Крест королевы. Изабелла I

Глава 27

Неудача при Лойе постоянно мучила Фердинанда. Он не мог успокоиться, не найдя ответы на все вопросы. Поражение казалось нелогичным, а он ненавидел нелогичность.

Изабелла объясняла эту неудачу превратностями войны. Она превозносила его храбрость — об этом говорили все. Она подробно останавливалась на его заслуге перед Испанией — ведь ему удалось помирить Кадиса и Медину Сидония, и, кроме того, он завоевал их глубокую личную преданность, что не так просто получить от южан.

— Всё это так, Изабелла, и я люблю тебя за то, что ты всё это говоришь. Но я всё равно считаю, что что-то было не в порядке, по крайней мере какое-то время, у мавров.

— Пожалуйста, не рискуй больше так в сражениях, Фердинанд.

— Изабелла! Я ещё не так стар, несмотря на это. — Он рассмеялся, проведя рукой по начавшей лысеть голове. — Лоб как у профессора в Саламанке, не так ли? — Одним из его лучших качеств было полное отсутствие тщеславия. — Может быть, я должен вести себя так: сесть на толстую кобылу и оставаться в тылу во время сражений?

— Короли так и поступают, и никто не называет их трусами. Ты уже давно завоевал себе имя храброго воина.

— Изабелла, я умру.

— Тогда и я тоже.

— Правда, моя дорогая, я был в ярости во время той битвы и не особенно думал о том, что может случиться.

— Но мне не всё равно.

— Теперь, конечно, я благодарен Кадису за то, что он пришёл мне на помощь, хотя в то время испытывал унижение.

— Кадис и другие, Фердинанд! Потребовалось несколько десятков храбрых кабальеро, чтобы отбить тебя у мавров, с которыми ты сражался в одиночку. Пожалуйста, будь более осторожен, дорогой мой. Мне не хочется оставаться вдовой.

— Да, конечно. — И Фердинанд снова думал о Лойе.

Политическое чутьё не обманывало Фердинанда.

Действительно, не всё было ладно у мавров, замешательство проникло в их ряды. Произошли дворцовые перемены, и они в течение нескольких недель разрешили все вопросы в столице Гранады.

Старый султан Абдулла Хассан влюбился в юную прелестную наложницу и женился на ней. Зоройа, утренняя звезда, чья красота потускнела с годами, бешено ревновала. Сын Зоройи, нетерпеливо жаждавший власти, вместе со своей матерью составил заговор против отца-султана.

— Ты видишь всё зло многожёнства? — спросил Фердинанд, когда эти новости дошли до Кастилии.

— Конечно, вижу, — отозвалась Изабелла, хотя она в отличие от него не шутила.

Зоройа и её сын Абдулла, наследный принц, заручились значительной поддержкой. Во дворце вспыхнуло сражение, которое вылилось и на улицы. Закончилось оно перемирием, но обоюдная ненависть осталась.

Не желая расставаться со своей новой юной женой, Абдулла Хассан покинул столицу, удалившись в Малагу, на средиземноморское побережье. Юный Абдулла был тут же провозглашён султаном города Гранады — в то время как Абдулла Хассан оставался султаном всей остальной территории мавров. Таким образом, королевство мавров разделилось на два, так же, как и Кастилия во времена Генриха Бессильного.

— Это великолепная новость для всего христианского мира, Изабелла!

Изабелла возблагодарила Бога не только за ослабление врагов Испании, но также и за Фердинанда, который теперь увидел, как несогласие в семейной жизни могло влиять на положение всего государства. Хотя сейчас она уже не так беспокоилась, как прежде. Уже в течение долгого времени его поведение можно было назвать образцовым. Они работали, отдыхали, составляли планы на будущее. Она была уверена в его любви, и мучительные видения соперниц ушли в прошлое. Иногда она даже немного радовалась тому, что он лысеет, так как, каким бы привлекательным он ни оставался в её глазах, она полагала, что другие женщины уже не сочтут его таким неотразимым, каким он был в свои двадцать лет. Но затем она вспоминала, что внешность короля не имеет значения. Он может быть беззубым, уродливым и старым, но всё это не имело никакого значения, потому что он — король. И когда она вспоминала всё это, то касалась своего креста и молила Бога, чтобы Он хранил Фердинанда от чар прелестниц так же, как и от меча и пули.

Мысли Изабеллы были сосредоточены на способах продолжения войны с маврами; мысли Фердинанда — на расходах, связанных с ней. Неожиданная помощь опять пришла от церкви. Папа Сикст отправил в Испанию корабль с великолепным подарком — не займом, а подарком в сто тысяч золотых дукатов. Но папский легат, доставивший золото, принёс нечто, вызвавшее у Фердинанда крайнее раздражение: письмо от папы, в котором он в резких выражениях выступал против инквизиции.

«Много крещёных евреев города Севильи обращаются к нашему двору, — писал святой отец, — и жалуются, что ваши инквизиторы не воспринимают искренность их обращения в христианство и угрожают им, как тайным евреям, в результате чего эти новообращённые, которых нужно радостно приветствовать, боятся за свою жизнь и покидают свои дома и свою страну». В Риме, сообщал папа, он будет предоставлять им убежище до тех пор, пока испанские монархи не изменят не своё усердие в борьбе за веру, а безрассудную поспешность в действиях инквизиторов в Севилье.

Инквизиция в Севилье была особой заботой Фердинанда с момента её учреждения. Он жаждал распространить её и на другие города.

— Именно тогда, когда её действия стали приносить доход, должно было прийти это письмо, — ворчал он, обращаясь к Изабелле. — Временная военная мера более чем необходима сейчас, когда война перешла в хроническую стадию. Но высший авторитет в христианском мире осудил её! — Фердинанд обнаружил, что не знает, как поступить.

Он собирался распространять инквизицию легально и последовательно, но знал, что должен осторожно разговаривать с Изабеллой по этому делу, которое она всегда считала неприятным.

— За последнюю пару лет происходит рост преступности.

— Боюсь, что так всегда бывает во время войны.

— Слишком много людей из Санта Хермандад стали теперь солдатами.

— Нам необходимы солдаты всё в большем и большем количестве.

— Но они пренебрегают своими обязанностями.

Изабелла вздохнула.

— Я подумал, что во многих случаях люди из Санта Хермандад всё равно не осуществляют правосудия. Хозяева больших имений часто находятся в вассальной зависимости от аббатов, епископов и других священнослужителей. Разве в таких местах преступность не может быть более эффективно остановлена с помощью инквизиторов, чем людей из Санта Хермандад, которые часто отсутствуют?

— Я полагаю, что если поместье является церковным леном, то инквизиция может вершить правосудие лишь в случае ереси.

— То, что справедливо для одного места, может стать таким же и для другого, не так ли?

— Мне никогда не нравилась инквизиция в Севилье, так же как и кардиналу Мендосе.

— Нет, подожди минутку, и давай не будем ссориться. Инквизиция в Севилье не претендует на расширение своих полномочий. Я просто предлагаю попросить её представителей взять на себя определённые дополнительные обязанности в отношении преступлений, совершающихся в церковных ленах, — убийств, двоежёнства, изнасилований, поджогов, краж, ворожбы, изготовления любовного зелья и прочего. Да и множество гражданских дел, которые в настоящее время разбираются судом Хермандада, очень часто решаются медленно, потому что люди из Хермандада не могут одновременно состоять в армии и заниматься своими местными делами.

Это был вполне обоснованный аргумент, и Фердинанд заметил, что Изабелла заколебалась. Он постарался этим воспользоваться.

— Я, конечно, знаю, что ты не любишь шпионов, — сказал он. — Но шпион — это просто неприятное слово. Лучше пользоваться словом «агент». Доверенные агенты государству необходимы. У Англии есть своя Звёздная палата, Людовик французский славится сетью своих секретных агентов. Разве методы инквизиции сильно отличаются от тех, которыми пользуются наши уважаемые заграничные кузены?

Изабелла медлила. Лены церкви были велики. Он просил её принять очень важное решение...

— Я не могу отказать тебе в логике, Фердинанд, но в глубине своего сердца я чувствую в этом ростки будущих неприятностей.

— Никто не может знать будущего, — сказал Фердинанд, — со временем обязательно возникнут новые неприятности.

— Ты позволишь мне самой назначить человека на должность главного инквизитора?

Фердинанд понял, что победил, и расплылся в улыбке.

— Моя дорогая, конечно! Невзирая на то, каким бы мягким по характеру он ни оказался.

— Я хочу, чтобы на этом месте оказался не мягкий по характеру, а справедливый, бесстрашный, трудолюбивый, обладающий широким кругозором человек. Я знаю такого человека, но он так давно удалился от мира, что, вероятно, отвергнет моё предложение. Он был учителем во времена моего детства в Аревало.

— Назначай кого хочешь, моя дорогая.

Изабелла послала за братом Томасом де Торквемадой, находившемся в монастыре Санта Круз в Сеговии. Ему было уже шестьдесят четыре года. Получив послание королевы, он босиком прошёл двести тридцать миль от Сеговии до Кордовы. Выстирав свою одежду и залатав её, он предстал перед монархами.

— Ты посылала за мной, моя принцесса?

Фердинанда было нелегко заставить испытать благоговейный трепет: Торквемада обладал внешностью римского императора, а ноги у него были босы, как у нищего. Даже в Кастилии, стране камней и святых, Фердинанд никогда не встречал такое внешнее величие в сочетании с полным пренебрежением к самому себе. Хотя Торквемада вовсе не пытался демонстрировать свою святость. Он не был одет в декоративные лохмотья, задубевшая кожа подошв его ног была чиста; казалось, он действительно старается выглядеть как можно лучше. Удивительным было для Фердинанда услышать, как к королеве обращаются «моя принцесса», как будто она была маленькой девочкой.

«Этот человек не будет взимать слишком много штрафов, — думал Фердинанд, глядя на него, — но те, которые взыщет, растащить не позволит. Это самый неподкупный человек из тех, которых я когда-либо видел».

Изабелла сообщила своему старому учителю, что хотела бы предложить ему только что учреждённый пост: великого инквизитора Испании.

— Боюсь, что тебя не будут любить, — честно призналась она, — потому что король и я из-за быстрого роста преступлений во время войны добавим и несколько чисто гражданских дел к твоей юрисдикции. Вероятно, некоторые нарушители закона, которые приняли бы наказание из рук обычных судей без жалоб, будут протестовать против того, что подобные дела рассматриваются церковным судом. Но так или иначе, преступности должен быть положен конец.

— Судьи никогда не бывают любимы, брат Томас, — добавил Фердинанд.

— Мне совершенно безразлично, что весь мир думает обо мне, — отозвался Торквемада, — до тех пор, пока я выполняю свои обязанности.

К удивлению Изабеллы, действия Торквемады оказались вовсе не так уж непопулярны. Люди в тех районах, которые не могли быть отнесены к церковным ленам, часто просили создать инквизицию в их городах, но Торквемада отказывал им. Как и Санта Хермандад, как и введение военного положения, это могло бы дать им общественное спокойствие в трудное время. Конечно, в тех местах, где действовала инквизиция, она иногда устраивала эффектные сожжения нераскаявшихся еретиков, подобно немцам, в стране которых, по словам германского посла, произошло прискорбное событие — массовое появление ведьм, потребовавшее поджарить тридцать тысяч этих созданий дьявола, цифра, которую Фердинанд, зная любовь немцев к преувеличению, мысленно тут же уменьшил вдвое. Изабелла в своём указе, который был занесён в исторические хроники, потребовала производить удушение жертвы перед сожжением — событие, равнозначное тому, что рога у быков подрезались перед корридой.

— Твоя боязнь будущего, — как-то раз сказал Фердинанд Изабелле, — заглядывает в очень далёкое будущее.

Вскоре папа Сикст умер, а новый папа сразу же погрузился в итальянские проблемы: конфликты ожесточённо боровшихся между собой группировок, возглавляемых местными правителями. В связи с этим Рим потерял из виду новорождённую испанскую инквизицию среди более важных текущих событий.

Результат войны с маврами принёс Фердинанду небольшой источник удовлетворения. Он в значительной степени избавлял его от стыда, испытываемого после поражения под Лойей. Тем более что, как оказалось, неукротимый маркиз Кадис тоже мог терпеть неудачи в битвах.

Большая долина лежала посреди гор к северу от Малаги. Она была великолепно обработана маврами, богата зерновыми полями, виноградниками, скотом, процветающими маленькими городками. В эту долину маркиз Кадис и привёл свой отряд в поисках богатой добычи, предвкушая лёгкую победу. Его рыцари и солдаты были в праздничном настроении и распевали весёлые песни во время марша.

Мавры, спрятавшиеся на холмах, там, где долина сужалась, устремились с обеих сторон вниз в темноте, когда испанцы расположились на ночлег. Сам Кадис едва сумел спастись бегством. Пятьсот испанских солдат были схвачены и обращены в рабство. Двести испанских рыцарей были закованы и брошены в застенки Малаги в ожидании выкупа. Изабелла неохотно согласилась с тем, что выкуп такого большого числа знатных кабальеро может подождать, потому что старый Абдулла Хассан, на чьей территории это произошло, потребовал немыслимую сумму за их освобождение.

— Не по-рыцарски и непорядочно, это поступок старого негодяя! — кипел Фердинанд. — Либо он чересчур богат и не нуждается в деньгах, либо, наоборот, очень беден и надеется, что мы согласимся с его требованиями.

Изабелла покачала головой; её лицо было печально и обеспокоенно.

— Ни то, ни другое, Фердинанд. Он просто не хочет, чтобы Испания получила обратно своих воинов. Он знает, так же как и я, что между нами и маврами началась война на уничтожение.

— Но короли всегда выкупали своих воинов, по крайней мере титулованных.

— Но не в таких войнах, как эти.

— Это война такая же, как и любая другая, — недоверчиво сказал Фердинанд.

Но мало-помалу ему пришлось поверить в то, что характер войны меняется. Он, наконец, уступил просьбе Изабеллы предоставить ей хотя бы несколько кораблей, чтобы усилить кастильский флот, который начал блокаду всего побережья Гранады. После того как верховный адмирал Кастилии захватил несколько богатых трофеев, Фердинанд отправил ему ещё несколько кораблей из Арагона. Но на суше он продолжал традиционную тактику приграничной войны: грабительские набеги, часто сам возглавляя их.

Один из таких набегов, которым, к сожалению Фердинанда, командовал не он сам, закончился блестящим успехом. В небольшом столкновении лошадь одного из предводителей мавров, имевшего на удивление светлый цвет кожи, была убита. Когда лошадь упала, мавр вскочил на ноги и продолжал сражаться. Он был немедленно окружён кольцом испанских пехотинцев, но сдаваться не собирался. Однако врагов было слишком много, и в конце концов мавр выкрикнул своё имя и сдался в плен простому солдату по имени Мартин Хуртадо. Этим храбрым светлокожим мавром оказался Абдулла, юный эмир города Гранада. Он отправился на битву, горя желанием завоевать славу и известность, а в результате был пленён бывшим крестьянином.

Солдат отвёл пленника к капитану, капитан, в свою очередь, к королю, который, узнав о происшедшем, сказал:

— Изабелла! Тебе почти удалось убедить меня в том, что ты разбираешься в войнах лучше мужчин.

— Моли Бога, чтобы подобные чудеса продолжались и в будущем, — ответила Изабелла.

Воспользовавшись всеобщим смятением мавров после пленения одного из эмиров, маркиз Кадис начал дерзкое до абсурдности наступление на Захару. Ему удалось захватить город среди бела дня, не потеряв ни одного солдата.

— Ну, Изабелла?

Она была вне себя от радости: Алхама больше не была в изоляции, и, вероятно, её можно будет удерживать и дальше.

— Чудеса продолжаются! — пробормотала она.

— Возможно. Или это просто доказывает то, что, откусывая края, мы в конце концов доберёмся и до самой сердцевины.

— Или то, что Захара, как добродетельная женщина, однажды лишившись невинности, стала лёгкой добычей.

— Ни за что не позволяй Кадису слышать эти слова.

— Я благодарю Бога за эти победы. Не имеет никакого значения, благодаря какой теории они одержаны.

— Моя дорогая, война почти закончена.

— Я надеюсь на это.

Монархи созвали кортесы, чтобы принять решение о судьбе эмира: освободить за выкуп или удерживать в плену. До того как кортесы собрались, Фердинанд отправил герольда к Абдулле Хассану, угрожая убить молодого человека, если все двести рыцарей, всё ещё удерживаемых в Малаге, не будут освобождены. У Абдулла Хассана не было причины любить своего сына, который восстал против него, но он не хотел и видеть его мёртвым, а репутацию Фердинанда он знал. Все испанские рыцари были освобождены.

— Ну, Изабелла?

— Неужели ты и в самом деле казнил бы его, Фердинанд? Его мать была когда-то христианкой. Его тоже можно было бы обратить в христианство.

Фердинанд от всей души расхохотался...

Во Франции внезапно умер король Людовик. И эта смерть нарушила равновесие в Европе.

— Так как война с маврами уже почти закончена, — сказал Фердинанд, — мне предоставляется прекрасная возможность вернуться в Арагон и совершить набег на Руссильон и Сердан: эти два города Людовик украл у моего отца.

Изабеллу испугало, что он хочет разделить армию для приграничной войны с христианами, в то время как борьба с неверными ещё и не приблизилась к окончательной победе.

— Мы не можем сейчас позволить себе воевать с Францией.

— Это не война, просто обычный набег.

— Но он приведёт к войне, и это коснётся всей Испании. Ты нужен здесь в войне с маврами.

— Ерунда! Война идёт к концу.

— Я боюсь, Фердинанд.

— Ты боишься? Да если мы не одержим больше ни одной победы в войне с маврами, мы всё равно сделали больше, чем все другие испанские монархи.

— Фердинанд, ты мне нужен здесь!

— Зачем?

— Иногда жене нужно, чтобы муж был рядом с ней.

— В чём дело, о чём ты говоришь?

Она взглянула на него. Раньше он бы уже давно всё понял.

— Я останусь здесь до тех пор, пока кортесы не решат судьбу Абдуллы, — сказал он. — Мне хотелось бы быть на месте, чтобы дать им необходимый совет.

— У нас будет ещё один принц или принцесса. — Она была вынуждена объяснить.

— Для этого я тебе вовсе не нужен. Кроме того, это уже в пятый раз, не так ли? И по всей вероятности, это будет ещё одна девочка.

Внезапно её охватила ярость; в огромных глазах засверкал зелёный огонь.

— Богородица тоже была женщиной!

— Я считаю это замечание неуместным, — чопорно возразил он, — и совершенно неподобающим.

— Возможно, но это правда, — произнесла она, понижая голос.

Приступ гнева миновал, но на сердце осталась тяжесть, давил крест. Она оставалась прикованной к постели несколько месяцев после всех последних родов, и ей хотелось бы, чтобы Фердинанд не забывал об этом так быстро.

— Я понимаю, что ты — король и тебе приходится думать о слишком многом, — сказала Изабелла, но он не принял предложения о перемирии, которое она сделала, желая загладить свой приступ ярости. Она улыбнулась. — Если ты ненадолго останешься, чтобы посодействовать работе кортесов, а затем достаточно быстро завоюешь Руссильон и Сердан, то я думаю, что ты вернёшься вовремя.

Его поведение слегка изменилось, но было слишком дипломатичным: в нём не чувствовалось теплоты. Изабелла видела, что Фердинанду что-то от неё нужно.

— Естественно, — произнёс он приятным голосом, — мне хотелось бы быть с тобой рядом. Однако, — она знала, что дальше последует требование — она хорошо знала мужа! — ты согласна, что Руссильон и Сердан должны быть захвачены. Мне потребуются деньги и войска. Нет, постой, не выражай неудовольствия. Мне не нужны деньги Кастилии, я могу достать их и в Арагоне. Но если включить нескольких кастильских рыцарей в моё войско, то это значительно ускорило бы победу. И тогда я смог бы быстро вернуться и быть рядом с тобой, чтобы приветствовать новорождённого.

— Фердинанд, но нельзя забирать людей из войска, занятого войной с маврами. — Было ужасно, что он использует их ещё не родившегося ребёнка в качестве политического орудия, чтобы отвлечь её воинов на приграничный набег, который — и он об этом знал — она не одобряла. Это выдавало в нём арагонского торговца, от чего её гордая кастильская натура инстинктивно отказывалась, и это не было слишком хорошо с его стороны. Но она не стала его просить. Она, просившая пушки со стен замков ради страны, не могла просить о чём-то для себя.

Ежедневно он продолжал на неё давить, и каждый день она отказывалась выполнить его просьбу. Им становилось всё труднее разговаривать друг с другом. Мелкое недоразумение, возникшее из-за политических разногласий, постепенно перешло в большую личную ссору.

Все почувствовали, что король и королева не ладят. Подавленное настроение воцарилось при дворе. Вельможи ходили на цыпочках в их присутствии, словно передвигаясь по горячим углям, и тщательно следили за своей речью, всячески избегая упоминания о войне. Военное планирование остановилось. Дворцовый врач, видя напряжённость в отношениях между монархами, выписал бы питье королю, чтобы успокоить его злые, раздражённые глаза, и капли королеве, чтобы укрепить её силы, так как её щёки совсем побледнели, но к нему не обращались за советом, а сам он не осмеливался предложить свою помощь. На кухне дворца повара жаловались, что их величества ничего не едят, и грустно размышляли, что стало тому причиной.

Беатрис де Бобадилла сказала мужу:

— Моё сердце разрывается, я могу обнять её и утешить, но я уже давно поняла, что не должна критиковать это жестокое холодное существо, за которое она вышла замуж.

— Тихо, — прошептал маркиз де Мойа. — Не говори об этом так громко вслух. Хотя король действительно не прав, начиная войну с французами, не закончив её с маврами.

— Я бы задушила его!

— В конце концов она всё сделает по-своему. Она всегда добивается того, чего хочет.

— В этот раз я не уверена... — сказала Беатрис.

Фердинанд немного задержался, чтобы обратиться к кортесам. Они долгое время обсуждали судьбу пленного Абдуллы. Некоторые из депутатов выступали за его жизнь, другие предлагали назначить огромный выкуп.

Решение, предложенное Фердинандом, было очень хитрым и в высшей степени неожиданным. «Давайте освободим юного эмира, — сказал он, — без всякого выкупа. Давайте позволим ему вернуться в Гранаду, где он будет править, как и прежде. Но прежде пусть он примет присягу на верность испанским монархам, и управляет своим городом, как любой другой вассал, поклявшись именем Христа или пророка (Фердинанд принимал любую клятву) никогда не обнажать оружия против Испании. Таким образом, султан Абдулла не сможет быть ни хорошим мавром, ни хорошим христианином, что очень выгодно для нас, потому что действия наших врагов будут скованы. Замешательство и разногласия воцарятся в мире мавров, и, когда придёт время, всё государство мавров, раздираемое внутренними противоречиями, падёт к нашим ногам!»

А для того чтобы у Абдуллы не возникло желания вновь начать войну, Фердинанд предложил оставить его маленького сына, которого тот обожал, в качестве заложника, чья жизнь станет расплатой в тот самый момент, когда Абдулла нарушит условия своего освобождения.

Кортесы подавляющим большинством одобрили предложение Фердинанда. Абдулла, у которого не было выбора, подписал унизительный договор, по условиям которого он получал свободу, принёс вассальную присягу и со слезами оставил у испанцев маленького ясноглазого мальчика, своего сына. Абдулла Хассан, его отец, и всё остальное государство мавров продолжили войну.

Вскоре после этого Изабелла объявила, что Фердинанд отправляется в Арагон, чтобы заняться делом, которое находится в критической стадии после смерти короля Людовика, и решение которого требует присутствия его величества. Она заявила, что пребывание короля в Кастилии было продолжительным, плодотворным для всей нации и невероятно полезным в войне с маврами, поэтому и в его родном Арагоне он может оставаться довольно продолжительное время. Она уверена, завершала Изабелла своё заявление, что, пока он будет отсутствовать, все кастильцы будут молиться за быстрейшее окончание его миссии и с радостью будут приветствовать его возвращение.

Фердинанд отбыл в окружении эскорта, состоявшего целиком из арагонцев. Королева и несколько её фрейлин провожали его. Во время расставания он был молчалив. Затем произнёс короткую прощальную речь: как будто читая свиток, сказал о том, что целует её руки и ноги и заверил в своём высоком уважении, — затем повернул своего коня, пришпорил его и ускакал вместе с эскортом...

Изабелла собрала военный совет. Присутствовали все её верные воины-кастильцы: маркиз Кадис, герцог Медина Сидония, Гонсалво де Кордова, великий магистр рыцарей Сантьяго, верховный адмирал, — мужчины, которые любили её и были ей многим обязаны. С отъездом Фердинанда её поведение изменилось: она снова стала решительной, охваченной желанием продолжать войну, потому что эта война стала причиной её ссоры с Фердинандом. Она ненавидела войну, но так как не умела ненавидеть абстрактно, то просто стала ещё больше ненавидеть мавров. Никогда прежде в ней так сильно не пылал огонь желания полностью сокрушить государство неверных.

Генералам было трудно выполнять стремительные приказы; должны быть закуплены новые пушки, дороги необходимо реконструировать, войска должны быть набраны, начато производство пороха, мраморные ядра для орудий должны быть отшлифованы, шрапнель из звеньев цепей должна быть изготовлена. Всё это будет чрезвычайно эффективно для борьбы с вражеским войском: с помощью этих новинок мавров просто разнесёт на куски — пусть её генералы посмотрят на это! Они кивали, поражаясь ей! Изабелла часто председательствовала на военном совете после смотра войск. И генералы уже привыкли видеть её такой.

Её собственное состояние вызывало в ней мысли о больных, раненых, о тех страданиях, которые всегда приносила война. Почему никто никогда прежде не пытался облегчить участь раненных на поле битвы?

Она послала за своим придворным врачом, который подумал, что, вероятно, ей требуется кровопускание: её деятельность в последние дни была слишком лихорадочной. У его помощника были наготове нож и маленькое бронзовое блюдо. Но Изабелла сказала:

— Я хочу, чтобы ты организовал работу госпиталей, следующих за армией, — собрал в них аптекарей, искусных в деле врачевания ран.

— Ваше величество, — запротестовал врач, — госпитали представляют собой большие прочные здания, их невозможно перевозить.

— Но шатры можно перевозить, сеньор доктор. Почему же нельзя устроить госпитали в шатрах. Готовьте шатры и собирайте их по мере продвижения армии. Множество храбрецов не будут терпеть лишние муки, и их так нужные Испании жизни могут быть спасены. Проследите за этим.

— Это полный отход от традиционных медицинских процедур, — напряжённо произнёс врач.

— Я уверена, что мой собственный придворный врач сможет разрешить все вопросы. — Глаза Изабеллы были суровы. — Или ты предлагаешь мне назначить кого-то другого?

Врач не стаз уточнять, имела ли королева в виду кого-то другого в качестве главного придворного врача или кого-то другого для реализации её совершенно новой идеи передвижного госпиталя. Его должность была выгодной и почётной, и он вовсе не хотел её потерять.

— Я уверен, что смогу справиться с этим новым и в высшей степени гуманным предприятием самостоятельно, — отозвался он. — Шатры, лёгкие повозки для перевозки инструментов, лекарств и носилок, несколько десятков крепких молодых аптекарей, которые могли бы справиться с носилками и сохранять спокойствие под огнём... Ваше величество, солдаты будут молиться за вас!

По мере того как Изабелла управляла своим королевством без Фердинанда, даже не получая от него никаких известий, всему миру стало казаться, что королеве Кастилии понравилось быть воином. Но однажды, разговаривая с Беатрис де Бобадиллой о новой дороге в горах, которая строилась для перевозки тяжёлых орудий, Изабелла остановилась посреди фразы и после некоторого молчания сказала:

— Он даже не попросил меня воздерживаться от верховой езды, хотя всегда так делал прежде. — Затем она закончила прерванную фразу о горной дороге и продолжила обсуждение связанных с ней проблем.