Крутые версты от Суры

Потрясение музыкой

Учителя пения Мирона Ивановича Иванова я хорошо запомнил на всю жизнь, потому что тогда, в школе, меня ошеломила музыка. Мирон Иванович окончил учительскую семинарию в Казани до революции, там же играл в духовом оркестре. Владел многими инструментами, струнными и духовыми. Квартира наша находилась на конце Красной улицы в двухстах метрах от кладбищенских ворот. Как-то под вечер, когда мы скучали на скамеечке у дома, с противоположной стороны площади показалась похоронная процессия. Мы тоже подошли поближе. Конечно, наше внимание привлекает гроб и люди, его несущие. Я и не заметил музыкантов с трубами, которые шли за гробом.

И вот совершенно неожиданно среди тишины грянула музыка! С грохотом барабана и тарелок! Я чуть не свалился от испуга и волнения. Ведь радио и кино тогда не было, кроме гармошки и балалайки я никакой музыки не знаю, да и не представляю. А тут творится такое! Я весь задрожал, на глазах выступили слезы, меня охватило какое-то непонятное волнение. И страшно, и приятно, и торжественно! Музыканты мне кажутся не людьми, а какими-то ангелами, сошедшими с неба! (До этого я часто читал матери вслух Евангелие на чувашском языке, особенно Апокалипсис). Теперь я уже не отхожу от музыкантов, заглядываю им в лица, пытаюсь понять: что это за люди, откуда они взялись, как и откуда достают они такие чудесные звуки? Расспрашивать кого - либо не смею. Да по тому времени это небезопасно, того и гляди тумака отхватишь: с чувашами тогда русские, особенно ядринцы, не очень церемонились.

Вот могила засыпана, толпа постепенно расходится, музыканты с трубами тоже идут к выходу. Я в некотором отдалении крадусь за ними. Мне непременно надо узнать, куда они положат свои волшебные инструменты? Вижу - идут к педтехникуму. А там ведь и наша школа! Вот поднялись на второй этаж, повесили инструменты, заперли комнату и разошлись по домам. Я, как хороший детектив, запомнил эту комнату.

На другой день после уроков сразу поднялся на второй этаж и стал дежурить у дверей. Прождал до вечера - никто не пришел. «Ничего, придете все равно когда-нибудь, ведь трубы-то здесь, никуда не ушли». Теперь я нашел себе новое занятие - дежурить у дверей музыкальной комнаты. Как только соберутся музыканты, я стою в коридоре в отдалении и слушаю. Сначала дудят каждый свое, но приходит Мирон Иванович и начинается настоящая музыка: то бравурный марш, то веселая полька или краковяк. Мне одинаково все нравится. Иногда музыканты выходят покурить. Заметив меня, кричат:

- Ты чего тут торчишь? А ну, брысь отсюда!

И шлепают ладонью по затылку. Я отбегаю и опять останавливаюсь на почтительной дистанции.

- Кто это такой?

- Да чувашленок какой-то.

Однажды после урока пения я подошел к учителю, спросил,

можно ли мне учиться играть на трубе. Он посмотрел на меня

и ответил:

- Нет, еще рано. Это вредно для здоровья. Вот начнешь учиться в техникуме - тогда можно будет.

Мирон Иванович прожил долгую жизнь, воспитал не одну плеяду музыкантов-исполнителей, композиторов, есть даже лауреаты. После войны я сошелся с ним близко, часто заходил к нему поговорить или списать ноты. Он накопил огромный репертуар для оркестра, в основном рукописный, которым очень дорожил, не выдавал никому на руки, а позволяет только списывать у себя дома. После выхода на пенсию он еще долго руководил школьным оркестром, оставил его только года за три года до смерти, когда уже почти оглох (тоже следствие занятий духовой музыкой).