Кровные драконы. Белое море

Глава 10. В ее кошмарах

ДАГОН

Отчаявшись заснуть, я резко подскочил, пнув тощую подушку. Здесь мне приходилось ночевать на тонкой тряпке, расстеленной прямо на полу, но обычно я не замечал неудобств. Сегодня все изменилось. Ох, видела бы меня сейчас моя семья! Отец не простил бы моей ошибки, не смог бы смотреть в глаза сородичей от стыда за меня! А ведь все складывалась так удачно…

Предоставив отчет за последние два дня, я уже возвращался на сушу, как уловил дальние колебания. Призыв, кого-то поймали, и волокли для расправы. Проклятые драконы! Я ускорился, выбирая направление, но кое-какие мысли вынудили меня остановиться. Борьба происходила в воде, только вот никто кроме проклятой семьи не может оставаться в губительных волнах Белого моря, которое эти нечестивцы прозвали Мертвым. Наследник вряд ли рискнул бы своей безопасностью, значит, мне выпал шанс вступить в бой с младшим братом — умным, смелым, изобретательным, а значит и опасным противником.

Осторожно приближаясь, я наконец-то заметил источник шума, но того дракона, которого я ожидал увидеть, и в помине не было: под перламутровой сеткой изо всех сил билась Атаргатис, эта безмозглая креветка, дурища, вечно уплывающая к поверхности подглядывать за врагами. Обычно я закрывал глаза на ее проделки, потому что мы все в ее возрасте испытывали любопытство, и еще не понимали всей опасности, исходящей от драконов. Но мне пришлось поплатиться за свое попустительство, когда я полосовал сетку когтями, и не смог причинить ей и малейшего вреда.

Это было уже серьезно: враги ушли дальше, чем мы предполагали, создавая оружие против нас. Прочный материал не распадался от кислотной воды, как и моих усилий не хватало для освобождения ребенка. Если драконы создадут себе неуязвимую броню, и повсюду установят ловушки — они укрепят свои позиции, заставляя нас идти на попятный. Этого нельзя было допустить!

Вдруг вдалеке раздался всплеск, и я ощутил присутствие врага. Он здесь! Беломорский явился за своей жертвой! Ничего, сейчас он получит более увлекательный трофей, если, конечно, сумеет победить в моей стихии. Но мне не суждено было встретиться с ним в поединке, потому что море разделилось на две части (я едва успел метнуться в сторону), и по «коридору» побежала девушка. Она остановилась рядом с Атаргатис, и я скорее прочел по ее губам, чем услышал голос: «Морская тварь», после чего она не менее изумленно воскликнула: «Ребенок!».

Так я и увидел впервые Ярославу — дочь Беломорских, ненавистную всему моему народу драконицу, которая бросилась на колени перед ребенком, и воровато обернулась назад. Она не видела меня в толще воды, как как смотрела на сушу, но я успел разглядеть в ее глазах нечто, удивившее меня, и позволил ей призвать резерв. Атаргатис тоже не шевелилась, но вряд ли от страха: эта непоседа не хуже меня чувствовала исходящую от девушки силу, родственную морю, и потому позволила ей вскрывать ловушку. И ведь справилась! Там, где потерпели поражение мои когти, сработал ее резерв. Видимо, в этом и была основа хитроумных капканов.

Освободившись, глупышка немигающим взглядом уставилась на свою спасительницу, но молниеносно ушла в воду, когда драконица попыталась с ней заговорить. Море вернулось в свое нормальное состояние, и я видел, как она плывет к берегу. Казалось бы, лучше возможности не представится, но я не мог убить ее сейчас, мне нужны были ответы: почему она помогла врагу, почему нарушила клятву верности роду и родине, почему не позвала стражу?

Опередив ее на семь минут, я выполз из воды, чувствуя, как мои кости ломаются, срастаясь заново. От скрипа позвоночника я спасся только скрипом зубов, выталкиваемых наружу изменившейся челюстью. Чешуйки отпадали, и некоторое время я катался по песку, избавляясь от них, пока песчинки не стали больно ранить кожу. Провел по лицу рукой с вполне человеческими ногтями, ощутил гладкость, и невольно расстроился, подумав, что таким образом я никогда не отпущу бородку, и через минуту уже давился от смеха из-за своей глупости. Отряхнувшись от грязи, поспешил одеться, благо для смертных, к которым я здесь относился, не предусмотрено много слоев одежды, как для родовитых драконов. Они-то любили потешить свое тщеславие, обрядившись в нелепые наряды, состоящие из многочисленных рубашек, брюк, жилетов, платков, сюртуков и прочего. Справа от себя я заметил дорогую зимнюю накидку. Подошел, но не стал трогать, а спрятался за валуном неподалеку.

Ждать пришлось еще с минуту, когда ее голова показалась над водой, и девушка устало выбралась на берег. Осмотрела себя, впервые осознав, в каком находится виде, и приступила к поиску накидки.

Теперь мне пришлось пожалеть о многом: и том, что решил поговорить с ней, и о том, что долго игнорировал таверны. Белое платье намокло от воды, прилипло к телу, создавая впечатление, будто на ней вовсе нет одежды. Эта мысль привела меня в негодование, так как тело немедленно потребовало свое, а я мог лишь увещевать его угрозами и обещаниями. Проклятая девчонка, неужели она не видит свою накидку? Мне самому ей швырнуть эту тряпку?!

Однако Беломорская заметила одежду, и ко всеобщему облегчению прикрылась. Если она вернется в замок, мне не удастся с ней поговорить, а вопрос мучал меня сейчас. И если бы только вопрос…

— Сударыня, с вами все в порядке?

В ее глазах застыл страх, но, увидев перед собой смертного, за которого меня приняла, девушка состроила надменную маску, отвечая с презрением:

— Разумеется, разве есть какие-то сомнения?

Ее поведение позабавило меня, и я продолжил диалог менее вежливо, без почтения, которое люди должны проявлять при виде «вышей расы». Она злилась, но и боялась, и, устав от игр, я подошел еще ближе, задавая вопрос:

— Почему вы помогли врагу?

Ее серые глаза на нежнейшем белом лице, обрамленном черными волосами, расширились от удивления, и мне оставалось лишь жалеть, что она такая красивая.

— Лично для вас это существо — не враг.

— Морские твари — враги каждого северянина.

Забавно, мы словно поменялись местами: я защищал точку зрения ее народа, она — моего.

— Но то был ребенок!

Врет, нагло врет, для драконов нет разницы кого убивать. Даже если она впервые увидела дитя, это еще не значит, что в ее каменном сердце нашлось место для жалости.

— С чего вы взяли, что спасли ребенка. Мы еще не видели среди них…

— Я не глупа, и точно уверена, что это было дитя. Мне выпало несчастье столкнуться со многими представителями их вида, и я настаиваю, что в ловушку попалась не взрослая особь.

Сколько горечи в голосе! Мы тоже достаточно столкнулись с драконами, чтобы столетиями оплакивать своих родных.

— Немыслимо! Но почему все-таки вы его отпустили?

— Вас это не касается!

— Я задал простой вопрос.

— Отойдите с дороги. Немедленно!

— Почему? — не выдержав ее упрямства, подошел вплотную.

— Да потому, что, когда я была ребенком, мне такого шанса не дали! Мне показалось, что так будет правильно, что кто-то должен разорвать круг, иначе я так и буду всю жизнь убегать от ночных кошмаров.

Ярослава расплакалась, и это выбило почву у меня из-под ног. Кровная драконица из семьи убийц, сама сражавшаяся с морским народом, стояла передо мной, и прятала лицо в ладонях, заходясь в беспомощном плаче. Я сам не понял, как она оказалась в моих объятьях, но объяснил это готовностью выполнить свой долг перед отцом и нашей кровью. Каким бы ни было ее тело прочным, мои когти легко могли вспороть дракона. Я покрепче прижал ее к себе, положив одну ладонь на спину, напротив сердца, готовясь нанести удар, но она неожиданно ответила на мое объятье, обхватив своими обманчиво тонкими руками. Еще и лицо подвинула, прижавшись щекой к груди.

Так я и застыл, не зная, что делать. Моя истинная сущность требовала ее крови, но человеческая форма нежными движениями поглаживала по спине…

От нахлынувших воспоминаний я снова избил ногой одеяло, будто это могло помочь забыть случившееся, и вырвался из дома на улицу, подставляя лицо морозному ветру. Увы, ночной холод не мог остудить бушующий во мне огонь, и я страшился того момента, когда снова предстану перед отцом, и буду вынужден признаться в своей слабости. Когда еще представится такой шанс избавиться от одного из проклятых Беломорских, окруженных стражниками, неуязвимых и опасных? Отец не поймет, да я и сам не понимал себя. Пытался придумать какое-нибудь благовидное оправдание, объяснявшее все логично и достойно, но не находил.

Все изменил ее взгляд, когда она обернулась на берег, проверяя, нет ли кого поблизости. Уже тогда я понял, что она собирается помочь ребенку, но не мог принять этого, видя скрытый смысл в ее действиях. Лишь поэтому и решил продлить ее жизнь, не убив в море, чтобы узнать ответ. А на берегу все пошло наперекосяк: ее проклятое белое платье, проклятые глаза, черные волосы, изгибы… А, ну ее к морскому дьяволу в пасть!

Вместо одеяла я теперь пинал ржавое ведро, и на грохот вышел хозяин дома, у которого я снимал комнату.

— Слышь, Эльм, ты рехнулся? Час ночи!

— Прости, Як.

— Як — это мое прозвище в кругу семьи, а для тебя — Якуб, и только до тех пор, пока ты мне исправно платишь. Уяснил?

— Уяснил.

— А теперь иди спать, или отправляйся мешать спать своей ведьме, из-за которой так убиваешься.

Несмотря на грубость, я не разозлился, и с улыбкой спросил:

— С чего ты взял, что я нервничаю из-за женщины?

— Да потому что только они могут доводить мужчин до такого состояния. Любая из них покрепче хальбравского эля будет. Пробовал когда-нибудь?

— Не довелось.

— Верно, потому что для нас такое дорогое не предназначено. А теперь иди давай, и завтра чтоб вел себя как обычно чинно!

Широкоплечий грубиян скрылся в доме, бубня что-то о бестолковых парнях, но я давно жил среди людей, и мог различить за грубостью доброе сердце, а за идеальной улыбкой — фальшь. Прислушавшись к себе, понял, что совет хозяина не так уж и глуп, и мне действительно нужно разобраться в возникшей между нами связи. Пусть она ее не сознавала, но хватало и того, что я сам сходил с ума, и хотел узнать все ее тайны. Только тогда я смогу со спокойной совестью вынести ей приговор, или просить для нее помилования.

Когти втягивались под кожу, обнажая человеческие ногти: карабкаться по стенам Сколлкаструма было непросто. Таких глупостей я еще не совершал, но плач драконицы до сих пор звенел в ушах, а спина помнила прикосновения ее ладошек. Чтобы ни хранила ее память — мне нужны воспоминания, нужна правда. Ее правда. Она говорила о кошмарах, от которых не может убежать, о необходимости разорвать круг, и я был с ней солидарен: мы бегали по кругу, вечно сражались, убивали друг друга, хоронили близких, и снова сходились. Так не может больше продолжаться, кто-то уже должен одержать верх, но драконы никогда не сдадутся, как и мой народ не уступит.

Не производя ни звука, я преодолел террасу, и осторожно опустил ручку, быстро входя, и так же быстро закрыв за собой стеклянную дверь. Выбравшись из занавесок и тяжелых штор, наконец-то оказался в ее комнате. Простор, непозволительный для бедняков, компенсировался скудностью обстановки, что было нетипично для дракониц знатной крови. Слишком аскетично, хотя ее характер с самого начала показался мне головоломкой.

Сама девушка обнаружилась спящей на своей большой кровати, плотно укрытая тремя одеялами. На секунду я опешил, вспомнив, как она в одном платье нырнула в море, а потом — искала накидку не из-за зимнего мороза, а в целях соблюдения позабытых приличий. Подошел ближе, вглядываясь в ее бледное лицо, и прикоснулся к щеке прежде, чем осознал, что делаю. Кожа была ледяной. Неужели драконы все-таки мерзнут? Бред какой-то, проклятая девчонка, опять из-за нее все идет не по плану!

Все, пора брать себя в руки, избавиться от этого наваждения, и сделать то, зачем я сюда пришел! Сил, правда, уйдет немеряно, но я давно не проникал в чужие сны, надеюсь, хватит энергии пробить сопротивление ее разума. Если что — всегда можно вернуться.

Обхватив ее голову руками, я приблизил ее лицо к своему, соприкасаясь лбами. Драконы многого не знают о тех, кого зовут морскими тварями! Теперь я увижу все, что видела она, ее сны — мои сны, ее кошмары — мои кошмары.

Вид из их окна открывался по-настоящему чудовищный: двор замка лежал в руинах, окрашенных в цвет крови. Морские твари — эти мерзкие гады, не первое поколение воюющие с северянами, — прорвали оборону, и теперь с остервенением рвали на части каждую драконицу, каждого ребенка, которых было полно в Сколлкаструме. Мужчины отбивали атаку далеко отсюда, веря, что их близкие защищены неприступными стенами замка. Когда они вернутся (если они вернутся!), живыми их встретят только буревестники.

— Отец, где же ты! — с надрывом воскликнула пятилетняя девочка, стоя на террасе родительской спальни.

— Сударыня, немедленно уйдите оттуда!

Нянюшка схватила застывшего ребенка, и затащила обратно в комнату, где собрались наиболее знатные обитательницы и гостьи Сколлкаструма.

— Нельзя вам на это смотреть!

— А то что? Когда они будут делать это с нами, нам тоже отвернуться?

Женщины со смесью страха и неодобрения посмотрели на старшую дочь Беломорского, и дружно отвели взгляды.

— Бронислава Марцелина, хоть вы покажите пример мужества! Все будет хорошо, нас спасут, вот увидите! Скоро прибудет помощь, наши мужчины или воины крола Казимирова. Они уже в пути, верьте! Слышите, милая сударыня Ярослава, скоро нас спасут.

Бронислава хмыкнула, но от дальнейших споров воздержалась. Она сидела на полу, прислонившись спиной о стену напротив террасы. Одна рука покоилась на согнутом колене, вторая — выбивала дробь об пол.

Младшая сестра подошла к ней, остановилась напротив, и с еще детской наивностью спросила:

— Почему ты не веришь? Разве отец когда-нибудь нас подводил?

— Прости, Яра, но наступило время взрослеть. Наш отец — самый смелый и могущественный дракон севера, кому верить, если не ему? Но даже такому доблестному воину не выстоять в одиночку против орды морских тварей. Пока они честно и открыто бьются с врагом там, вторая часть армии коварно расправляется с нами здесь. Красивый ход, однако.

Девочка уже думала об этом, но ее сердце не принимало истины, она не верила, что все закончится вот так.

— А крол?

— Они не придут, Яра, никто не придет! Им на нас плевать, наша смерть будет им выгодна. Казимировы посадят в Сколлкаструме какого-нибудь своего наследника, как только уберут отсюда наши тела.

Ожесточенность, с которой это было сказано, открыла глаза маленького ребенка. Разум обрел несвоевременную четкость, и все встало на свои места: пусть наследник Казимировых и любил Брониславу, крол скорее позволил бы истребить весь род Беломорских, лишь бы не допустить подобного родства. Он (как и многие родовитые драконы) презирал их за отсутствие тысячелетней истории, но ощущал их могущество, и боялся конкуренции. Северяне никогда не склоняли головы, так и остались непобежденными, и крол наконец-то получил возможность избавиться от Беломорских с помощью чужих рук.

Действительно, когда морские твари добьют последнего представителя северного рода, и непокоренный край упадет к его ногам, Казимиров отдаст Сколлкаструм своему наследнику, чтобы торжество Солнечного Ореола стало безоговорочным.

Раньше она никогда не анализировала чужие поступки, довольствуясь объяснениями родителей, однако сейчас Ярославе больше не на кого было полагаться: отец бился с врагом, мать — сидела перед телами мертвых детей, и голосила во все горло, раскачиваясь, завывая. Бессмысленные глаза не видели свою единственную оставшуюся в живых дочь, нуждающуюся в поддержке.

— Прорываются, они прорываются! — завопила служанка, и женщины в комнате ответили ей таким же криком.

— Мама, мама! — девочка трясла безучастную женщину за руку, но та не реагировала. — Сделай что-нибудь, мамочка!

— Госпожа! Нам нужно спасаться!

— Что нам делать?

Все рыдали, суетились, требовали защиты у жены Беломорского, которая в отсутствие мужа должна была возглавить оборону замка.

— Яра, послушай меня!

Бронислава выхватила сестренку из толпы, отвела в угол, поставила перед собой, и обняла за плечи.

— Послушай меня очень внимательно! Ждать кого-то бессмысленно, враг сейчас будет здесь. Возьми, — она протянула девочке изящный кинжал. — Его мне подарил когда-то дед. Ты видела, как тренируются мужчины, да и сама частенько воображала себя воительницей, виртуозно метая ножики в портреты предков.

— Но…

— Не перебивай! Запомни: Беломорские рождаются с оружием в руке, и с ним же умирают. Когда наступит критичный момент — защищай свою жизнь. Неважно, кто прав, а кто виноват, сначала — выживание, вопросы — потом.

Они крепко обнялись, на мгновение став единым целым: две драконицы с черными волосами и беломорской кровью.

— И вот еще что, на твою мать отныне — надежды мало. Не думаю, что она оправится. Всеслав тоже тебе не друг, даже я не могу с ним ладить, хотя нас родила одна женщина. Единственная твоя опора — Ярогнев. Держись за брата, учись у него, но сдерживай его самого.

— Почему ты это говоришь? — в глазах ребенка отразился страх. — Ты ведь тоже всегда будешь со мной!

— Надеюсь. Но сейчас я должна тебя оставить.

— Куда ты?

— Кто-то должен возглавить оборону, раз твоя мать не способна взять себя в руки.

Ярослава ухватила сестру за пояс, не желая отпускать, но девушка не могла больше медлить, и осторожно отделила слабые ручки. Подмигнула, вышла в коридор, железным тоном отдавая приказы, и вскоре исчезла.

Ужас сжимал ее сердце, ужас и неизбежность. Они все ушли, все до последнего Беломорского — отец, брат Всеслав, Ярогнев, Бронислава, дядя Болеслав, кузены. Они все сражаются, оставив дитя в тылу, куда скоро враги ворвутся с победным кличем. Если у морских тварей есть клич, конечно.

— Ну уж нет, я не стану отсиживаться здесь!

Никто не услышал девочку, но оставленная сестрой стража не выпустила драконицу. Тогда она выбрала более сложный путь: пока всеобщее внимание было отвлечено шумом из коридора, Яра юркнула под гобелен, выбираясь черед скрытый ход. Тесные лабиринты замка часто становились местом игр, но никогда она не оставалась здесь одна, без сильной руки брата, или веселой уверенности сестры. Порой за стенами раздавались крики, что-то тяжелое ударялось о вековой камень, но девочка продолжала свой путь, от страха забывая дышать.

Что-то хрустнуло. Девочка еще не трансформировалась в дракона, ее зрение не было острым, поэтому ей не удалось разглядеть у себя под ногами что-либо, способное издать такой звук. Испугавшись, она обернулась назад, и увидела высокую тень в конце секретного прохода. Тень замерла, словно надеясь остаться незамеченной, но потом наклонилась, оскалив жуткую пасть с клыками в несколько рядов.

Ярослава вскрикнула, и помчалась вперед, больно ударяясь о стенки, но не сбавляя скорости. Тварь преследовала ее, однако узкие ходы мешали быстроте продвижения. Спустя несколько минут девочка выбралась из стен, и побежала по длинному коридору в свою спальню. Не самое надежное укрытие, но во всех сказках, рассказанных нянюшкой, дети прятались от монстров под кроватью, и это их спасало.

Однако морская тварь не походила на эталонных чудовищ из детских книжек: выбравшись на свободу, она легко вскарабкалась на стену, преследуя жертву необычным способом, и уже перед самой дверью спрыгнула на пол, представ перед Ярославой. Девочка вытащила кинжал, выставив перед собой, но клинок так дрожал в детской ладошке, что скорее представлял угрозу для нее самой, чем для морской твари. Отвратительное существо издало звук, похожий на булькающий смех, и ринулось вперед.

Ребенок ловко ушел из-под удара, вспоминая тренировки с братом. Он всегда верил в нее, и показывал приемы боя, которым отец бы точно запретил учить драконицу. Вот Бронислава была его любимицей, гордостью, ей ни в чем не было отказа. Младшая же годилась только для выгодного брака и родства с каким-нибудь достойным родом (как выразился однажды Всеслав). Но Ярослава с детства предпочитала деревянные мечи куклам, и больше всего на свете мечтала однажды призвать родовое оружие из морской пены. Пока что родовой плети у нее не было, и она покрепче перехватила кинжал, намереваясь умереть с оружием в руках, как и сказала сестра.

Но, говорят, удача благоприятствует пьяницам и детям, и морская тварь, прыгнувшая на слабую жертву, приложила слишком много усилий, пробив стену рукой. Пока она пыталась высвободить когтистую лапу, поверженная на пол Ярослава не растерялась, и вонзила кинжал врагу в шею. Тварь мерзко закричала, и девочка с неимоверными усилиями прокрутила клинок вокруг своей оси.

Когда черная кровь залила ей лицо, она поняла, что лишила жизни живое существо. Эта мысль, это новое чувство скрутило все ее внутренности. Она поняла, что самая большая власть на свете — власть над чьей-то жизнью. Ни корона, ни трон не имели такой же силы, как кинжал у горла. И она это сделала с врагом, она отняла его жизнь. Судорожно сдерживая рыдания, девочка различила по лестнице топот ног, но, увы, это были не драконы, а еще две морские твари. Даже не вспомнив об оружии, Ярослава побежала в свою комнату, с силой захлопнула дверь, пытаясь справиться с дрожащими руками, но с другой стороны ее толкнули так сильно, что ребенок отлетел на несколько метров вперед. Дверь с силой ударилась о стену, и жалобно заскрипела.

Твари неумолимо приближались на своих длинных конечностях; на их мордах блестела кровь. Нависнув над девочкой, тварь изо всех сил полоснула когтями по нежному лицу, оставляя глубокие борозды. Ярослава вскричала, но тварь полосовала ее снова и снова, вспарывая тонкую шею, грудь, ноги, плечи. Поскальзываясь на собственной крови, она пыталась уползти от мучителей, а твари играли с ней, давай уйти, и снова истязая. Протяженный вопль разнесся по замку, но пытка длилась и длилась, и ребенок был бы рад умереть, как твари резко оставили ее, переключившись на нового врага.

— Бро-брн-сла, — слабо прошептала девочка, смутно видя, как высокая девушка в одних штанах, без плаща, с замотанной бинтами грудью сражалась с тварями.

Одно ее крыло было вырвано с корнем, другое — представляло собой изломанную культяпку, которую, однако, Бронислава умно использовала, пропоров глаза одной из тварей торчащими костями. Добив раненого врага, она с яростью принялась за второго, начисто снеся ему голову боевой плетью.

— Сестра!

Она кинулась к Ярославе, поднимая ребенка на ноги, и крепко обнимая.

— Сейчас я уведу тебя. У нас есть один целитель, он поможет.

Многоголосый вой разнесся по коридору, врываясь в разгромленную комнату. Ярослава еще прижималась дрожащим тельцем к сестре, но старшая прекрасно понимала, что времени не осталось. Им не убежать, с ее крыльями и не улететь. Она ослабла, и даже на одной чисто ярости не сможет победить тех, кто спешил сюда разорвать их. Времени не осталось.

— Ярослава, — она отстранилась, и припала на колено. — Скажи мне, ты уже трансформировалась?

— Нет, — в глазах ребенка отразилось замешательство. — Я еще слишком маленькая, отец сказал, что накажет.

— Будто тебя это останавливало! Отца здесь нет, я не буду ругаться.

— Нет.

— Ярослава! Мне нужна правда! Ты трансформировалась?

— Нет.

— Ты трансформировалась? — закричала, раздраженно встряхнув сестру за плечи.

— Нет! Я же сказала! Я пыталась, но резерв не откликнулся.

— Хорошо, тогда придется это делать прямо сейчас.

Девушка поднялась, схватила сестру под локоть, и потащила на веранду.

— Стой, не надо! Я не умею летать! — ребенок упирался, расширенными от страха глазами глядя на приближающийся край.

Сколько всего нужно было сказать! Ее долг как старшей сестры был в том, чтобы всегда быть рядом, наблюдать взросление, защищать, хранить тайны, быть другом, помощником, наперсницей, матерью. Но твари были уже совсем близко. Время вышло.

— Лети, — сказала она, пытаясь вложить во взгляд всю свою любовь и не прожитые годы, — или умри.

Ухватив Ярославу покрепче, прилагая последние оставшиеся силы, она выкинула сестру с веранды, глядя только на нее, в расширенные от ужаса глаза светло-серого цвета. В следующую секунду морские твари, ворвавшиеся в комнату, разом набросились на девушку, разрывая ее на части.

Ярослава закричала так сильно, что ее перепонки не выдержали крика. Тело взорвалось болью, каждая частица тела ожила, открывая ей собственную силу, и в воздухе замерла изящная драконица. Выброс силы, произошедший при первой, такой преждевременной трансформации, мельчайшими каплями, смертельно заостренными, прошил насквозь каждую морскую тварь в радиусе досягаемости, оставил выбоины в камне замка. Драконье зрение, появившееся без должной подготовки, заметило месиво, оставшееся от сестры, и силы покинули Ярославу.

Она падала, пытаясь работать крыльями, но еще не умея. Кое-как спланировав на несколько метров, она всеми фибрами пожелала принять частичную форму, и резерв послушался.

Так она и упала в руки своего брата Ярогнева: израненная девочка с черными дрожащими крыльями.

Я гладил ее лицо, повторяя движения того, кто когда-то полосовал ее когтями. Целители превосходно поработали над ней, не осталось ни намека на шрамы, но девушка и сама не представляла, как глубоко была изранена. Эти отметины не видны глазу, они внутри, высечены в памяти.

Она не просыпалась, и, судя по выражению милых черт, по-прежнему пребывала в своем вечном кошмаре.

— Ты права, тебя не пощадили, но ты сама проявила милосердие.

Я знал, что делать, и знал, что она мне этого никогда не простит.