Я кивнула, понимая, что деваться некуда, раз уж меня раскрыли. Но женщина, похоже, была не против. Лицо оживилось, видимо, такие истории привлекали ее саму. Она достала из ящика стола лампу, зажгла ее и двинулась вглубь библиотеки, постепенно исчезая в рядах стеллажей. Я последовала за ней. Несмотря на свой не слишком молодой возраст, жена мэра была очень энергичной. Подойдя к нужному отсеку, она подставила лестницу и ловко взобралась на нее.
— Вы сказали убийства? – решила уточнить я. Насколько мне известно, там произошло одно преступление, может она оговорилась?
— Именно! – рассеяла мои сомнения миссис Бикентайл. – Много лет назад этот дом обходили стороной из-за зверской расправы, которая была устроена над его жителями. Я была еще ребенком, но помню глаза матери, полные ужаса, едва она слышала о Лентон-стрит, 26Б.
— Много лет назад? – переспросила я.
Женщина копалась на самой верхней полке, вероятно, пытаясь найти документы.
— Да, лет тридцать прошло с того часу. Сейчас я найду всё и постараюсь подробнее рассказать, если вам интересно.
Я тут же согласилась, не веря своей удаче и пребывая в недоумении одновременно. Получается, эта девушка не единственная жертва в моем доме? Почему-то от этой мысли стало не по себе. Одно дело выполнять заказ, даже если приходится действовать грязно, разливая кровь по мостовой, но затем приезжать в свой теплый уютный дом или номер в отеле, стараясь не вспоминать о том, что произошло. И совсем другое – жить в логове серийного убийцы, пусть и давно почившего. Хотя, судя по найденному трупу, он вполне мог вернуться и взяться за старое.
Миссис Бикентайл, наконец, отыскала нужные бумаги, слезла с лестницы, возвратилась к столу и водрузила на него всё. Архивные записи лежали в тринадцати папках. Осмотрев эту огромную стопку, я тяжело вздохнула: работа предстояла долгая.
— Сейчас я принесу чай, и мы посмотрим, что тут есть, – сказала женщина.
Дорогие читатели! Следующие абзацы содержат в себе не самые приятные описания, поэтому если вы слабонервные и не готовы такое читать, то лучше листайте на следующую часть! :)
С любовью, Лея.
Она исчезла за дверью, а я села в свободное кресло, взяла в руки одну из папок и открыла ее. И тут же увидела жуткую черно-белую фотографию. На ней был изображен мужчина. Казалось, он умиротворенно полулежал в кресле, вот только глаза его были вырезаны, и вместо них находились черные провалы, из которых на белую рубашку стекала кровь. Боже, какое зверство! Похоже, тут поработал настоящий психопат. Фотография была пришита к листку бумаги, в котором значилось: «Дело №1. Джон Хадвел, 30 лет. Найден на Лентон-стрит, 26Б, номер комнаты 3». Я отложила эту страницу на стол и принялась читать следующую. «По заключению судебного врача Найджела Олински: у мужчины вырезаны глазные яблоки, предположительно, перочинным ножом. Края глазницы имеют неаккуратные насечки. На шее, в области перстневидного хряща, четкий багровый след, возможно, от веревки. Смерть наступила от удушения, однако, остальные повреждения нанесены прижизненно».
Далее были прикреплены фотографии с места преступления. Я узнала одну из комнат, в которой вчера прибирала. Даже шторы на окнах были те же. Пролистав несколько страниц, на которых находились показания свидетелей, я наткнулась на странную надпись, сделанную карандашом: «Ритуальное убийство?». Действительно, вырезанные глаза – это не почерк обычного убийцы. Уж мне ли не знать.
В следующей папке лежала фотография женщины. У нее был вырезан язык и при этом перерезано горло. Просмотрев документы, я поняла, что судебный врач сделал тот же вывод. То есть убийца сначала мучил жертву, лишая ее одного из органов, и только потом позволял ей умереть.
Очередное дело заставило меня остолбенеть, едва я его открыла. Это была маленькая девочка. Она лежала на полу в пышном платьице. Только ее волосы были сняты вместе со скальпом, и на фотографии был лишь блестящий череп, темный от крови. Я невольно прикрыла рот рукой, меня затрясло, я поспешила захлопнуть папку, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Я никогда не убивала детей. Даже если бы мне приказали лишить жизни ребенка, я бы не смогла. Для меня это абсолютно невыносимо, и я лучше умру сама, чем трону невинное дитя. Здесь же этот зверь… Это чудовище…