Куноичи (СИ)

Глава 23. Одри!

Утро в Париже начиналось совсем не в пять и не в шесть часов, а намного позже. Время почти подползло к полудню, а некоторые парижане только открывали глаза и, зевая, выходили на улицу за газетой или круассаном на завтрак.

Тен-Тен шла по узким улочкам и рассматривала жизнь вокруг. Как же всё-таки этот мир отличался от всего, к чему привыкла Такахаши! Даже мирные граждане в её вселенной не были столь расслабленными и спокойными, как здешние горожане. В мире шиноби всегда присутствовала какая-то напряжённость, внутреннее принятие возможного боя и опасности.

Здесь же о войне не думали вовсе. Во дворах дети перебегали дорогу, едва мотая головой, чтобы увидеть, нет ли рядом машины. Старики играли в шахматы и лениво курили ароматный табак. Современные бизнес-леди на прощание целовали дочерей и сыновей, прежде чем убежать на работу, стуча высоченными каблуками.

Лука повёл Тен-Тен длинным маршрутом до молодёжного парка. От предложенного Жаном лимузина Куффен отказался, сославшись на то, что Хлое стоит пройтись и прийти в себя после вчерашнего инцидента.

Жан, что удивительно, принял его доводы и даже довольно кивнул. Тен-Тен сначала не поверила глазам: как это её нянь так безоговорочно доверился парню с улицы, лишь пару дней назад начавшему работать в охране Буржуа?

— Всё просто, — рассмеялся Лука на этот вопрос, — я начал работать здесь много-много лет назад.

Тен-Тен нахмурилась. Она точно помнила, как Лука пришёл и сказал, что он только устроился в охрану. Было это не больше недели назад.

Лука на это пожал плечами.

— Ты забываешь, что я перемещаюсь по времени, змейка. Для тебя я действительно устроился пару дней назад, но для Жана работаю уже больше пяти лет, начиная с простого грузчика. Потом я помог Хлое, — тогда ещё Хлое, — отбиться от каких-то отморозков. Затем отдал Андрэ потерянный кошелёк и папку с документами… я копил эти очки доверия, и в нужный мне момент, когда тебе понадобилась охрана, кандидатуры лучше просто не нашлось.

Тен-Тен прищурилась, пытаясь уложить в голове эту схему. Значит, Лука стал с ней хорошо общаться. Потом устроился к ней в охрану… нет, потом он понял, что ему нужно устроиться к ней в охрану, и шагнул назад, к Хлое, чтобы зарекомендовать себя хорошим парнем. Дождался, пока в мире появится Тен-Тен… но разве его тогда не будет два в одной линии?

— Не будет, — хмыкнул Лука. — При перемещении назад я, можно сказать, стираю будущее.

— Значит, те пять лет, что ты работал, а я была в своём мире, ты работал на Буржуа с мыслью, что потом будешь моим охранником?

— Значит, так.

— Ты такой милый.

Он улыбнулся и взял Тен-Тен за руку.

Париж был объят брусчаткой, асфальтом и культивируемым газоном. Малое количество деревьев компенсировалось их аккуратностью: муниципальные службы следили за кронами, состоянием коры и общим внешним видом. Домики вокруг были низкими и серыми, но почему-то казались сказочными.

Тен-Тен думала, больше не рассматривая пейзаж. Лука, меняющий время по своему усмотрению, не давал ей покоя.

— Ты, значит, можешь вернуться в любую точку своего прошлого, и изменить будущее, как тебе захочется?

Он кивнул, но как-то рассеянно.

— Не совсем так. Я возвращаюсь максимум до момента, когда получаю Талисман Сасса. Мне тогда было пятнадцать. Раньше, сама понимаешь, не выходит, иначе возникает временная неопределённость: силы есть, Камня Чудес нет.

— Существуют хоть какие-то ограничения для твоей силы. Это неожиданно успокаивает.

Лука рассмеялся, поднёс её руку к губам и осторожно поцеловал кончики пальцев.

— Ограничений много, Тен-Тен, — у неё спина покрылась мурашками от того, как он произнёс её настоящее имя, — и они постоянно добавляются, когда события идут как нужно.

— В смысле?

— Раньше я пролистывал так много вероятностей развития будущего, но ни одного раза я не сталкивался с тобой. Может, ты не попадала в этот мир, потому что квами тебя не призывали. Или же тебя убивал Ван Фу, ведь он был к этому очень близок. Не знаю. Но теперь, когда я наконец с тобой встретился, время приняло твоё появление как нечто постоянное. Сколько бы я ни отматывал назад, ты появляешься, вне зависимости от внешних событий. Мир сам наводит реальность, чтобы квами призвали именно тебя.

— Сложновато.

— Время никогда не было простым.

Ехать до парка оказалось намного дольше, чем идти по дворам. Лука знал город лучше собственной ладони, так что он без проблем привёл Тен-Тен лишь немногим позже начала церемонии. По крайней мере, статуя Ледибаг и Кота Нуара была ещё накрыта плотной тканью.

— Вон Одри, — кивком указал Лука.

Тен-Тен и сама бы догадалась, что эта ослепляющая блондинка — Одри Буржуа. Она была из тех людей, которых невозможно проигнорировать или не заметить: слишком яркая, как конфетти на снегу. Куноичи отметила, что мадам Буржуа совершенно не шло фотографироваться: вживую она выглядела намного натуральнее.

Её не портили ни увеличенные хирургией губы, ни явно искусственная грудь. При взгляде на Одри Буржуа Тен-Тен ощутила ностальгию: примерно так же себя показывали и вели придворные дамы во дворце правителя страны Огня. Не приближённые к его жене, а именно придворные — жёны чиновников, генералов, казначеев и торговцев. Излишняя роскошь и громкость.

— А вот и моя дочь! — изящная рука в чёрной перчатке указала в сторону Тен-Тен. — Прошу любить и жаловать: Клони Буржуа!

Тен-Тен едва удержала лицо. Клони? Серьёзно? Если бы Такахаши подверглась такой остракизме, как Одри, она бы выучила не только имя собственного ребёнка, но и всю его биографию с младых ногтей. Хотя нет. Тен-Тен просто не оказалась бы в такой ситуации, она для этого была слишком умна.

Папарацци обратили внимание на Хлою. Да уж, интерес СМИ не успел погаснуть за одну ночь; наоборот, он разгорелся, как лесной пожар сухим летом. Тен-Тен обступили со всех сторон, оттеснив от неё Луку каким-то совершенно немыслимым способом. Ну или Куффен сам не хотел лишний раз попадать под дуло объектива. Такахаши не знала, что у Луки с семьёй, а телевизор в Париже смотрел каждый второй.

Вопросы текли один за другим, микрофоны утыкались Тен-Тен в плечи, как пики. Такахаши мотала головой, пытаясь разобрать в выкриках хоть что-то членораздельное — и вдруг увидела рядом с Одри девочку, до этого остававшуюся в тени женщины.

Её фигура словно всплыла поверх гвалта и шума вокруг. Тен-Тен смотрела на девочку, ровесницу Хлои, чья ненависть внезапно оказалась разлита в глазах, отравила губы, пропитала каждую клеточку. Девчонка была красивой, от Одри, — о, это точно была сестра Хлои, фамильное сходство налицо и на лице, — она взяла только самое лучшее: светлые волосы, разрез глаз, пухлые губы и милый вздёрнутый нос. Одна прядка у лица была выкрашена в ярко-розовый — словно знак несогласия с собственной нежной внешностью.

И ненависть совершенно не портила точёное личико. Этот яд словно придавал картинке завершённость, напитывал её цветом, делал резкий контур. Без огня в глазах и злобы в улыбке вторая дочь Одри Буржуа казалась бы слишком блёклой, не спасла бы и розовая краска на волосах.

У Хлои и этой девочки были разные отцы, это было понятно с первого взгляда. От своего папаши тело Тен-Тен переняло светлую кожу, аристократизм, ледяные глаза и тонкие губы. Девочка, стоящая рядом с Одри, взяла от отца более восточные черты: тонкую переносицу, миндалевидные глаза, узкий подбородок.

Лука растолкал папарацци и провёл Тен-Тен к матери Хлои. Такахаши едва не задохнулась: Одри использовала слишком много удушающе-сладких духов. Она пахла, как сосредоточие всего яда на планете.

Одри расцеловала Тен-Тен в обе щёки, не оставляя при этом на коже помады — видимо, губы у женщины были татуированы. Девочка не-Буржуа смотрела на это с тихой злостью, не делая даже попытки поприветствовать сводную сестру. На кивок от Тен-Тен она не отреагировала.

Папарацци жадно следили, снимая каждую секунду единения. Одри болтала про то, как она была удивлена, когда Хлою показали в новостях. Про акуманизацию и бред насчёт связи женщины с Габриэлем — «они бы никогда, они только друзья, и не более!». Говорила она убедительно, и, если бы Тен-Тен было до этого дело, она бы даже могла поверить.

Но ей было плевать. Весь фокус её внимания сместился на сводную сестру Хлои, так и оставшуюся неназванной. Девочка горела в своей ненависти, закалялась ею, питалась. Это было знакомое и очень опасное состояние: так же горел Саске Учиха в своём стремлении уничтожить всё на пути к цели. И цель эта, между прочим, была убийством собственного брата. Ничего не напоминает?

Камеры были нацелены на Одри, и Тен-Тен смогла отойти в сторону, к накрытой покрывалом статуе. Она встала рядом с хмурым мужчиной, смотрящим на открытку с Ледибаг — очевидно, фанат. Учитывая, что джинсы мужчины снизу были испачканы в каменной пыли, а руки украшали специфические шрамы, он был скульптором.

— Долго делали эту статую? — спросила Тен-Тен, больше действуя наугад.

Мужчина поднял на неё взгляд и слабо улыбнулся.

— Пять месяцев. Внутри камень, снаружи бронза.

— Символично.

Вторая улыбка была намного искренней. Мужчина убрал открытку во внутренний карман пиджака и перекатил во рту палочку от леденца. Тен-Тен поначалу даже не обратила на конфету внимание: так обычно в её деревне носили сенбоны, длинные иглы. Привыкнув к такой носке оружия, ты добавляешь себе шансов в бою: мало кто успевает среагировать, если ты плюёшься железом прямо в противника.

Она ощутила короткий укол ностальгии, когда снова посмотрела на полосатую палочку. Конфета. Всего лишь конфета. Очень вредно для зубов.

— Я думал, что Хлоя Буржуа ничего не понимает в искусстве.

Тен-Тен пренебрежительно фыркнула.

— В искусстве? Я полный ноль. Но вот символизм мне близок. Камень — это сила, стойкость, нерушимость.

— Бронза — вера в силу, доверие, — подхватил мужчина. — К тому же её использовали как оккультный материал… Я, кстати, Тео. Тео Барбо, скульптор.

Он протянул руку, которую Тен-Тен с некоторой неуверенностью пожала. Это был первый раз, когда она взаимодействовала с кем-то… так.

Пожалуй, поклоны ей нравились больше.

— И большой фанат Ледибаг, — заметила девушка.

Тео даже не смутился.

— Да. Она такая… невероятная, правда? Вся эта магия… её сила, ловкость, сообразительность — всё это недоступно обычным людям вроде нас…

Тен-Тен подняла брови, но промолчала. Маринетт Дюпэн-Чэн была совершенно обычной девочкой, в меру глупой и неуклюжей. Пусть и с магическими силами. И вообще, ей всё ещё было четырнадцать. Учитывая здешние законы и возраст Тео Барбо, всё это дело попахивало тюремным заключением.

Но к мужчине стоило присмотреться. Он выглядел нормальным, но при восхвалении Ледибаг в его глазах разгорался фанатичный огонёк. Обычно такое пламя ни к чему хорошему никогда не приводило. Вот оступится как-нибудь Маринетт, — а она точно оступится, и не раз, и не два, просто в силу своего возраста, — и что тогда? Самые яростные недоброжелатели рождаются из самых преданных фанатов. Фанатиков.

Это могло быть опасным, особенно учитывая наличие Бражника. Зря она, в самом деле, не завалила Габриэля, когда была возможность.

Кот Нуар появился тихо, словно выросшая из ночной темноты тень. Бросив недружелюбный взгляд на расслабленного Луку, он кивком поприветствовал Тен-Тен и принялся рассматривать статую. Даже под скрывающим полотном Такахаши могла различать выступающие части; ей не нравилось то, что она видела. Видимо, Тео Барбо воплотил свою любовь в этой статуе, и Ледибаг в очередной раз возвышалась над своим напарником — на этот раз в прямом смысле. Судя по выступам, девчонка должна была располагаться на спине Кота, сидящего на четвереньках или вроде того.

Никакого равноправия в этой стране.

Нуар зашёл за статую, приподнял покрывало и начал разглядывать постамент. Тен-Тен на это усмехнулась: нетерпеливый котёнок. Настоящий ребёнок.

Одри, то ли устав от камер, то ли высказав всё, что планировала, перенаправила внимание журналистов на скульптуру и её создателя. Однако, едва Тео успел ответить на пару вопросов от заинтересованных интервьюеров, как из-за статуи показался Нуар. Очевидно, Адриану надоело разглядывать один лишь постамент, как воришке, и он решил дождаться нормального открытия статуи.

Выражение лица у Кота было задумчивым, что очень порадовало Тен-Тен. На вопросы от журналистов он отвечал сдержанно, насчёт статуи и вовсе высказался скорее негативно. Котёнок был не безнадёжен: он запомнил, что Такахаши говорила про установку постамента во время своего заваленного интервью Шамак, и практически повторил сказанное ранее.

— Я не совсем понимаю, зачем это. Мы делаем свою работу. Как и другие.

Вообще, если сравнивать бахвалистого и развязного Котёнка Нуара, которого Тен-Тен видела на ранних записях интервью, и нынешнего Кота, то второй явно выигрывал. В который раз Такахаши удивилась, насколько же быстро растут дети. В таком нежном возрасте достаточно пары фраз или одного события, чтобы переменить поведение или даже мировоззрение.

Жаль, что у шиноби в подростковом возрасте было косное сознание с чёткими жизненными ориентирами. Только самые сильные чувства могли их пошатнуть. Собственная идентичность была хороша, но что, если исходный продукт оказывался пропащим?

Только у Наруто и учителя Гая, пожалуй, выходило менять сознание людей в любом возрасте. Тен-Тен не знала, было ли это из-за силы их оптимизма, или же причина крылась в другом. Она в любом случае была благодарна: если бы не Узумаки, то её любимый Неджи до самой смерти варился бы в собственном отчаянии и жалком существовании.

Тео Барбо, лишившийся внимания, отошёл к статуе. Он снова вытащил открытку с Ледибаг и рассматривал её. Выражение его лица совсем не понравилось Тен-Тен: было в нём нечто тёмное, ядовитое. Почти такое же глубокое, как у дочери Одри по отношению к Хлое.

Тен-Тен потёрла лоб и тяжело вздохнула.

— Когда же это закончится, ками-сама?

Ну, ответ был на самом деле не столь очевиден, как можно было бы подумать. Тен-Тен считала, что ей недостаточно просто взять и убить Бражника: проблема Сабрины на этом не решалась, а проблема опекунства над Адрианом только ухудшалась. Хотелось бы куноичи, чтобы все её беды решались по одному щелчку пальцев.

Адриан продолжал давать интервью, Тео продолжал погружаться в свою злобу. Тен-Тен не успела подойти к мужчине: её весьма беспардонно дёрнул за локоть один из журналистов. За это он получил весьма чувствительный тычок в бок от Луки, но момент был упущен.

Тео Барбо ушёл. Исчез. Испарился. Учитывая его психологическое состояние, Тен-Тен была уверена, что пропал мужчина благодаря прилетевшей тёмной бабочке.

— Ну что за невезение…

Лука ободряюще погладил её по руке.

— Некоторые вещи должны произойти, помнишь?

— Желательно не в мою смену.

Одри инициировала открытие статуи: женщина окликом обратила на себя внимание и просто сдёрнула покрывало с фигур. Поднялся восхищённый гул. Тен-Тен не понимала, чем именно все восхищаются: то ли поступком мадам Буржуа, то ли красотой статуи.

Ну, она была… ну, она была. Как Тен-Тен и думала, Ледибаг находилась выше Кота Нуара: девчонка опиралась на напарника, застыв в стремительном прыжке вверх. Кот крепко стоял на постаменте на корточках, отведя одну руку назад. Выглядело…неплохо. Тео Барбо оказался действительно хорошим скульптором: у мужчины даже вышло придать леске от искусственного йо-йо ощущение лёгкости и парения.

Сколько же он наблюдал за своей зазнобой? И где теперь этого влюблённого отлавливать?

Какие проблемы он принесёт городу и Тен-Тен лично?

От интервью у куноичи самоустраниться не вышло: Одри перешла на новый уровень саморекламы, и утянула французскую дочку в кадр вместе с собой. Говорила мадам Буржуа громко и быстро, так, что Тен-Тен не смогла бы вставить и слова, даже если бы хотела.

Но она не хотела. Вместо этого Тен-Тен наблюдала за вторым ребёнком этой неуёмной женщины. Блондиночка хорошо держала лицо перед камерами. Помогал и макияж: бледные от злобы губы прятались за нежно-розовым блеском, румянец на щеках цвёл абсолютно здоровый, глаза оказались выгодно очерчены чёрными пушистыми ресницами. Красавица. Сама Тен-Тен обленилась и использовала минимум макияжа: голубой на глаза, чтобы выделить их ледяной тон, и розовый на губы, слишком бледные от природы. Помаду Тен-Тен выбирала такую, чтобы можно было не подкрашивать в течение дня. Лишняя морока, она никогда не любила всю эту возню с краской на лице.

Лука, паршивец, стоял неподалёку и просто наслаждался зрелищем. Одри таскала Тен-Тен, как большую плюшевую игрушку, которую родители пообещали выкинуть. Вот ребёнок и вцепился в давнего друга: смотрите, я о нём помню, его нельзя выкидывать, я хороший!

За всем этим эпатажем никто и не заметил, что статую открыли без её создателя и даже без Ледибаг. Журналисты, накормленные мадам Буржуа болтовнёй и красивыми кадрами, отваливались, словно пережравшие медицинские пиявки. Сакура как-то показывала этих жирных тварей: ну один в один бульварные писаки, жаждущие сенсаций.

Когда последний из журналистов ушёл, Одри словно выключили: очаровательная улыбка скрылась за поджатыми губами, нахмуренные брови скрывали огромные очки. Одри отошла от Хлои ко второй дочери и, пригнувшись, что-то сказала той. Блондиночка улыбнулась и с превосходством посмотрела в сторону Тен-Тен: вот видишь, никчёмная француженка, ты нужна матери только для красивого кадра.

Бедный ребёнок, сказала бы на это Такахаши. Потому что если ты не нужен человеку вроде Одри ради эффектного кадра, то тогда зачем ты вообще нужен в её красивой жизни?

Кот Нуар пропал ещё до того, как ушёл первый из журналистов. Тен-Тен знала, что Адриан едва вырвался из-под надзора отца этим утром, и не удивлялась краткому визиту одного из героев. Её интересовал другой вопрос: если даже суперзанятой Адриан нашёл время на открытие, несмотря на своё расписание и роту нянек, то почему же не пришла Маринетт? Ведь это была её статуя.

В конце концов, Одри, удерживая американскую дочурку за плечо, увела ту в сторону поджидающего лимузина. Мадам Буржуа даже не посмотрела в сторону французской дочери: то ли забыла о её существовании вне съёмок, то ли специально показывала своё отсутствующее отношение.

Тен-Тен предполагала, что у дамочки просто беда с головой. Потому что ни один актёр не смог бы столь правдоподобно сыграть забывчивость. На некоторых видео, где разговор заходил про ребёнка во Франции, Одри на самом деле по минуте не могла понять, о чём идёт речь. Мадам хмурилась, тёрла висок, кривила губы, и лишь спустя долгие секунды соображала, что от неё хотят. Будь здесь мир чакры, Тен-Тен бы грешила на ментальный блок; мир был обычным за исключением акум, и Такахаши думала, что всему виной автомобильная авария из юности Одри. Может, это событие как-то покорёжило мозги американской дивы?

Хотя какая разница.

Тен-Тен запахнула пальто, развернулась, и пошла вперёд. Парк был хорош, а медленно умирающие листья и того лучше. Такахаши нравилось наблюдать за течением жизни, впитывать в себя каждое драгоценное мгновение спокойствия и свободы. Что в прошлом, что в этом мире таких минут было крайне мало.

Лука шёл следом. Тен-Тен мельком оглянулась на своего провожатого и досадливо скривилась: на лице парня было отчётливо написано желание завести разговор. Лука сопротивлялся этому как мог… но настроение всё равно оказалось безвозвратно испорчено. Хорошие мысли унёс ветер, стынущий для скорой зимы.

— Ну давай, морской мальчик, — подбодрила парня Тен-Тен. — Что тебя волнует?

— Я не хочу…

— Ты уже убил во мне всю романтику, так что говори, не стесняйся.

— В каком-то смысле, я про романтику и хотел поговорить.

Тен-Тен слегка замедлилась, чтобы поравняться с Лукой, и взяла парня под локоть. Куффен подставил его, словно они с девушкой гуляли подобным образом каждый день последние десять лет. Естественно и не задумываясь.

— Дело в том, что ты сказала Адриану.

Тен-Тен кивнула. Вот оно в чём дело, в её словах про помолвку. Реакция Луки в тот момент была не вполне ожидаемой, учитывая его гипотетический возраст, однако очень хорошо читалась. Морской мальчик страстно хотел отношений, но при этом совершенно не собирался их заводить.

Это было… понятно. По крайней мере для Тен-Тен. Она и сама бы относилась к всевозможным связям с большой долей скепсиса, если бы могла в любой момент отмотать время назад по собственному усмотрению. Сложно даже представить, как себя чувствовал Лука: вот только что он обнимался с любовью всей своей жизни, а в следующий момент дорога времени развернулась, и дама сердца о тебе даже не подозревает.

Жутковато.

С другой стороны, Лука как никто другой должен был наслаждаться каждым доступным моментом. Ведь неизвестно, как долго продлится твоё счастье, и встретишься ли ты с этой радостью снова. Однако Куффен был из той же породы, что и Неджи, первая любовь Такахаши: в вопросах чувств тот предпочитал выжидать, пока это возможно, и действовать лишь в последний момент.

Только вот иногда этот момент так и не наступал. Как это вышло у Неджи. Он просто слишком рано и слишком неожиданно умер.

Поэтому Тен-Тен просто погладила Луку по руке и успокаивающе улыбнулась.

— Давай поговорим про это потом, — предложила она, видя облегчение в глазах напротив. — Как минимум, когда закончим с Бражником. А сейчас мне нужно предупредить котёнка про акуму. Рассказывай всё, что знаешь, морской мальчик.

Маринетт совершенно точно не собиралась делать того, что она сделала. Но сделала, и теперь ужасно об этом жалела. Телефон Адриана в её руках жёг ладони, как маленький раскалённый уголёк. Укор Альи, сидящей напротив, так же жёг душу и совесть.

Дюпэн-Чэн вздохнула и потёрла лоб, разглаживая нервные морщинки. Ну да, она ошиблась — серьёзно ошиблась. Брать чужие вещи, к тому же ещё и используя силу Тикки… это было как минимум нехорошо. Как максимум — превышение своих полномочий, если говорить языком телевизионщиков.

Ну не могла же она оставить своё признание в любви на телефоне Адриана? Он бы тогда узнал про её чувства, да ещё она же там такое наговорила… Не могла же?!

Так что пришлось отвлекать Алью и тайком пробираться в коллеж, где у Агреста были занятия, совершив перед этим синхронизацию с Тикки. В глаза квами Маринетт при этом старалась не смотреть: стыдно было до ужаса. Ещё и уши горели.

И вот теперь она сидела у себя в комнате, с Альей напротив, и смотрела на чужой телефон у себя в руках. Адриан любил свой мобильник, она это знала, как никто другой: для Агреста крошечный приборчик был одним из символов свободы. Как он отреагирует на пропажу мобильника, она и думать не хотела. Наверняка расстроится.

— Я верну его завтра, — неуверенно сказала Маринетт, удаляя запись своего случайного признания.

— А я считаю, что лучше бы ты его оставила, — хмыкнула Алья, блестя недовольством из-под очков. — Потому что всё это попахивает статьёй, знаешь ли.

Маринетт поджала губы, чтобы не расплакаться. Алья была права, её действия не просто «превышали полномочия» Ледибаг, но и тянули на преступление закона. Она забрала чужую вещь. Украла!

Маринетт была хорошей девочкой, с правильным воспитанием и любящими родителями. Она никогда ничего не крала до того, как у неё появились серёжки — никогда! Но потом соблазн сделать так, как ей нужно, возникал слишком часто. А мягкое тепло от серёжек Тикки в ушах давало убеждённость в своей правоте. И словно разрешало делать то, о чём раньше Маринетт и не подумала бы.

Ну ты же Ледибаг, тебе можно! Можно же? Можно?!

Телефон завибрировал. Маринетт включила экран и скривилась: сообщение от Хлои Буржуа. Вот уж кто точно не стал бы мучиться совестью из-за кражи. Дюпэн-Чэн казалось, что в блондинке с самого рождения отсутствовала такая вещь, как стыд. И в последнее время это только подтверждалось раз за разом.

Да, Хлоя стала спокойнее. Увереннее в себе. А как она могла на тебя посмотреть — просто ух, аж не по себе становилось. Макс, как-то заработавший такой взгляд из-за какого-то своего высказывания, ещё три урока вообще ничего не говорил. Вот она, сила ледяных глаз.

Да и другие ребята тоже прочувствовали на себе тяжесть нового характера Хлои. Натаниэль после акуманизации ходил задумчивый и постоянно тайно смотрел на Хлою внимательным взглядом. Ким щурился, поворачивая голову в её сторону, и чему-то мечтательно улыбался. Роуз и Джулека старались к ней лишний раз не подходить: Хлоя успела раскритиковать и первую, и вторую за поведение и стиль, сказав, что девочкам срочно нужен мозгоправ. Кто вообще в двадцать первом веке говорит «мозгоправ»?!

А ведь был ещё Адриан…

Адриан искал компанию Хлои так, словно они были близнецами, разлучёнными в детстве. Маринетт знала, что вроде бы Буржуа дружила с её крашем ранее, но как-то это не проявлялось до этой осени. Ну, они немного общались. Но не настолько же близко! Теперь же Агрест напоминал девушке утёнка, следовавшего за матерью в мутной воде. Он старался подойти на каждой перемене, звал Хлою обедать во время больших перерывов, косо посматривал на тех, кто претендует на её внимание, и практически не обращал внимания ни на кого, кроме Буржуа и Нино. Словно двух этих людей ему было достаточно, чтобы ощущать себя полностью счастливым.

С Маринетт, как ей казалось, он тоже сократил общение до минимума. Привет-пока-что задали-хороший день. А она и рада: было время, чтобы наблюдать за Адрианом издалека, прячась за углами и колоннами.

И ведь от самой себя было противно. Да она долбанный сталкер!

Хлоя её раздражала. Она проросла не только в обычную жизнь Маринетт, но и цвела в геройской. Кот Нуар часто говорил про неё: вспоминал прошлых акум, комментировал высказывания на интервью и, конечно же, говорил про поведение Буржуа и про новых одержимых. И если раньше контекст таких разговоров был бы понятен, — подсказка: Хлоя виновата в появлении акум, — то теперь разговоры постоянно уходили куда-то не туда.

Кот… восхищался. Говорил про решимость Хлои, про её действия, про то, что она говорит. Как она себя ведёт. Какая она смелая. Какая она восхитительная, в конце концов! Слишком много положительных оценок для мэрской дочери, разве нет?

И, хотя она была согласна с большинством его оценок, — если не вспоминать, что Кот говорил именно про Хлою, — это не доставляло ей радости. Вот уж Маринетт ещё Буржуа не хвалила, ни за что! И вообще, почему это Хлоя начала вдруг себя вести, как… как… как слишком много знающая и умеющая выскочка?! Откуда она вообще получила боевые умения, — даже Тикки оценила, как Хлоя вмазала Злолюстратору ногами по груди при побеге из класса, — умение лечить, спокойствие и знание, как действовать при нападении акум?

Что-то царапнулось в её голове. Маринетт нахмурилась и включила телефон Адриана. Алья закатила на это глаза, но в кои-то веке Дюпэн-Чэн было на это плевать. Она смотрела на присланное сообщение и чувствовала, будто её голову взяли в тиски огромные великаньи руки.

«Акума. Я к ней не пойду. Копирует способности и внешность КН, будь осторожен.»

Маринетт коснулась пальцами виска, чувствуя, как пульсирует под подушечками венка. Вывод напрашивался только один, и он совершенно не нравился Ледибаг.

Откуда у Хлои Камень Чудес?!