ЭЛИФ
Не успела я прибыть в пансионат, как пришлось снова собирать свои вещи, и отправляться в столицу. Одна часть меня пребывала в гневе, так как я специально приехала сюда отдохнуть от драконов, и хоть на время сбросить со своей шеи груз. Однако я никогда раньше не была в столице, не видела столь больших и роскошных городов, и для смертной из дальнего воеводства считалось честью полученное приглашение. Только я-то прекрасно понимала, кто расстарался!
Господин Круторогов не мог оставить меня в покое, силился доказать, что он — заботливый отец, заслуживающий второго шанса. Но так ли это? Могу ли я ему доверять? Иногда мне и хотелось бы обрести отца, но сердце молчало, не выдавало ни капли любви к нему и нежности. Видимо, обида была куда глубже, раз я сама не могла ее преодолеть или хотя бы осознать.
Выслушав завистливые поздравления соседей, словив ядовитые взгляды учениц (среди которых я когда-то была всеобщей любимицей), мы запрыгнули в посланный за нами экипаж, и любовались солнечным зимним днем, полями, лесами, укрытыми снежным кружевом. Сопровождающие нас служанки то и дело подавали ча, угощения, сообщали столичные новости (очень быстро перейдя на сплетни), а драконица из огненных следила за температурой внутри экипажа, чтобы она была комфортной для нас. То, что нам прислуживала кровная представительница «высшей расы», так изумило Матильду, что она сначала едва осмеливалась открывать рот, а потом осмелела, разговорилась, и, видимо, мысленно слагала победные письма для Калмыковой и Селивановой.
— Элиф, как же нам повезло! — шепнула опекунша, и отвернулась к окну.
Любуясь ее профилем, я все же пересмотрела свое отношение к поступку отца. Главное — это радость Матильды, спонсирование пансионата и все прочие блага, которые она заслужила. Ради ее счастья я даже готова потерпеть присутствие Круторогова на протяжении всех каникул.
Ближе к ночи мы подъехали к большому постоялому двору, который предназначался только для драконов и смертных, приглашенных драконами. Как оказалось, для нас там были подготовлены два номера, и мы обе озирались в роскошном холле, явно рассчитанном на презентабельную публику.
Поднявшись к себе, я быстро сменила наряд, и поспешила вниз, на ужин. Хотя нас потчевали весь день, мы изрядно проголодались, а, зная, как кормят драконов, я буквально глотала слюнки. Матильда встретила меня у лестницы, и мы вдвоем направились в ресторан. Это должен был быть отличный вечер, наполненный романтикой от путешествия и волнением перед столицей, если бы не одно «но»…
— Госпожа Стрелицкая! Право слово, какая встреча!
— Господин Круторогов! — Матильда отвесила такой глубокий поклон, будто едва в обморок не упала. — Позвольте выразить вам свое почтение и благодарность за поздравительное письмо.
Я тоже поклонилась, испытывая смесь смущения и раздражения. Даже не смог дождаться нас в столице, явился сюда, подстроив случайную встречу! От переполнявших меня эмоций начали дрожать руки, и я сжала их со всей силы, до побелевших костяшек.
— Ну что вы, я весьма рад, что Комитет выбрал именно ваше учебное заведение! Я так понимаю, вы направляетесь в столицу, верно?
— Конечно, нас ожидает награждение…
Ужинали мы втроем. В основном отец разговаривал с опекуншей, пока она краснела и бледнела от осознания происходящего. Еще бы, ведь не каждый день выпадает шанс побеседовать со знатнейшим драконом в роскошном ресторане роскошного постоялого двора! Зато Артемий выглядел крайне довольным, и я понимала его ход мыслей: он наслаждался ужином в компании дочери и красивой женщины, пусть и смертной и совершенно посторонней, но все же. Глядя на его счастливейшую улыбку, мне даже стало совестно, что я не могу простить его, но мысли о несчастном детстве и многослойной лжи снова вернули мне боевой настрой. Ну уж нет, так просто он у меня прощения не получит!
Уткнувшись в тарелку, я не позволяла перехватить мой взгляд, и все ждала, когда он со мной заговорит, но Артемий не пытался вовлечь меня в разговор. Когда закончился ужин, он галантно сопроводил нас к лестнице, и отправился в мужской салон.
— Надо же, сам Круторогов, и такой приятный собеседник! А как он с нами почтительно обходился! Кто бы мог подумать.
— Вы же видели его в Академии.
— Тогда я была слишком зла, и едва осознавала, кто передо мной. Когда дело касается ребенка — любая мать превращается в фурию.
Ее слова вызвали во мне такую волну нежности, что я едва удержалась от объятий. Все-таки в таком месте стоит блюсти правила приличия, чтобы не вызвать насмешек, и, уже лежа в постели, я подумала, что будь мы все либо людьми, либо драконами, без деления на расы и без предубеждений, Матильда могла бы стать идеальной матерью для меня, и женой — для Круторогова.
На следующее утро все повторилось, только за завтраком, и ближе к семи часам отец помог нам устроиться в экипаже, пригласив посетить его столичную резиденцию. Пока опекунша судорожно ломала пальцы, я устало откинулась на подушки, и разглядывала вереницу экипажей за окном. Теперь мы ехали по главной дороге, ведущей в столицу, и двигались куда медленнее.
— Элиф, — окликнула меня Матильда, — глянь на тени. Это драконы!
Я присмотрелась к двигающимся по земле силуэтам, и подняла взгляд к небу. Действительно, это были драконы всех мастей: черные, коричневые, стальные, зеленые, красноватые. Изящные, монументальные, гибкие, тонкие. Они все летели в одном направлении, и мои руки снова затряслись от дикого волнения, желания оказаться среди них. Зрение обострилось, выхватывая то крепко сбитые чешуйки, то роскошные гребни, то когтистые лапы.
— Удивительное зрелище, не правда ли? У нас такого и не увидишь! Жаль только, что не все драконы решили добираться в столицу подобным образом, — хмыкнула опекунша, глядя на медленно продвигающиеся экипажи.
— К сожалению, вы правы, — неожиданно ответила сопровождающая нас драконица. — Все больше и больше семей предпочитают покупать экипажи, и путешествовать с комфортом, в окружении родственников, друзей, прислуги. Они общаются, едят, веселятся, что в целом непредосудительно, однако это ведет к упадку культуры дальних перелетов, что плохо и даже опасно. Нелетающий дракон — это и вовсе не дракон.
А ведь я уже слышала подобные речи…
— Мой преподаватель господин Расколов упоминал об этой проблеме.
— Конечно, сударыня, кому как не ему об этом знать! Господин Расколов — известный защитник традиционных ценностей, только за счет его усилий нынешнее поколение драконов еще не разленилось в край.
— Однако технический прогресс дал нам многое! — возразила опекунша.
— Во всем нужна мера. Излишние старания приводят к беспечности, лени, деградации. Чем больше ученые изобретают — тем больше упрощается жизнь, но разве она должна быть такой простой? Поймите, наша физиология предполагает полеты, трансформацию, а из-за новшеств вроде экипажей драконы регрессируют, становятся праздными, и ослабевают. Смотреть на это так грустно!
Я понимала ее чувства, и при виде стольких драконов в небесах я и сама многое была готова отдать, лишь бы взмыть, как они!
Еще несколько часов мы провели в дороге, и ближе к пяти часам наконец-то впереди замаячил силуэт города. За последние годы его население разрослось до шести миллионов, поэтому он достраивался, и расползался на всю округу: то, что когда-то было пустырями и крохотными деревеньками, стало частью столицы. Вот и теперь, проехав мимо незащищенной части, мы остановились у огромных размеров ворот, через которые мог бы пройти и дракон. Историческую часть города защищала надежная ограда, поэтому у каждых ворот всегда скапливалась очередь. Отстояв больше часа, мы наконец-то въехали в столицу.
Первое слово, пришедшее мне в голову, было «благополучие». Именно это мы видели из окон экипажа. Красивые дома, широчайшие дороги, яркие фонари, всюду парки и аллеи, поразительная оживленность. Ближе к центру богатство декора становилось более очевидным, и мы мельком увидели пару резиденций высокопоставленной шляхты.
Конечным пунктом нашего путешествия стала гостиница «Мазовия», и мне она понравилась больше предыдущего постоялого двора. На этой улице не было современных высоких строений, наоборот, чувствовался дух старой эпохи, когда здания не поднимались выше четырех этажей. Холл оказался под стать: уютный, небольшой, с мягким освещением, украшенными цветками в горшках столиками, глубокими креслами, свисающими с потолка гирляндами из светильников.
Нас поселили на последнем этаже, и вид из моего окна открывался более чем поразительный. Я села на широком подоконнике, любуясь, как закат окрашивает крыши розовым, а вдалеке виднеются башни дворца.
В дверь постучали.
— Простите за беспокойство, сударыня, но это доставили вам.
Работница гостиницы вручила мне букет, и поспешила обратно.
— А от кого он? — успела крикнуть, не обнаружив записки.
— Не знаю, его доставили из известного цветочного салона, и назвали только ваше имя.
— Благодарю.
Разглядывая цветы, я безуспешно ломала голову, не представляя, кто мог мне их отправить. Отец? Только он знал о моем приезде, о гостинице, где мы остановимся, но я интуитивно чувствовала, что это не букет от отца для дочери. Что-то в нем было… говорящее, заявляющее… Нежность очень тонко сплеталась со страстностью, именно таким я представляла букет любимой женщине. Неужели Матвей? Если он приближен к моему отцу, то вполне мог узнать о моем приезде в столицу.
Сердце выбило несколько радостных трелей, после чего стало стыдно, мучительно больно и неловко. Мы разорвали наши отношения, мне казалось, все бесповоротно ушло, но Матвей снова ворвался в мои мысли, заставив прочувствовать тоску и горечь. Мы опять пошли по кругу, и я едва сдержала слезы. Ну уж нет, довольно с меня!
Первым порывом было выбросить цветы из окна, но рука зависла над букетом, и я не смогла так с ним поступить. «Просто выскажу ему, что думаю, и пусть знает, что я не растаю от его цветочков!» — приняла решение, и весь оставшийся вечер старательно избегала взглядом букет.
Следующий день стал очередным триумфом для Матильды, когда она прибыла на встречу в Комитет по образованию, и там ей устроили царский прием. Ей одной из первых вручили награду — памятную статуэтку, подарили роскошный букет, она выступила с речью, сорвала овации, и заняла свое место, так же аплодируя другим заслужившим награды. Позже ей назначили встречу для уточнения деталей, подписания контракта, и Круторогов лично пообещал взять дело под свой контроль. Вся моя злость улетучилась при виде счастья Матильды, и я искренне улыбнулась отцу, отчего он едва не забыл о конспирации.
— Госпожа Стрелицкая, а позвольте задать вам один вопрос!
— Разумеется, господин Круторогов, — опекунша зарумянилась.
— Есть ли у вас с вашей подопечной планы на вечер?
— Мы не думали… — растерялась и еще пуще раскраснелась Матильда.
— Я не хочу показаться вам невежливым, однако моя хорошая знакомая осталась без своих привычных спутников, и ей не с кем пойти на балет. А ведь это наделавшая шума «Аурелия»!
Я едва не поперхнулась. «Аурелия», популярнейший балет, о котором я столько слышала, и который даже не мечтала увидеть своими глазами! О нем говорили, что во время гастролей льевольская публика едва штурмом не взяла театр, требуя увеличить количество выступлений. Сам крол отметил высокий уровень мастерства хореографа, и выразил восхищение работой композитора, наградив их во время праздника в своем дворце.
Матильде не нужно было смотреть на меня, чтобы понимать, как сильно я желаю попасть в театр, но ей явно было неловко согласиться.
— Господин Круторогов, я и даже не знаю, что ответить. Это настолько лестное приглашение, что мне крайне неловко.
— Вы бы сделали доброе дело. Я сегодня занят, и не смогу составить компанию моей доброй знакомой, а вам она была бы рада. Да и вам было бы полезно развеяться. Все-таки вы прибыли в столицу, да еще и в зимний сезон, так что это просто преступление, уехать, не посетив главные туристические места!
В итоге ему удалось заставить опекуншу поменять мнение, и оставил он нас не раньше, чем пообещав прислать приглашения, и объяснив, с кем нам предстоит провести вечер в ложе бельэтажа.
— Элиф, ты ничего не хочешь мне рассказать?
Мы сидели в ресторане рядом с нашей гостиницей, когда Матильда задала неожиданный вопрос. Я опешила, не донеся ложку до рта.
— О чем?
— О том, почему господин Круторогов так вежлив и галантен? Он только и делает, что поддерживает нас, и сыплет подарками. Это ведь от него тебе пришел букет? И не смотри так, я имею право задавать подобные вопросы.
Если бы можно было провалиться под землю от одной силы мысли — я бы с удовольствием это сделала, лишь бы не ерзать под ее пристальным и настороженным взглядом. Ну и как ей все это объяснить? Что мне врать?
— Касательно букета — я не уверена, там не было записки, а господин Круторогов не похож на того, кто стал бы баловаться подобным образом. Ну а насчет вежливости, и желания оказать нам услугу… Думаю, все дело в том нападении на меня. После случившегося общественность выразила много недовольства, репутация Академии пострадала, и попечители, преподаватели, рядовые работники — все приложили много усилий, чтобы изменить ситуацию с людьми в стенах своего учебного заведения. Не удивлюсь, если господин Круторогов считает себя виноватым в произошедшей трагедии.
Матильда глубоко задумалась, и, надеюсь, мне удалось увести ее мысли из опасного русла. Хотя… Только сейчас до меня дошло: вряд ли она могла предположить, что на самом деле нас с Крутороговым связывает родство! Скорее всего подумала, что известный попечитель увлекся молоденькой ученицей из смертных! Какое унижение! После такого у меня напрочь отбило аппетит, и я лишь вяло ковыряла содержимое тарелки, мечтая скорее убраться отсюда, остаться в своем номере, и спустить пар без свидетелей.
Только вот этой мечте не суждено было сбыться: в театр полагалось явиться нарядной, и Матильда с нашими помощницами перетрясли весь мой гардероб, остановившись на белом платье. Конечно, вряд ли оно могло сравниться с одеяниями дракониц, но у меня все равно не было ничего лучше, да и не полагалось нам, наверное, смертным, затмевать родовитых красавиц.
Собрав волосы в элегантную прическу, прислуживающая нам драконица несколькими штрихами нанесла на мое лицо удивительный макияж, который совершенно не было заметно, но который преобразил мое лицо, сделав его свежим, изящным, нежным и сияющим. Я с удивлением разглядывала свое отражение, подумав, что со дня представления еще не выглядела так красиво.
Накинув теплые накидки, мы запрыгнули в экипаж, и поспешили в театр, хотя из-за предпраздничной загруженности дорог дойти пешком было бы быстрее. Матильда нервно поправляла юбки, и было видно, что предстоящее мероприятие не радует ее так, как полагалось. Во мне же закипало радостное возбуждение: я даже не мечтала увидеть знаменитый балет в лучшем театре, но примерно через час это случится! Благодаря моему отцу, который не может во всеуслышание признать меня, и которого опекунша заподозрила в куда менее благородных намерениях. Да уж, ситуация… Эта мысль капнула ядом в мои сладостные мечты, и остаток пути мне пришлось снова сдерживать слезы унижения.
В итоге я прислонилась разгоряченным лбом к стеклу, и попыталась взять себя в руки. Благо, открывающиеся нам виды изрядно помогли: невольно я отвлеклась от мрачных мыслей, любуясь роскошными усадьбами, яркими площадями, нарядными драконами, гуляющими в центре.
— Сударыня, гляньте сюда!
Я обернулась к Матильде, и увидела из ее окна наш театр. Вереница экипажей стекалась к этому величественному зданию, останавливалась у входа, принимавшего новых гостей, и беспрестанно сменяясь. Нам пришлось минут восемь простоять в очереди, прежде чем мы смогли подъехать к театру. Нашу дверцу открыли, помогли выбраться, пожелали отличного времяпровождения, и впустили внутрь.
Работница театра, источавшая униженное почтение перед семейством в мехах и драгоценностях, перевела взгляд на нас, и он мгновенно наполнился негодующим презрением.
— Данный вход предназначен для избранной публики. На последний ярус поднимаются по отдельным лестницам, вам нужен боковой вход в театр, — выдала она, даже не поздоровавшись.
Лицо Матильды заледенело, приняло такой же презрительный вид, и она молча протянула пригласительные. Глаза женщины удивленно округлились, когда она увидела слово «бельэтаж», но окончательно ее добила подпись господина Круторогова, и указание на то, что мы — его почетные гости. Только тогда она окинула всю нашу компанию, и заметила среди наших прислужниц кровную драконицу. Теперь вид у женщины был по-настоящему жалким.
— Ох, прошу прощения, — пролепетала она на грани слышимости. — Вам сюда, в гардероб, а потом — вверх по лестнице. Добро пожаловать!
Матильда сухо кивнула, и так же безмолвно прошествовала сдавать верхнюю одежду. Я гордилась ее достоинством, и злилась на ту женщину, причем так сильно, что у меня опять задрожали руки. В последнее время это стало происходить все чаще и чаще. Может, это очередной симптом принятия истинного облика, вроде обостряющегося зрения?
Избавившись от верхней одежды, мы в потоке гостей театра поднялись по роскошной лестнице, и оказались в просторном холле, каждая деталь которого кричала о богатстве и притязательности. Мои глаза метались от росписи к лепнине, от лепнины к драпировкам на окнах. В громадном зеркале я увидела себя в окружении драконов, и поняла, что здесь мое место. Я была рождена драконицей, хотя все и пошло наперекосяк, но эти привилегии могли бы быть моими. И я не выглядела бы скромно в простом белом платье: дочь Круторогова, будь она даже недодраконицей, блистала бы лучшими туалетами и редчайшими драгоценностями!
Осознав, насколько глупы мои мысли, я едва сдержала смех.
— Нам сюда, — произнесла наша прислужница, указывая на проем в стене, ведущий ко входам в ложи.
Куда больше мне хотелось погулять по театру, увидеть все его залы, но в основном по нему фланировали мужчины, или целые семьи, но в окружении мужчин. Пожалуй, служанка права, и нам не стоит выделяться. Довольно того, что мы здесь — единственные смертные, все остальные могут разве что ютиться на последнем ярусе, и сюда их тоже не пускают, дабы оградить «благородную» публику от неотесанных людей.
Кинув еще один тоскливый взгляд, я проследовала за опекуншей, и через минуту нас впустили в третью ложу левой стороны. Там уже расположилась полная драконица с пепельными волосами, собранными в изящную прическу. Богатое платье не казалось вычурным или безвкусным, зато украшающие ее драгоценности сразу заявляли о статусе их владелицы.
Наша прислужница представила нас друг другу, мы весьма церемонно поклонились, обменялись общепринятыми фразами, после чего наша новая знакомая Милена Дымова весело подмигнула, и завела непринужденную беседу:
— Благодарю за то, что приняли мое приглашение! Я не люблю смотреть балет в одиночестве, к тому же, насколько я знаю от моего хорошего друга, вы получили премию от Комитета по образованию, вам просто необходимо сие событие отпраздновать! Да и юной сударыне будет весьма полезно развлечься, тем более, я уверена, в Академии только и будут говорить об «Аурелии»! Ах, ну что вы стоите, садитесь! До начала у нас есть еще минут пятнадцать, но вам будет крайне интересно полюбоваться театром с ваших мест!
Наша ложа состояла из трех рядов изящных деревянных кресел, оббитых малиновым бархатом. Самые удобные и почетные места — передние, и мы с опекуншей и госпожой Дымовой с небольшими трудностями (из-за платьев) их заняли. Позади нас устроились все наши прислужницы. Облокотившись о мягкий бортик, я впервые по-настоящему осознала, где нахожусь, и мое сердце оглушительно забилось.
Сцена пока была закрыта легендарным золотисто-красным занавесом, и мой взгляд зацепился за оркестровую яму, где уже собирались музыканты, настраивая свои инструменты. Женщина в черном платье перебирала струны арфы, мужчины пожимали друг другу руки, скрипач недовольно косился на место для первой скрипки. Все эти детали, такие незначительные, таили в себе особое волшебство, и я влюбленными глазами осмотрела весь зал, огромную люстру из редчайшего кассиварского хрусталя, потолок, расписанный сценами из наиболее известных балетных постановок в мире.
В самом низу находился партер с тесно придвинутыми стульями, который занимали в основном мужчины, не считая двух-трех дракониц в очень скромных закрытых платьях. Позади партера располагался амфитеатр с тремя рядами удобнейших мягких кресел, но и там женщин я не обнаружила; по бокам размещались ложи бенуара.
Уровнем выше находился бельэтаж, считавшийся более достойным местом для благородной публики, так как был отделен от «суетной толпы» (цитата Дымовой), располагался на удобном уровне — не слишком высоко, все прекрасно видно. Конечно, драконам с их зрением прекрасно видно отовсюду, тут скорее дело было в высокомерии, зато смертные с верхних ярусов мало что могли разглядеть.
Как правило, ложи были выкуплены на весь сезон, и, если временному владельцу не хотелось посещать театр, — ложа сиротливо пустовала. Однако сегодня свободных мест не наблюдалось: драконы обожают зимний сезон, и точно не пропустят одно из главных событий — «Аурелию».
Посередине бельэтажа красовалась Золотая ложа — наиболее почетное место для семьи крола. Она превосходила все остальные по габаритам, стоящие там кресла были изготовлены из золота с обивкой из восточного бархата, чуть более светлого, чем драпировки с нависающими кисточками. Колонны и верхняя часть были так красиво украшены золотом, что пробудили во мне желание немедленно их зарисовать. Я даже позавидовала тем, кто сидит в ближайших ложах справа и слева.
Справа расположилась весьма надменная драконица с двумя дочками, похожими на нее удивительным образом, позади весело переговаривались родственники мужского пола. В левой ложе сидела юная девушка со своей матерью, позади так же стояли мужчины, но мне понадобилась всего одна секунда, чтобы зрение обострилось, и я поняла, что в ложе расположились Беломорские.
Отвернулась так резко, что заколола шея. По лицу разливалась краска, и я с большим трудом уняла обуревавшие меня эмоции. Вовремя, кстати.
— Ну как вам зал, сударыня? — спросила меня госпожа Дымова.
Заплетающимся языком я выдавила отдельные слова: «поразительно», «грандиозно», «незабываемо». Но столь явное смущение списали на волнение и подавленность от окружающей меня роскоши, и роль рассказчицы Дымова взяла на себя.
— Поглядите, прямо напротив нас, вон там, на правой стороне сидит господин Кривич с семьей. Вы ведь учитесь в Академии с его дочками, а сына, пожалуй, вы раньше не видели.
Действительно, позади Ольги стоял привлекательный молодой дракон с зачесанными назад светлыми волосами. Внешне он мало походил на сестер, но сходство с отцом было более чем очевидное. Мирослава скучающим взглядом смотрела на партер, Ольга листала сувенирную книжицу, их мать старалась завязать разговор, но, судя по всему, безуспешно.
— А вот и сам лорд Дартмур! Посмотрите, пятая ложа слева, почти рядом с нами! — игривым шепотом произнесла Милена. — С ним его сын, господин Эксетер. Какой красавец, не так ли? Куда это он так внимательно смотрит… О, господин Беломорский с семьей! Посмотрите, какую ложу они выкупили! Вы же представлены им, сударыня?
— Да, госпожа Дымова. Я учусь вместе с сударыней Ярославой, и была представлена господину Беломорскому на балу в честь начала учебного года.
— С сударем Беломорским вы также, полагаю, знакомы. Он как раз смотрит на нас. Ну же, сударыня, повернитесь! Не можете же вы просто взять и проигнорировать своего знакомого, улыбнитесь ему хотя бы, — и Дымова подала мне пример, первой улыбнувшись Ярогневу.
Мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться. С трудом повернув шею, я впервые за долгое время встретилась с ним взглядом. Это была весьма мучительная минута, потому что я опять покраснела, а когда он улыбнулся… внутри меня все скрутилось в узел. Да что же это такое! Он ведь просто друг, спасший мне жизнь, поддержавший меня, поэтому я должна уважать его, а не трястись от одного его взгляда!
Наш зрительный контакт явно затянулся, поэтому я выдавила кое-какую улыбку, и отвернулась. Чтобы напороться на взгляд Матильды.
— А сударь по-прежнему сюда смотрит, — напряженно сказала опекунша.
Все, что я тщательно скрывала от Матильды, начало выходить наружу. Ну и как мне ей это объяснить?! Обстоятельства опять бросают меня на путь полуправды, что неприятно, но иного выбора я не видела.
— Неудивительно, — сказала я максимально возможным ровным голосом. — Вряд ли кто-то здесь не знает об инциденте в Академии, и моим спасителем стал как раз сударь Беломорский. Он был неподалеку, когда сударь Хрусталев напал на меня, остановил его, и сопроводил к целителям.
Повисла напряженная тишина, которой я была несказанно рада.
— Сударю Беломорскому пришлось тогда срочно отбыть на север по службе, и у меня не было возможности поблагодарить его как следует.
Что было ложью, однако это могло объяснить интерес к моей персоне, и увести дам от более опасных подозрений.
— Прости, Элиф, что тебе пришлось об этом вспоминать, — прошептала Матильда с такой болью, что мне стало невыносимо стыдно.
— Не будем думать об этом сейчас. Все в прошлом, виновные наказаны, а у сударыни столько перспектив впереди, что можно только позавидовать! — Милена всеми силами пыталась разрядить обстановку. — Кстати, раз уж на то пошло, оркестр уже на месте, представление вот-вот начнется! Подайте нам бинокли! — скомандовала она служанке, и нам вручили элегантные золотистые оптические приборы.
Тут наше внимание привлек шум в зале, и некоторое время я сжимала свой бинокль, пока не нашла сил обернуться, и только тогда поняла причину всеобщего волнения.
В Золотую ложу входили драконы. Посередине разместился высокий черноволосый мужчина, в котором я угадала крола Казимирова. По бокам сели его дочери, супруга, и Катерина Тобольская. Сзади расположились сыновья правителя, господин Тобольский со своими родичами, и Матвей. Как раз позади принцессы Касии, сидевшей в родовой диадеме Ясногоровых.