В день похорон Павлу с утра было необходимо заехать в музей, решить некоторые вопросы, связанные с ремонтом. Заметив в окне прораба, Павел направился в дом. Он поднялся на крыльцо, но замешкался, глянув в сторону клумбы: «Не попортили бы…» Завершить фразу он не успел, прямо перед ним упал кирпич. Он упал точно на то место, где должен был находиться Мельгунов, не задержись он на секунду. Павел вздрогнул и оторопел. Затем сбежал с крыльца. Задрал голову и закричал срывающимся голосом:
— Кто бросил кирпич?!
Рабочие, находившиеся на крыше, не обратили внимания на его вопль. Они стучали, пилили.
Павел обежал дом и, наткнувшись на приставную лестницу, взобрался на крышу.
— Я вас спрашиваю, кто уронил кирпич?! — крикнул он рабочим.
— Какой кирпич? — удивился один из них. — У нас нет кирпичей.
— Но ведь он только что упал, прямо передо мной, когда я собирался войти в дом! — захлебывался от волнения Мельгунов.
Рабочие расхохотались.
— Велика важность, если во время ремонта упадет кирпич. Каску надо надевать, — посоветовали они.
Павел пристально взглянул в лицо каждому из пятерых рабочих.
— А постороннего вы не заметили? Кто-то же мог сюда подняться?
— Да кто сюда полезет? Только по делу…
Павел плюнул и спустился вниз. Зашел в строительный вагончик, взял каску и пакет. Вернулся к крыльцу. Кирпич красный и крепкий, уголочек даже не откололся, лежал на месте. Павел поднял его, положил в пакет и, войдя в дом, устроил разнос прорабу, который в толк не мог взять, каким образом с крыши упал кирпич, если там, кроме жести, досок и инструментов, ничего нет.
— Я разберусь! — пообещал он. — Слава богу, что… — он смотрел на Мельгунова, натянуто улыбаясь, — что все обошлось.
Павел поднялся в мезонин, где находился его кабинет, маленький, но удобный. После реконструкции этой комнате будет возвращено ее первоначальное предназначение — комнаты прислуги. А кабинет директора перенесут во флигель.
Мельгунов сел в кресло, выдвинул нижний ящик стола и вынул бутылку настоящего французского коньяка. Налил немного в бокал и хотел было выпить по-французски, смакуя каждый глоток, наслаждаясь тонким ароматом букета, но страсти начали разыгрываться с русским размахом, поэтому опрокинул залпом. Помотал головой, закурил сигару.
«А быстро кто-то из этих принялся устранять конкурентов. Ведь еще и трех дней не прошло. Вот сволочи!.. Но кто?! Кто бы это мог быть? Нанимать кого-то сбросить кирпич на голову — нереально, значит, самолично. Кто знал, что сегодня я буду в музее? Да все! — стукнул в сердцах он ладонью по столу. — Вчера, когда созванивались, я всех предупредил, что могу опоздать к началу церемонии, так как должен решить неотложные вопросы с прорабом. — Он принялся мучительно размышлять, представляя каждого на месте убийцы. Бросить кирпич — дело нехитрое, поэтому женщин не исключил. — Надо будет внимательно вглядеться в их лица, когда они увидят, что я жив и невредим!» — решил Мельгунов.
Спускаясь по лестнице, он крепко держался за перила и осторожно ступал по деревянным ступеням. Разговаривая с прорабом и главным реставратором, поминутно оглядывался, был рассеян. И только когда отошел в самый дальний угол зала, немного успокоился и решил вопросы, едва не стоившие ему жизни.
Павел немного опоздал и присоединился к замыкавшим траурную процессию, проходившую через ворота. Он стал потихоньку приближаться к своим сонаследникам, чтобы посмотреть на их реакцию.
Первым оказался Арсений. Он протянул:
— А!.. Привет! — и пожал руку.
Затем Павел пристроился к Зое, ушедшей в себя. Ему пришлось взять ее за локоть и слегка тряхнуть.
— Павел… — посмотрела она на него затуманенными от слез глазами.
Мельгунов пошел дальше. Вита сама заметила его и замедлила шаг. Она подхватила его под руку и принялась высказывать замечания:
— Бриллиантовый, пусть и маленький браслет неуместен на похоронах. Только жемчуг! — указала она на свое ожерелье, в несколько рядов охватившее ее шею.
— Я сейчас, — отвязался от нее Павел и поспешил пристать к идущим вместе Евгению и Гелене.
— Ты успел, — скорбно прошептала Гелена. — Если сюда вообще можно опоздать.
Она приложила скомканный и уже мокрый платок к глазам. Евгений обнял ее.
— Успокойся! Лора не любила кислых лиц.
Павел отстал от них. Он был обескуражен.
«Может быть, кирпич упал случайно? — с большим сомнением подумал он. — Глупо! — возмутилось его внутреннее «Я». — Кирпичи случайно не падают! Особенно, когда ты являешься наследником!»
Мельгунова нагнала Вита.
— Надоело мне тянуться в этом скорбном хвосте. Скорее бы! — повиснув у него на руке, начала она ныть. — Лорка, конечно, хорошая. Почти все пришли, кого мы приглашали. Ее любили. Да и отчего ее было не любить?
Павел оглянулся. Толпа была внушительная.
— Вот это и подозрительно. Сердце человека многое может вместить, но любви в нем меньше всего.
Вита глянула на него и решительно возразила:
— Сердце — это сама любовь!
— К себе, единственному… — пробормотал Павел.
Вита придержала его.
— Не хочу быть в первых рядах при погребении. Давай лучше здесь, за спинами, постоим.
— Но мне как бы надо…
— Да ничего не надо. Стой!
— Нет, я подойду.
Он протиснулся вперед и оказался рядом с Евгением и Геленой, напротив заметил Арсения.
После погребения все отправились на траурный банкет, чтобы помянуть добрым словом Лору и выпить за ее безоблачное пребывание в Царствии небесном.
По окончании Павел попросил всех наследников задержаться и пройти в комнату при банкетном зале. В полной тишине он вынул из пакета кирпич и положил его на стол.
— И что это значит? — спросила Гелена.
— Это значит, что сегодня утром только благодаря тому, что я на секунду задержался, этот кирпич упал передо мной, а не мне на голову, как было задумано кем-то из вас, — с иронией, которая нелегко ему далась, объяснил он.
— Что ты этим хочешь сказать? — спросила Зоя.
— Да ничего особенного, кроме того, что кто-то, — он обвел всех взглядом, — приступил к сокращению числа наследников Лоры Ильховской.
Евгений расхохотался.
— Смешно, Паша, ей-богу смешно. Кирпич! Можно было что-нибудь пооригинальнее придумать. А так смахивает на анекдот.
— Совершенно верно, — поддержала его Гелена. — Уж если ты так серьезно отнесся к этому случаю, то кирпичи действительно иногда падают. Но не столь часто, как мы о том говорим в шутку.
— А каким образом он упал? — вмешалась Вита.
— Утром я был в музее. Там идет ремонт. Причем ни одного кирпича на крыше не было, — запальчиво проговорил Мельгунов.
— Так кого-то из нас подозреваешь? — решила уточнить Зоя.
— Представьте себе, да!
— У!.. Эдак мы рассоримся, — заметила Гелена. — Ты, Паша, перегнул палку.
Арсений мрачно усмехнулся.
— А я, например, не склонен отбрасывать предположение Павла как совершенно необоснованное. Мы не знаем, что и сколько завещала каждому из нас Лора. Но все мы по здравому размышлению предполагаем, что больше, чем остальным, Лора оставила Павлу. Поэтому именно его смерть значительно увеличила бы долю каждого из нас.
Несколько минут царило глубокое молчание.
— Нет, но это как-то… — начала было Вита, но не нашлась что сказать.
— Мерзко, Павел! — вышла из себя Гелена. — То, что тебе взбрело в голову — мерзко. За кого ты нас принимаешь? Неужели из-за какой-то там доли… убить тебя!
— Не из-за какой-то там, а вполне приличной, — вступил с ней в полемику Строгулин.
— А скажи, Арсений, — на взводе продолжала Гелена, — на тебя еще никто не покушался? Ведь ты, как известно, получил наследство от своего дяди профессора. А там, поговаривают, какая-то дорогая коллекция, квартира четырехкомнатная в престижном районе, да и наличность наверняка имеется. Ты что, был единственным родственником у дяди?
— Нет, не единственным, но он пожелал все оставить мне.
— Так что же обойденные дядей родственники не убили тебя до сих пор?
— Там люди другой категории.
— А! Ты нам уже и категорию присвоил. И какую же?
— Высшую!
— Ладно, хватит! — прервал их перепалку Евгений. — Единственный способ все выяснить — это сказать, где находился каждый из нас, когда злополучный кирпич, — не удержался он от усмешки, — чуть не свалился Павлу на голову. Причем, Паша, заметь, чуть — не считается.
— Повторяю, это чистая случайность, что я на сущее мгновение задержался на крыльце.
— Тогда с таким же успехом можно сказать, что кирпич тоже упал по чистой случайности, — заметила Зоя.
— Не будем отвлекаться, — взял на себя инициативу по установлению алиби Евгений. — Во сколько произошел с тобой этот инцидент?
Павел задумался, провел рукой по волосам. Они послушно последовали за его пальцами, а затем вновь рассыпались, строго сохраняя форму эксклюзивной стрижки.
— Часов в девять утра.
— Отлично. Пусть каждый скажет, где он находился сегодня в девять часов утра.
Первой начала Гелена:
— Я была дома. Одна. Поэтому, Паша, хочешь верь, хочешь не верь.
— Я тоже была дома. Шуркин подтвердит. Мы с ним бок о бок спали, — сообщила Вита.
— Я… — попыталась сформулировать свое алиби Зоя, но в чем-то затруднилась. — Я тоже да… дома…
— Я, по-моему, разговаривал по телефону с главным бухгалтером, — сказал в свою очередь Арсений.
— А я находился в машине на пути в Москву, — заключил Евгений. — Так что ронять тебе на голову злополучный кирпич никому из нас было недосуг.
— Что ж, отлично, — с широкой ироничной улыбкой произнес Павел. — Мне только остается принести вам свои извинения за необоснованные подозрения.
— Мы их принимаем, — высказался за всех Евгений. — И будем расходиться.
— Нет, постойте! — остановила всех Гелена. — Нельзя же так! Нельзя терять человеческий облик. Деньги — это всего лишь деньги. А жизнь, — она замолкла, не желая произносить избитую фразу, но та помимо воли слетела с языка: — А жизнь — бесценна.
Арсений не удержался от едкого замечания:
— Совершенно верно, без денег жизнь бесценна. Что за нее дашь?
Гелена замотала головой.
— Ужас!
— Да, ужас! — сцепился с ней Павел. — Как могло случиться, что Лора свалилась за борт? Тоже случай?! Ведь не было расследования. Никто не подал заявление в милицию с просьбой установить причину ее гибели. Всех устроило заключение французских медэкспертов, что она умерла от разрыва сердца. Это Лора-то!
— Хватит! — решительно прервала спорящих Вита. — Расходимся, пока мы еще можем оставаться друзьями.
Гелена, садясь в машину, негодовала:
— Конечно, допустить можно всякую мысль, но такое!.. Чтобы кто-то из нас!..
— Забудь! — постарался успокоить ее Евгений. — Мы этого Мельгунова вообще больше никогда не увидим. Мы с ним и познакомились только благодаря Лоре.
— Мерзкий тип! Так можно дойти до такой гнусности, что жить не захочется.
— Но все же признай, отчасти он прав. Вполне можно предположить, что среди нас окажется подлец. Ведь достаточно одного подлеца, чтобы пострадало сразу несколько порядочных людей.
Гелена в ответ лишь печально вздохнула.
— Знаешь, что?! — остановившись на красный свет, повернулся к ней Евгений. — А не заехать ли нам в загс? Поженимся и укатим из Москвы в свадебное путешествие. Пусть они тут хоть глотки друг другу перегрызут.
— Ты предлагаешь свадебное путешествие продолжительностью в полгода?
— Увы! Мы не можем себе этого позволить. Но хотя бы на месяц скроемся куда-нибудь и оттуда будем следить за ходом событий. Или ты против?
— Представь себе, за! Давай заедем в загс, что в моем районе, у меня там знакомая. Нам испытательный срок ни к чему. Мы так давно знаем друг друга… Воображаю, как все удивятся нашему скоропалительному бракосочетанию.
С глубоко удрученным видом Зоя шла по улице. Случайно увидев себя в зеркальной витрине, вздрогнула. Поправила жакет, выпрямила спину, но, сделав несколько шагов, вновь нахмурилась, ссутулилась. Она остановилась у перехода в ожидании зеленого света. Пешеходы, вынужденные из-за такого препятствия, как дорога, прервать свое стремительное движение вперед, уже устали ждать, и в краткий промежуток, когда останавливается движение по главной дороге, а на светофоре еще не успевает загореться стрелка бокового поворота, бросились на другую сторону. Зоя по инерции поспешила за ними, но тут одна из машин, ожидающая разрешения на поворот, вдруг сорвалась с места и, не сообрази Зоя с широко раскрытыми от страха глазами отскочить назад, она бы ее сбила. Очевидцы только ахнули и… побежали дальше. Зоя с бешено колотящимся сердцем отошла от дороги и прислонилась к стене дома. Немного придя в себя, она вспомнила кирпич, принесенный Павлом.
«А машину я не рассмотрела. Черная, по-моему, или темно-серая… Арсений прав, надо быть осторожней. Я не собираюсь отказываться от своей доли. Значит, надо выжить. Какая чушь! Неужели?.. А почему нет? Кто-то кого-то же убивает, почему не меня?»
Она передумала возвращаться домой и позвонила Арсению на работу, сказав, что зайдет к нему на минуту по срочному делу.
Строгулин сам только что вошел в офис. Ему никак не удавалось дойти до кабинета. То у одного сотрудника возникал вопрос, то у другого.
Зоя нажала на кнопку видеофона и сообщила охраннику, в какую фирму направляется. Заметив ее на пороге офиса, Строгулин попросил сотрудников подождать.
— Проходи в мой кабинет, — сказал он ей.
Сам вошел следом и сел за стол спиной к высокому, до самого пола окну. Верхний этаж здания, казалось, весь целиком состоял из огромных окон.
Зоя присела на край кресла.
— Послушай, сейчас со мной приключилась, история, наподобие той, что произошла с Павлом.
— Да ну! — подался вперед Арсений.
— Представь, меня чуть не сбила машина.
— Странно! Опять чуть! — в волнении Арсений стал раскачиваться на стуле, это была его давняя привычка.
— У меня такое ощущение, что кто-то предлагает нам, пока по-хорошему, отказаться от своей доли наследства. Смотри, сегодня предупреждение получили уже двое. И если эти двое не внемлют намекам некоего «X», он приступит к более решительным действиям.
Арсений откачнулся назад, и вдруг ножки стула подломились, и он повалился на окно. Первое стекло треснуло, но второе выдержало.
Зоя подбежала к нему и помогла подняться. Бледные, испуганные, они молча смотрели друг на друга.
На шум заглянули сотрудники. Выразили удивление и радость, что все обошлось небольшой раной на затылке.
— А я вам говорила, — заметила одна дама Строгулину. — Не раскачивайтесь на стуле! И вообще, давно пора сменить его на нормальное кресло.
Пока Арсению обрабатывали рану на голове, Зоя понуро сидела в углу. Когда он отослал девушек, от всего сердца суетившихся вокруг него, молодого симпатичного, неженатого, то, взглянув на Зою, сказал:
— Еще чуть-чуть — и я бы вывалился из окна с седьмого этажа.
Он поднял стул, оглядел ножки.
— Подпилены!
Зоя не поверила, подошла взглянуть сама.
— Слишком много «чуть» получается, — произнесла с какой-то обреченностью.
Арсений вызвал секретаршу.
— Кто был в кабинете в мое отсутствие?
— Никто! — твердо заявила та.
— А кто из посторонних заходил в офис?
— Никто. Только два курьера. Один с почтой. Другой из компании «Стеф», да еще из турагенства принесли для Лены проспекты по Тунису. У нее там приятельница работает. Но никто из них не входил в ваш кабинет.
— Ясно. Спасибо, — выпроводил секретаршу Строгулин.
— Поняла? Не иначе кто-то из этих так называемых курьеров и подпилил ножки у стула.
— Но кто мог знать, что ты любишь раскачиваться на стуле? Странная привычка.
— Привычка обыкновенная. А странным все считают то, что я креслам предпочитаю стулья. Теперь не буду. Выходит, и мне пришло предложение отказаться от своей доли, — проговорил он. — Что делать будем, а?
Зоя, некрасиво поджав губы, помотала головой.
— Я… я не стану отказываться. Будь что будет!
Арсений с интересом посмотрел на нее.
— Признаюсь, мое первое впечатление от тебя было не блестящим. Но потом, когда мы познакомились поближе, я с удивлением отметил, что женщина ты яркая, интересная. Но вот что не побоишься угроз, не ожидал. Считал, что именно ты первая и, наверное, единственная поспешишь отказаться от своей доли.
— Нет, не стану, — еще более уверенно повторила она.
— Тогда нам надо исхитриться каким-то образом вычислить нашего потенциального убийцу.
— Вряд ли это осуществимо. Против нас четыре человека, и то при условии, что мы доверяем друг другу.
У Зои возникло подозрение: «Что, если Арсений сам подпилил ножки у стула, чтобы разыграть передо мной сцену неудавшегося покушения. Я ведь предупредила его, что приду. И тем самым вызвать у меня доверие к себе?»
— Ну… — протянул Строгулин. — Здесь остается только положиться на интуицию.
Зоя попросила у него стакан воды и заметила:
— Интуиция срабатывает один раз из ста, а то и из тысячи случаев. Если же учесть закон подлости, то есть думать на того, кто менее всех вызывает подозрение, то на то он и закон подлости — все равно оставит в дураках. Нет, в нашем случае придется играть вслепую.
— Наверное, впервые в жизни не представляю, что делать. Может, уехать на какое-то время из Москвы? Взять отпуск, потом больничный и посмотреть, как будут разворачиваться события.
— А события могут развернуться так, что ты работу потеряешь, не боишься?
— О! Здесь идиотская ситуация. Лорка такое натворила со своим завещанием. Пока объявится новый владелец, фирма может прогореть.
— Значит, он постарается объявиться пораньше.
— Но для него это небезопасно. Фирма — лакомый кусочек. Все дружно устремятся уничтожить его, чтобы разделить фирму на доли. Поэтому я предлагаю нам с тобой действовать сообща. Тем более что все остальные наверняка уже заключили между собой подобные союзы. А в нашу пользу говорит то, что мы стали испытывать симпатию друг к другу еще в безоблачные времена. Короче, сейчас некогда, вот тебе мой адрес. Приходи сегодня в девять вечера. Мы обстоятельно обсудим наше положение. Зоя взяла листок с адресом и вдруг сказала:
— Знаешь, а мне страшно выходить на улицу.
Арсений с сожалением развел руками.
— Страх надо преодолеть, иначе… — он вздохнул, представив, как теперь, садясь за руль, будет поворачивать ключ зажигания. Один поворот и… яркая вспышка, грохот, огонь, дым… Подозрения падут на конкурентов по бизнесу. Тем более что на рассмотрении в суде находится пять дел.
Они помолчали. Арсений прижал Зою к себе и прошептал:
— Надо выстоять! Надо! Иначе всю жизнь будем себя проклинать. Почему тот, кто уже стал действовать, должен оказаться сильнее нас? Одно то, что он начал с предупреждений, говорит о его слабости. Решивший выиграть это дело будет действовать наверняка.
Зоя вышла из офиса, размышляя о словах Строгулина.
«В любом случае пока я могу доверять Арсению. Хм? — задумалась она настолько глубоко, что остановилась у окна кафе. — А зачем ему убивать меня? Между нами симпатия… Мы можем стать отличной парой…» — она прищурилась, вгляделась в окно и быстро отошла.
За столиком она заметила Павла с Витой.
«Арсений прав, наследники разбились на пары».
— Бедный, я до сих пор не могу прийти в себя от ужаса. Уверена, это сделал Женька. Нет, — через секунду переменила мнение Вита, — Арсений. Он такой расчетливый.
— Гадать можем хоть весь день. Надо выработать стратегию защиты, — сказал Мельгунов.
— И нападения! — вскинув голову, с апломбом заявила Вита.
Павел оглянулся по сторонам.
— Во-первых, потише. А во-вторых, ты соображаешь, что говоришь?
Вита склонила голову набок и вызывающим тоном ответила:
— Да!
— Отлично! Иными словами, ты предлагаешь ликвидировать четырех человек. А потом, когда мы останемся один на один, самый ловкий уничтожит последнего соперника.
— А здесь ты ошибся, — почти легла грудью на стол Вита, и ее крупный кулон на золотой цепочке стукнулся о столешницу. — Когда мы останемся одни, — вкрадчиво продолжала она, — мы займемся кое-чем другим. — Ее нога, выскользнув из туфельки, погладила ногу Павла. — Ты мне давно нравишься. И для тебя это не тайна. Не понимаю, почему ты оставался с Лоркой? Она же была зануда. Обожала рассуждать о высоких материях. Но это только она так думала. А на самом деле у нее была обыкновенная кухонная философия. Начиталась книг, из которых без разбора нахваталась кое-чего и вообразила, что у нее философский образ мышления. Ненавижу! — сузив глаза и забывшись, будто она оказалась в прошлом, говорила, раздражаясь все больше и больше, Вита. — Ненавижу, когда Лорка начинает умничать. Мужчины тщатся спорить с нею, но она же упертая дура. А дуру разве переспоришь? Зато она создала себе имидж женщины, сочетающей редчайшие качества: ум и красоту. Нет, слышишь, а мне доставалось: «Виточка у нас просто прелесть. Она не вступает в споры с мужчинами». Идиоты и подлизы! Я оттого не вступаю, потому что как раз я умная. Тоже мне, общество бизнесменов-философов. Такую чушь несут! Противно! Сами, кроме пары заезженных фраз, ничего не знают. И ты туда же!
— Я не спорил с ней.
— Но слушал! — с упреком бросила Вита.
— Делал вид. Меня раздражали эти ее бесконечные размышления о смысле жизни, о предназначении человека… Действительно чушь! Ну о каком предназначении может идти речь? Одно дело, когда человек талантлив, согласен. Но неужели быть дворником или директором музея — это предназначение? Это обстоятельства!
— Ох! — вздохнула с недовольством Вита. — У нее, у Лорки научился. Да твое предназначение — в твоих руках! Были бы деньги! Вот ты хотел бы стать известным пианистом? Я не понимаю, обладаешь ли ты талантом, но способности у тебя, несомненно, есть. Так вот, если сделать дорогую широкомасштабную рекламу, ты за месяц, максимум за два, превратишься в известного пианиста. Пусть тебя не возведут в гении, но отметят, что так, как Мельгунов исполняет ноктюрны Шопена, еще не удавалось никому. Ты станешь модным, элитарным, эксклюзивным исполнителем.
Павел заслушался. Он уже видел себя на сцене, слегка опирающимся на край рояля и кланяющимся публике. Он слышал грохот аплодисментов, крики «Браво»…
— Что-нибудь еще будете заказывать? — тоненький голосок официантки прервал фантазии Мельгунова.
— Да! Еще по мороженому и по сухому мартини безо льда! — отрывисто проговорила Вита.
— Так ты полагаешь, что ради денег можно пойти на все? — осторожно, будто выведывая величайшую тайну, спросил Павел.
— Деньги бесценны, потому что без них бесценна жизнь.
— Ну знаешь!.. — Павел поднес к губам бокал. — Ну знаешь… — произнес еще раз, покачивая головой, и только после этого выпил.
— Ой, можно подумать, истину тебе открыла, — с издевкой заметила Вита.
— Но убить, — проговорил Павел, — убить — это непросто. Я сам об этом думал вчера.
— Вот именно, думал. А пробовал?
— Нет, конечно!
— Прежде чем что либо утверждать, надо попробовать.
— А ты пробовала? — задал ей контрвопрос Мельгунов.
Вита ответила быстро, но не тотчас, он успел почувствовать заминку.
— Нет. Но, полагаю, стоит. Почти все это делают. Ведь убить человека можно не только физически. Можно доконать морально, а потом он и сам ножки протянет. Я вчера об этом не думала, навеселе была. Но сегодня утром всплыли в памяти твои слова о моем далеко не радужном будущем с Шуркиным. Кстати, вчера ты был, насколько я могу вспомнить, отчаянным парнем. Я даже подумала, ай да Павел! Какой хладнокровный, уверенный. Вот с кем идти по жизни.
— Зато сегодня я парень рассудительный. — Он тихо рассмеялся. — Однако вчера ты больше выглядела пьяной, чем была на самом деле. И своими высказываниями о моральных принципах попросту дразнила меня.
— Нет! Я была искренна. Вчера я верила в незыблемость моральных устоев наших сонаследников. А сегодня кирпич все разрушил.
— В самом деле, как все хрупко и неустойчиво в этом мире, — пряча лукавую улыбку, проговорил Павел. — Один кирпич полностью разрушил твое мировоззрение. Ну, и каким образом ты предлагаешь сократить число наследников? — уже не сдерживая улыбки, спросил он.
— Чегодаева и Строгулина можно взорвать в машинах. У них есть враги, конкуренты. Нами, как наследниками, следственные органы, конечно, заинтересуются, но у нас одна забота — не наследить. А это не так уж трудно. Во всяком случае, с поличным не поймают. Зато так бабахнет!
— Немного тривиально.
— А ты не гонись за умным. Ты по проторенной дорожке. Нам ни к чему порох изобретать.
— А с женщинами как?
— Отравить — сложно. Да и где отраву найдешь? Придется к кому-то обращаться, а невольные сообщники нам ни к чему. У Геленки много недоброжелателей. Можно подкараулить, когда она будет поздно домой возвращаться, и огреть ее битой по голове.
Павел шумно сглотнул.
— С Зойкой затрудняюсь, — войдя в азарт, продолжала Вита. — Я даже не знаю, где она живет, где работает. Опять же можно подкараулить и сбить машиной.
— Но машина — это улика!
— Выехать за город и пустить ее под откос, — слизнула мороженое с нижней губы Вита и устремила на Павла испытующий взгляд: «Мол, как тебе?»
— Вроде бы варианты ничего, — неуверенно проговорил он. — Только Геленку по голове как-то…
Вита смерила его презрительным взглядом и встала из-за столика.
— А ты, оказывается, рухлядь. Ну тогда жди, когда второй кирпич тебя прихлопнет. Вчера я была о тебе другого мнения.
Павел хотел как-то оправдаться, но Вита резко повернулась, и он только посмотрел ей в обнаженную до поясницы спину.