Крылья

Сердце — камень

— Иди ты, ничего не понимаешь!

— Сама ты не понимаешь. Ну, разве дымом можно наполнить шар?

— Конечно можно. Дым — легче воздуха, он поднимается в нем. Значит, можно наполнить.

— Вот жалко, Генки нет, а то бы он тебе об’яснил; Дым-то ведь — это сажа? А сажа тяжелей воздуха. Как же она, по-твоему, может подниматься?

— Она, ведь, летает?

— Так это ее ветром носит. И дымом никто не наполняет шаров, хоть сама прочитай вон в книжках.

— Тогда нечего было и стратостат клеить. Даром только время потратили.

— Так бы вот рассуждать, так совсем летать не надо. Надо придумать, чем наполнить.

— Вот, если бы в части связи водород был, — Сережа бы обязательно достал, ага?

— Да, так тебе и дали водород.

— Ну, а чем же тогда надувать?

— Давай, папу спросим.

— Может — велосипедным насосом можно?

— Бабка на горизонте. Спасайся, кто может!

Но тревога оказалась ложной: бабка тяжело протопала валенками по лестнице к Желтовым.

Жеся забеспокоилась:

— Кешка, ведь нам некуда шар деть. Давай, попробуем надуть хоть маленько. Знаешь, давай над тазом. Положим щепочек, еще чего-нибудь, а над дымом будем держать оболочку. Может что-нибудь и выйдет? Ну, не выйдет, тогда придумаем.

Кешка никогда не был тверд характером и всегда уступал под натиском Жеси. Так и теперь. Он торопливо поставил на пол эмальированный таз и притащил ворох старых газет.

Жеся принесла к тазу маленькую скамеечку, встала на нее и, взяв за макушку бумажную оболочку монгольфьера, вытянула руку над тазом.

Кеша осторожно скручивал жгуты из газет, поджигал их и подносил к отверстию оболочки.

— Ты побрызгай маленько бумагу, побрызгай! Она будет медленнее гореть и дыму будет больше.

Жеся командовала со своей скамейки, как с трибуны.

Бумажные жгуты горели плохо, обжигали Кеше пальцы и он перекладывал бумагу то в одну руку, то в другую. Незаметно один из жгутов упал на кучу сухих газет и те с легким звуком — пах! — вспыхнули весело и ярко. Пламя воровски быстро подпрыгнуло вверх и схватило красными пальцами оболочку монгольфьера.

Не успела Жеся отнять от нее своих пальцев, как светлое пламя вскинулось по оболочке вверх, к потолку.

— Ой! Пожар! — не своим голосом крикнул Кеша и бросился к дверям.

Жеся не растерялась. Она спрыгнула со скамейки на кучу бумаги и, прижимая платье к коленям, затопала ногами. Потом стала тушить огонь ладонями на полу. Загрохотали на лестнице, с испуганными лицами вбежали в комнату соседи. Но огонь погас. По комнате носились шелестящие черные клочья да густо клубился едкий желтый дым.

Наругали ребят, конечно, как следует. Бабка раз’яренно замахнулась на них веником:

— Доигрались, анчихристы! Духу чтоб больше не было ваших игрушек в доме! А ты, голенастая, — брысь совсем отсюда! Я вот матери скажу, чтоб хвост тебе привязала. Экая бесстыдница, Вымазалась как — чисто ведьма!

Жеся стояла неподвижно, опустив голову и потирая пальцы. Было больно рукам. На них вскочили большие волдыри. Она потихоньку повернулась и медленно пошла к дверям.

— Обожглась? — участливо — тронул ее за руку Кеша.

— Ага. Маленько.

— Покажи. Ой, ты, как здорово, а? Больно, ага?

— Ничуть не больно.

И добавила:

— Заорал, как бешеный! И чего бегать? Бабка бы не пришла и все бы убрали. А теперь разговоров не оберешься. Подумаешь, дело большое: бумага загорелась. Неудача у всех бывает.

Через часок к Алеевым поднялся дядя Володя. Двери открыла Жеся.

— А матери, что — нет?

— Дежурит.

— А ну-ка, показывай руки.

Жеся перевернула ладони вниз и вытянула руки.

Дядя Володя взял осторожно ее пальцы, перевернул ладони вверх, взглянул на волдыри, посмотрел укоризненно на Жесю и покачал головой:

— Эх ты, бандар-лог! Что я с вами буду делать только, ребята? Ну, на что эти лапы стали похожи? Пузырь на пузыре. Давай мазаться теперь, ничего не поделаешь. Мне вот в аптеке мазь дали.

— А я, дядечка Володя, мылом уже пузыри намылила.

— Башку вот тебе намылить хорошенько надо.

Здорово горят ладони и пальцы. Жеська машет руками, дует на пальцы и мужественно сдерживает слезы боли.

— Ну, пойдем, инвалид, теперь, чай с вареньем пить. Стоит после пожара.

— Меня ваша бабка прогнала, — сквозь слезы улыбнулась Жеся.

— В какую дверь? В сени? Ну, а мы войдем через филину комнату. Все будет в порядке. А варенье, знаешь, самое настоящее черносмородиновое!

Спускаясь по лестнице, Жеся тихонько спросила:

— Дядечка Володя, а если бы я сгорела — меня бы, небось, тоже бы все хоронили, как в Москве стратонавтов этих — Усыскина и Федосеенко?

Дядя Володя даже остановился на ступеньке.

— Ой, ты, какая все-таки дурочка! Люди погибли для науки, а ты бы от баловстве. Не стоит, верно, давать и варенья-те. Придумала! Герой нашелся тоже на земле сырой!

— Дядечка Володя, а поцеловать вас можно? В макушечку?

— Нечего, нечего подлизываться. Стратонавт, тоже!