Кровные драконы. Белое море

Глава 8. Пансионат, милый пансионат

Когда экзамены остались позади, я с помощью служанки упаковала свои скромные пожитки, радуясь, что Аглая больше не ищет со мной встреч. Мне было крайне больно, ведь я успела к ней прикипеть сердцем, но мысль, что она все это время докладывала господину Круторогову каждую мелочь обо мне, наполняла гневом.

Многие уезжали на каникулы из Академии, в коридорах, столовой, парке витал дух свободы, жажда скорейших перемен. Я тоже надеялась, что поездка и смена обстановки помогут прогнать меланхолию, поселившуюся во мне с отъезда Матвея. Судя по обрывку разговора братьев Скуратовых, он прибыл к Тобольским, и отлично проводит время с родственниками. Вскоре они поедут в столицу, впервые представив Павла ко двору в качестве наследника рода, и Скуратовы бурно обсуждали, станут ли Эрлинги затевать смуту.

Александр с ребятами тоже спешили отправиться домой, но у них-то были любящие семьи, им было куда возвращаться. Мне же предстояла дорога в пансионат, и я всеми силами гнала грустные мысли, пытаясь смотреть на все в исключительно выгодном свете.

В дверь постучали.

— Войдите.

Я испугалась, что недавно упомянутая Аглая все же решит нанести визит перед моим отъездом, но это оказалась одна из моих любых служанок: тихая и равнодушная ко всему девушка, безмолвно выполнявшая свою работу.

Вот и сейчас без лишних объяснений она молча протянула мне конверт, и, не дожидаясь ответа, покинула комнату.

Запершись на все замки, я устроилась в удобном кресле, осторожно проводя кончиками пальцев по своему имени, выведенному решительным подчерком. Осторожно распечатав конверт, взяла письмо, которое расстроило меня своим малым объемом, и принялась читать:

«Уважаемая сударыня!

Прошу прощения за оставленное без ответа предыдущее письмо, и скромный объем настоящего послания, однако проведенные на острове недели не оставили мне и секунды свободного времени, которое я мог бы употребить на что-либо кроме службы. Надеюсь на ваше понимание, и благодарю за ваше письмо, которое скрасило мое пребывание в гарнизоне (простите за дерзость, но я перечитывал его снова и снова, мечтая о моменте, когда у меня появится хоть один свободный час для написания ответа). Мой брат возложил на меня почетную обязанность, и не зря: давно уже кислотное море не было таким неспокойным (и это при том, что оно неспокойное всегда!)

Сейчас мне поступило послание от отца, что зимний сезон я проведу в столице, и мне приказали немедленно вернуться в Сколлкаструм, поэтому я и улучил возможность вместе с письмом отцу отправить письмо и вам. Но, как только у меня появится возможность, я немедленно вам напишу снова, как положено, и, надеюсь, вы простите мне мое опоздание.

Касательно снадобья: не беспокойтесь о запасах, вам будут исправно их отправлять, я обо всем позабочусь.

И желаю удачи с экзаменами, уверен, вы справитесь на отлично!

Искренне ваш, Ярогнев Беломорский»

Глупая улыбка озарила мое лицо, и я не могла согнать ее еще долго. На смену ей пришла злость на Всеслава Беломорского, чья ненависть к брату не была секретом, и я живо представляла, задыхаясь от несправедливости и бессилия, как старший брат строит козни младшему. Бедный Ярогнев, он не заслуживал подобного обращения! Может, он потому и вел себя порой неподобающе, чтобы создать образ избалованного и безобидного младшего сына, не претендующего на наследство отца? Только ему это явно не помогло: Всеслав по-прежнему был рад упечь брата на самый дальний архипелаг, чтобы он не путался под ногами.

Закончив размышления над семейными отношениями Беломорских, я решила написать ему ответ, уведомив, что каникулы проведу у Матильды. Он написал мне давно — письмо пришло с опозданием, так что я адресовала свое послание нашему особому посреднику, который всегда знал, где находится Ярогнев, и следил, чтобы корреспонденция не попадала в чужие руки.

Красиво выводя имя на конверте, я позволила себе обдумать важный момент, который обычно оставляла на неопределенное будущее.

Как я отношусь к сударю Беломорскому? Искренне любя Матвея всеми фибрами своего сердца, я не могла не осознавать своей привязанности к тому, кто спас мне жизнь, и проявил самое активное (и утешительное) участие в моих делах. Ярогнев стал важной частью моей жизни, но уважала я его просто как доброго друга и спасителя, или было в этом нечто большее?

Нет, пожалуй, я сама выдумываю себе проблемы. Мне незачем силиться полюбить кого-то другого, чтобы вытеснить из мыслей лучшего из драконов. Хоть Матвей и был для меня недоступной мечтой, я рада, что именно он стал моим первым возлюбленным, и всегда буду благодарить судьбу за этот шанс.

Благостно улыбнувшись своим мыслям, через секунду я опять залилась слезами. Когда спустя четверть часа истерика поутихла, оказалось, что бурное горе слезами отразилось на конверте, и пришлось все переписывать.

Артемий Круторогов на удивление спокойно воспринял мое решение посетить пансионат на каникулах, хотя я боялась препятствий с его стороны. По-прежнему держа дистанцию, я избегала его общества как могла, и всячески увиливала от разговоров о будущем. Что я могу ему сейчас сказать, что питаю к нему самые нежные дочерние чувства? Ну уж нет, мое сердце переполнялось менее лестными для него чувствами, и с каждым днем я злилась все больше и больше, понимая, какую жизнь потеряла из-за их с матерью прошлого.

Мысль о маме вызвала новую волну боли. Все ее действия вызывали у меня недоумение, я искренне не понимала, как можно было объявить свою дочь мертвой, отправить ее с чужими людьми на дальний север, спокойно жить в своем замке в полном комфорте, когда ее ребенок скитался невесть где и терпел лишения!

Вернув себе самообладание, я внимательно осмотрела отражение в зеркале, уже не такое удручающее, как еще недавно, и вышла из общежития. Всюду носились слуги с багажом учеников, а сами благородные отпрыски с лихорадочным торжеством прощались друг другом, предвкушали радостное воссоединение на балах в столице, обменивались визитными карточками и презрительно отдавали приказы нерасторопной обслуге.

Я попрощалась с Александром и остальными ребятами, потом встретила Олега с Демьяном, которые искренне желали мне удачной дороги и веселых каникул, и уже перед самим отъездом встретила Глеба Скуратова.

— Сударыня! — он галантно мне поклонился, и я ответила книксеном. — Рад, что вы решили провести каникулы вместе с вашим добрым опекуном, госпожой Стрелицкой. Засвидетельствуйте ей от меня глубочайшее почтение!

— Благодарю! — столь лестные слова немного растопили мою обиду на него из-за их разрыва с Мирославой. Девушка была так раздавлена, что родители забрали дочерей еще вчера, прибыв самолично, и я не находила себе места с тех пор. — Желаю вам отличных каникул в столице!

— Да, воссоединится вся наша семья, включая дальних родственников, к которым я испытываю теплейшие чувства, так что должно быть весело.

Дальше он предложил меня сопроводить к экипажу, выделенному мне с подачи господина Круторогова, и галантно помог забраться вовнутрь. Когда мы тронулись, я бросила взгляд в окно, и увидела, как Скуратов направился к Ярославе, спешащей к своему экипажу.

Первая половина пути прошла для меня в тяжелых раздумьях о природе мужского непостоянства и о бедах, порождаемых для женщин мужчинами.

Вторая часть путешествия возбудила в сердце иные чувства: воеводство это было для меня родиной, единственной, которую я помнила, и его более мягкий климат, радующие глаз пейзажи, знакомые селения возвращали давно терзаемому сердцу долгожданное утешение.

Прилипнув к окошку, я и не заметила, как мы подъехали к пансионату, и опомнилась, лишь увидев знакомый парк, ограду, калитку, небольшое, но удачно спланированное здание и маленькую делегацию у входа.

— Сударыня, приветствую! — Матильда протянула мне руку, которую я почтительно поцеловала, но ее дышащее счастьем лицо лучше любых слов давало понять, как она рада меня видеть.

— Госпожа Стрелицкая, я очень рада вернуться домой.

Церемонные фразы и сдержанность были необходимыми элементами светского обращения, и я так к этому привыкла к Академии, что без труда продемонстрировала образцовые манеры, хотя раньше предпочитала смелость и безрассудную порывистость.

Опекунша распорядилась доставить вещи в мою комнату, которую, как она сказала, со дня моего отъезда никто не занимал. Также она приказала позаботиться о моих сопровождающих, и я на время забыла обо всех огорчениях.

Вечером в пансионате собралось все местное благородное общество, как накануне моего отъезда в Академию. Тогда я была для них сироткой, чудом получившей приглашение от драконов. На меня смотрели с тенью зависти, с недоумением, сверху вниз, поучали до последней минуты, но теперь все резко переменилось.

Я стала героиней, обрела силу и поддержку в виде Академии за спиной, и теперь они смотрели на меня с трепетом и гордостью, словно я была их личным достижением.

— Сударыня, какое счастье! — мило щебетала Аннушка Никольская, оттесняемая более монументальной госпожой Калмыковой.

— Вы похудели и побледнели, надеюсь, от прилежной учебы? — строго вопрошала вышеуказанная дама.

— Я рад, искренне рад, что вы запомнили мои наставления, и не осрамили нас перед уважаемыми драконами! — напыщенно повторял раз за разом ее муж Калмыков, не представлявший, что говорит это кровной драконице.

Едва не рассмеялась, но сумела замаскировать насмешку под светскую улыбку. Что бы они сказали, как бы себя повели, расскажи я им, что прихожусь родной дочерью Артемию Круторогову? Что на самом деле меня зовут Туана, а не Элиф.

От этой мысли меня передернуло, и я всеми силами стала отгонять непрошенные мысли, уже не находя их забавными. Настоящее имя, данное мне при рождении, вызывало только горечь и тревогу. Оно совершенно мне не нравилось, и я даже мысленно не желала так себя называть. Я — Элиф, и всегда ею буду. Просто Элиф Стрелицкая, ученица Академии из смертных.

— Мне так понравились ваши письма, но хотелось бы, чтобы они были более подробными, — Никольская сумела отвоевать место рядом со мной. — Вы просто обязаны поделиться подробным описанием нарядов дракониц, их поведения, повадок. Сердечными делами, — она заговорщицки понизила голос.

— И о представлении поведайте подробнее, милочка, — вмешалась жена Селиванова. — Меня крайне интересует, какое платье вам подарила госпожа Тобольская, урожденная Ясногорова.

— Как повезло, вам сделала подарок сама госпожа Катерина Тобольская! — Аннушка не совладала со своими чувствами, умильно прослезившись.

— Это большая честь и милость с ее стороны. Она должна быть весьма либеральной в своих взглядах, — своим бравым тоном заметила Калмыкова, а ее муж несколько раз повторил высказанную супругой мысль.

Я бросила взгляд на Матильду, но она не заметила призыва о помощи в моих глазах. Кажется, она упивалась тем вниманием и завистью, которую излучали гости. А учитывая, что она и сама недавно посетила Академию… Хоть это и случилось по неприятному поводу, для смертных даже мимолетно увидеть «оплот драконов» — недостижимая мечта, кульминация жизни. Так что я мысленно запаслась терпением, и решила подыграть Матильде. Уж она заслужила уважения и повода для гордости!

— С радостью отвечу на ваши вопросы, сударыня Никольская, госпожа Селиванова!

— Ой, тогда расскажите еще раз о представлении! — от избытка чувств, Анна захлопала в ладоши.

— Послушаем с удовольствием, — поддержала ее Селиванова.

Сколько же всего придется скрывать, худшего вопроса и не придумать! Но да ладно, ради Матильды.

— За день до представления моя наставница сударыня Аглая Мунтиярова помогла мне подготовиться к предстоящему мероприятию, чтобы я знала, куда идти, что делать, как себя вести. Я волновалась, но с ее поддержкой быстро пришла в себя, и справилась образцово, как и положено смиренной смертной в Академии.

Общество осталось довольным вступлением, и никто не заметил тонкой насмешки в моих словах. На что я и рассчитывала.

— Когда пришло время покинуть комнату, на меня налетела служанка госпожи Тобольской, и опрокинула на меня поднос с ча и десертами. Благо, напиток не был особо горячим (из-за чего служанка и торопилась), но платье было не спасти.

— А что гостья делала в общежитии для учениц? — спросила Калмыкова, и я едва не взвыла от злости.

И надо же было ей заметить брешь в моем рассказе!

— Таково было желание госпожи Тобольской — остановиться в комнате, в которой она проживала, будучи ученицей Академии. Порой драконы могут себе позволить капризы, и попечительский совет со снисхождением им все позволяет.

— Ну конечно, драконы ведь! — с важным видом вставил Калмыков. — Их желания — закон!

— Вы расстроились, сударыня? — Селиванова явно желала вернуться к первоначальной теме разговора.

— Да, очень расстроилась, ведь Академия сама предоставляет ученицам наряды для представления, и вряд ли у них был целый запас платьев на всякий случай. Однако служанка быстро доложила своей госпоже, что произошло, и прославленная драконица лично пришла предложить мне новое платье.

— Ах!

— Ох, это так мило с ее стороны!

— Пришла лично?

— О, как же так!

— Какое внимание, какая честь!

— Ой, невероятно!

За минуту я выслушала охи и восклицания на любой вкус.

— Да, я и сама удивилась, но с радостью приняла от нее помощь, и на представлении выглядела достойно.

— Вы покажете ее платье, покажете? — Никольская завертелась на месте, будто готова была немедленно бежать инспектировать наряд.

— Я бы тоже взглянула, — улыбнулась Селиванова.

— Велите принести платье сюда, — безапелляционным тоном заявила Калмыкова, что вызвало у меня сильнейшее раздражение.

— Оно еще не распаковано, — воззвала на помощь все свои манеры. — Может, изволите взглянуть завтра?

— Будто это тяжело, достать тряпку, и принести нам на обозрение, — брови женщины упрямо сомкнулись. — Мы увидим платье сегодня!

Матильда одарила ее не самым теплым взглядом, но распорядилась принести наряд вниз. Сначала я пыталась подавить раздражение, но потом все же расслабилась, подумав, что сейчас им придется сдерживать эмоции.

И действительно, лица женщин перекосилось от зависти и восторга при виде роскошного бархата, безумно дорогого, изготовленного лучшим домом мод на заказ для госпожи Тобольской. Их взгляды скользили по темно-синей ткани, но никто так и не посмел к ней прикоснуться.

Им понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя, но потом они долго не замолкали, выражая восторги. Даже Калмыков сумел оценить цену подарка, и еще большим уважением проникся ко мне. Его супруга прикусила болтливый язык, не смея проявлять грубости к той, кого так обласкали своим вниманием драконы.

Дальше я в подробностях рассказала, как шла по коридору за Аглаей, как познакомилась с другими учениками из людей, описала им их внешность и характеры, поведала об увиденных мною драконах, представленных в один день со мной, ну и описала собственное представление. Как мы прошли по красной дорожке к попечителям, поклонились, приняли брошь, и официально стали учениками Академии. Не меньше гостей заинтересовал праздничный пир, описание блюд, сервировки, поведения драконов за столом. Ну а самой главной частью, несомненно, был рассказ о бале.

— С кем вы танцевали в тот вечер? — спросил Калмыков после того, как я в деталях описала менее важные сведения.

Взяв свое волнение под контроль, я старалась говорить непринужденно.

— На первый танец меня ангажировал сударь Верстанин.

— Ученик из людей?

— Да, он самый, — я сцепила зубы, представляя реакцию на следующие слова. — На второй танец меня пригласил сударь Ясногоров.

Взрыв эмоций был такой силы, что я невольно испугалась. Неверие, ошеломление, смятение, восторг — все промелькнуло как в калейдоскопе. Мне пришлось несколько раз повторить, что я не шучу, а потом — оправдываться за сокрытие столь «удивительной новости».

— Сударь Ясногоров оказал мне честь своим приглашением. Его сестра поведала ему о случившемся несчастье с платьем, что, видимо, пробудило его интерес.

— Расскажите о нем, прошу! — Никольская едва держала себя в руках.

— Это весьма образованный и приятный в обхождении сударь. Он вел себя как истинный благородный дракон, а его виртуозность в танцах — выше всяких похвал.

Какой нелепый отзыв, но что я еще могла о нем рассказать? Им кажется немыслимым, что дракон с одной из самых известных фамилий в мире просто обратил на меня внимание, и пригласил на один-единственный танец. Поверят ли они, если я скажу, что мы встречались, что он любит меня и всегда будет любить, что он предпочел меня самой дочери крола, и что именно я разорвала наши отношения, которые он всеми силами пытался вернуть!

— А внешность? Как он выглядит? Высок ли он?

— Его внешность соответствует его роду: изящное продолговатое лицо с высокими скулами, фамильные серебристые волосы, мягкие карие глаза с серебряными ореолами на зрачках. Ростом он на целую голову выше меня.

Женщины опять разразились аханьем, и в глазах Никольской я видела едва сдерживаемое желание задать еще миллион вопросов. Благо, это выходило за рамки приличия, и ей пришлось умолкнуть.

— Ну а на следующий танец меня пригласил сам Артемий Круторогов, чтобы показать обществу, что попечители поддерживают учеников из людей.

Калмыковы едва не лопнули от гордости, я же мысленно вздохнула, вспомнив тот танец. Лицо Артемия словно освещалось изнутри, он был так счастлив, но я не понимала истинных причин его радости. Теперь же мне все очевидно: отец обрел свою дочь спустя столько лет, и пригласил ее на танец, чтобы на мгновение вернуть потерянные годы жизни. Пусть никто не знал, но ему и не нужно было кричать о нашем родстве во всеуслышание.

Смогу ли я хоть когда-нибудь простить его, и полюбить как отца?

Но долго предаваться тяжким раздумьям мне не дали: гости пылали любопытством, и задавали больше вопросов, чем я способна была осмыслить. Матильда им не мешала, наблюдая за соседями с таким торжествующим и предвкушающим видом, что я заподозрила неизвестные нам тайны, которые должны раскрыться под конец вечера. Что же она задумала? И здесь не видать мне покоя!

Дойдя в рассказе до танца с Глебом Скуратовым, я вспомнила о его просьбе, и передала опекунше от него горячее приветствие. Она явно была польщена, Калмыкова же надулась от недовольства: вряд ли кровные драконы выказывали ей подобные знаки внимания.

Коснувшись знакомства с Беломорскими, я едва подавила волнение. О наших не проясненных до конца отношениях с Ярогневом им не следует знать, так что пришлось проявлять чудеса ловкости и увиливания, чтобы не лишнего не сболтнуть.

Когда мой голос изрядно сел, Матильда наконец-то вмешалась, и твердо, хоть и вежливо попросила гостей отложить вопросы. Им явно было плевать на такие тонкие материи, как мое здоровье и самочувствие, но после коротких переговоров они согласились оставить меня в покое.

— Я очень обрадовалась, узнав, что милая сударыня пожелала провести каникулы дома, — Селиванова деликатно разбила образовавшуюся тишину. — Такая любовь к родным местам похвальна.

— Благодарю, мне тоже отрадно видеть мою дорогую Элиф здесь, однако, боюсь, вскоре мы обе вынуждены будем на время покинуть пансионат.

Общество изумленно воззрилось на Матильду, которая небезуспешно маскировала торжество под скромность.

— Как это так? — барышня Никольская удивленно округлила глаза.

— Около полумесяца назад мне пришло письмо из столицы, от Комитета по образованию. Наш пансионат выбрали для спонсирования! Благодаря моей Элиф нас заметили, и высоко оценили полученные ею знания, так что нас пригласили для награждения, и обсуждения юридических деталей. Также я получила письмо от господина Круторогова, который одним из первых узнал о принятом решении, и поспешил меня поздравить.

Реакцию соседей сложно описать словами, но и мое состояние в тот момент оставляло желать лучшего. Если сначала я удивилась, радуясь, что принесла такой почет и пользу пансионату, то потом все встало на свои места. Спонсирование — дело рук Круторогова, на что угодно готова поспорить! То-то он не расстроился моему решению провести каникулы вдали от него: уже тогда он знал, что я поеду с Матильдой в столицу, и там мы обязательно будем часто видеться!

И не только с ним: Матвей, Катерина, Хельги, сестры Кривич, Демьян, Скуратовы, Беломорские — все собираются провести сезон в столице. Вдруг я поняла, что там будет и Ярогнев, а это значит, у меня появится возможность обсудить с ним подслушанный разговор. Раз он знает обо мне правду, я вызову его на откровенность, и заставлю поведать мне все с самого начала. Хотя с другой стороны, — будет крайне неловко видеть его после всего, что случилось. Всего, что он видел!

— Как же вам везет, вы увидите столицу! — со смесью восторга и зависти обратилась ко мне Никольская, и я увидела в ее глазах слезы, но, боюсь, не радости.

— Наше воеводство заслуживает подобных почестей, хоть мы проживаем и далеко от благородных фамилий, — важно раздувал щеки Калмыков, пока его супруга сидела с кислой маской на лице.

Пока Матильда торжествовала, ко мне вдруг пришла леденящая мысль: сколько она вынесла унижений до того, как заняла свое нынешнее положение? Все эти люди, принимающие ее приглашения, и нахваливающие ее сейчас, должны были презирать и травить опекуншу в дни ее безызвестности. Хоть она и была замужем, даже я понимала, что только любовная связь с драконом помогла ей сделать первые шаги на выбранном ею поприще. Но что пришлось ей вытерпеть в те годы, когда она была не почтенной владелицей пансионата, а просто молодой девушкой, покупающей себе место в жизни ценой собственного достоинства?

В наши времена это вызывает осуждение, но, несмотря на привитые мне взгляды и устои, я не могла думать о Матильде плохо. По крайней мере она выбрала не содержание, а помощь в открытии своего дела, стала наставницей и защитницей для многих и многих девочек, обездоленных сирот, вроде меня. Только кем был тот дракон, любил ли он Матильду, как Матвей любит меня, или его покровительство было простой прихотью?

Посмотрела на ее миловидное благородное лицо, и ощутила щемящую волну нежности и благодарности. В конце концов, ничто не имеет значения, кроме ее любви и доброты. Я очень долго искала мать в своих смутных детских воспоминаниях, хотя на самом деле она всегда была рядом. Пусть и не она дала мне жизнь, но все лучшее, что есть во мне, я получила от нее, Матильды.