торжественной церемонии празднования победы, которую Изабелла организовала в его честь.

Затем он опять уехал. Хотя по календарю он отсутствовал очень короткое время, эти несколько недель показались ей бесконечностью. Затем стали прибывать герольды с добрыми вестями из Гвипучоа. Фердинанд сообщат, что французы летят прочь, как осенние листья под ветром.

Просматривая деловые отчёты, Изабелла обнаружила, что Фердинанд благодарил её за мушкеты, но нынешние орудийные повозки, как он писал, не годятся для каменистой равнины и что новые повозки должны быть оснащены колёсами с более широкими ободами. В конце каждого письма он ласково справлялся об инфанте.

Внезапно странные слухи дошли до Изабеллы об инфанте. Она ничего не ответила на вопросы Фердинанда, вскочила на лошадь и устремилась в Сеговию. Всю дорогу она яростно пришпоривала коня, хотя никогда прежде не пользовалась острыми шпорами. Ни разу на всём своём пути она не замедлила своей бешеной скачки, чтобы ответить на приветствие. Люди, собиравшиеся вдоль дороги, чтобы приветствовать её, замирали в недоумении, глядя на бешено мчавшийся эскорт. Лицо Изабеллы превратилось в застывшую белую маску ярости, смешанной со страхом.