«Бещисленные рати и великия труды…»: Проблемы русской истории X–XV вв.

Пахомий Серб и великокняжеское летописание второй половины 70-х гг. XV в.[1322]

К творчеству Пахомия Серба (Логофета) исследователи относят более пятидесяти произведений середины — второй половины XV в., многие из которых известны в нескольких редакциях[1323]. В их числе сочинения, включенные в состав летописных сводов. Наиболее ранний из дошедших до нас летописных памятников, содержащий произведения, которые с той или иной степенью гипотетичности могут быть связаны с именем Пахомия, — Московский великокняжеский свод 1479 г. (далее — МС). В него входит шесть таких текстов.

Житие Михаила Черниговского (под 6754–1246 г.). Перу Пахомия Серба принадлежит Пространная редакция Жития Михаила Черниговского, известная в большом количестве списков (дошедшие рукописи — не ранее начала XVI в.). Текст Жития, помещенный в МС, близок к тексту, читающемуся в Софийской I летописи (далее — СI; она — или ее протограф — была одним из главных источников протографа МС[1324]), где присутствует житие в так называемой Распространенной редакции о. Андрея[1325]. Однако при этом он имеет немало параллелей с редакцией Пахомия[1326].

В МС Михаил определяется как «внук Святославль Ольговича». В СI этого нет, в то время как в Пахомиевой редакции (далее — ЖМЧП) читаем: «князь Михаилъ сынъ бѣ Всеволожь внукъ же Святослава Ольговича». В МС поход Батыя определяется как направленный «на все православное христьяньство», говорится, что Батый «пленил» «все православие». В СI таких определений нет, а в ЖМЧП говорится о страхе, в котором пребывало «все православие». В СI отсутствует имеющееся в МС указание, что Михаил, узнав, что Батыю удалось «прельстить» мирской славой многих, приезжавших к нему, «разгорѣвся духом», тогда как в ЖМЧП аналогичное выражение есть («разгорѣвся душою»). В СI говорится о намерении Михаила «ѣхати пред царя», в то время как в МС и ЖМЧП — «ити ко царю». Только в МС и ЖМЧП при упоминании духовного отца Михаила делается оговорка относительно его имени («И отвѣта ему отецъ его Иванъ именем» — МС; «Отвѣщавъ Иоаннъ отецъ его, тако бо бѣ имя ему» — ЖМЧП; в СI — «и отвѣща ему отецъ его Иванъ»), В СI сказано, что многие, пришедшие в Орду, исполнили «волю поганого», а в МС и ЖМЧП — «волю цареву». По СI, перед выездом к Батыю Михаил и его боярин Федор «ѣхаста» к себе домой, в то время как по МС — «отъидоста», а в ЖМЧП — «отидоша». По СI, Михаил и Федор «доѣхавше» до Батыя, а по МС — «доидоша», при наличии в ЖМЧП сходного «дошедше». В МС и ЖМЧП нет имеющейся в СI фразы «Князь великии рускый Михаилъ приѣхалъ поклонитися тебѣ». В СI Батый «повелѣ привести» к себе «волхвов», а в МС и ЖМЧП — «призва». В СI волхвы «глаголаша» Михаилу, а в МС и ЖМЧП — «рѣша». В эпизод об отправке Батыем к Михаилу своего вельможи Елдеги в МС и ЖМЧП вставлены слова «и рци (в ЖМЧП добавлено — князю) Михаилу». Речь Елдеги к Михаилу в МС и ЖМЧП содержит слово «имаши», отсутствующее в СI («жив не имаши быти» — МС; «умрети имаши» — ЖМЧП; в СI — «мертвъ еси»). Читающаяся в МС фраза «много блага земли своей створиши и всѣм нам» имеет соответствие в ЖМЧП («много благая и полезная сотвориши земли своей и всѣмъ намъ»), в то время как в СI отсутствует. В речи к Михаилу бояр его внука Бориса по МС читаем: «егда будеши в земли своей, то вси за тя опитемию възмем»; в ЖМЧП — «Егда ти с миром возвратишася во свояси, тогда вся земля твоя и мы возмемъ сии на ся грѣх»[1327], в СI же нет слов «егда» и «земля», и «опитемью» бояре обещают не «взять», а «принять». В МС и ЖМЧП нет имеющегося в СI определения убийцы Михаила Домана — «сѣверянин родомъ», а характеристика его как «законопреступника» стоит после упоминания имени, в то время как в СI — до. В МС и ЖМЧП к словам, что Доман «отверже» голову Михаила, добавлено «от тела». Только в этих произведениях речь татар к боярину Федору содержит фразу «поне ты сотвори волю цареву» (такой порядок слов в МС; в ЖМЧП — «сътвори поне ты волю цареву»); сходны также отсутствующие в СI посул Федору («приимеши честь велию от него» — МС, «велику славу отъ царя приимеши» — ЖМЧП) и именование Михаила его «господином». В СI нет содержащейся в МС фразы «Но, о великомученици и исповедници, молитеся съхранити отечьство ваше, православныя князи и всех под властью их от всѣх зол, находящих на ны», в то время как в ЖМЧП читаем сходное: «Но о мученици великоименитые и исповедницы! Исповѣдавше Христа истиннаго Бога предъ злочестивымъ царемъ и мучителемъ, непрестанно молите сохранити безъ вреда отечьство ваше, княземъ нашим на враги пособьствовати». Наконец, после упоминания в заключение Христа в МС, в отличие от СI, добавлено: «ему же слава нынѣ и присно и в вѣки вѣком»; аналогично в ЖМЧП, только с прибавлением упоминания двух других элементов Троицы: «ему же слава со безначалнымъ его Отцемъ и пресвятымъ и благамъ и животворящимъ Духомъ, и нынѣ и присно и въ вѣкы вѣкомъ».

Таким образом, в МС следует видеть особую редакцию Жития Михаила Черниговского, сходную одновременно и с текстом СI, и с Пахомиевой пространной редакцией[1328]. Возникают два вопроса: 1) предшествовала редакция МС Пространной редакции Пахомия или была составлена позднее? 2) не имел ли отношения к редакции МС сам Пахомий? Ответ на оба дают совпадения ЖМЧП именно с тем вариантом Жития в Распространенной редакции о. Андрея (далее — РА), что читается в СI.

Если бы Пахомий, составляя ЖМЧП, обратился к Житию Михаила впервые, он, скорее всего, использовал бы внелетописный вариант РА. Если же первым обращением была работа над редакцией Жития, сохранившейся в МС, то использование СI в ЖМЧП естественно: Пахомий, работая над Житием для летописного свода, обращался к тексту, помещенному в СI, так как именно эта летопись была главным источником протографа МС; задумав позже новую, распространенную редакцию Жития, он вторично обратился к ранее скопированному им тексту из СI и соединил его с текстом своей первоначальной редакции (той, что читается в МС)[1329].

Следовательно, надо признать, что в МС сохранилась первая Пахомиева редакция Жития Михаила Черниговского, предшествовавшая его широко известной Пространной редакции.

Повесть о убиении Батыя (под 6755–1247 г.). «Повесть о убиении Батыя», рассказывающая о не имевшем места в действительности поражении и гибели завоевателя Руси от руки православного венгерского короля Владислава, в МС[1330] представлена текстологически первоначальным вариантом, более ранним, чем читающийся в рукописных сборниках (где это произведение помешается вместе с Пахомиевой пространной редакцией Жития Михаила Черниговского)[1331]. Хотя точка зрения о Пахомии Сербе как авторе «Повести»[1332] встречала возражения[1333], ее следует признать обоснованной[1334].

Рассказ о митрополите Алексее (под 6805–1357 г.). Рассказ о поездке митрополита Алексея в Орду в 1357 г. для лечения царицы Тайдулы[1335], основанный в целом на тексте, восходящем к своду начала XV в. (Троицкой летописи), содержит, вместе с тем, ряд черт, позволяющих говорить о его зависимости от Жития Алексея, написанного Пахомием в конце 50-х гг. XV в.[1336] Не исключено, что это могло стать результатом обработки рассказа, произведенной самим Пахомием[1337].

Повесть о Темир-Аксаке (под 6903–1395 г.). В МС читается особый вариант «Повести о Темир-Аксаке», посвященной приходу Тимура к границам Руси в 1395 г. и его отступлению под воздействием чудотворной иконы Владимирской Божьей Матери[1338]. Является он первоначальным или восходит к более ранней редакции — вопрос спорный[1339]. Но, в любом случае, вероятным является предположение об авторстве Пахомия Серба[1340]: в частности, в отличие от близкой по времени редакции, содержащейся в Типографской летописи, в МС видим неоднократное добавление к имени Темир-Аксака эпитета «безбожный»[1341], используемого для характеристики Пахомием татарских правителей[1342].

Слово избрано от святых писаний, еже на латыню (под 6945–1437 г.). «Слово избрано от святых писаний, еже на латыню», произведение, написанное в начале 60-х гг. XV в., посвященное Флорентийскому собору 1439 г. и попытке введения митрополитом Исидором на Руси унии с католической церковью, в МС представлено своей краткой редакцией[1343]. Мнение о Пахомии как авторе «Слова», в свое время выдвинутое А. С. Павловым[1344], было недавно поддержано Б. М. Клоссом, обратившим внимание на сходство лексики «Слова» и произведений Пахомия[1345]. Соответственно, допустимо и предположение об авторстве Пахомия в отношении краткой редакции памятника.

Слово на перенесение мощей митрополита Петра (под 6980–1472 г.). В МС содержится особая редакция «Слова на перенесение мощей митрополита Петра» (происшедшее 1 июля 1472 г.), произведения, надежно атрибутируемого Пахомию[1346]. Наряду с сокращениями текста, эта редакция содержит и дополнения: добавлен перечень участвовавших в церемонии епископов, подробнее выглядят сообщения о раздаче великим князем милостыни и об устройстве им пира[1347]. Вполне вероятно, что данный вариант «Слова» создан самим Пахомием.

Таким образом, МС включает шесть произведений, которые могут быть атрибутированы Пахомию. Пять из них содержат общую черту, которую можно определить как «антиордынскую тенденцию». В заголовок Жития Михаила Черниговского в сравнении с текстом СI добавлено определение Батыя как «окаянного»; далее Пахомием внесены слова, что он шел «на все православное христианство» и пленил «все православие», что Михаил, узнав о «прельщении» Батыем многих приходивших к нему, «разгорѣся духом»; напротив, опущено указание, что Михаил приехал «поклониться» Батыю (т. е. усилен мотив изначальной заряженности князя на конфликт). В заключении появилась фраза, призывающая мучеников молиться «съхранити отечьство ваше, православные князи и всех под властью их от всѣх зол, находящих на ны» (главным злом, угрожавшим Московскому великому княжеству в 70-е гг., был хан Большей Орды Ахмат). «Повесть о убиении Батыя» и «Повесть о Темир-Аксаке» объединены общей идеей: при условии крепости веры можно нанести поражение и непобедимому татарскому «царю». «Слово избрано от святых писаний, еже на латыню» содержит титулование Василия II «царем», что ставило московского великого князя на один уровень с царем ордынским — ханом Большей Орды. Наконец, в «Слове на перенесение мощей митрополита Петра» Тохтамыш, разоривший Москву в 1382 г., именуется (впервые среди дошедших до нас памятников литературы) «злочестивым».

Примечательно, что проявления «антиордынской тенденции» в МС не ограничиваются названными произведениями. А. Н. Насонов подметил, что в МС опущены некоторые имевшиеся в его источниках места, указывающие на зависимость от Орды: о службе Глеба Ростовского татарам, о татарской политике возбуждения вражды между русскими князьями (в тексте «Повести о Михаиле Тверском»), о «царевых ярлыках», зачитанных на княжеском съезде в Переяславле в 1303 г., о посажении Василия II на великокняжеский стол послом Мансырь-Уланом в 1432 г.[1348] Кроме того, под 1252 г. было опущено известие, что Александр Невский получил в Орде «старейшинство во всей братьи его», а под 1262 г. — о посылке (после восстания горожан Северо-Восточной Руси против сборщиков дани) татарских войск «попленити християны» и принуждении их «с собой воинствовати»[1349]; в «Повести о нашествии Тохтамыша» определения «мятежници и крамолници» оказались перенесены со «ставших суймом» горожан на тех, кто хотел бежать из города в преддверие осады[1350], а слова, мотивировавшие отъезд Дмитрия Донского из Москвы в Кострому нежеланием противостоять «самому царю» («не хотя стати противу самого царя»), были опущены[1351]. В рассказ о взятии Киева в 1240 г. к содержащемуся в СI одному определению Батыя как «безбожного» (кстати, это единственный случай применения отрицательного эпитета по отношению к основателю Орды в русской литературе до МС) добавлено еще одно аналогичное именование хана (напомню, что эпитет «безбожный» характерен для творчества Пахомия)[1352]. Наконец, впервые за всю историю московско-ордынских отношений прилагаются отрицательные эпитеты к современному, ныне находящемуся у власти «царю»: Ахмат в рассказе о его походе на Москву 1472 г. именуется «злочестивым»[1353]; последний эпитет совпадает с применяемым Пахомием к Батыю в «Повести о убиении Батыя» и к Тохтамышу в «Слове на перенесение мощей митрополита Петра»[1354].

Итак, в МС видим: 1) большое количество произведений, атрибутируемых Пахомию Сербу; 2) наличие в этих произведениях тенденции, проявляющейся также в пропусках, правке или дополнениях в других местах летописного текста, причем дополнениям свойственна лексика, характерная для Пахомия. Объяснение этому может быть одно — активное участие Пахомия в летописной работе. Очевидно, и «Повесть о убиении Батыя», и особые редакции Жития Михаила Черниговского, «Повести о Темир-Аксаке», «Слова на латыню» и «Слова на перенесение мощей митрополита Петра» создавались Пахомием специально для включения в летопись. Им же была произведена редакционная обработка рассказа о поездке митрополита Алексея в Орду с использованием своего ранее написанного Жития Алексея и правка ряда фрагментов летописного текста, имеющая антиордынскую направленность.

Содержащиеся в МС тексты Жития Михаила Черниговского, «Повести о убиении Батыя» и «Повести о Темир-Аксаке» в сокращенном виде присутствуют и в Ермолинской летописи[1355], имеющей с МС общий протограф. Следовательно, работа Пахомия над летописью относится именно к составлению этого протографа. Исследователи, начиная с А. Н. Насонова, установившего факт существования данного свода, датировали его появление по-разному: в пределах 60–70-х гг. XV в.[1356] Вероятнее всего, протограф МС и Ермолинской должен быть отождествлен с т. н. великокняжеским сводом 1477 г., от которого, как до сих пор считалось, дошел только отрывок за 1417–1477 гг. в составе т. н. «Летописца от 72-х язык». МС донес текст этого свода полностью, с добавлениями, сделанными в 1479 г. Приблизительно в одно время с МС был составлен краткий вариант текста свода 1477 г. за период до 1417–1418 гг. (т. е. той его части, которая основана на СI). Он сохранился в Ермолинской летописи в соединении с текстом за последующие годы, взятым из другого источника, и «Летописце от 72-х язык», где к нему был присоединен текст полного варианта свода 1477 г. за 1417–1477 гг.[1357] Следовательно, участие Пахомия в летописной работе относится, главным образом, к 1477 г.[1358]

Датировка труда Пахомия над летописным сводом 1477 годом позволяет объяснить прослеживаемую в его работе «антиордынскую тенденцию». После неудачного похода на Москву хана Большей Орды Ахмата в 1472 г. московские правящие круги пришли к решению о фактическом прекращении отношений зависимости. Была остановлена выплата дани и начаты переговоры о союзе с крымским ханом Менгли-Гиреем, врагом Ахмата[1359]. В 1473–1476 гг., несмотря на фактическое невыполнение вассальных обязательств, Иван III стремился не обострять отношений с Ахматом: происходил обмен посольствами с Большей Ордой. Но когда пошел (в 1476 г.) уже пятый год неуплаты «выхода», в Москву приехал посол хана, «зовя великого князя ко царю въ Орду»[1360]. Иван III не подчинился этому требованию, и новый военный конфликт стал неизбежен[1361]. Ахмат не выступил в поход до 1480 г., когда договорился о совместных действиях с Литвой. Но в Москве после отъезда ханского посла 6 сентября 1476 г.[1362] о предстоящей отсрочке, естественно, не знали и должны были ожидать похода Ахмата в ближайшее удобное для него время. По аналогии с 1472 г. и предшествующими татарскими походами, таким временем было лето[1363]. Следовательно, летом 1477 г. в Москве ждали выступления Большей Орды. И как раз в это время составлялся свод 1477 г.: последнее его известие датируется 31 мая этого года[1364]. Понятно поэтому, что одной из главных задач свода 1477 г. было обоснование возможности отражения нашествия ордынского «царя» и подрыв традиционного представления о легитимности ханского суверенитета над Русью[1365].

В 70-е гг. в московских правящих кругах существовали две группировки: одна стояла за неподчинение Орде, другая — за продолжение признания хана сюзереном[1366]. Свод 1477 г. был явно связан с деятельностью «антиордынской» группировки. Пахомию Сербу, таким образом, принадлежала видная роль в создании идеологического обоснования необходимости и возможности непокорения Орде. Что касается общего определения его места в русской литературе XV столетия, то к традиционному обозначению Пахомия — агиограф — следует добавить второе — летописец.