«Бещисленные рати и великия труды…»: Проблемы русской истории X–XV вв.

Летописный контекст русско-византийских договоров и проблема «договора 907 г.»[71]

В «Повести временных лет» (далее — ПВЛ) под 6415 (907) г. помещен текст договора Олега с Византией, содержащий нормы, которые регулируют пребывание в империи русских послов и купцов и их торговую деятельность. Согласно летописному изложению, он заключен сразу после похода киевского князя на Константинополь, но отдельно от пространного договора, заключенного 2 сентября 911 (6420 сентябрьского) года[72].

Многие исследователи расценивали «договор 907 г.» как реальное, особое соглашение, заключенное сразу после похода[73]. Однако издавна[74] существует и традиция «скептического» отношения к тексту, помещенному под 907 г. А. А. Шахматов, первым рассмотревший эту проблему в контексте текстологического изучения Начального летописания, предположил, что «договор 907 г.» сконструирован летописцем с использованием одной из статей договора 911 г., от которой в тексте последнего остался только заголовок — «О взимающих куплю Руси»[75]. Это мнение в основном разделили некоторые последующие исследователи[76]. В развитие его А. А. Зимин предположил, что «договор 907 г.» сконструирован не только на основе статьи договора 911 г. о «купле», но и с помощью текста одной из статей договора 944 г.[77] Напротив, М. Д. Приселков считал, что появление под 907 г. договорного текста объясняется не сочинительством летописца, а сохранностью текста договора 911 г. к моменту включения его в летопись: один из листов, на котором был написан текст этого договора, оказался оторван, и летописец принял его за отдельный договор[78]. По мнению Я. Малингуди, автор ПВЛ имел в своем распоряжении византийскую нотацию о принесении Олегом и его людьми клятвенной присяги у ворот Константинополя, и, не поняв, что нотация и текст договора отражают два этапа заключения одного соглашения, сделал вывод, что в 907 г. был заключен особый договор и вычленил из текста договора 911 г. ряд статей, поместив их под 907 г.[79]

Собственно документальный текст, помещенный под 6415 г. (от слов «Да приходячи Русь» до слов «не платити мыта ни в чем же»), обрамлен в ПВЛ с обеих сторон рассказом о переговорах Олега с греками и процедуре заключения договора. Это «обрамление» нередко характеризовалось в литературе как пересказ тех норм «договора 907 г.», которые не зафиксированы в собственно договорном тексте[80]. При этом, однако, не проводилось сопоставления с тем, в каком контексте поданы в ПВЛ последующие договоры — 911, 944 и 971 гг. Между тем, каждый из них выступает тоже в «обрамлении» собственно летописных текстов, повествующих о мирных переговорах и процедуре заключения соглашения. В предшествовавшем ПВЛ Начальном своде, чей текст отражен в Новгородской первой летописи младшего извода, этих текстов не было, они появились под пером автора, вводившего в ПВЛ документальные тексты договоров.

В повествовании о походе Олега Начального свода (под 6430 г.) после фразы «И заповѣда Олегъ дань даяти на 100, 200 корабль по 12 гривнѣ на человѣкъ, а в корабль по сороку мужь» подводится общий итог похода — «Самъ же взя злато и паволокы, и возложи дань, юже дають и доселѣ княземь рускымъ», и начинается рассказ о возвращении войска («И рече Олегъ: шиите прѣ паволочитѣ Руси» и т. д.)[81]. В ПВЛ же (под 6415 г.) между словами «по 40 мужь» и «рече Олегъ» вставлен «договор 907 г.» с «обрамлением»: «Няшася Греци по се. И почаша Грѣци мира просити, дабы не воевалъ Грѣцькои земли. Олегъ же, мало отступивъ от города, нача миръ творити со цесарема грецькыма, съ Леономъ и съ Александром, посла к нима в городъ Карла, Фарлофа, Велмуда, Рулава и Стемида, глаголя: "Имете ми ся по дань". И ркоша Грѣцѣ: "Чего хочете, и дамы ти". И заповѣда Олегъ дати всемъ на 2000 кораблии по двѣнатьчать гривнѣ на ключ и потом даяти оуглады на руские городы: пѣрвое на Киевъ, та же и на Черниговъ, и на Переяславль, и на Полътескъ, и на Ростовъ, и на Любечь и на прочая городы; по тѣмь бо городомъ сѣдяху князья под Олгомъ суще…»[82]. После этого следует документальный текст, разорванный вставкой: «И яшася Грѣци. И ркоша цесаря и боярьство все»[83]. По окончании договорного текста сказано: «Цесарь же Леонъ со Олександром миръ створиста со Ольгом, имъшеся по дань и роте заходивше межи собою, целовавше сами крестъ, а Ольга водиша и мужи его на роту по Рускому закону, кляшася оружьемъ своимъ, и Перуномъ, богомъ своимъ, и Волосом скотьимъ богомъ. И утвердиша миръ»[84].

Статья ПВЛ (в Начальном своде отсутствующая) 6420 г. о договоре Олега 911 г. начинается словами: «Посла Олег мужи свои построити мира и положите ряды межи Грѣкы и Русью, и посла глаголя»[85]. Далее следует текст договора, а затем говорится, что «Цесарь же Леонъ слы Рускыя почестивъ дарми, золотом и паволоками и фофудьями, и пристави къ ним мужи свои показати им церковьную красоту и полаты златыя, и в них сущиа богатьства, злато много и паволокы и каменье драгое, и страсти Господни, вѣнѣць и гвоздье, и хламиду багряную и мощи святых, оучаще я к вѣрѣ своей, и показающе имъ истинную вѣру. И тако отпусти я въ свою землю с честью великою. Послании же Ольгомъ ели придоша ко Ольгови, и повѣдаша вся рѣчи обою цесарю, как створиша миръ, и оурядъ положиша межю Грѣцкою землею и Рускою, и клятвы не переступати ни Грѣцемъ, ни Руси»[86].

В Начальном своде нет рассказа о втором походе Игоря на Византию (помещенного в ПВЛ под 6452 г.), нет там и повествования о договоре. В ПВЛ же статья 6453 г. начинается с текста: «Присла Романъ и Костянтинъ и Стефанъ слы къ Игореви построити мира пѣрвого; Игорь же глаголавъ с ними о мире. Посла Игорь мужи свои къ Роману, Романъ же събра бояры и сановникы. И приведоша рускыя слы и повелѣша глаголати и писати обоихъ речи на харотью»[87]. Затем идет текст договора, после чего следует рассказ о том, что случилось по возвращении послов Игоря из Царьграда: «Послании же сли Игоремъ придоша къ Игореви съ слы грѣцкими и повѣдаша вся рѣчи цесаря Романа. Игорь же призва послы грѣцкыя, рече: "Молвите, что вы казалъ цесарь?" И ркоша ли цесареви: "Се посланы цесарь, радъ есть миру и хочеть миръ имѣти съ князем Рускимъ и любовь. И твои сли водили суть цесаря нашею ротѣ, и нас послаша ротѣ водить тебе и муж твоих". И обещася Игорь сице створити. И ноутрѣя призва Игорь сли, и приде на холъмы, иде стояше Перунъ; и покладоша оружья своя и щиты и золото; и ходи Игорь ротѣ и мужи его и елико поганыя Руси, а хрестьяную Русь водиша в церковь святаго Ильи, еже есть над Роучаем, конѣць Пасынъчѣ беседы и козаре. Се бо бѣ сборная церкви, мнози бо бѣша Варязи хрестьяни. Игорь же, оутвѣрдивъ мир съ Грѣкы, отпусти слы, одаривъ скорою и челядью и воском, и отпусти я. Сли же придоша къ цесареви и поведаша вся рѣчи Игоревы и любовь, яже и Грѣком»[88].

Повествования о походах Святослава в Начальном своде и ПВЛ в основном идентичны. Начальный свод завершает рассказ о войне с Византией словами: «И рече: "пойду в Русь и приведу болши дружинѣ"; и поиде в лодьяхъ: И рече ему воевода отень Свьнделдъ…» и т. д.[89] В ПВЛ же после слов «боле дружины» начинается рассказ о мирных переговоpax: «И посла сли къ цесареви в Дерестѣръ, бѣ бо ту цесарь, река сице: "Хочю имѣти миръ с тобою твердъ и любовь". Се же слышавъ, рад бысть и посла дары къ нему болша пѣрвыхъ. Святославъ же прия дары, и поча думати съ дружиною своею, река сице: "Аще не створимъ мира съ цесаремъ а оувѣсть цесарь, яко мало нас есть и пришедше оступят ны в городѣ. А Руская земля далече есть, а печенъзи с нами ратни, а кто ны поможет? Но створим миръ съ цесаремъ, се бо ны ся по дань ялъ, и то буди доволно намъ. Аще ли начнет не оуправляти дани, то изнова изъ Руси съвокупивше вои множаиша и придемъ къ Цесарюграду". И люба бысть речь си дружинѣ. И послаша лѣпьшие мужи ко цесареви. И придоша в Дерѣстеръ, и повѣдаша цесареви. Цесарь же наоутрѣя призва я, и рече цесарь: "да глаголють сли рустии". Они же ркоша тако: "Глаголеть князь нашъ: хочю имѣти любовь съ царем грѣцькымъ свѣршену прочая вся лѣта". Цесарь же рад бывъ, повелѣ письцю писати на харотью вься рѣчи. И начаша глаголати сли вся рѣчи, и нача писець писати, глаголя сице»[90]. Далее идет текст договора, после чего сказано: «Створивъ же миръ Святославъ съ Грѣкы и поиде в лодьяхъ къ порогомъ. И рече ему воевода отень Свѣнгелдъ…» и т. д.[91]

В историографии тексты «обрамлений» часто рассматриваются как полностью достоверные свидетельства о ходе переговоров[92]. Однако их сопоставление между собой, с текстами договоров и Начального свода заставляет в этом усомниться. Во всех четырех случаях изложение строится в общем по одному типу.

907 г.: посольство Олега — договор — клятва.

911 г.: посольство Олега — договор — показ послам Царьграда и возвращение послов.

944 г.: посольство императора — посольство Игоря — договор — возвращение послов, клятва, отпуск византийских послов.

971 г.: переговоры о мире, дума с дружиной — посольство Святослава — договор.

В отношении текста, предшествующего договору 971 г., можно было бы допустить, что он основан, как и рассказ о балканских походах Святослава, на устных преданиях о событиях, однако содержание этого отрывка показывает, что речь следует скорее вести о реконструкции, сделанной летописцем на основе текста самого договора и рассказа Начального свода о предшествующих военных действиях. Посольство Святослава к императору описано по типу посольства императора к Святославу во время его похода на Царьград[93]; при этом фраза «цесарь же радъ бывъ, повелѣ писцю писати на харотью вься рѣчи» возникла, вероятно, под влиянием слов договора «и написахомъ на харатьи сеи»[94]. Упоминание в тексте договора Доростола как места его заключения[95] породило ошибку в тексте «обрамления» — сводчик решил, что «въ Дерестрѣ» находился император (не зная, что там был осажден Святослав — в рассказе Начального свода о русско-византийской войне этот факт не фигурировал).

Находящееся перед договором 944 г. краткое вступление об обмене посольствами не содержит каких-либо подробностей, которые не могут быть результатом собственных представлений летописца о том, как должны были происходить переговоры. Это же касается описания клятвы, принесенной Игорем и его окружением в Киеве. Из текста договора летописец ошибочно решил, что церковь св. Ильи, где клялись в Константинополе русские послы-христиане[96], находится в Киеве, и, вновь упомянув о клятве в ней, указал известное ему место расположения киевской церкви св. Ильи[97]. «Некрещеная Русь» клялась, согласно «обрамлению», у статуи Перуна, поскольку только этот языческий бог был упомянут в тексте договора 944 г.[98] (в отличие от договора 971 г., где упомянуты были Перун и Волос)[99].

Рассказ о показе русским послам «церковной красоты», помещенный после договора 911 г., отчасти сходен с рассказом об «испытании вер» Владимиром[100].

В тексте, предшествующем «договору 907 г.», имеются следующие данные фактического порядка.

1. Упоминание двух императоров-соправителей — Леона (Льва VI) и Александра. Это соответствует реальной ситуации 907 г., в то время как в договоре 911 г. упомянуты три соправителя — к Льву и его брату Александру добавился малолетний сын Льва Константин.

2. Перечень пяти русских послов — Карла, Фарлофа, Велмуда, Рулава и Стемида. Все они упомянуты среди пятнадцати Олеговых послов в договоре 911 г., соответственно на первом, третьем, четвертом (в форме «Веремуд»), пятом и пятнадцатом местах[101].

3. Указание на выплату греками дани: «на 2000 кораблии по двѣнатьчать гривнѣ на ключь». Оно есть в предшествующем рассказе о походе Олега (имевшемся в Начальном своде) с одним отличием — «12 гривенъ на человѣкъ» и добавлением, что в каждом корабле было «по 40 мужь».

4. Упоминание о согласии выплатить «оуглады на руские городы: пѣрвое на Киевъ, та же и на Черниговъ, и на Переяславъ, и на Полтѣскъ, и на Ростовъ, и на Любечь, и на прочая городы; по тѣмь бо городомъ сѣдяху князья, подъ Олгом суще». Киев, Чернигов и Переяславль названы в тексте собственно «договора 907 г.» (как и в договоре 944 г.) в качестве городов, представители которых получают первыми месячное содержание в столице Византии[102]. Упоминание же Полоцка, Ростова и Любеча, скорее всего, связано с представлениями одного из составителей ПВЛ о структуре подвластной русскому князю территории, отобразившимися также в статьях 862 и 882 гг.[103]

5. Согласно тексту, помещенному после «договора 907 г.», мужи Олега клялись «по рускому закону… оружьемъ своимъ, и Перуномъ, богомъ своимъ, и Волосом скотьимъ богомъ». О клятве оружием упоминалось в договоре 911 г., Перуном и Волосом (с тем же пояснением в отношении последнего) — в договоре 971 г.;[104] в договорах 911 и 944 гг. содержатся ссылки на «закон Русский»; послы, согласно договору 911 г., клянутся «по закону языка нашего»[105].

Таким образом, информация, содержащаяся в «обрамлении» «договора 907 г.», не отличается по типу от информации «обрамлений» трех других договоров, восходя, как и они, к текстам собственно договоров и Начального свода. Хотя не исключено, что в «обрамлении» «договора 907 г.» могли отразиться дошедшие посредством устных преданий отголоски реальных фактов, предполагать, что оно содержит документальные подробности соглашения, заключенного после похода Олега, оснований нет. Одного пропуска имени Константина VII недостаточно, чтобы признать, что перед нами текст, восходящий к началу X в. Этот пропуск объясняется, скорее всего, не знанием реалий того времени, а обращением летописца к тексту договора 911 г. Три императора там называются после перечня послов, а начинается договор с упоминания двух: «Равно другаго свѣщания, бывшаго при тѣхъ же цесарихъ Лва и Александра»[106]. Летописец решил, что «теми же» Лев и Александр названы по отношению к «договору», помещенному им под 907 г. (расценив его как «первое свещанье», по отношению к которому договор 911 г. назван «другим свещаньем»[107]), и поэтому в «обрамлении» последнего упомянул именно их. Допущение, что текст «обрамления» восходит к началу X в., тем более кажется невероятным, если задаться вопросом, в каком виде такой текст мог сохраниться: летописания в начале X в. не существовало, а если это был текст договора, то летописец не стал бы его перерабатывать в повествовательный (и в ПВЛ, и в позднейших летописях прослеживается крайне бережное отношение к договорным текстам, они четко отделены от собственно летописных и не подвергались переработке). Приходится признать, что «обрамление» «договора 907 г.», как и подобные тексты, сопровождающие другие договоры, отображают в большей степени не реалии эпохи, в которую эти соглашения заключались, а представления книжников начала XII в. о процедурах их заключения, основанные на имевшихся у них источниках — текстах собственно договоров и Начального свода.

Что касается собственно текста «договора 907 г.», то его бытование в приведенном в ПВЛ виде, как отдельного памятника, вызывает сомнение. Однако вряд ли следует полагать, что летописец мог «сконструировать» договор, вычленив одну или две статьи из текстов других договоров. Во-первых, это противоречит бережному отношению ПВЛ к договорам. Во-вторых, в таком шаге просто не было нужды: даты 6415 г. у сводчика не было (в Начальном своде поход Олега был датирован 6430 г.), и он мог рассказать о походе под 6420 г., которым был датирован основной договор. Вероятно, ближе всего к истине предположение М. Д. Приселкова. Скорее всего, текст статьи «О взимающих куплю Руси» (за исключением заголовка) на каком-то этапе истории договора 911 г. (в греческом оригинале или первоначальном русском переводе) помещался на одном листе, который оказался отделен от основного текста, из-за чего летописец расценил его как особый договор; пытаясь найти ему «место в истории», сводчик развел во времени договор 911 г. и поход Олега, расценив два договора — краткий и пространный — как предварительный и основной; каждому он сконструировал свое «обрамление».