Кто стоит за дверью

ГЛАВА 23

Лора позвонила дня два спустя.

— Завтра в три часа будьте на углу Камергерского переулка и Большой Дмитровки. Я захвачу вас по пути, — сказала она и, не дожидаясь ответа, отключила телефон.

Ольгерда как обухом по голове ударили. Он даже голоса лишился. Только глазами моргал. А потом бросился отменять все встречи с клиентами и взял выходной за свой счет.

По Большой Дмитровке устало тянулись машины, то и дело нехотя останавливаясь. Жилёнис вглядывался в кабину каждого «Вольво», стараясь разглядеть Лору. Но его окликнули из «Рено».

«Идиот! Ясно же, что у нее не один автомобиль», — пояснил он сам себе и поспешил сесть в кабину.

Лора взглянула на него и чуть поджала губы. Остановившись из-за пробки, она откинулась на спинку сиденья и сказала, оглядывая Жилёниса:

— Вы какой-то, извините, тусклый.

— Простите? — не понял он.

— Тусклый, говорю, — потихоньку трогаясь с места, повторила Лора. — Мне как-то некомфортно с вами будет говорить о деле.

Ольгерд смешался.

— Простите, но в каком смысле?..

— О господи! В прямом! Нельзя же в вашем возрасте при неплохих внешних данных так выглядеть… тускло, другого слова не подберу, вернее подберу, но вам станет обидно. Теперь даже не знаю… — как бы советуясь сама с собой, продолжала она. — Возник новый интересный ход… А вы не робкого десятка? — вдруг спросила она.

— Нет.

— Ну да, кто же сознается, что он трус.

— Я вас уверяю. Я занимался боксом, когда учился в университете. Я хорошо плаваю. Я могу постоять за себя…

Она опять как-то жалостливо-презрительно глянула на него.

— В физическом смысле вполне возможно. А в моральном вы — не боец!

Ольгерд опять смешался.

— Вы имеете в виду мое скромное положение…

— Вот именно, слишком скромное. Сколько вам лет?

— Двадцать семь.

— Не мальчик. Но время еще есть. Упустите, и тогда до гробовой доски останетесь скромным адвокатом. Скромность украшает, не спорю, когда нет других достоинств.

— Но вы же не знаете моих обстоятельств! — наконец не выдержав, возмутился Жилёнис.

— А зачем мне их знать? Я вижу то, что я вижу. Здорового, надеюсь, не глупого молодого мужчину, который влачит жалкое существование в вонючей конторе.

— Что же вы предлагаете? В бандиты идти?

— А хоть и в бандиты. Жизнь короткая, но яркая. Погулял, погудел на земле и отправился, куда следует. А вы?

— Вы меня пригласили, чтобы наговорить колкостей? — лицо Ольгерда покраснело от гнева.

— Колет! — рассмеялась Лора. — Колет глаза правда! Словом, прежде чем начнем говорить о деле, приведите себя в порядок. Что у вас за стрижка? Что у вас за куртка? А парфюм? — брезгливо потянула она носом. — Чуть лучше пахнет, чем в вашей конторе. Сделаем так! Раз уж вы сегодня затратили время, я вам выплачу гонорар. Но повторяю, приведите себя в порядок, кстати, вот визитка отличного стилиста. И приоденьтесь. Только не скупердяйничайте.

Лора протянула конверт. Жилёнис взял, толком не отдавая себе отчета в том, что он делает.

Ильховская притормозила и вопросительно посмотрела на него. Ольгерд, не понимая, чего от него ждут, тоже посмотрел на нее.

— Ой, ну выходите же! Как все сделаете, позвоните. Пока! — она так резко тронулась с места, что Жилёнис не успел выйти и ему пришлось прыгать на одной ноге, чтобы убрать из кабины другую. Сзади засигналили и захохотали.

Ольгерд бегом бросился в какой-то проулок. «Ужас! Стыд! — стучало в висках. Слезы, о которых он забыл после девяти лет от роду, вдруг подкатили к глазам. — Такой позор! Такой позор! Она… сука… сука… вызвала меня, чтобы надсмеяться. Господи, за что? За то, что я столько учился, столько знаю, за то, что сам пробиваю себе дорогу… — он остановился. — Нет, не пробиваю. Ползу. — Тут только он вспомнил о конверте, зажатом в кулаке. Открыл. Взглянул и обмер. — Гм? За насмешку столько не платят. Вероятно, она действительно что-то задумала и для этого ей нужен никому не известный адвокат. Но мадам даже ради собственного дела не может потерпеть тусклого и плохо, по ее мнению, пахнущего адвоката. Ладно, в любом случае я должен выполнить ее прихоть. Некрасиво будет скрыться с такими деньгами».

Ночь Ольгерд провел ужасно. Он горел от стыда и в который раз пытался разобраться, как могло случиться то, что случилось? Рос без отца. Отец — актер одного вильнюсского театра, во время гастролей в Москве женился на его матери. Она прожила с ним три года. Точнее не с ним, а в его крохотной квартирке, так как он то пропадал на репетициях, то уезжал на гастроли. Когда родился Ольгерд, мать подумала: «Ну вот у нас теперь ребенок, наладится семейная жизнь». Но отец бежал от ребенка, объяснив, что должен высыпаться после спектаклей. Мать узнала, где и с кем он высыпается, и предложила подать на развод, сказав, что уезжает в Москву. Он чуть ли не бросился ее целовать.

Второй раз мать замуж не вышла. Ольгерд рано понял, что ему ждать помощи не от кого. У матери не было денег нанимать ему репетиторов, поэтому свое поступление в университет он расценил как победу. Учился отлично. Но… пришло время искать работу. Протекции не было. Ум, обширные знания, почерпнутые не только в университете, но и благодаря постоянному самообразованию, не помогли. Кому в Москве нужен адвокат с литовской фамилией?.. Нашлась одна контора… Во всяком случае, работая в ней, он мог существовать.

— Запах моей туалетной воды ей не нравится. А что? Обыкновенная вода. В супермаркете покупал и, кстати, не самая дешевая.

Рассвет застал Ольгерда у окна. Он устал метаться в четырех стенах, он устал допытываться, где допустил промах и допустил ли вообще. Судьба не делала ему искушающих предложений, когда порядочный человек ставится перед выбором: либо оставить все, как есть, либо совершить подлость. Такого не было. Так что винить себя ему было не за что. Его дорога была прямой дорогой обыкновенного человека, все добывающего своим трудом. Легкие пути даются избранным. Но мысли, наконец, оставили Ольгерда, и, отключив телефоны, он лег спать.

Проснулся от нудного звона. Во сне он все пытался отогнать его, но звон только становился сильнее. Ольгерд открыл глаза и понял, что это с переходящей все приличия настойчивостью звонят в дверь и даже стучат в нее ногами. Он вскочил с дивана, подошел к двери, спросил:

— Кто? — и услышал захлебывающийся от долго сдерживаемых рыданий голос секретарши:

— Гера, это я! Гера, открой!

Не успел он повернуть ключ в замке, как она влетела и повисла у него на шее.

— Господи, я думала с тобой что-то случилось! Господи, Гера!

Ольгерд, мягко отстранив девушку, прошел в комнату. Взглянул на часы и возмутился:

— Подумаешь, не пришел вовремя. Может, у меня встреча с клиентом назначена в нейтральном месте. Может…

— Я тебе звонила на домашний, звонила на мобильный. Ты не отвечал. Я уже на знала, что думать. Бросилась к тебе. Звоню, стучу, ты не открываешь.

— Заснул крепко. Бессонница напала. Только часов в шесть утра уснул и как провалился. Чувствую себя отвратно. Я, наверное, возьму денек за свой счет, — он открыл ежедневник и, убедившись, что никому из клиентов не назначено, повторил: — Возьму за свой счет. Отосплюсь. Только ты уж, пожалуйста, не звони мне.

— Да-да, — поспешила согласиться девушка. — Отдыхай. А?.. — она выразительно взглянула на него.

— Не сегодня. Сама видишь, сегодня никак!

Она с усмешкой покачала головой:

— Ну никак, значит, никак. Тогда я пошла.

— Иди, — подхватил Ольгерд и встал так, чтобы ей не было другого пути, кроме как в прихожую.

Перед дверью она попыталась обнять его. Он слабо похлопал ее рукой ниже талии и сказал:

— Как только, так сразу… А сейчас не в форме.

Но едва за ней закрылась дверь, как Ольгерд, весело напевая, поспешил в ванную и встал под прохладный душ.

Ему срочно нужно было выполнить желание, просьбу, смотря как взглянуть, его клиентки. Он отправился по бутикам. Сначала цены испугали его. Он даже не мог рассмотреть вещей. Увидев цену, только делал вид, что рассматривает, а сам думал: «Надо уходить».

Но потом вспомнил наказ Ильховской. «Вероятно, она хочет посмотреть, как я распоряжусь деньгами. Потому что назвать эту слишком щедрую сумму гонораром за консультацию безвестного адвоката нельзя», — и принялся тратить.

Сложность состояла в том, чтобы те вещи, которые он выбрал, понравились Лоре. Ольгерд правильно понял, что от того, какое впечатление произведет он на нее в новом облике, будет зависеть, станет ли она его клиенткой.

Собираясь на встречу с Ильховской, волновался. Она опять назначила ему на углу Камергерского переулка и Большой Дмитровки.

Он заметил ее машину и пошел навстречу. Только тогда она узнала его. Улыбнулась.

— Отлично. Теперь поедем в одно место, где нам никто не помешает, и побеседуем.

— Как-то немного таинственно, — проговорил Жилёнис.

— Угу, — согласилась она. — Сначала таинственно, зато потом интересно. Хотя все, конечно, зависит от результата. Но до него далеко.

Они выехали за пределы Москвы.

— Я хочу навестить дачу родителей, — сказала Лора. — Сто лет там не была. Заодно и с вами поговорим.

Через полтора часа они въехали в сосновую аллею. Жилёнис, глядя на солидные дачи, прикинул, что родители Лоры когда-то занимали солидное положение.

Она открыла калитку, вошла, глубоко вздохнула, постояла несколько секунд, глядя на дом, и только потом пригласила войти Ольгерда.

— Вот дача моих родителей, — сказала она и добавила: — Они погибли в автокатастрофе.

Несмотря на то что на даче никто не жил, дорожки и большая площадка перед домом были очищены от снега.

— Проходите, — пригласила Лора своего гостя в дом. — Сейчас включу отопление. А до этого немного померзнем. Впрочем, вам налью виски, или вы предпочитаете что-нибудь другое?

— Желательно коньяк.

— Нет проблем, — продолжая время от времени вздыхать, видимо, под наплывом воспоминаний, она открыла бар. — Прошу, — протянула Жилёнису широкий бокал с коньяком. — Сейчас… сейчас будет тепло, — находясь в плену своих мыслей, говорила она. — А себе сварю кофе. Может, и вам? — обернулась она к нему.

— С удовольствием.

Пока Лора варила кофе по какому-то ей одной ведомому рецепту, в гостиной потеплело. Жилёнис снял плащ на меховой подкладке и повесил его в прихожей.

— Садитесь, — Лора поставила поднос с кофе на маленький стол между диваном и креслом. Сделала осторожный глоток, зажмурилась от удовольствия и, сняв куртку, накинула ее себе на плечи.

— Ну что? Можно приступать к делу. Теперь мне приятно смотреть на вас, — между прочим, заметила Ильховская. — Итак, — после небольшой паузы начала она: — Как вы поняли, у меня никого нет. Ни родителей, ни детей, ни мужа. Я дважды вдова. А капитал большой. Невольно задумаешься, что будет с ним после меня, — в ожидании его реакции она устремила на него испытующий взгляд.

Жилёнис усмехнулся:

— С одной стороны, вы правы, а с другой — не все ли равно?

— Я долго думала над этим вопросом, и вышло, что нет. У меня есть друзья. Я имею в виду не приятелей, которые обожают тебя, когда ты с ними, и злословят, когда тебя нет. А настоящие друзья.

В глазах Ольгерда появилось любопытство.

— Простите, а сколько их?

— Шесть человек.

— Такого не бывает! — напряженность его исчезла, он уже видел в Ильховской только клиентку, а не богатую даму, от удачно выполненного дела которой могла зависеть его дальнейшая карьера. Он откинулся на спинку кресла. — Опыт работы у меня пять лет. Плюс студенческая практика и плюс жизненный опыт. Друзья… — протянул он, — одно из самых неопределенных понятий. На первый взгляд вроде совершенно ясное и, кажется, даже не требующее объяснений. Друг — этим сказано все. Но если немного вдуматься, то антоним этого понятия — враг, гораздо определеннее. Вы совершенно точно знаете, что ожидать от врага. Его действия могут быть различными, но с одной и той же целью — навредить вам. И он этого не скрывает. Ваш враг и в глаза и за глаза говорит о вас одно и то же. Вы не поворачиваетесь беспечно к нему спиной. Вы начеку. А друг? Что вы можете ожидать от него? Ведь были случаи, когда вы с абсолютной уверенностью заявляли, что мой друг N никогда не подведет меня. Что в какой бы ситуации я ни оказалась, он будет на моей стороне. И каково было ваше изумление, когда друг N неожиданно занимал, в лучшем случае, нейтральную позицию, а в худшем, — переходил в стан врага. Ведь было такое?

Лора, высоко задрав подбородок, смотрела куда-то в сторону. Жилёнис ждал ответа.

— Было.

— Так как же вы можете утверждать, что у вас есть шестеро друзей?

— Потому что своими действиями они неоднократно подтверждали, что могут называться так. У меня была возможность в этом удостовериться.

— Сколько раз?

— Что значит, сколько?

— Ну каждый из этих шестерых сколько раз дал вам возможность убедиться в его порядочности по отношению к вам?

— Я специально не считала.

— А вот если бы вы потрудились сосчитать и самое главное выяснить, почему они поступили так, а не иначе в определенной ситуации, то, вы скорее всего нашли бы скрытую, на первый взгляд, для вас причину. Каждому из них, несомненно, было выгодно поддержать вас. В другом случае вы бы увидели их настоящие лица.

Лора поднялась, подошла к окну и стала смотреть, как падает снег.

— Признаюсь, это меня беспокоит.

— Я догадался.

— Человеку свойственно кому-то доверять. И даже не просто доверять, а верить безоглядно. Иначе он один на один с жизнью и сотнями других людей. А один в поле не воин.

— Совершенно верно. Вот поэтому люди объединяются по интересам. Сделали дело, получили свой интерес и разбежались. Потому что потом у всех интересы будут разные. Это как в кинематографе: сняли фильм, если все удалось, получили приз и разбежались. А идти по жизни долго и с удовольствием можно с приятелями. Если повезет, если не столкнутся ваши интересы, до конца дней будете в отличных отношениях.

— А отчего с друзьями вот так же нельзя?

— А оттого, что они слишком много знают о вас. Вы их выбрали в друзья и не стесняетесь их. Наоборот, несетесь к ним со своими проблемами. С приятелем как? «Как дела?» — «Все о’кей!» А с другом: «Слушай, приезжай, у меня то-то и то-то…»

— Вас послушать, так друг оказывается опаснее врага.

— К сожалению.

— Но ведь так нельзя жить. И знаете, с вами практически никто не согласится. Каждый будет защищать своих друзей.

— Еще бы! Человечество с большим трудом освобождается от иллюзий. Но и живо оно в основном именно только благодаря им.

Лора, уловив интересную мысль, чуть вскинула брови и проговорила:

— Ну да, повсюду иллюзии. Я вас принудила изменить стиль одежды, и это тоже иллюзия. Ведь вы остались тем же самым адвокатом из вонючей конторы. Но я вас теперь воспринимаю как респектабельного мужчину.

— Это не иллюзия, это метаморфоза, — подавив подкатившую к горлу обиду, лишь немного побледнев, ответил Жилёнис.

— Предположим. Но не об этом речь. Короче, я составила завещание в пользу моих друзей. Я не собираюсь умирать, но все может случиться.

— Они об этом знают?

— Нет.

— Хорошо. Иначе я не дал бы за вашу жизнь и рубля.

— Как вы такое можете думать?! Вы не адвокат, а монстр! По-вашему, они меня тотчас бы убили, — произнесла Лора в крайней степени раздражения.

— Не тотчас. Для этого надо подготовиться. Спонтанные убийства редко остаются нераскрытыми, хотя и такое случается.

— Чудовищно! То, что вы говорите, чудовищно! Ведь люди помогают друг другу. Вы никогда не задумывались, почему вы прозябаете в мерзкой конторе? Потому, что у вас нет друзей!

— Правильно, нет. Я единственный сын у матери, которая не занимает никакого положения в обществе. Она обыкновенный обыватель, то есть она никому ничем не может быть полезна. Поэтому после университета я с большим трудом устроился, по вашему меткому замечанию, в вонючую контору и был этому рад.

— И будете прозябать там до пенсии.

— Все может быть, но хочу заметить, что у меня за пять лет не было ни одного проигранного дела. Клиенты мною довольны. Только, к сожалению, мои клиенты тоже простые обыватели. Много не заработаешь.

Лора задумалась: «Я всегда немного презирала Павла за его альфонские подработки. А теперь вижу, что лучше поступать, как он. Хоть таким образом добиваться нормального положения в обществе. А этот! Молодой, видный, умный и сидит в …»

— Обыватели тоже нужны, — сдвинув брови, серьезным голосом неожиданно заявила Лора. — Скажем, гений трудится из собственного интереса, а потом оказывается, что результат его труда служит благу всего человечества. Нельзя изобрести телефон только для самого себя. Великим нужен кто-то для приложения их деяний, то есть нужен обыватель.

— Утешили! А то я совсем расстроился, что никто во мне не нуждается.

— О, я умею утешить! — злобно рассмеялась Лора. — Но я не понимаю одного, отчего вы не боретесь?

— А вот сейчас приставлю нож к вашему горлу, заставлю написать завещание на мое имя и стану богатым. А к тому времени, когда обнаружат ваш труп, причем все будет обставлено под суицид, я уже буду на Гавайских островах. Такой вариант борьбы с прозябанием вас устраивает? Вот вы не побоялись приехать со мной, сильным мужчиной, в дом, где кроме нас никого нет. Значит, что-то дает вам уверенность в том, что я не надругаюсь над вашим доверием.

Лора озадаченно повела глазами.

— Странно, я об этом не задумывалась. Но если разобраться… Я вас встретила не на улице. Вы адвокат. Я пришла к вам в контору. Это вызывает доверие…

— Правильно! Вызывает доверие, уверенность, что большинство людей не сочтет для себя возможным бороться за свое благополучие путем насилия.

— Вы сами себе противоречите: то говорите, что нельзя никому доверять, то…

— Доверять нужно, но в разумных пределах. А когда на кону наследство!..

Лора замахала руками.

— Все! Все! Оставим это! Вернемся к делу. Я составила завещание на имя моих друзей, — сказала она и, отойдя от окна, села на диван.

— Это я понял, — опустив голову, чтобы скрыть усмешку, произнес Ольгерд. — Что требуется от меня?

— Скажите, а вам бы хотелось хорошо заработать?

— Для этого я здесь.

Лора закрыла глаза и, соединив ладони, быстро-быстро стала ударять пальцами друг о друга.

— Вы знаете, мне надо еще немного подумать, — сказала она после паузы. — Одним словом, считайте меня вашей клиенткой и давайте встретимся дня через три или лучше через неделю. Я вам позвоню.

Когда они сели в машину, Ольгерд решил предостеречь Лору.

— Продумайте все до тонкости, и если у вас возникнет хоть малейшее сомнение, что кому-то из ваших друзей известно о завещании, немедленно аннулируйте его.

Лора улыбнулась:

— Спасибо за совет. Но я уверена, никто ничего не знает.