Крест королевы. Изабелла I

Глава 23

Изабелла видела, как первый порыв восторга у Фердинанда постепенно переходил в холодное безучастное одобрение её способностей как государственного деятеля. Да, он признавал, что его жена покончила с войной на необыкновенно выгодных для Кастилии условиях. Правда и то, что он не смог бы добиться таких же условий без длительного кровопролития и огромных расходов. И, наконец, правда то, что он откровенно признался:

— Я поступил бы точно так же, если бы сам был женщиной и если бы у меня была такая же тётушка Португалия.

Изабелла заставила Фердинанда уважать себя! Но её мучило странное чувство, что она каким-то образом украла у него уверенность в себе.

Его крепко сжатые губы и официальная манера вести разговор, когда речь заходила об уродливой маленькой принцессе, расстраивали её. Он не винил её открыто и не говорил так, как могли бы сказать многие мужчины:

— Ты ездила верхом на лошади в последние месяцы беременности, и именно поэтому наш ребёнок родился идиотом.

«В следующий раз, — поклялась себе Изабелла, — пусть он сам выигрывает войну». На самом деле Фердинанд просто завидовал ей. Она слишком много сделала совершенно самостоятельно.

— Что ещё ты скрываешь от меня, Изабелла? Дипломатия — это как масляное пятно, если однажды запачкаешься, то никогда уже от него не избавишься.

Она призналась, что пришёл ответ из Рима: создание инквизиции, которая будет выкорчёвывать ересь в Кастилии, получило положительную санкцию папского престола.

При этом признании Изабеллы Фердинанд просто подпрыгнул от радости.

— Это грандиозные новости! Этим мечом справедливости мы должны были владеть уже давно. Но я не заметил действий инквизиции в Кастилии.

— Я заперла ответ папы в своей шкатулке.

— Ты спрятала в ножны свой меч, — возмутился он. — Каким же образом, скажи мне, ты собираешься расплатиться с расходами на войну? Каким образом ты выплатишь долг церкви? Если моя память по поводу цифр не изменяет мне, а я уверен, что это так, то мы должны тридцать миллионов мараведи, и сроки выплаты уже наступили.

— Мы что-нибудь придумаем.

— Что, например? Как мы сможем ухитриться выплатить тридцать миллионов мараведи без помощи инквизиции? Будь благоразумна, Изабелла!

Фердинанд вдруг подумал, что, возможно, булла имеет ограниченную сферу применения. Или Изабелла просто лжёт, что получила её.

— Королю позволено читать корреспонденцию королевы?

Она сняла ключ с цепочки, на которой висел и крест. Фердинанд поднял крышку серебряной шкатулки и обнаружит беспорядочную груду вещей, которые были ценны для Изабеллы и которые она хотела сохранить в тайне от всего мира: первый молочный зуб, выпавший у их дочери; его собственные письма, начинавшиеся словами «моя сеньора», много раз читанные и перечитанные; драгоценности, которые он ей подарил, когда, тайно переодевшись в другое платье, приехал, чтобы на ней жениться. Сверху лежал тяжёлый пергаментный свиток.

— Я не хотел тебя обидеть, поверь мне. Я только боялся, что ты что-то недоговариваешь. — Фердинанд вытащил свиток и сел, чтобы прочитать ответ папы. Вскоре он от изумления засвистел. — Моя сеньора! Ты, должно быть, околдовала самого святого отца! В Арагоне у меня нет такой широкой власти, как та, что предоставляется нам в Кастилии! — Лицо его сияло от удовольствия: нигде в документе не упоминалось имя одной Изабеллы, их имена повсюду были рядом. — Вся прелесть, — воскликнул он, постукивая по пергаменту, — заключается в том, что ты и я сами будем назначать инквизиторов. Церковь отказывается от всяческого контроля над нашей инквизицией. Это что-то совершению новое для власти королей. Ты очень основательна, Изабелла.

— Я пытаюсь, — ответила она.

Достаточно было того, что он похвалил её. Она не рассказала ему, как упорно отстаивала право назначать инквизиторов. Рим был далеко и был очень занят делами всего мира; Кастилия была близко, и Изабелла могла контролировать усердие своих испанских инквизиторов, потому что они могли получить назначение только в результате её расположения. Она могла бы даже, если бы ей этого захотелось, не назначать их совсем.

— Мы должны опубликовать это немедленно, — уверенно произнёс Фердинанд. — Мы расплатимся с нашими долгами в течение месяца и отвоюем множество душ ради нашего Господа.

— Мне кажется, что ты ставишь телегу перед лошадью.

Подбородок Изабеллы был поднят, глаза приобрели зелёный оттенок: Фердинанд понял, что должен быть осторожен. Она взяла документ и заперла его обратно в шкатулку; крышка захлопнулась с решительным стуком.

Фердинанд, улыбаясь, пожал плечами: один он не мог опубликовать указ. Но он был терпеливым человеком.

— Если ты не хочешь публиковать его, моя дорогая, то что ты собираешься делать?

— Катехизис кардинала Мендосы проповедуется повсюду. Это приносит нам много новообращённых.

— Не так уж много. Я проверял.

— Даже несколько завоёванных добровольно, без страха, христиан — хорошо для начата. Будет ещё больше, как богатых, так и бедных.

— Медленно, всё это очень медленно.

— Такая работа и должна быть медленной.

— А наш огромный долг?

— Он действительно должен быть оплачен как можно скорее.

Фердинанд вопросительно посмотрел на Изабеллу.

— Я собираюсь восстановить все земли короны, которые были розданы Генрихом.

Постепенно вся значимость слов проникла в рациональный ум Фердинанда. Генрих Бессильный, который никогда не мог отказать просителю, повсюду разбазаривал наследие короны: замки, имения, ренты, доходы, титулы, привилегии — всё это раздавалось с бездумной щедростью. В течение многих лёг он довёл себя до нищеты ради обогащения своих вельмож. Всё то, что он раздарил, Изабелла теперь собиралась вернуть. Это будет истинно самодержавный акт.

Фердинанд нахмурился.

— Ты, конечно, права, — протянул он. — Я собирался сделать то же самое в Арагоне, но в меньшем масштабе. Я помогу тебе всем, чем могу. Ты знаешь, это вызовет очень сильное сопротивление. Прольётся много крови. Это будет означать войну с твоими самыми знатными грандами. Она потребует использования всех наших пушек.

— Мы попробуем сделать это с помощью голосования.

— Голосования? — Он расхохотался. — Голосования!

Подобное не могло произойти даже в Арагоне, омываемом морем и напоенном мягким воздухом, где способность к компромиссу была в самих душах. Но это случилось в Кастилии, стране камней и святых, где не признавали полумер. Изабелла созвала кортесы в 1480 году, парламент, который немедленно стая знаменитым по всей Европе в силу беспрецедентных действий, исполненных преданности своей королеве.

Это была наиболее блистательная ассамблея, которую за многие годы видела Кастилия: епископы в золотых митрах, рыцари в белых мантиях, украшенных мечом святого Джеймса с лилиями на эфесе, с зелёными лентами и крестами, герцоги и маркизы в горностаевых накидках и украшенных драгоценностями коронах... Но больше всего было спокойных и гордых представителей разных городов Кастилии. Горожане были богато одеты — королевство процветало, и в нём царил мир. Фердинанду, глядевшему вниз со своего трона, казалось, что лица кастильцев удивительно похожи, как будто все они были родственниками. Такое почти семейное сходство не было характерным для ассамблей в Арагоне, где он председательствовал. Возможно, подумал Фердинанд, это странное сходство было просто результатом того, что все кастильцы думали об одном и том же.

Но они не смотрели на него. Их взоры были устремлены на молодую красивую женщину, которая была их королевой — королевой по праву и королевой по результатам войны, которую она сумела довести до победного конца. Корона сияла на её медноволосой голове. Рубины Фердинанда сверкали на её шее. Инфанта Изабелла стояла возле неё — юный миниатюрный двойник. Позади сидела с остальными детьми тётушка Беатрис, живой символ мира и дружбы с Португалией. Изабелла установила порядок там, где прежде царила анархия, справедливость — где было беззаконие, процветание — где была бедность, мир — где была война...

Спокойно, без малейшей неуверенности в себе, Изабелла заявила о том, чего желает корона, но не в качестве одолжения, а как необходимое исправление ошибок, допущенных в прошлом.

— Если бы вы обратились к нам, — сказала в конце Изабелла, — и сообщили, что наши предшественники незаконно лишили вас ваших владений, то, поверьте моему слову, мы восстановили бы вас в ваших правах.

Она никогда не нарушала своего слова. Люди ей верили.

И даже если некоторые из кастильцев, как подозревал Фердинанд, и не доверяли ей, то им пришлось бы притвориться. Духовенство, простой народ и большинство пэров единодушно поддержали королеву.

В результате произошло возвращение доходов от богатейших феодальных домов Испании: верховный адмирал внёс в казну двести сорок тысяч мараведи из своего ежегодного дохода, герцог Медина Сидония — сто восемьдесят тысяч, кардинал Мендоса — сто пятьдесят тысяч. Дон Белтран де да Гуэва благодаря романтическому порыву весело внёс сумму, гораздо большую, чем все остальные, — миллион четыреста тысяч мараведи. Вся восстановленная собственность короны превысила долг Изабеллы. Она сумела вернуть деньги церкви.

— Ты получила свои тридцать миллионов, — сказал Фердинанд, — и не на год, а на всю жизнь! Каррилло не смог добыть золото с помощью алхимии, а ты смогла посредством твоей собственной магии. Изабелла, как тебе всё это удаётся?

— Мы же провели голосование людей на ассамблее, — произнесла она.

Он покачал головой:

— Ты завоевала их сердца. Этим искусством я никогда не овладею.

— Моё сердце принадлежит только тебе...

...После знаменитого заседания кортесов 1480 года Изабелла и Фердинанд стали абсолютными монархами. Но она начала использовать свои громадные доходы таким образом, что поначалу он посчитал это глупым. Почему они должны выплачивать пенсии вдовам и сиротам погибших солдат из своих средств или устраивать ветеранов-инвалидов на маленьких фермах, дотируемых короной? Никто и никогда прежде такого не делал со времён Цезаря...

Внезапно Изабелла сделала Фердинанду подарок, поразительно соответствующий его вкусу. Далеко на юге, в Новой Кастилии, за Сьерра-Морена, рыцари ордена Сантьяго собрались па торжественное заседание: великий магистр ордена только что умер. Подобно кардиналам, избирающим нового папу, рыцари ордена за закрытыми дверями выбирали его преемника. Но в отличие от кардиналов они не умели держать язык за зубам». Вопрос о преемнике бурно обсуждался и стал известен всей Кастилии. Изабелла сразу же поняла, что, сумев уговорить рыцарей избрать великим магистром Фердинанда, она сделает ему поистине королевский подарок.

Изабелла сразу же отправилась верхом из Вальядолида. Она ехала так же быстро, как в Сеговию, когда торопилась спасти свою дочь. Добравшись до места под проливным дождём, промокнув до нитки, она немедленно попросила об аудиенции.

Совершенно ошеломлённые внезапным появлением королевы рыцари провели её в комнату, в которую никогда прежде не ступала нога женщины.

Появление Изабеллы поразило рыцарей. Она была измучена после путешествия, мокрая одежда прилипла к телу. Видимо, она чего-то очень сильно хотела. Хотела так сильно, что промчалась сорок лье, чтобы попросить об этом. Но она не могла их заставить.

— Мы склоняемся в сторону избрания дона Алонсо де Карденаса, ваше величество, — сказал один из рыцарей. (Дон Алонсо был вельможей из известного рода Карденасов.)

— Король может возглавлять рыцарский орден по праву, так как он возглавляет всех остальных воинов Испании, — ответила она. — Изберите короля магистром, и я обещаю вам, что он подаст в отставку в пользу дона Алонсо, с одним только условием, что титул великого магистра останется в ведении короны.

Значимость дара Изабеллы королю простиралась далеко в будущее — после Фердинанда, после маленького принца Хуана — и касалась всех будущих королей Испании, в жилах которых будет течь её и Фердинанда кровь.

Рыцари избрали Фердинанда. Тем самым Изабелла разрешила трудную проблему, не затронув ничьей гордости, потому что немедленно от имени Фердинанда назначила Алонсо де Карденаса на должность великого магистра.

Она примчалась как ветер и как ветер исчезла, потому что торопилась сообщить Фердинанду о предоставлении ему одной из самых завидных привилегий в Кастилии: право назначать великого магистра одного из самых крупных рыцарских орденов.

Позднее рыцари размышляли: не была ли Изабелла одной из прекрасных ведьм, порождённых тёмными крыльями шторма? Но к тому времени они ничего уже не могли сделать, и вскоре появился герольд с великолепным свитком, подписанным: «Я, король» и «Я, королева», подтверждающим предоставление дону Алонсо де Карденасу высокого поста великого магистра ордена.

— Ты должен назначить глав и других орденов, — сказала Изабелла Фердинанду. — Теперь это уже не должно быть трудным.

— Ничего не доставляло мне такого удовольствия с тех пор, как родился принц Хуан, — произнёс он, целуя её.

— Фердинанд?

— Да, моя дорогая? — Улыбка не сходила с его лица.

— Я хочу попросить тебя...

— Всё, что захочешь.

— Эта лошадь была ужасно медлительная.

— Но это самая быстрая лошадь в наших конюшнях.

— Я хотела бы создать лучшую породу в Испании.

— Я тоже, — отозвался он. — Но я не верю, что кому-то — даже тебе — удастся заставить испанцев пересесть с мулов на лошадей.

— Давай попытаемся.

— Хм-м... Испанские лошади считались лучшими в мире до окончания крестовых походов.

— Я не верю, что походы прекратились навсегда, так же как и в то, что лучшие испанские лошади перевелись. Единственное, чего им не хватает, — быстроты. Тебе не хотелось бы попробовать устроить скачки среди знати? Это будет способствовать улучшению породы.

— Изабелла! Ты мыслишь слишком быстро. Улучшить породу знати или лошадей?

— Ты нарочно смущаешь меня, — рассмеялась она. — Естественно, лошадей. Король Англии участвует в скачках каждый день.

Он понял, что она говорит серьёзно.

— Я попытаюсь, — ответил он.

Но испанцам не понравились скачки лошадей. Они были лишены азарта по сравнению с боем быков и казались им совершенно бессмысленными.

— Ведь уже давно известно, что одна лошадь может бегать быстрее, чем другая. Почему необходимо постоянно это доказывать, ваше величество? — спросил у Фердинанда один кабальеро.

— Они любят тебя, — сказал Фердинанд. — Но я считаю, что они обижены твоим решением оборачивать рога быков.

— Тогда мы должны попытаться сделать что-нибудь ещё. Я не склонна портить им удовольствие от боя быков, но мне не нравится смерть. Есть и другие зрелища.

Изабелла пригласила большое число знатных вельмож примять участие в охоте на дичь, открыв им доступ в просторы королевских заповедников. Это превратилось в традицию, и королева и король часто соперничали со своими гостями. Победить Фердинанда было трудно. Королевские призы были настолько весомы и их преподносили с таким изяществом, что вельможи стали соперничать друг с другом, добиваясь большей быстроты и выносливости от своих охотничьих лошадей. Изабелла отправила корабли на побережье берберов за арабскими жеребцами. Эксперимент оказался столь удачным, что сильная новая порода лошадей получила название «испанские берберийские кони».

...Во время одной из охот двое пылких юных кабальеро, Конде де Луна и Конде де Валенсия, поспорили по какому-то весьма тривиальному поводу и немедленно обнажили шпаги. Королева находилась поблизости, изящная и красивая в своём зелёном охотничьем костюме, изысканное зелёное перо украшало её легкомысленную крошечную шляпку, сидевшую на разметавшихся от ветра волосах, — каждому из юнцов хотелось отличиться. Вокруг собралась толпа зрителей, приготовившихся следить за ходом поединка.

— Останови их, Фердинанд.

— Моя дорогая, никто не должен вмешиваться в дуэль.

— Останови их, я сказала!

Сердито покраснев, Фердинанд направил лошадь к дуэлянтам.

— Сеньоры, — строго произнёс он, — вероятно, вы не слышали о нашем указе. Я напоминаю вам, что победитель в дуэли будет считаться обычным убийцей и, как таковой, будет повешен.

Кабальеро вложили шпаги в ножны, их гордость была удовлетворена. Они поклонились королеве, счастливые, что остались живы: о новом указе никто не слышал.

— Спасибо, что ты спас жизнь этих глупых храбрых юношей, — ласково прошептала Изабелла. — Если они так жаждут сражаться, то пусть сражаются с турками или маврами.

— Но теперь мы должны будем опубликовать указ, запрещающий дуэли, - проворчал Фердинанд. — Ты отнимаешь всё новые и новые радости жизни у людей...

Во время других выездов на охоту Изабелла заметила лысеющие холмы в разных районах Кастилии. За время правления Генриха Бессильного крестьяне повсюду рубили деревья на дрова. Почва сильно выветрившись, так как не было корней, которые могли бы укреплять её. Изабелла наняла крестьян для посадки тысяч деревьев, заплатив им такие деньги, что сумма заставила Фердинанда поморщиться. Никому прежде не приходило в голову высаживать деревья в масштабе страны.

— Ты выбрасываешь деньги на ветер в буквальном смысле слова.

— Разве лучше губить землю Испании, которую можно сделать плодородной?

Это было счастливое время для Изабеллы: она укрепляла свои позиции и в государственных делах, и в сердечных. Но она знала, что счастье — изменчивая категория. У него есть тенденция утекать, как вода, если человек теряет бдительность. Возможно, что в счастье, как, и в воде, была какая-то составляющая частица, которая, как говорили учёные, испарялась. Сейчас же Изабелла остро ощущала своё счастье. Будучи честной перед собой, она знача, что её счастье заключается в Фердинанде, поэтому втайне ревновала его и не упрекала себя за это. Ревновала и к другим женщинам, и к увлечениям...

Он всегда любил играть в карты. В принципе она не одобряла увлечения азартными играми. Известны были случаи, когда знатные вельможи теряли всё своё состояние за карточной игрой или игрой в кости. Ссоры, дуэли, разорения и преждевременная смерть — вот что, как считала Изабелла, несли азартные игры.

Странным образом, все лучшие игроки в карты при дворе были юные фрейлины. Королева подозревала, что они тайно упражнялись в игре, чтобы король избрал их своими партнёрами. Его прошлое, увы, не было безоблачным, чтобы она со спокойной душой могла бы оставлять его на произвол женского очарования, тем более что многие из них, например, Магдалена Перес, были чрезвычайно опасны. Изабелла очень уважала донью Магдалену, которая обладала необыкновенным интеллектом, что делаю её ещё более привлекательной. Правда, донья Магдалена, по мнению Изабеллы, не бросилась бы в объятия Фердинанда, но помимо неё были и другие юные дамы, чья добродетель оставляла желать лучшего. Если у мужа и интригующих красавиц было общее увлечение и благоприятная возможность для его реализации, как могла жена предотвратить неизбежное?

Однажды Изабелла показала Фердинанду указ, который собиралась огласить. На указе уже стояла её подпись. Он с интересом прочитал документ.

— Ты собираешься запретить игру в карты? Моя дорогая, ты слишком уж чистишь дом.

— Это ведёт к опасному азарту.

— Но я никогда не проиграл ни одного мараведи.

— Я знаю, но другие люди могут от тебя отличаться...

Фердинанд добродушно рассмеялся и скрепил указ своей подписью.

Он и сам подчинился этому указу; карты при дворе исчезли, игра в них стала немодной. Но к несчастью для Изабеллы, он в такой же степени был увлечён игрой в шахматы, которые не были азартной игрой.

Оказалось, что донья Магдалена была ещё большим знатоком в шахматах, чем в картах. Хуже того, шахматы были игрой, в которую одновременно могли играть только двое, с длинными периодами молчания, когда игроки изучали расположение фигур на доске или лица друг друга, чтобы предугадать дальнейший ход партнёра. Спокойное умное лицо доньи Магдалены было чрезвычайно привлекательным. Её манера вести разговор была характерна для человека, обладавшего таким же складом ума, как и Фердинанд. Шахматы пришли, объяснила она своим музыкальным голосом, с загадочного Востока; их изобрела королева Индии. Затем они появились в Персии, Аравии и в западном мире. Сейчас это была любимая игра мавров Гранады. Она знала, как мавры называли шахматные фигуры, и перечисляла эти названия, указывая на ту или иную фигурку...

— Потрясающе интересно, — сказал Фердинанд.

Изабелла всегда проявляла интерес к благосостоянию женщин в её королевстве. Она установила пенсии вдовам и поддерживала существование заведений для реабилитации «сбившихся с пути» девушек. Это было важное нововведение, которое она сделала с глубоким убеждением, что у женщин такие же права, как и у мужчин. И теперь, думала она, если женщина может быть королевой, то почему ей не стать профессором? Она обсудила этот вопрос с Фернандо де Пулгаром, своим учёным секретарём.

— Действительно, женщины когда-то были профессорами, ваше величество, и читали лекции под вязами в Афинах в древние времена. Они не стояли ниже мужчин. Но я не слышал, чтобы такое имело место после древних греков.

— Я думаю, что такое может повториться в Кастилии, — улыбнулась Изабелла. — Таланты доньи Магдалены зря растрачиваются при дворе.

...Вскоре в университете в Саламанке появилась новая кафедра истории, Должность её председателя умело и с достоинством заняла Магдалена Перес, удивительно красивая в профессорском одеянии. Академический мир был потрясён до основания этим нарушением традиций, но хмурые профессора, которые посетили её лекцию, нашли, что её знания весьма основательны.

Лекции Магдалены Перес стали чрезвычайно популярными.

«Я очень счастлива здесь, — писала донья Магдалена королеве, — и я не была бы честна, если бы не гордилась тем, что стаза первой в Кастилии женщиной-профессором. Единственное неудобство, которое я испытываю, заключается в том, что я не могу из вежливости принимать подарки, которые мои студенты приносят мне».

Изабелла проверила характер подарков. Она обнаружила, что студенты обычно приносили своим профессорам еду.

— Это странно, — сказала она Пулгару.

— Профессорское жалованье очень низкое, ваше величество. Одежда под их мантиями изношена до дыр. Они не голодают, но очень бедны, — ответил секретарь.

Изабелла немедленно повысила жалованье преподавателям во всех учебных заведениях Кастилии. Их было немного, и поэтому ущерб казне был невелик, но тем не менее это были дополнительные расходы, и Фердинанд бурно выражал своё недовольство.

Она видела, что он скучает. Ему надоели королевские суды, которые всё ещё продолжались каждую пятницу. Он не понимает законов Кастилии, заявил Фердинанд. Законы были противоречивы, их было слишком много, и он не мог ориентироваться в них так же, как это с помощью интуиции и чувства справедливости делала Изабелла. Она видела, что ему нечем заняться. Это было плохо.

Она написала донье Магдалене в Саламанку и спросила: «Кто сейчас самый большой знаток права в Кастилии? Мне бы хотелось встретиться с ним».

«Без сомнения, человек, которого вы ищите, — отвечала донья Магдалена, — доктор Монталво. Он обладает широким кругозором, умён и необычайно эрудирован. Он очень уважительно обращался со мной, когда я впервые попала сюда».

Изабелла пригласила доктора Монталво, сделав ему предложение, которое отвечало её давним желаниям. Она сказала, что хотела бы, чтобы он занялся великим трудом: кодификацией всей массы указов, эдиктов и актов, которые составляли свод законов Кастилии. Нужно было выбросить устаревшие, упростить слишком сложные и согласовать те, которые противоречили друг другу. Когда он закончит всю эту работу, сказала Изабелла, ей хотелось бы издать новый кодекс в виде книги, потому что надо помогать развитию этого нового и полезного дела. Помимо приведения в порядок законов, у Изабеллы была ещё одна цель — найти занятие для Фердинанда.

— Так как Кастилия и Арагон теперь являются единым государством, — сказала она, — то мы должны добиваться, чтобы законы двух королевств не противоречили друг другу. Я незнакома с обычаями Арагона. Поэтому вы должны тесно консультироваться с моим мужем, королём, чтобы он поделился с вами своими большими знаниями и опытом. Мне кажется, что вам потребуется каждый день видеть его для консультаций. Попросите на это его согласия. Но пожалуйста, не давайте ему понять, что это предложение исходит от меня.

Доктор Монталво улыбнулся, проявляя великолепное человеческое понимание.

— Я замучаю его своими просьбами о руководстве и помощи, ваше величество.

Фердинанд погрузился в новое дело со всей своей кипучей энергией и великолепной способностью вникать в мельчайшие детали дела. Результат был впечатляющим. Законы, должным образом изданные и распространённые по всей Испании, оказались настолько понятны, чётки и обоснованны, что им было суждено оставаться без изменения целых сто лет, уже и после того, как истлел прах Фердинанда и Изабеллы в месте их захоронения, которое находилось на территории, тогда ещё даже не являвшейся частью Испании.

В разгар мирных конструктивных дел в Кастилии обстановка во всём христианском мире внезапно изменилась в худшую сторону из-за смертельной угрозы с Востока: турки пересекли пролив Отранто и высадились в Италии. Эти земли были частью королевства Сицилии, королём которой был Фердинанд. Они располагались в самом каблуке итальянского «сапога». И превратились в ахиллесову пяту.