Крутые версты от Суры

Камыш шумел в печи

Бывший председатель колхоза эвакуировался в начале войны на восток. Семья жила от меня через два дома. Мать, толстая женщина и дети, пять или шесть. Старшие выходили на работу, но все-таки сильно бедовали. Младшие приходили часто ко мне, я всегда давал им хлеб. В деревне остался один коммунист. То ли он не стал эвакуироваться, то ли вернулся из плена, не помню. Как-то на дорожных работах уже летом 42-го года я с ним разговорился. "А у меня вчера во рту дуло нагана побывало», - сообщил он и рассказал, что ночью приходили полицаи, требовали денег и самогона, угрожали. Сам он симпатичный, тихий мужик лет 40, никаких должностей в колхозе не занимал. Я посоветовал ему уйти из села, устроиться где-нибудь, пока не придут наши. Он не мог решиться, очень был напуган. Через неделю я узнал, что его расстреляли полицаи. Ночью, за деревней.

Другой коммунист, бывший председатель соседнего колхоза работал мельником на водяной мельнице. Тоже тихий, разумный мужик средних лет. Его, оказывается, очень любили жители и отстояли от произвола полицаев. После моего ухода он остался там же. Приходился дядей моей хозяйке. С ним я частенько беседовал, не раз заговаривал о партизанском движении, но он был слишком напуган, не хотел даже слышать об этом. Близко сошелся я с тремя парнями. Один - лейтенант Костя, из пленных, красивый, ладно скроенный, роста небольшого, развитой, настроенный боевито. Два фельдшера, оба молодые, в армии не служили, но настроенные патриотично. Один Семен Коваль, другой его двоюродный брат Иван Коваль. Собирались по вечерам у меня, хозяйку я посылал к соседям, я играл на мандолине, пели и беседовали.

Опыта партизанской войны ни у кого не было. Да и как ее вести, если кругом на 30-40 километров голая, как сковорода, степь. В общем дальше разговоров дело у нас не пошло. Был у меня еще друг, татарин Гриша, недалекий парень, с 4-классным образованием, безотказный работяга, весельчак, любитель выпить, примак у Секлетеи, женщины лет 40 (сухая, как щепка). Тот часто приходил ко мне коротать длинные зимние вечера с бутылками самогона в кармане.

Как-то иду с работы. Зима, мороз. Поравнялся с одним пленным. Высокий, худощавый, несколько болезненный вид. Разговорились. По акценту сразу узнал, что он чуваш.

- Откуда, друг?

- Из Горьковской области,

- Ну, насчет Горьковской ты мне не говори, скажи лучше из какого района Чувашии?

- Ядринского.

- Деревня?

- Поселок Канаш.

Мать честная! Земляк, километров десять от моей деревни. Я скал, что из Горького, но приезжал в Ядрин к дяде. Нашлись общие знакомые. Разговорились. 0 том, что я тоже чуваш, конечно, умолчал, а от акцента я избавился еще в детстве. Забегая вперед, скажу, что он оказался мужем Маруси, двоюродной сестры моей жены (тогда будущей, конечно). После войны Маруся вышла замуж вторично, дети (пятеро) уже взрослые, окончили институты, есть внуки. Встреча эта, к сожалению, оказалась последней. Вскоре узнали, что чуваша и татарина Гришу забрали ночью полицаи. Зачем, мы тогда не знали. Только после войны узнал, что немцы образовали из нацменов Поволжья Волго-Вятский легион, туда они, видимо, и попали, там и погибли.

Деревня Конёлы небольшая, но расположена довольно живописно. 4-5 улиц веерообразно сходятся в центре. Там пригорок, на пригорке правление колхоза, каменное здание с колоннами, бывший дом помещика. Но самое примечательное, конечно, став (пруд). У нас тоже есть пруды, но поскольку земля сильно пересеченная оврагами, не больше. А здесь пруд грандиозный. Земля равнинная, хотя плотина невысокая, пруд разливается широко. Шириной с Волгу, может местами шире, а длиной 8-10 километров, тянется до следующего села, а там снова такой же пруд. Полно рыбы (карп зеркальный), дичи, диких уток. Аисты прилетают ранней весной , устраивают гнезда на камышовых крышах хат. Любо-дорого слушать по утрам их пулеметные трели. Это они клацают клювами. Пищи для них хватает с избытком, несметное количество лягушек ведут по ночам свои концерты. Огород моей хозяйки упирается прямо в пруд, так что купаться - рядом.

Как-то в конце ноября рано утром меня разбудил мой друг Марко Караванский:

- Вставай, Петро! Идем таскать очерет!

Ничего не понимаю. Объяснили. Оказывается, пруд покрылся льдом, и можно свободно пробраться на острова, поросшие трехметровым тростником. Этот камыш - прекрасное топливо на всю зиму. Надо спешить, потому что туда устремилось все население деревни. Действительно, по пруду со всех сторон идет народ. Мы с Марко тоже связали по связке. Тут я убедился, что не зря Марко шахтер. Я тоже не из слабых, но скоро замучился, а Марко хоть бы что, тащит, связки, которые куда больше моих. Так работали два дня, пока совершенно не очистили все ближние острова. Тащим, а Марко еще и шутит "Трещит крестьянский пуп".