Крылья

Как было

Валерьян Петрович слушал ребят, не прерывая. Он тихо потирал пальцами щетинистый подбородок и внимательно вглядывался в лица ребят большими, черными глазами.

— Они первые полезли!

— Налетели, как бешеные!

— Мы даже не дразнили их!

В голосах слышалось еще неостывшее возбуждение, еще не успел схлынуть с лиц воинственный пыл.

— И все-таки вы меня не убедили, ребята, — проговорил, наконец, Валерьян Петрович. — Ну, еще, понимаю, когда бушевали у нас «софроновцы» — такие побоища бывали у нас не редкость. Но теперь? В чем дело? Неужели у вас ни у кого не нашлось благоразумия, чтобы остановить драку? Ты был в драке, Костя?

— Из-за него все и вышлю!

— А Костик и дрался-то больше всех!

Возбуждение снова охватило ребят.

— Стойте! Тихо же! Тишина!

Маленький рыжеволосый Вася Орехов поднял руку и еще раз крикнул:

— Тишина!

Стихли: Вася Орехов — председатель учкома и ребята привыкли слушаться его.

— Давайте по порядку, Валерьян Петрович! Пусть Костик все как было, расскажет.

— Ну, давайте по порядку. Говори, Костя.

Костя поднялся с дивана и, похлопывая по столу в такт ладонью, смело начал:

— Вот. У нас работают авиомоделисты. Вот. И мы готовим к краевому слету модели. Мы никому не мешаем и ни у кого не списываем чертежей. Вы еще сами, Валерьян Петрович, хвалили нас, помните? А те — тоже стали готовить. Ну, и готовьте себе на здоровье…

— Подожди. Кто это — «те»? — перебил Валерьян Петрович.

— Пушкинская школа.

— Ну, и что же? Очень хорошо.

— Никто и не говорит, что плохо. Они там сделали очень хорошую какую-то модель. Им в части связи помогали, мы это узнали. Потом они взяли и выставили ее в осоуголке. Сдуру, конечно. Потому что все подходили и лапали, ну и долапались. Свалили с подставки и разбили.

— А теперь на нас сваливают, будто мы подстроили — не выдержала Галя и сердито тряхнула косичками.

— Тихо, Галя. Дай договорить — остановил Валерьян Петрович.

— Нет, верно, Валерьян Петрович, они на нас сваливают. На меня, то-есть. Там есть Жеська Алеева, так это она все.

— Я хочу знать о драке.

— Мы шли на занятия. Шурка как раз нес показать свой автожир новый. Вы бы видели, как здорово он его сделал! Ну, шли мимо Пушкинской. А они выбежали, как сумасшедшие, из калитки, прямо к Шурке. Цоп за модель! Шурка замахнулся. А они окружили нас, вырвали модель, разодрали и на нас полезли. А мы что — дураки что ли? Навалили и им по первое число… Только окон мы не били, Валерьян Петрович, это они напрасно уж, не по-честному.

— А грядки?

— И на грядки не лазали, честное пионерское.

— На грядки никто далее не ступнул — поддержали ребята Костю.

— Мы их только до дверей догнали, а потом убежали.

— Хорошо «до дверей», когда окна выбиты — недоверчиво произнес Валерьян Петрович. — Придется в гороно разбираться, заведывающий уже приходил ко мне.

— Ну, и пусть — запальчиво закричал Миша Тумаков, — мы, небось, не ходим к ним жаловаться.

— Дело, друзья, не в том, кто и на кого пошел жаловаться. Дело совеем в другом, более серьезном. Мы вот с вами думали, что излечились, от «софроновщины», что мы научились уже по-культурному разбираться в разных вопросах, а выходит совсем иначе. В прошлом году мы с вами выносили хорошие постановления о Васине и его компании. Помните эту историю? А теперь что делаем? Сами кулачную расправу практикуем, выходит? Это — пионеры-то в советской школе. И другое, ребята. Еще более серьезное. Мне передали, что после этой перепалки многим ребятам из Пушкинской школы здорово досталось дома. И один из участников драки — Паня Желтов — бежал из дому.

Валерьян Петрович никогда не повышает голоса с учениками. Он всегда говорит тихо, медленно и очень внятно. Но когда он произнес последнюю фразу, многие ребята, точно от окрика, вскинули головы:

— Как?

— Его сильно избили дома, поддержки ему никто не оказал, и мальчик сгоряча ушел и не вернулся до сих пор.

— А кто избил?

— Повидимому — родители,

— Я бы тоже ушел, если бы меня били — горячо сверкнул большими глазами Мартынов Коля, — а их бы прямо в суд.

— За некультурность под суд не отдают — отозвался серьезно Валерьян Петрович. — перевоспитывают. Бьют ребят, главным образом, некультурные люди.

— Меня тоже лупцевали раньше, да теперь перестали — улыбнулся Женька Ожегов и смущенно прикрыл рот: у него были большие, кривые зубы и ребята частенько над ним посмеивались.

— А тебя били, ага? — толкнул он в бок соседа — Ильюшу Королева.

— У меня папка ведь партийный — обиделся тот.

Костя привскочил:

— У Жеськи тоже, небось, мать партийная, а вон как лупит ее.

— Одним словом — хороши! — раздался за спинами ребят звучный, сочный голос, — и сами кулаками расправляетесь, и других, под кулаки подводите. Хороши пионеры, нечего сказать!

— Ольга Алексеевна!

Ребята весело заулыбались навстречу Ольге Алексеевне: вся школа любила веселую, жизнерадостную химичку, безоговорочно слушала ее и полностью признавала ее авторитет. Она была в школе завучем, знала всех ребят не только по фамилии, но и по именам, прекрасно знала работу всех школьных кружков.

— Ахать да охать вы мастера — продолжала Ольга Алексеевна, укладывая пачку книг в шкаф, — а вот помочь Желтову никого не нашлось. По-моему — Желтов замечательный парень был бы, если бы его в руки взять. Мне рассказывали, что у него в сарае настоящий авиозавод. А вы вместо того, чтобы пойти, да поучиться у него, — подвели мальчишку своей дракой. Фу, как безобразно, ребята, это у вас вышло! Сейчас по всему городу только и разговору, что о вашем побоище. В гороно прямо пригрозили исключить зачинщиков.

Школа наполнялась разноголосым шумом. Двери в учительскую то и дело открывались, входили учителя, просовывалась иногда ребячья голова, сверкали на миг озорные, живые глаза и снова дверь захлопывала свои челюсти.

Резко заверещал звонок в коридоре. Валерьян Петрович поднялся. Вскочили ребята.

— Так мы ни до чего и не дотолковались ребята, — укоризненно произнес он. — Не слышал я от вас ничего определенного. Подумайте, давайте, над всем этим делом. К нему придется вернуться.

Толкаясь в дверях, высыпали из учительской в коридор ребята. Только Костя и Орехов задержались у стола. Вася, поправляя пояс, остановил заведывающего:

— Валерьян. Петрович, со старшими у нас не все благополучно.

— А что такое?

— Да вот мы с производственным сектором подсчитали — неуды у них растут по алгебре, геометрии и физике. Мы на учкоме сегодня будем разбирать.

— Ты по журналам подсчет делал?

— Да, и по дневникам. И, знаете, Валерьян Петрович, трудно все-таки по кварталам зачеты сдавать. Лучше было бы покороче промежутки между зачетами делать. Тогда неуспевающих можно вовремя подгонять.

— Ну, что ж. Давайте, обсудим на учкоме. Вам необходимо тоже сегодня быть, Ольги Алексеевна.

— Буду обязательно. У меня есть кое-какие соображения на этот счет.

— Ну, пора на занятия, — ласково хлопнул Орехова по спине ладонью Валерьян Петрович. — Пошли.

— Ольга Алексеевна!

— А? — обернулась на робкий зов Кости химичка.

— Как же, теперь с Желтовым, а?

— Давай уж с тобой после уроков, дружок, подумаем, ладно?

— Ладно. Только…

Только не давала покою Косте мысль о Пане весь день. Он был рассеян на уроках, еле-еле двигался на физкультуре и совсем не остался на заседание учкома.

Конечно, он тоже слышал, что Панька — хороший моделист, что, у него есть замечательная модель с пятиугольным фюзеляжем. Но сам он еще не успел ее посмотреть. А потом эта модель, которую кто-то так варварски искалечил. Ребята рассказывали, что сердце замирало от одного только ее вида. И ведь строил модель весь кружок. Жеська эта самая тоже там возилась. А в Чеховской школе моделистов-то — раз, два да и обчелся. И кружка-то как следует нет, так только, каждый сам по себе. В шестых да седьмых еще группах и занимаются по-настоящему моделями человек 5–6. Ну, это уж что верно, то верно — знаменитые моделисты. У них и модели на состязаниях участвуют, и сами ребята — Бурченко и Шурка Парометов даже на всесоюзные состязания авиомоделистов уже ездили. А в Пушкинской там вон десятка два уже авиомоделистов. Вот это — да, по крайней мере. А Жеська — зловредная. Сама, небось, уронила модель, а теперь на него сваливает. А он даже одним глазком модели не видел! И Панька вот теперь ушел из дому… Верно: здорово нехорошо получилось. Да еще этот ябеда — зав. Пушкинской школы. Тоже гусь — сейчас же побежал всем нажаловался. Лучше бы собрал вот так ребят, как Валерьян Петрович, по-хорошему бы поговорили и никому бы не досталось. И Панька не ушел бы из дому. А то вот Жеську — дуру, небось, мать опять за волосы таскала. Да еще, чего доброго, крайосо узнает о драке, кружки запретит, скажет — срывают моделисты дисциплину.