Кровные драконы. Белое море

Глава 5. По духу, не по крови

Утро принесло с собой новую порцию снега. Я проснулась до рассвета, и стояла у окна, любуясь башнями замка, озаряемыми утренними звездами. Снежинки плели красивый узор, и я мечтала, испытывая волнение, хотя сама не могла определить природу этого чувства. Что так будоражит меня? Что так манит? Передернувшись телом, надела платье, и зарылась руками в теплой муфточке, желая согреться. Слишком рано для завтрака, обойдусь пока без ча.

Снова подошла к окну, и на этот раз сердце забилось прямо в горле: по парку Академии брела одинокая фигура, но я сразу узнала его. Зрение обрело болезненную четкость, и я разглядела серебристые волосы и коричневый плащ.

— Матвей! — воскликнула, и тут же зажала себе рот ладонью.

Я не видела его несколько недель, пока их группа была на экскурсии, и по идее они должны еще были находиться в сотнях километров отсюда. Что же изменилось, почему они вернулись? В любом случае, мой Матвей был здесь, живой и здоровый, а это — главное.

Второй раз закрыла себе рот, чтобы комнату (а заодно — и весь этаж) не огласил рык. Ну сколько можно себе повторять, что он не мой, и не был моим! Он помолвлен с дочерью крола, и мне давно следовало бы его отпустить. И ведь я справлялась, все это время я вела себя спокойно, даже начала верить в свои силы, но стоило лишь издали увидеть его, как все пошло прахом.

Я люблю его, как же сильно я люблю его!

Кровь застучала в ушах, усиливая звуки, и я прытко подскочила к своим снадобьям, быстро развела одно из них с водой, и выпила. Медленно, но оно начало действовать, убирая симптомы мутации.

Как только боль отступила, мысли снова вернулись в неверное русло: почему Матвей приехал так рано, куда он направлялся, что он собирается делать, будет ли любоваться гаванью? Пришла в себя только когда снежинки остудили мое лицо. Как я оказалась на улице?!

Выругавшись, неуверенно обернулась на вход в замок. Это надо было так увлечься, чтобы наскоро одеться, и выскочить искать Матвея! И зачем, что я ему скажу? Зачем нам вообще встречаться наедине, если я сама разорвала связывающие нас нити, и клялась, что не нарушу своего решения.

Потоптавшись на холоде, я все же решила посмотреть, в какую сторону он направился. Просто так, больше ничего делать не собиралась, не шпионить же за ним. Но, обнаружив на снежном покрове следы, моя смелось завела меня дальше, чем изначально планировалось: наступая след в след, я заспешила к нему, боясь, что снегопад заметет цепочку шагов. Пригибаясь к земле, чтобы рассмотреть оборвавшиеся следы, я не заметила скамейку, и врезалась в нее прямо лбом. Упала, сдержав крик, схватила снег, и приложила к пылающему лицу, ругая всех на свете, включая Матвея.

Знакомый смех раздался совсем рядом, но я не понимала, откуда он доносится. Надо мной высилась сплошная стена замка, дальше — покрывались снегом голые кустарники. Он что, решил по старому парку побродить? Место это не пользовалось популярностью среди учеников Академии, хотя имело определенное преимущество — уединенность и свободу.

Облокотилась спиной о стену, думая, как мне дальше быть, если один лишь взгляд на Ясногорова лишал рассудка. Глубоко вздохнув, повернула голову налево, в сторону парка, и с недоумением заметила, что густые заросли не плотно прилегали к стене. Словно образуя коридор…

С легкостью протиснулась в зазор, и спустя несколько шагов обнаружила в сплошной стене замка потайной ход! Сердце отозвалось дикой пляской, но я без раздумий бросилась вперед, выставив вперед руку. Решение это оказалось мудрым, так как быстро уперлась в стену перед собой, и стала ощупывать камень со всех сторон, надеясь найти следующий коридор. Он оказался справа, и оттуда явно доносился голос. Теперь я не спешила, понимая, что почти достигла своей цели.

Впереди находился источник света, поэтому мрак в тайном проходе начал рассеиваться. Дошла до конца, осторожно выглядывая наружу. Как оказалось, я ничтожно мало знаю об Академии.

Элегантный шестиугольный дворик располагался прямо внутри замка. Посередине росло странное дерево, а вокруг находились мраморные скамейки, густо покрытые снегом. За одной из них прятался Матвей, за другой — какой-то дракон. Они хохотали, закидывая друг друга снежками. И это при том, что игра в снежки считалась забавой для простого люда, смертных дурачков!

— Дритт! — воскликнул незнакомец, хватаясь за лицо.

Матвей весело спросил:

— Сдаешься?

В ответ полетело несколько снежков.

Я с недоумением наблюдала за этим зрелищем, как вдруг парни не сговариваясь вылезли из-за скамей.

— Ты попал мне в глаз!

— Да ладно, ты же дракон, синяка не будет.

— Зато будет мысленный фингал.

Недоумение усилилось, когда я узнала Хельги Эрлинга.

Они же враждовали!

— А давай поборемся! — вдохновленно сказал Матвей. — Но без резерва.

— Отличная идея, — согласился Хельги.

Они сняли плащи, оставшись в элегантных сюртуках, и приступили к весьма необычному сражению: Эрлинг ловко повалил Матвея на землю, и они принялись комично кататься по дворику, основательно перепахивая снег. Спустя несколько минут их возня закончилась, и парни, задыхаясь от смеха, расселись прямо на земле. Их светлые волосы растрепались, намокли, и вместо красиво уложенных прядей нелепо торчали во все стороны.

Я впервые видела Матвея таким. Со мной он тоже преображался, искрил улыбками, смеялся, делился сокровенным, но с Хельги — словно стал другим драконом. Да и кто мог представить наследника рода Ясногоровых сидящим в снегу, с покрасневшим лицом, перекошенной одеждой, и безумно хохочущим! Эрлинг выглядел не лучше, и я едва узнавала того вечно надменного парня с прожигающим взглядом.

— Ну и видок у тебя! — сказал он, успокаиваясь.

— У нас, Хель, у нас. Твой сюртук — только на помойку.

Он даже не взглянул на дорогущую ткань.

— Ну и дритт с ним. Вставай давай, нечего свою ясногоровскую задницу морозить.

— Уф, руку давай! — вопреки моим опасениям, Матвей не обиделся, наоборот, помогая друг другу, они поднялись, и заковыляли к скамейке.

Как много я, оказывается, упустила. Искренне верила, что между нами с Матвеем не осталось тайн. Какая дура! Если он знал правду о моем отце, и молчал, почему бы не утаить от меня остальное? Все вокруг считали, что у них с Хельги вражда, но вот, пожалуйста, они вдвоем проводят время как лучшие друзья. И ведь еще в день представления в Академии, противный господин Грачев говорил, что парни с детских лет были не разлей вода. Пока сестра Матвея не расторгла помолвку со старшим братом Хельги, предпочтя другого. Эрлинги яростно возненавидели Ясногоровых за нанесенное оскорбление, отец Хельги запретил сыну общаться с братом предательницы, и внешне парни соблюдали видимость войны. Но то лишь была видимость.

— Ты будешь доучиваться? — пропыхтел Матвей.

— Не знаю. Экзамены-то сдали заранее, кто же знал, что придется возвращаться раньше! А посещать наспех поставленные лекции не хочется.

— А с братом, значит, увидеться хочется!

— Ну уж нет, не хочется! — они снова рассмеялись. — А что ты, поедешь в столицу? Или сначала к Тобольским в Имн-тор?

— Я, пожалуй, задержусь в Академии. У меня свои причины.

— Знаю я твою причину, — ухмыльнулся Эрлинг.

— Ну и знай себе молча!

— Не злись, — с искренней теплотой в голосе ответил Хельги, — в этом нет ничего такого. Все знают, и все понимают.

— Было бы легче, если бы драконы не совали свои носы в чужие дела. Меня тошнит от мысли, что все знают, сплетничают, ковыряются в наших чувствах и нашей боли.

— Но вы ведь и не скрывались. Кто надел свою родовую диадему на ее голову? И не говори, что, сестра. Она бы не стала ей помогать, если бы не ты.

Тут он ошибался: Тобольская знала, что я — дочь Круторогова, поэтому бы помогла мне в любом случае. Но Матвей не мог в этом сознаться.

— У моей сестры золотое сердце, а попечители — уроды. Надо же было до такого опуститься! Подсунуть девушке самое ужасное платье, чтобы драконам было приятно увидеть униженную смертную. А потом еще удивлялись на показ, откуда в Академии такое плохое отношение к людям?! Действительно, откуда!

— Так это не в первый раз. Просто раньше среди смертных не было Элиф, поэтому проблема не стояла для тебя особенно остро.

Я вздрогнула, когда он вслух произнес мое имя, а не принятое в обществе обращение «сударыня», но Матвей никак на это не отреагировал, и я поняла, что парни между собой общаются иначе, как и мы, девушки.

— Да и вообще, забудь обо всем этом. Ты сделал для нее все, что было в твоих силах: и на балу, и после драки с Хрусталевым, и много позже. Ты был хорошим любящим парнем, так что уверен, в ее воспоминаниях ты навсегда останешься образцом достоинства и чести.

Ясногоров отвернулся, облокотившись локтями о колени.

— Нет, брат, ты не прав. Я облажался по всем фронтам.

— Да ну!

— А разве нет? Без твоей помощи я бы никогда не нашел Катерину, и она бы не помогла Элиф с представлением. Ты бы видел ее личико, когда она смотрела на ту ужасную тряпку от госпожи Ламбер! Запихнуть бы платье этой бездарной модельерше… в глотку, чтобы знала, как к ее творчеству относятся на самом деле! И ведь именно Катерина подарила Элиф новое хорошее платье, я бы этого не смог. В моем гардеробе праздничные платьишка не водятся!

Хельги захохотал, видимо, представив своего друга в рюшах и бантиках.

— И Вадима тогда ты избил, а не я. Девчонки цеплялись за мои плечи, и я позволял им себя держать, боялся, что совершу непоправимое от ярости. Только все равно задействовал резерв, но был так зол, что даже не обратил внимания, как их отбросило ударной волной. Моя Элиф пострадала, а я думал лишь о ненависти к ублюдку Хрусталеву!

— Вообще-то ты первый ему врезал!

— Это не считается. А потом, ты сказал, что я стал для нее образцом достоинства и чести, но с какой это стати? Я помолвлен с Касией уже много лет, но, стоило Элиф здесь появиться, как я бросился в наши чувства, как в омут с головой. Все знают о моих чувствах к ней, но что общество подумает, когда всем станет известно о помолвке? Что я морочил голову смертной девочке, использовал ее доверчивость и неведение? Или что не сдержал слово, данное невесте — дочери самого крола? Где тут достоинство, где ты видишь в моем поведении честь! Я унизил Касию, публично выразив свое предпочтение другой, хотя она не заслуживала такого, как и Элиф, которую я сделал почти соучастницей, втянув в этот обман. А знаешь, что самое мерзкое? Я ненавижу Касию, испытываю отвращение при мысли о ней как о жене. Она никогда мне и не нравилась, но раньше терпеть свою участь было легче, пока я не увидел иной вариант развития жизни.

С силой зажала рукой рот, чтобы никто не услышал моих всхлипов.

— И это я забыл о главном.

— Матвей, не надо, это точно не твоя вина!

— А чья? Я что, похож на попечителей, которые на ходу поменяли свои убеждения, испугавшись ответственности?

— Хрусталев возненавидел ребят еще до того, как увидел! В ночь перед балом мы общались с парнями, обсуждали перевод Мутного на домашнее обучение, и Вадим со своим фирменным презрением отозвался об учениках из людей. Я его присмирил, но он все равно сорвался бы.

— Но согласись, что моя любовь к Элиф заставила его возненавидеть девушку еще больше, чем ее принадлежность к смертным. Я должен был быть рядом, должен был защитить ее!

— Ну тогда мы оба облажались, я ведь тоже за ней присматривал, и проглядел. Думал, если отвлеку Ярославу, Элиф будет в безопасности. Но основная угроза-то исходила не от Беломорской! Я ошибся, крупно ошибся.

— Ты и не должен был этого делать, я взвалил на тебя часть своей работы, и все равно не уберег, позволил ублюдку причинить ей вред. Она не жалуется, ходит на занятия, не показывает боли, но я ведь чувствую ее, как никто другой, и знаю, как она страдает! И этого не исправить! Время назад не воротишь, ей придется жить со всем случившемся, а я не могу даже поддержать ее, больше не имею права.

— Не переживай, она сильная. У нее по-настоящему драконий стержень внутри! — подбодрил друга Хельги, отчего спина Матвея дрогнула. — Верю, что она справится. Да и она не одна, у нее столько друзей! И люди, и драконы. Удивительно, скажи.

Матвей резко подскочил, меряя шагами дворик.

— Ага, друзей!

— А тут тебе что не нравится?

— Драконы, с которыми она дружит.

— Ярогнев, — понимающе хмыкнул Хельги.

— Ярогнев, — злобно процедил Матвей, пнув сугроб со всей силы. — И имечко же у него подходящее: от одной мысли о нем я переполняюсь гневом.

— А ведь было время, когда мы чуть ли не молились на него, как древние идолопоклонники, мечтали встретиться, послушать его рассказы. Ходили и хвастались потом, что виделись в столице с самым сильным драконом севера.

— Это было до того, как он начал подбивать клинья к моей Элиф!

— Будь справедлив к нему, он же спас девушку! Вадим и правда мог ее убить, ему не впервой нападать на смертных. Только благодаря Ярогневу она уцелела. Разве это плохо?

— Ты не понимаешь! — в таком исступлении я Матвея еще не видела. — Я должен был быть на его месте, это я должен был оказаться там, а теперь у него будет шанс завоевать ее внимание, и только из чувства благодарности она может согласиться стать его женой! Он сразу на нее глаз положил, я нутром это почуял, а тут у него и повод вырисовался.

Мы с Хельги одинаково раскрыли рты.

— Брат, тебя заносит куда-то не туда. Нравится она ему или нет, это одно, но жениться на ней он не сможет при всем желании. Смертные не имеют права сочетаться браком с драконами, это правило непреложно. Откуда вообще у тебя такие мысли завелись? Ты что, с ума сходишь?

Матвей помрачнел лицом, и ничего не ответил; я же сильно напряглась. Хельги не знал, что на самом деле я являюсь драконицей, зато Матвею все было известно с самого начала. Мой отец — Артемий Круторогов — сам ему обо мне рассказал, и попросил присматривать за дочерью.

Пока что мое происхождение оставалось тайной, но если это изменится, если Круторогов найдет способы остановить старую месть, если меня оставят в покое… По просьбе отца крол Казимиров, являющийся его лучшим другом, без проблем признает меня наследницей рода Крутороговых. Всегда можно сочинить какую-нибудь более-менее правдоподобную историю, настолько трогательную и драматичную, что общество с соплями умиления ее примет. Да и вообще, я — чистокровная драконица, рожденная в законном браке, а моя сила рано или поздно проявится. И тогда уже я смогу выйти замуж за дракона, кем бы он ни был.

Вот чего опасался Матвей! Он раньше меня просчитал варианты, и понял, что если Круторогов преуспеет, первым претендентом на мою руку может стать сударь Беломорский! Интересно, что об этом думал сам Ярогнев, и думал ли он об этом вообще? Строил ли он планы, или Матвей впустую ревновал, сам себя подстегивая завистью к сопернику?

— Ну все, пора заканчивать этот вздор! — Хельги решительно поднялся. — Пока ты не наделал глупостей, я напоминаю, что ты поклялся Казимирову не провоцировать больше сплетен. Тебе придется отпустить смертную, иначе крол может решить проблему по-своему. Да и зачем мучить и себя, и ее? Скоро ты перестанешь быть просто наследником, и возглавишь наконец-то семью, у тебя столько обязанностей появится, что заскучаешь по безмятежной юности! Но, как бы ни складывалась твоя судьба, Элиф там нет места. Повстречались, ты вкусил капельку счастья с самостоятельно выбранной девушкой — и хватит! Дальше каждый пойдет своей дорогой. И перестань нервничать из-за сударя Беломорского, ему точно ничего не обломится.

— Вот дритт, я это и так знаю, но ничего не могу с собой сделать!

— Игры закончились, пора брать на себя ответственность, если не хочешь уподобиться попечителям…

— Так, ты вообще за кого? Я думал мы друзья!

— Мы братья, хоть и по духу, а не по крови, — Хельги обхватил рукой правое запястье.

— По духу, не по крови, — повторил Матвей, отзеркаливая его движение.

И только тогда я поняла: они были не просто лучшими друзьями, но и побратимами! Еще в пансионате Матильды я читала об этом ритуале: драконы надрезают запястья, одновременно призывая родовую силу, и прижимают раны, чтобы их кровь и внутренний резерв смешались. Это достаточно серьезное решение, так как разорвать связь между побратимами невозможно.

— Поэтому я и пытаюсь привести тебя в чувство, ты слишком увлекся своими мечтами и злостью. Вам обоим нельзя больше жить прошлым.

Матвей только открыл рот, явно намереваясь возразить, как туда залетел снежок, коварно брошенный Эрлингом. Дальше я наблюдала, как Матвей с дико вытаращенными глазами кашлял, сплевывал снег, неприлично ругался, а потом — гонялся за Хельги, который с воинственными воплями удирал от своего друга. Все закончилось тем, с чего началось.

Я сделала несколько осторожных шагов назад, но парни были слишком заняты, и мне удалось уйти незамеченной. Ноги налились тяжестью, и я с трудом продиралась сквозь наметенный снег, надеясь лишь скорее попасть в свою комнату, и согреться. Настоящие драконы не мерзли, я же еще не обрела своего наследия, и была чем-то средним между смертной и драконицей.

Бредя по коридорам, я снова и снова прокручивала в голове услышанный разговор. Матвей и Хельги по-прежнему дружат, давным-давно они прошли обряд, использовавшийся среди коренных драконов Норгратера, сделавший их побратимами. И наверняка об этом никто не знал, ведь древние ритуалы находятся под строжайшим запретом! Если обществу станет известно, что сам Ясногоров, будущий зять крола, презрел нерушимые законы…

А ведь Хельги вполне мог все рассказать, и пошатнуть репутацию друга, но не сделал этого! Несмотря на вражду их семей, он был верен побратиму, и защищал его как мог, тайно помогал мне ради него! Теперь на все его поступки можно было смотреть под другим углом: он вместе с Матвеем пытался решить ту подлость с платьем, стал другом Ярославы, пытаясь таким образом отвлечь ее от меня. Наверняка им стало известно, что она пыталась вломиться в мою спальню ночью для выяснения отношений, вот ему и пришлось приглядывать за своевольной северянкой. И в первый учебный день он ударил Вадима, защищая честь Катерины Тобольской, сестры Матвея.

Надо же, в каком выгодном свете он предстал теперь, а ведь еще совсем недавно я испытывала к нему неустойчивую смесь безразличия с антипатией, считая, что он ненавидит Матвея, и презирает меня! Как я была слепа! Хотя можно ли меня винить, если я ничего не знала о своем прошлом, приехала только ради диплома Академии, а на самом деле ради меня осведомленные драконы целую подпольную сеть организовали! Хельги явно не знал о моем отце, но всеми силами пытался защитить из-за любви ко мне Матвея.

— Сударыня! — в дверь едва слышно постучали, но это не помешало мне подпрыгнуть от неожиданности.

Нервно оглянулась, и поняла, что успела вернуться в свою комнату, и даже снять плащ, хотя раскрасневшееся лицо и теплая одежда явно говорили о совершенной прогулке. Делать этого ранним утром и в одиночку не стоило, но меня все равно не накажут!

— Входите.

Аглая с робкой улыбкой вошла внутрь, и пораженно остановилась.

— Сударыня, вы что, гуляли? В такой час?

— Прошу прощения, наставница, я просто рано проснулась, и прошлась по аллейке, освежила голову. Утренний моцион еще никому не навредил!

В последнее время наши отношения утратили былое доверие. После выписки из корпуса целителей я еще тянулась к ней, нуждаясь в поддержке и теплоте ее сердца, но осознание ее причастности к выстроенной вокруг меня интриге быстро нивелировало желание поддерживать дружбу. Я понимала, что Круторогов доверял ей как никому другому, раз раскрыл правду обо мне, и приставил приглядывать, и она вполне заслуживала его доверия. Только вот я не могла больше подпускать ее слишком близко, разочаровавшись, и утратив возникшую ранее связь.

Услышав мой полный формальности и отчужденности ответ, ее лицо поникло, но она всеми силами постаралась ответить с прежней мягкостью:

— Конечно, но правила Академии важно соблюдать! И в них прямо сказано, что ученикам не следует ночью гулять по замку и за его пределами.

— Почему тогда не все это правило соблюдают?

— Если вы имеете в виду сударя Ясногорова, то ему просто необходим свет звезд — энергии его родной стихии, поэтому для него сделали исключение.

«Вот пусть бы сидел у себя в комнате у открытого окошка, и питался своим светом!» — подумала с раздражением, но вслух заметила:

— В следующий раз обещаю подумать дважды, прежде чем нарушить правила славной Академии. Вы пришли меня будить на занятия? Последнее время это делала служанка.

В ее глазах появились слезы.

— Скоро я перестану быть вашей наставницей, после каникул вы будете предоставлены сами себе. Конечно, у вас останется служанка, как и у прочих учеников, но мне хотелось вернуть те прекрасные дни, когда вы только-только прибыли в Академию.

Вид ее грусти вызвал у меня раздражение. Что же со мной происходит? С каких пор я стала такой? Обычно вид чужих слез вызвал у меня жалость и желание утешить, отдать все, чтобы помочь. Сейчас же я вела себя как кровная драконица — бессердечно, жестоко и злобно. Именно такими я всегда их всех считала, а сейчас и сама им уподобилась.

От отвращения к самой себе я пришла в чувство, и хотела уже попросить прощения, но Аглая утерла слезы, и быстро проговорила:

— Простите, сударыня, я позволила себе лишнее. Сейчас я пришлю к вам служанку, она поможет подготовиться к завтраку. В расписании у вас мертвый язык и уроки живописи, после — дополнительное занятие по трансформации. Вечером прибудет господин Клеверов, вам нужно будет явиться в корпус целителей. Вас уведомят. Хорошего дня!

Она стремительно вылетела из комнаты, оставив меня наедине с гневом и раскаянием. По отношению к ней я была слишком жестокой, даже на отца с Матвеем и Катериной злилась не так сильно. Только вот одно дело понимать, другое — принимать, и третье — найти в себе силы исправиться.

— Как все стало сложно! — вырвалось у меня помимо воли.

Слова повисли в воздухе, и впервые мне действительно захотелось уехать на каникулы в пансионат. Матильду я люблю и всегда рада видеть, их местное светское общество передерется за право пообщаться со мной — одной из избранных учеников Академии, а завистливых девчонок можно и оставить вне поля зрения. После Вадима Хрусталева, Макара Курилина, Нины Грачевой и прочих здешних «рептилий» было бы позорным бояться простых девчонок из провинциального пансионата!

Зато на время я избавлюсь от ставшей невыносимой атмосферы. Здесь каждый знал, какое унижение я пережила, и, может, они и не принимали это близко к сердцу, но мне хватало собственных эмоций. Я не сдалась, как кто-то из них ожидал, наоборот, записалась на дополнительные занятия, стала более активной, чем была раньше, но после продуктивного дня приходила ночь, полная слез и леденящих воспоминаний.

Да и избавлюсь от Артемия с Аглаей, хватит с меня их надзора! Матвей — другое дело, по нему я всегда скучаю, но нужно привыкать видеться как можно меньше: он заканчивает Академию, и скоро исчезнет из моей жизни навсегда. Если я не научусь жить без него сейчас, в будущем его отсутствие просто меня убьет. Хоть мы и расстались, я регулярно видела его, встречалась с ним глазами, слышала его голос — самый родной голос на свете! Однако осталось каких-то жалких шесть месяцев, и мы окончательно исчезнем из жизней друг друга.