Я - западный украинец

После долгого перерыва снова хватаюсь за цепь своих воспоминаний. Утро после кременчугского кошмара выдалось пасмурное, промозглое. Остервенело дул северный ветер, лил холодный осенний дождь со снегом, хотя была только середина октября. Настроение прескверное. Чувствую, остаться в живых в этой обстановке весьма и весьма трудно, но погибать от пули конвойного не хочется, противно даже думать об этом. Решаю держаться до последнего. Мой напарник в ряду, Саша нашел все-таки меня, идет рядом. При выходе получили очередные пайки хлеба.

Колонна наша привычно растянулась на километры. Удивительно, сколько нашего брата осталось лежать в Кременчуге, а тут незаметно, что нас стало меньше. Выбрались из Кременчуга. Стали проходить деревни. Я привычно шныряю глазами по сторонам. Смотрю, стоит молодайка и держит руки под фартуком. Значит, наверняка что-то есть. Оглядываюсь на конвойных. Задний довольно далеко, а передний близко. Быстро выбегаю из колонны, выхватываю из рук женщины пирог с тыквой и бегу в колонну. Задний заметил, два раза выстрелил, но не попал, только пули просвистели мимо ушей.

Так шли мы много дней, наверно с неделю или больше. Наконец прибыли в Кировоград. Сколько километров от Кременчуга до Кировограда, я и до сих пор не знаю, но путь этот был тернистый. В Кировограде нас загнали в городскую тюрьму. Два трехэтажных корпуса. Каменные трехметровые стены, наверху колючая проволока, по углам вышки с часовыми. Во дворе стоит обычный гам, крик. Это разыскивают потерявшихся друзей. Идет обычный торг: «Кому воды! Кому макуху! Кому кукурузу! Кому курить!».

Пошла дизентерия. Валил народ беспощадно. Всюду голые трупы, прямо ступить некуда. Раздевают еще не умерших, но ослабевших. «Все равно помрешь, чего ждать, дай раздену». И раздевают. Вечером трупы вывозили на телегах, двор временно очищался. А к следующему вечеру двор снова покрывался трупами, как и вчера. И так каждый день. На ночь загоняли в здание. Поскольку уборных не было, испражнялись тут же, на товарищей. Ничего не попишешь. Плен.

В Кировограде нас держали долго. Я пробыл около полумесяца. Мысль о побеге мне и раньше приходила в голову, точнее с первого дня. Но шансы на успех были ничтожны.

Но вот пришел Его Величество Случай. И совсем не с той стороны, откуда можно было ожидать. Да, счастье мне на этот раз улыбнулось. В конце октября в лагере появился переводчик и громко объявил: "Все западные украинцы, подойдите к главным воротам. Но только западные украинцы. Если подойдут другие, русские или советские украинцы , - будут расстреляны на месте! Повторяю."

Я встрепенулся. Зачем вызывают? Ясно, не для наказаний. Отпускают домой? Вполне возможно. Черт возьми, почему же я не западный украинец? Ведь на лбу у меня не написано, а документов ни у кого нет. Плохо говорю по-украински? Ну, так я мог жить и в городе. Да вряд ли они станут устраивать экзамен! Стал перебирать названия знакомых селений. Любомль? Слишком банально, да и могут узнать, что там полк стоял. Вспомнил, мы как-то ездили играть с оркестром в деревню Скибы.

Вот оно, Скибы. Прекрасно, лучше не придумаешь. Область знаю – Владимиро-Волынская. Теперь как быть с фамилией? Андреевым, да еще с Порфирием соваться нечего. Сразу расстреляют. Стал лихорадочно перебирать знакомых украинцев из роты связи. Остапенко? Потапенко? Слишком банально. Вспомнил, был красивый малый - Прищепа. Подойдет? А имя? Петр! А лучше — Петро! Отчество пусть останется - Андреевич. Итак, решено: теперь я - Петро Андреевич Прищепа из деревни Скибы Любомльского уезда Владимиро-Волынской области.

Э, была не была! Расстреляют - пусть, тут тоже не жизнь. Все равно подохнешь. Открыли ворота, нас вышло человек сорок. Может быть, вышло бы и больше, но объявление слышали только ближние, а дальние ничего не слышали.

Построились. Стоим молча. Исподволь осматриваю соседей. Кто они? Настоящие западные Украины или такие же, как я? Не понять. Все молчали. Мысленно перебираю украинские слова и обороты речи. Вышел немецкий офицер. Ну, этот не страшен, вряд ли он знает украинский язык. Офицер подошел к переднему, ткнул пальцем и громко произнес: «Кукуруза!» Тот сначала не понял, в чем дело. Соседи объяснили: «Повторяй, дурак, - кукуруза!" Затем все по очереди прокричали название этого злака. Оказывается, так ищут евреев. Немцы знают, что еврей букву "р" не выговаривает. Когда с этим было покончено, немец махнул рукой, и мы стали входить в канцелярию. В переднем углу висит икона. Каждый, проходя мимо, оборачивается и крестится. Я тоже перекрестился. Вдоль длинной комнаты или коридора стоят столы, много столов. За ними сидят писари. Это наши же пленные, более или менее владеющие немецким языком. Ну, думаю, вот тут держись, начнут выпытывать. Ничуть не бывало! Писарь взял бланк и вписал туда анкетные данные: фамилия, имя, отчество, воинское звание и куда идешь, то есть домашний адрес. Все это я отчеканил «по-украински», как только смог, конечно. После этого нас вывели, построили, приказали: "Запевай!". Мы запели "Распрягайте, хлопцы, кони" и пошли на выход. При выходе напоследок лупили еще по головам палками, вероятно чтобы мы не забыли о Кировограде и плене. Иду по улице, весь сжался в комок, так и кажется, что вот-вот крикнут: "Эй, вернись!" Ну, думаю, черта с два, все равно дам деру! А пока иду и не оглядываюсь. Прошел с километр и оглянулся. Слава богу, никого нет, я один. Товарищи мои по выходе тоже исчезли, как дым. Видимо, такие же украинцы, как и я. Посмотрел в свой пропуск. В конце по-русски добавлено, что мне следует идти домой прямой дорогой, не останавливаться, а в случае вынужденной остановки регистрировать пропуск у немецких властей или старост.

"На черта мне Западная Украина? - думаю я, - пойду на восток, может, еще до фронта доберусь!" А пока надо подкрепиться.



Загрузка...