Был пятый час ночи, но у полковника еще не спали. Несколько человек из старших офицеров, собравшись к нему по обыкновению, с увлечением «винтили».
Полковник очень удивился, когда доложили ему о приходе денщика Ястребова.
— Что ему там надо? — спросил он, недовольный тем, что его отрывают от карт.
— Говорит, что ваше высокоблагородие повидать хочет, по наиважнейшему делу!
Полковник поморщился, однако отложил карты и вышел в переднюю.
— Что тебе, Морозов? — спросил он у вытянувшегося перед ним Степана.
— Ваше высокоблагородие, прикажите арестовать меня, я убил Дарью Семеновну!
Хотя полковник и сам, не дальше, как утром, еще подозревал Степана, но тем не менее это неожиданное признание поразило старика: Степан пользовался долгое время крайне хорошей репутацией и всеобщим доверием.
— А ты не врешь? — спросил полковник, пристально вглядываясь в его лицо.
— Кабы — да врал, ваше высокоблагородие! — невольно воскликнул Степан с выражением такой сердечной боли, что полковнику даже стало жалко.
— За что же ты убил ее?
Степан несколько замялся.
— Поругавшись дорогой, я ее в сердцах и ударил, а она побежала его благородию пожалиться; ну, я испугался и добил!
Полковник сомнительно покачал головой, но ничего не сказал и, повернувшись, пошел назад в комнаты.
— Господа, — обратился он громко к присутствующим,— я не ошибся: не мужики убили Дарью Семеновну; настоящий убийца нашелся и сам явился с повинной...
— Кто же это? — разом вскрикнули все.
— Степан Морозов, денщик штабс-капитана Ястребова. Он у меня в настоящую минуту находится в передней. Говорит, что убил, поссорившись на дороге; да мне сдается, это он врет. Причина должна быть гораздо глубже и серьезнее... Поручик,— обратился он к дежурившему в этот день по полку поручику Носову,— потрудитесь арестовать преступника и посадите его пока в секретную комнату.
Носов вышел исполнять приказание.
Степана судили. На суде он упорно отмалчивался и не проронил ни одного слова в облегчение своего преступления, и его присудили к высшей мере наказания.
Ястребов вскоре после этого вышел из полка и уехал, но куда — этого никто не знает. Он словно в воду канул, и даже слухи о нем не доносились до полка. Через несколько лет говорил кто-то, будто в одном из отдаленнейших монастырей видел старого, совершенно седого, дряхлого монаха, весьма схожего с лицом Алексея Сергеевича, но монах этот казался слишком старым на вид — лет под семьдесят, тогда как Ястребову в то время не должно было быть более пятидесяти.
Могила Даши на деревенском кладбище Малинового вскоре совершенно заросла высокой травой, осыпалась, только мраморный крестик, несколько осевший, стоит по-прежнему и белеется в группе почерневших, кое-как сколоченных крестьянских крестов.
Никто не посещает эту заброшенную могилку, разве старый отец Никодим время от времени прибредет по старой памяти и отслужит панихиду, да деревенские мальчишки прибегут поглядеть на диковинный крестик. Зато птицы не забывают могилы и часто оглашают ее своим веселым щебетаньем, да бабочка иной раз прилетит, сложит крылышки и сидит долго-долго, прилепившись к белому мрамору креста, и как будто отдыхает.